Глава 11. ЛАБОРАТОРИЯ (окончание)

Сквозь огромные прямые стекла, накрывающие лабораторию, лилось на макет солнце. Солнце затмевало сильную лампу, и на мышином тренажере от него появлялись лишние тени. Оба лаборанта спали на своих стульях. Один спал с откинутой головой и открытым ртом, другой, напротив, положив руки на колени и опустив стриженую голову на грудь. Сенека подошел к тому лаборанту, что спал с открытым ртом и, стараясь не разбудить молодого человека преданного науке, осторожно пинцетом снял с его челюсти, с мокрого белого зуба прилепившийся мини-макет бронекомарика. Бронекомарики содержались в специальных емкостях. Накануне в одной такой емкости обнаружилась трещина, и теперь механические кровососы, налитые бензином, были повсюду. Еще одного бронекомарика Сенека за пять минут до того выковырял скальпелем из-под собственного ногтя.

— Да, лаборатория! — рявкнул он в телефонную трубку, не дав массивному аппарату даже звякнуть. — Да, сам профессор Сенека. — На том конце девушка журналист только облизала губы, а он уже закончил грубо. — Все данные по эксперименту через неделю в отчете!

Телефонный шнур, вырванный из гнезда, как мышиный хвост судорожно свернулся на пыльном полу. Сенека с размаху ударил себя по щеке и, наверное, уже в сотый раз, растер между пальцами бензиновое пятно.

— Спрашива-ают… Спрашива-ают… Результаты им подавай!.. Свободная военная журналистика, называется! — Не просыпаясь первый лаборант с силой сомкнул челюсти, вероятно, ему что-то приснилось.

Профессор Сенека, упираясь ладонями в стеклянный край макета, пристально рассматривал сложившуюся позицию.

— Вот! — сказал он. — Вот так, правильно, мальчики!

Тонизированные ядами, током и маленькими порциями возбуждающих газов, вырывающимися разноцветными фонтанчиками из тоненьких распылителей, мыши шли в атаку. Глаза грызунов были полузакрыты, с резцов капала слюна, а розовые хвостики задорно торчали вверх. Смешно топорщились их маленькие неудобные костюмы, но по этим костюмам, как легко можно было отличить пряного от гливера. Мумми-смертник в своей железной коробочке наконец перестал скрестись, быть может, издох сам по себе без специального газа. Сенека достал лупу и разглядывал позицию. Работал, урча моторчиком, бульдозер, выкапывающий в белом, специально насыпанном грунте братские могилки; над подземными укреплениями пряных взлетали разноцветные ракеты. Одна ракета достигла верхнего стекла лаборатории и, звонко стукнувшись о него, рассыпалась искрами. Эксперимент проходил хорошо. Второй лаборант даже похрапывал от удовольствия. Сенека потирал руки. С гудением возле самого уха профессора прошла бронестрекоза. Бронестрекозами управлял специальный компьютер и, в отличие от свободно функционирующих бронекомариков они, как и "пи-пи-эр", выполняли строго боевую задачу.

Вся картина боя в миниатюре была совершенно лишена логики и здравого смысла, что и следовало доказать. Картина не несла в себе ничего нового, и это обстоятельство Сенека предполагал обсосать в своем отчете, обыграть и выставить перед почтенной аудиторией, как одно из доказательств своей основной доктрины. Он давно утверждал, что вообще-то сверху виднее и следовало бы все это свернуть. А если кому и нужна война для развития технического прогресса, то вполне достаточно макетов и хорошо простроенных математических моделей. Мышку, ее если и жалко убивать, то ради науки не очень жалко, а голую цифру, ту и вообще не жалко.

— А где же наш оппонент? — довольным голосом спрашивал себя Сенека, приближая увеличительное стекло и внимательно разглядывая детали. — Куда же наш сластолюбец забрался?..

Ушло немало времени, пока удалось обнаружить ту самую противную мышь в попорченном резиновом чехле. Но теперь от чехла остались лишь коричневые пятнышки на ее тельце. Мало того, рядом с маленьким ротным была еще одна мышь, жирная, лысая и совершенно голая. Тихонечко и сладострастно попискивая, мыши спаривались. И их тени медленно раскачивались на меловом рельефе. Ротный и санитарка устроились в ложбинке, оставленной неосторожной пятерней лаборанта, их прикрывали край разорванной палатки, и фиолетовый дым, текущий над всею позицией.

— А-а! — сказал Сенека. — Хорошо, — он порылся в своем халате, извлек длинные хирургические ножницы и, прицелившись, попробовал сверкающими остриями ухватить за горло проклятую мышку, нарушающую всю стройную концепцию. — Иди… Иди сюда!

Подняв высоко над столом жертву, одновременно перерезая ей горло и поворачивая к свету, профессор вдруг увидел, что взял не ту особь. На концах ножниц дрожала усиками, закатывала глаза жирная голая санитарка.

"Это все от солнца… Нечистота экспериментального поля, — подумал Сенека, — нужно будет закрыть все стекла черными щитами, тогда не будет подобных ошибок… — он бросил жирное дрожащее тельце в мусорную корзину рядом со столом, и острия ножниц опять направились в зону боевых действий. — Ну, где же ты? Куда ты убежал?"

Мыши-гливеры с громким писком, похожим на бравую песню, шли в бой, ротного нигде видно не было. Методичный Сенека поймал металлическими концами также за горло хооший экземпляр секретчика, задушил и бросил в корзину. Солнце зашло за тучу, и в лаборатории стало темновато. Привычного света мощной лампы, после того как глаза привыкли уже к иному, явно не хватало.

— Фиксируем результат, профессор?

Сенека резко повернулся и увидел, что первый лаборант уже проснулся и стоит с авторучкой во рту возле стола, готовый внести в распахнутый журнал очередные результаты, а второй возится далеко в углу, пытаясь почему-то при помощи отвертки воздействовать на большую рыжую мышь, привязанную за хвост к клавиатуре компьютера, почему-то ему не понравилось, как эта опытная особь, хорошо зарекомендовавшая себя на протяжении последних часов, управляет бронестрекозами. Мотор маленького экскаватора заглох, и его маленький ковш поднялся вверх.

— Где он? — щурясь сквозь дым и выискивая ротного, спросил Сенека. Ты его видишь?

— Кого? — спросил лаборант.

С ревом над головой профессора прошла бронестрекоза, и ему на голову посыпались маленькие жгучие бомбы. Мышь, приплясывая на клавишах компьютера, пыталась увернуться от плоского жала большой лаборантской отвертки.

"Все равно бессмысленно, все равно никакой пользы… Все равно я буду прав… — пытаясь успокоиться, подумал Сенека и тут увидел нужного грызуна. — Ага! — сказал себе Сенека. — Сейчас!"

Каким-то невероятным образом грызун-сладострастник был уже внутри укреплений пряных. Шевеля усиками, Эпикур несся по лабиринту, с удовольствием сшибая все на своем пути. Не в состоянии проникнуть сквозь стекло инструментом, Сенека подскочил к пульту компьютера, оторвал мышь и, швырнув ее в первого лаборанта, пробежал тонкими пальцами по клавишам. Мышь в лабиринте легко уворачивалась от взрывов и продолжала свой путь. В каждом ее повороте, в ударах ее хвоста, в ее писке было столько здорового удовольствия и прыти, что, вычесывая из волос неразорвавшиеся бомбы, Сенека даже не чувствовал боли, такая в профессоре поднялась решимость.

— Ну, так мы фиксируем? — спросил лаборант, наконец вынимая изо рта авторучку. — Профессор?

— Дайте мне что-нибудь в руку! — вдруг страшным голосом заорал Сенека, и тут же в его протянутую руку лег тяжелый тупой топорик, услужливо снятый вторым лаборантом с пожарного щита.

Разглядеть сквозь многослойное стекло было ничего нельзя, во-первых, проклятое солнце, так помешавшее профессору, теперь окончательно спряталось в тучах, и лампа светила еле-еле, как сонный белый глаз, а во-вторых, лабиринты в результате многих взрывов были, как разноцветной водой, наполнены густым дымом. Взмахнув топориком, Сенека, не помня себя, ударил в стеклянный макет. Во все стороны посыпались визжащие мыши и осколки. Внутри макета что-то вспыхнуло, и тут же оглушительно грохнуло, обдав лицо экспериментатора клубом черного зловония.

— Вот он, профессор! — сказал первый лаборант и показал концом авторучки, дочиста вылизанным металлическим перышком куда-то на пол лаборатории.

Шевеля усиками, ротный несся во всю прыть, он задирал хвост и все так же повизгивал. Сенека кинулся на него. Удар. Еще один удар топора, мимо! Хвостик ротного мелькнул и скрылся во мраке распахнутого сейфа. Лабораторию медленно затягивало чадом разрушенного макета. По полу под ногами крутились взбесившиеся мыши. Оба лаборанта, плюнув на науку, пытались открыть массивную железную дверь, ведущую на волю, вниз, на лестницу, спускающуюся в нижние этажи Института войны. Они кашляли и ругались, но Сенека ничего не слышал и не видел.

Решительно войдя в огромный сейф, он наносил удары направо и налево, топор со звоном отскакивал от ржавого металла. Потом звякнула первая разбитая бутыль с "мышиной сладостью", на лицо и руки атакующего полилась густая пахучая смесь. От следующего удара лопнула еще одна бутыль. Жирная струйка скатилась под халатом и достигла напряженной стопы профессора, и тотчас он ощутил острую боль. В стопу вцепились маленькие зубы. Через минуту по телу ученого карабкались уже несколько грызунов.

Перемазанный с ног до головы пахучим густым препаратом, Сенека вылез из сейфа и пытался сбросить с себя атакующих. Здесь были все: и грили, и пряные, и мумми-смертники — все рода войск, привлеченные идеальным лакомством, кинулись на пацифиста. Они рвали резцами его халат, его тело, откусывали белые пальцы. Перед тем, как потерять сознание, Сенека в последний раз увидел прямо перед собою весело задранные усики ротного. Мышка вскарабкалась к нему на подбородок и прицелилась в затекший "мышиной сладостью" глаз.

Спустя сорок минут, когда из двух огнетушителей лаборанты наконец сбили пламя и из шланга промыли заваленную мышиными трупами битым стеклом и поврежденной электроникой лабораторию, от профессора Сенеки остался лишь скелет. Белый, начисто обгрызенный, ни кусочка халата не осталось на нем, скелет лежал с протянутой рукой. А между фалангами разомкнутых пальцев пацифиста шевелила усиками мышка в остатках резинового чехла.

Загрузка...