Похождения профессора Эпикура

Глава 3. ПЫТКИ И КАЗНИ

Ближе к вечеру позади, в джунглях, поднялась беспорядочная стрельба. Частей никаких там не было и быть не могло, соответственно, там не могло быть и никакой перестрелки. Эпикур вызвал по рации Институт, побеседовал на дружеской нотке с одним лаборантом, тот подтвердил: никаких частей в этой местности, кроме роты гливеров под командой Эпикура, нет. Из Института все уже разбежались по домам, и, как водится, в ночное время никаких указаний получить было нельзя. Домашние телефоны профессура отключала, а о существовании круглосуточно функционирующей лаборатории профессора Сенеки говорить здесь в полевых условиях было просто глупо. От дежурного сторожа ничего толком не добьешься, хорошо вот, лаборант попался!

"И воюй здесь за свой страх! — вздохнул Эпикур. — А не так навоюешь, диссертацию кому-то испортишь! Не дай бог, докторскую! Не мыши в мундирчиках — живые ученые! Вот и тащить тебе подряд тринадцать черных шаров лицом к джунглям, как говорится, спиной к скалам. Ведь ни один не промахнется, когда меня расстреливать будет, замучились, ребята!.."

Стрельба скоро прекратилась, и в расположение роты вышли пятеро. Четверо пленных, и вел их один десантник. Десантник был в брезентовом халате и облегченной каске. Из-под завязок халата проглядывало сильно развороченное и кое-как перетянутое бинтами его большое тело.

— Пароль говори! — потребовал, не поднимаясь со своего стульчика, Эпикур.

Десантник пробормотал слова пароля, повесил на сучок свой автомат и сразу упал. Эпикур велел никому не подходить, а пленным стоять на месте. Титания и Вакси осмотрели десантника. То, что он умер, не вызывало удивления — выполнил боевую задачу и свободен, как мумми-смертник, вечная ему память, в могилу с "дугласами" пойдет. Но из карманов брезентки добыли пару банок запечатанного мяса и несколько самолетных взрывателей это было уже серьезно. Собака крутилась вокруг мертвеца и радостно била хвостом.

— Куда его? — выворачивая последний внутренний карман, мокрый от крови, спросил Вакси. — Может, закопать? Офицер все-таки…

— Дуглас тоже был офицер, — буркнул Эпикур, забирая из цепких пальцев Титании консервные банки. — Общим порядком пойдет, я бульдозер буду заказывать для них для всех. Я уже принял такое решение. А пока пусть лежит, кому он мешает!? Только в тенек его куда-нибудь надо, чтобы не сразу протух.

Гливеры, было уже расползшиеся по окрестным зарослям и устраивающиеся ко сну, поднимались и стояли в свете укрепленной на кухонном котле фары, стояли кучей, переминаясь с ноги на ногу. Комбинезоны их были полурасстегнуты, что нарушало уставной порядок, (по уставу бойцу-гливеру надлежало воевать в комбинезоне, есть в комбинезоне и спать в комбинезоне) им очень хотелось приблизиться, но они боялись и только хрипловатым шепотом переговаривались между собой.

— Спать! — прикрикнул на них Вакси, но Эпикур не поддержал его.

— Погодите, ребята, спать! Пленных допросить надо, одному мне не управиться! Их же еще казнить надо будет, ладно б допросить!

Глаза Титании сверкнули, она убежала куда-то в темноту и притащила через минуту ящик с инструментами и ящик с методическими указаниями по допросу и пытке.

— Давай журнал! — потребовал Эпикур. Кто-то из гливеров сбегал и принес журнал. — Будем фиксировать. Мы будем фиксировать? — он вопросительно посмотрел на пленных. Пленные закивали послушно.

Две женщины: совсем девочка в ситцевом платьице, курносая, со светлыми косичками, и поджарая рослая дама в кожаном платье с блестками. Мужчины — малорослый крепыш в металлизированной форме пряных, с разбитым носом, и долговязый, по всему похоже, из местных крестьян, старикашка кивали, пожалуй, охотнее женщин. Эпикур раскрыл "пособие номер один" и вслух огласил параграф:

— "Допрос и казнь не могут производиться над лицами, не имеющими мандата." У всех, надеюсь, мандаты есть!? — грозно обратился он к пленным.

Пленные зашевелились, вытягивая из карманов свои тисненые книжечки, только рослая дама, поджав губы, презрительно посмотрела на Эпикура.

— Нет у меня никакого мандата, — нагло заявила она. — И вообще никаких документов нет!

Эпикур заглянул в справочник:

— "Человека, не имеющего документов, следует сейчас же отпустить, он не может иметь отношения к нашим действиям в данном регионе." Простите, мадам, вы, конечно, свободны! Может быть, лошадь?!

— Нет, у меня машина осталась на шоссе, — неприятным голосом сообщила дама в кожаном и тут же исчезла за деревьями. — Привет, приятно повоевать! — послышалось уже издали.

— Так-с! — Эпикур переворачивал страницы. — "Пытке может подвергаться, как по подозрению, так и без всякого подозрения любое гражданское лицо, невзирая на должность, возраст и пол, а также и любое военное лицо без различия звания и армий, преимущественно пытать надлежит усердно лиц своего гражданства из высших чинов." — Эпикур потасовал плотные карточки удостоверений и отшвырнул их подальше в траву. — Значит, военных нет? Хорошо.

— Почему же нет?! — возбудился коротышка. — Здесь!

— Сказали тебе, нету! — наскочил сбоку Вакси. — Где на вас на всех сил наберешься, ночь уже, спать пора!.. Обрадовался — военный! Военного нужно сложной обработке подвергать!.. Кто это будет?! Кто это может!? И тебе же полегче, а?

— Полегче, — согласился пряный, расстегивая свой металлизированный комбинезон. — Легче, но не по уставу.

Пряного увели и без лишнего шума в кустах около кухонного котла переодели во все штатское. Параллельно гливеры накормили его супом, и вернулся пряный к палатке, сочно икая и прихрамывая; узкие грубоватые ботинки, снятые с какого-то разорванного бомбой пахаря, были не того номера и сильно терли. Огромных размеров гливер, дергая мокрыми ресницами, с которых падали капли пота, шипел полуоткрытым ртом и поддавал стволом автомата пряному между лопатками, подгонял пленного.

— Чего не стонешь?! — спрашивал гливер. — Ты стони, когда я тебя ушибаю.

Но пряный не хотел стонать, он только жмурился на круглые желтые прожектора и почему-то гнусноватым голосом тихонько хихикал. Принесли маленький раскладной столик. Эпикур, разложив на нем брошюры разных цветов, водил пальцем по строчкам.

— Так-с! Ну, давай, девушка — первая! Имя, род занятий? И сразу расскажи о виде своего шпионажа. Хочу предупредить тебя, милая, что ты лучше сама расскажи, а то придется применить стандартную формулу, а это… Нет ничего неприятнее!

Эпикур и сам поежился, представив себе применение формулы. Девушка вышла под фару и почему-то принялась расчесывать волосы. Она ловко расплетала свои косички и орудовала широким железным гребешком, высекая из прядей на землю длинные искры.

— Ну ты расскажи, расскажи! — шипела ей в ухо Титания. — Расскажи, как занималась шпионажем! В пользу пряных или в пользу мумми-смертников! Это все равно, в чью пользу, главное, что в пользу, в пользу — шпионаж!.. Скажи, что у тебя сифилис и эпилепсия с детства, или этот, синдром печали. Покайся, милая, легче будет умирать!..

— А чего мне каяться!? — Девушка тряхнула головой. — Шпионка я, это так! В мандате же написано, вы зря его выбросили!..

"Пол женский, — записал Эпикур в журнале. — Девушка. На вид лет шестнадцати-двадцати двух! Отвечать на вопросы прямо отказалась."

— Тебя зовут-то как, деточка? — спросил он ласково и вдруг, наткнувшись ногтем на какую-то графу, потребовал казенным шепотом: — Где Нарцисс! Без офицера-секретчика допрашивать-то нельзя! Не положено это!..

— В палатке дрыхнет, — отозвался кто-то из кустов. — Хорошо ему!

— Так пусть ему будет плохо! — совсем уже ласково потребовал Эпикур. — Разбудить сейчас же!

Через минуту из палатки выбрался офицер-секретчик. Он был практически голый, только красные широкие трусы с бахромой и носки украшали тело. Секретчикам позволялось во время сна снять комбинезон, и он пользовался своей привилегией. Нарцисс сразу опустился на землю, заложил руки за голову и, закрыв глаза, покивал, мол, я весь внимание. Когда девушку увели пытать, Нарцисс побежал по позиции, нашел бидон с питьевой водой и, отфыркиваясь, полился. Вернулся к палатке он в мокрых трусах и уже в фуражке.

— Нечего, нечего здесь! — сказал он. — Продолжайте!

В наступившей тропической темноте хорошо было видно, как гливеры бесцеремонно раздевают девушку ("Мародеры", — отметил Эпикур) и привязывают ее к какому-то растопыренному дереву. Развели костер, и в темноте засветился красно, раскаляемый на жидком огне, металлический прут.

— А они что, насиловать и не собираются даже, молодчики?поинтересовался Эпикур. — В графе четырехсотой, между прочим, вот что написано: "Особу женского пола, гражданского положения, не называющую своего имени и уличенную в шпионаже, следует отдать солдатам для публичного изнасилования"… Ага, вот: "Не менее семи человек должны участвовать и не более двадцати одного". — Эпикур поднял палец. — Не более!

— А кому охота в такую духоту?!

— Кто спросил про духоту? — поинтересовался Нарцисс.

— Ну, я спросил! — Из темноты выступила фигура, одетая по всем правилам в резину до подбородка.

— Вот ты и проследи, чтобы не более двадцати одного!

— Есть проследить!

Фигура скрылась, и через минуту от костра послышались оживленные голоса:

— Комбинезоны могут снять только насилующие и только на время насилия! Желающих прошу записываться!

— Шило на мыло! — вздохнул Вакси, которому разрешалось, как инвалиду, не носить только правую перчатку.

— Ну, теперь вы! — Эпикур обратил свой взор к долговязому крестьянину. — Имя, социальная принадлежность, вид измены?

— Да неповинен я! Грибы я в лесочке собирал!… - Крестьянин рухнул на колени. — А тут ента детина! — Он указал на кусты, куда уволокли труп десантника. — Пощадите, невиновен я!..

— "Если гражданское лицо утверждает, что оно невиновно, — прочел по справочнику Эпикур, — то дальнейший допрос такового лица нецелесообразен. Оное лицо следует подвергнуть особо изощренной пытке и примитивной казни".

Из темноты выскочил голый улыбающийся гливер. Комбинезон тащился за ним по земле.

— Не сознается, стерва! — весело сообщил он. — А чего-то знает! Когда приступили к насилию, не пикнула даже.

— Вероятно, опытная разведчица! — не открывая глаз, вслух рассудил Нарцисс. — Идите-идите, продолжайте! О результате доложите немедленно!

Вакси исчез за палаткой, откуда послышался треск мотоциклетного движка, фара неприятно замигала. И тут же он выскочил, волоча за собой толстый провод в металлической оплетке.

— Правильно, правильно! Все верно!.. Только смотри, чтобы мы без света не остались! — предупредил Эпикур.

— Да я запасную динамку запустил, от трофейного мотоцикла, не беспокойтесь! — Вакси перекосил свой черный беззубый рот. — Он сейчас песни петь будет, — со вкусом объяснил он, подсоединяя клеммы к рукам и ногам крестьянина, — кто помог бы мне, а то он биться начнет!?

"Пытка током, — записал в своем журнале Эпикур. — Назвать свое имя отказался!" — Ну, теперь вы, молодой человек! Что скажете в свое оправдание?

Краснолицый крепыш, плотно сдвинув чужие каблуки, по-военному дернувшись, отрапортовал:

— Крестьянин села Оли-Луки, зовут Крапин, отец — Урсул Крапин. К партиям не принадлежу. В лесу занимался мелким шпионажем в пользу пряных. Задержан десантом, — он кивнул на кусты. — Оказал пассивное сопротивление.

— Это какое же пассивное? — поинтересовалась Титания.

— Нос разбил… И по зубам тоже… Было… А что у него вся грудь прострелена, так это не я, это он на ветку сам наскочил, а под веткой гриб, а под грибом — мох, а подо мхом осколочная мина…

— По-моему, это очень важные данные, — лениво встрепенулся Нарцисс. Мне кажется, следует связаться с диссертантом. Гляньте, Эпикур, кто у нас защищается в этом месяце по точности допроса в условиях джунглей?!

Эпикур полистал, доставая один за другим, справочники Института. — А, вот, пожалуйста: Симон Р. "Допрос в условиях джунглей, и семантика свободного поиска душевного слова в оперативных условиях". Только он уже защитился вчера, не повезло тебе, парень, с душевным словом.

— А как старался, старался, родимый! — вздохнула Титания.

Она хотела еще что-то добавить, еще посочувственнее, но Вакси вытер пот и гаркнул на весь лес:

— Кончился!

— Почему? — спросил, чуть приподнимаясь, Нарцисс. — Каким образом?

— Сердце было слабое! — объяснил Вакси, разминая затекшие пальцы. Так ничего и не сказал! "Пусти, больно, пусти, больно", будто я и сам не знаю, что ему больно… Еще крикнул, правда, в конце…

— Что крикнул? — спросил Эпикур, и приготовился записать.

— А неразборчиво… Этак горлом. На первый звук гимна похоже!…

— Ну, что же, тут вина невелика, — рассудил Эпикур. — Расстреляем!

— Меня?! — удивился Вакси.

— Зачем тебя? Этого! Ты, кстати, по параграфу шестому слегка виновен! Вот и займись в назидание, пойди и расстреляй!

Вакси перестал мять пальцы и вполне удовлетворенный, подняв свою багровую клешню вверх, растопырил ее викторией.

— Радуешься? — спросил Эпикур. — Чему?

— Работе! — объяснил со стеснительной улыбкой Вакси. — Потому что любая приличная работа ведет к победе. В особенности, если это ратная работа. Военный, так скажем, труд.

— Верно! — согласился Нарцисс, и защищая глаза от света прожектора, прикрыл лицо фуражкой. — Параграф двенадцать "Наука доблести", — прошептал он уже из-под фуражки. — "Ратный труд практически не наказуем, за исключением… — и он уже совершенно неразборчиво, но все так же на память забормотал номера пунктов и подпунктов, положений, распоряжений и сносок, дополняя их свежими поправками и некоторой толикой нецензурных слов, что, впрочем, секретчику не возбранялось.

"Сильно, — подумал Эпикур, перед глазами которого раздваивались, расплывались и множились в темноте строки распахнутых справочников и инструкций. — Действительно, кощунство — проводить допрос без секретчика… Правильно разбудили…"

— Расстрелять! — сказал он устало и захлопнул громко какой-то из томов. — Вот тебе и все душевное слово.

Кто-то из гливеров бросил в костер пригоршню мелкокалиберных патронов, и гильзы, до отказа забитые сырым порохом, стали с громким шипением рваться, разбрасывая во все стороны угли и немного разрушая идиллическую сырую темноту тропического леса.

— Погодите вы, стойте! — зачастил, заголосил пряный. — Я должен заявление важное сделать!

— Я же попросил, кажется! Ну не тяни, Вакси! Что за манера, всегда ты сделаешь торжественную паузу. Расстреляй ты его, и труп куда-нибудь унеси, он же завоняет здесь, рядом с палаткой!..

— У меня дефицитная четвертая группа крови, — сорвавшимся голосом хрипел пряный. — У меня обе почки, как новенькие, с детства пива в рот не брал… Жертвую для пересадки! — и уже совсем охрипнув от ужаса, добавил. — Я чистый медицинский продукт, меня на пересадку кожи можно целиком…

Но настырный Вакси уже двинул прикладом ему под ребра и быстрым шагом погнал в лес. Из темноты высунулся по пояс один из гливеров. Он был потный и голый, и он улыбался так широко, что двигались маленькие ушки на бритом черепе. Хлопали один за другим лениво в костре бесхозные патроны.

— Эпикур, она созналась! — восторженным голосом сообщил гливер. — На двадцать первом созналась!… У нас в лагере шпион!

— Шпион? — спросил Нарцисс, приподнимая фуражку, и острым взглядом офицера-секретчика пробегая по лицам своих ближайших соратников. — Кто?

— А вот, вот она! — Гливер боязливо отступил потом вдруг решился и, выбросив вперед руку, ткнул пальцем в старуху Титанию. Эпикура неприятно поразило, что указующий этот перст был напряжен и окровавлен.

В костре треснуло посильнее. Уголек подпрыгнул и упал рядом со стулом ротного.

— Ошибки нет? — спросил Эпикур.

— Все натурально, натурально, — зашумел обиженно гливер, — она и радирует! — он подскочил к старухе, заглядывая ей в лицо. — Что, в Мовзи-лею хочешь?! Чтобы тебя оживили?!

— Прекратить издевательство над предателем! — потребовал Эпикур и сразу скомандовал. — Сжечь живьем! Облить бензином и сжечь!

Гливер отступил и пососал свой окровавленный палец.

— Кого ты хочешь сжечь? — Нарцисс с неохотой, но быстро натягивал комбинезон. — Молодую или старую? Какую из них?

— Да, обеих, пожалуй!.. Там яма есть хорошая, если помнишь, в сторону скал идти, метров сорок… Там и сжечь!

— Перед кремацией пристрелить бы!

— Да-да, следовало бы, надо! Я прикажу!

Титания стояла неподвижно, сгорбившись и пуская из большого черного рта пузыри. У ног ее вертелась, все так же радостно повизгивая, собака. Где-то невдалеке оглушительно ухнуло, и посыпались с деревьев на брезентовую крышу палатки листья. Пахло сыростью, поганой пищей, пахло кровью и горьковатым соком недозволенных дикорастущих фруктов.