Главный редактор литературного еженедельника был явно расстроен. Планерку он начал, ни на кого не глядя, уперев взгляд в коробочку со скрепками. Выбрал из пластмассовой подставки карандаш помассивнее, стукнул им по плексигласу. Все затихли.
— Вчера на совещании нас опять ругали за отсутствие критики. Безобразие! Стыдно! Мы такое солидное издание, а критиковать почему-то боимся. Издательства выпускают массу всякой серятины, у нас же на страницах тишь и благодать, идут только положительные рецензии. Сколько можно говорить? Неужели так трудно это сделать? — редактор бросил взгляд в сторону заведующей отделом критики. — Возьмите того же Неваляйкина, его последний роман… Читать невозможно! И вообще прохвост, а мы с ним носимся… Да и не только мы. Интервью, беседы… Никаких бесед! Вот вам задание: через неделю чтобы критическая статья на его роман «Любка с нефтебазы» лежала у меня на столе. — Редактор стукнул карандашом — поставил точку: вопрос ясен, разговор на эту тему окончен. — Пошли дальше.
Заведующая критикой, сухонькая, бледная от чрезмерного курения старушка, кивнула, будто поклонилась, проговорила тихо и неуверенно:
— Хорошо… — И, поерзав на стуле, так же тихо добавила: — Но ведь Неваляйкин жалобщик, он засыплет всех жалобами…
— Жалобщик? — сдвинул брови редактор. — Да, это верно. Не учел. Этого нам только и не хватало… Ну, возьмите… Кого?.. — И вдруг просиял: — Косорылова. Во! Повесть его, детектив «Кровь пригоршнями». Это же позорище! Сплошной садизм! Бр-р-р…
— Хорошо… — сказала заведующая так же тихо и так же неуверенно.
— Все, — стукнул карандашом главный. — Пошли дальше.
— Только… — подала голос заведующая.
— Что «только»? — недовольно обернулся к не» главный.
— …А как же быть? На собрании в ЦДЛ Никон упомянул этот роман в ряду удачных… Жанр, мол, нужно поддерживать.
— Какой Никон?
— Тот самый… Никон Никонович… Он, говорят, и внутреннюю рецензию писал на этот роман…
— Да-а-а!.. — главный дробно застучал карандашом по плексигласу. — Ну, кого-то другого найдите, мало, что ли? Будто на Косорылове свет клином сошелся!
— Можно взять роман Ин. Ползучего «Двутавровая балка» — очень плохой роман, — подал голос сотрудник отдела прозы Дробкин, высокий, застенчивый юноша с девичьей прической.
Главный посмотрел на него, снисходительно улыбаясь. Потом вытянул в его сторону карандашное полено под названием «Гигант», сказал внушительно:
— Вы правы, товарищ Дробкин: роман «Двутавровая балка» — плохой роман. Но он уже премирован на последнем конкурсе. И вам за незнание литературного процесса ставлю на вид.
Дробкин смущенно затеребил висевший у него на груди брелок, отвел глаза в сторону, покраснел.
— Кстати, — обернулся главный к отделу критики, — мы должны заметить этот роман и отметить как положительное явление.
— У нас уже есть очень положительная рецензия, — на этот раз громко сказала заведующая отделом критики и мило улыбнулась всем присутствующим: вот, мол, какие мы оперативные.
— Есть? Хорошо! Но и критическое выступление нужно. Подберите сами автора, книгу и доложите.
— А можно взять Суконкина, «Рыба тоже мясо», — предложил ответственный секретарь, жизнерадостный, начитанный, гладко выбритый интеллигент, сумевший всю ведомственную подписку оформить на свой домашний адрес. — Читал — чуть не умер от смеха! Галиматья ужасная! Ни языка, ни сюжета, ни мысли…
— А что? — воспрянул духом главный и снова обернулся к отделу критики: — Вот! Действительно муть роман! С ходу дарю вам и заголовок: «Ни рыба ни мясо»! Все! — главный стукнул карандашом по плексигласу. — Пошли дальше.
— Хорошо, — тихо и неуверенно произнесла критикесса и сделала низкий затяжной кивок. — Только, наверное, неудобно…
— Почему? — поднял брови главный.
— Суконкина выдвигают на руководящую работу…
— Куда?
— То ли в Союзе, то ли в Литфонде.
— Точно знаете?
— Да…
— Вот черт!.. Действительно неудобно. — Главный обвел взглядом присутствующих: — Так кого же взять?
— Фугина, «Во саду ли, в огороде», — подала свой томный голос сотрудница отдела искусств, полногрудая девица с глазами снулой рыбы. — Это так ортодоксально, так ортодоксально — вы себе и представить не можете! — Она поправила сползший на глаза седой парик.
— Не надо, — с ходу мрачно и решительно отмел ее предложение заместитель главного редактора, тучный мужчина, страдающий мечтой выбиться в писатели. — Этот роман выпустило одно из старейших наших издательств «Книга за книгой», которое в этом году будет широко отмечать свой юбилей. У них есть много прекрасных изданий, а мы выберем одно — спорную книгу, раскритикуем и испортим людям праздник. Не надо.
Заместитель главного пришел на работу в редакцию из этого издательства, и все знали, что там у него остались издательские и другие интересы, и поэтому единодушно согласились с его вескими доводами.
— Тогда давайте возьмем Сенькина, «Шапка по мне», стихи — ужас какие ортодоксальные! — снова пропела девица из отдела искусств.
На этот раз поморщился главный, закрутил головой, задергал правой щекой:
— Нет… Нет… Эту книгу выпустило молодое издательство «Сила слова»… Издательство только набирает силу, в начале пути его надо поддержать, а мы… Нет, нехорошо… Не то!
Все знали, что в этом издательстве главный выпускает свою книгу беллетристики, и потому тоже единодушно согласились с его вескими доводами.
— Давайте возьмем роман самого Никона! Жуть как плохо пишет! — предложил самый молодой и самый красивый мужчина в редакции — поэт, гитарист, острослов и модник с рыжей курчавой бородкой и длинными, зачесанными, как у Гоголя — на косой пробор, — волосами. Главный питал к нему слабость и поэтому позволял ему иногда маленькие вольности…
Услышав такое, главный и на этот раз улыбнулся, однако отечески погрозил ему карандашом: мол, говори, да не заговаривайся.
— Так кого же взять?
— У меня есть предложение, — подобно школяру-первоклашке, поднял руку спецкор отдела очерка, флегматичный толстяк по фамилии Гончий. — Я вот недавно был в командировке, и мне попалась книжонка. Небольшая такая… Рассказы… Есть хорошие, но есть и так себе… Чувствуется, что молодой автор писал их.
— Где живет автор?
— В каком-то таежном селе…
— Так. Кто издал?
— Какое-то местное издательство.
— Хорошо! Как фамилия автора?
— То ли Тюлькин, то ли Килькин…
— Хорошо! — Главный обернулся к отделу критики: — Запишите. Достаньте книгу, и через неделю чтобы у меня на столе была острая, принципиальная разносная статья! Надо кончать с халтурой в литературе! Все! — главный стукнул карандашом по плексигласу. — Пошли дальше.