Поиск: начало. Китеж

Глава 8. Кижи

Вячеслав Седов. 28 июля, вечер. Кижи

Пластиковая лодка рассекала иссиня-серые волны, приближая нас к Кижам через пролив со множеством мелких островов. Капитан, он же рулевой, он же штурман, предстал в виде совершенно невзрачного мужичка в камуфляжной куртке. Своим видом и выражением лица он более всего напоминал Семёна из экранизации «Ночного дозора», такой же приземистый, простоватый, неухоженный, но при этом весь какой-то крепкий и основательный, с хитрым прищуром и постоянной ухмылкой на круглом загорелом лице.

На остров мы двинули втроём, оставив в домике Алису с доцентом. Алиса с Даней решили, что сегодня она и Москалёв погуляют по Петрозаводску, посмотрят город, познакомятся с местными достопримечательностями, а завтра уже вместе с Даней съездят на остров ещё раз. Учитывая специфику ситуации, ни с чьей стороны возражений не последовало, чему я несказанно обрадовался – желания и сил что-то объяснять и спорить просто не было, долгая дорога и сон урывками совсем не располагали к бодрости духа.

Солнце время от времени выпрыгивало из-за облаков, заставляя щуриться всякий раз, когда его лучи разбивались о водную рябь, превращаясь в тысячи зеркал. Несмотря на тёплый летний вечер, ветер над Онегой заставлял съёживаться, и мы дружно нацепили всё, что только можно из тёплых вещей, что были у нас с собой.

Лодка много раз виляла мимо мелких островков, так и приковывавших собой взгляд, настолько живописным был каждый из них. Да и в целом пейзаж завораживал. Воды моря-озера то дразнили пенными барашками поверх тёмно-синих волн, то окрашивались свинцом, стоило солнцу спрятаться за очередным облаком. Чайки, перекрикиваясь, стремительно рассекали воздух проток, выискивая на мелководье серебристые спинки рыбёшек. Навстречу нам прошли несколько катеров, в основном, с туристами, но были и просто местные рыбаки.

Побережье островков было разнообразным, где-то широкой каменной плитой уходя в воду, где-то рассекая волны нагромождением покатых валунов, а где-то позволяя озеру подбираться к самой кромке растительности по широким песчаным пляжам. В некоторых местах камыши спускались прямо в Онегу, а в некоторых можно было лишь догадываться о спрятавшейся под водой земле по макушкам выныривающих камышей.

Почти каждый из островков был щедро усыпан либо соснами, либо чем-то смешанным или лиственным. Природа явно не скупилась, щедро одарив эти края всем возможным богатством жизни и буйством природы русского севера.

И всё же я проморгал момент, когда остров Кижи показался перед нами. За поворотом появилась очередная полоска суши, затем среди деревьев мелькнули серые доски причала, затем чуть левее показались крыши, ряд деревьев тянулся всё дальше и дальше, пока за ним не замаячил купол деревянной церквушки. В этот момент стало видно, что остров извивается, уходит дальше в Онежское озеро, неся на себе множество прочих построек, ныне вполне обитаемых.

Наш капитан, коего при рождении нарекли Николаем, подвёл катер к ближайшему причалу. Вообще, когда я смотрел карту, этих причалов – именно организованных – на острове было с десяток. А линия берега позволяла, в принципе, высадиться в любом месте. Ну к причалу, так к причалу, нам же проще.

Даня задержался с Николаем, протянул тому купюру с видом Хабаровска, которая исчезла в загорелой лапище, посулив выдать вторую такую же, когда он будет забирать нас по звонку. Учитывая, что путь по воде занял у нас почти полтора часа, мы решили вызванивать капитана непосредственно перед... Перед этим самым. Вряд ли мы потратим больше полутора часов на поиск и съемку.

Высадились мы у большого двухэтажного дома с резными наличниками. Интересно, конечно, я что-то подобное видел в новгородском музее деревянного зодчества несколько лет назад. Оп-па, а причал, по которому мы сейчас прошли – тоже часть музейной экспозиции, что ли? И пользоваться им нельзя, оказывается. Ну простите, с воды надписей не видно было.

Сразу за домом поле, огороженное забором из длинных жердей. Земля полого поднималась к середине острова, поэтому противоположного берега мы не видели. На холме перед нами замерла лопастями ветряная мельница, правее которой выглядывал острый шпиль и купол часовни Архангела Михаила, которая и была нашей точкой интереса на сегодня. Стоило нам сделать несколько шагов в её направлении, и за домом, в глубине острова, над землёй поднялось множество куполов церквей самого Кижского погоста. Завораживающее зрелище!

До заката оставалось ещё часа два, поэтому мы решили прогуляться по острову, чтобы понять, как устроена здешняя система безопасности, если таковая вообще имелась. Ну и элементарно посмотреть шедевр деревянного зодчества, ведь никто из нас до этого самого момента здесь ни разу не был.

В течение следующих полутора часов мы прошагали до северо-западной оконечности острова и обратно. Остров представлял собой не то, чтобы замкнутую систему, но, допустим, здесь было своё отделение МЧС, то есть пожарных. Полиции мы не нашли, но вот в средней части острова, где располагался основной туристический причал со множеством магазинчиков, была пара домиков, вполне пригодных для размещения охраны. Что касается камер – их было в достатке именно в районе туристического причала, судя по всему, чтобы охранять кассу и магазинчики сувениров. Но вот ни одной камеры, направленной на сам погост, мы не обнаружили. Лишь на воротах перед Покровской церковью мы увидели панорамную камеру, подвешенную к фронтону одного из домиков. Вот и думай об истинных ценностях в современных реалиях... Даже грустно.

Решив, во-первых, взять короткую передышку, а во-вторых, чтобы лишний раз не маячить перед случайными местными, мы спустились к озеру в южной части, где устроили небольшой привал. Комары досаждали неимоверно, поэтому мы по очереди опрыскали друг друга с головы до ног репеллентом. Теперь можно было и перекусить.

Наконец солнце опустилось за верхушки деревьев на соседнем острове, через час темнота должна будет стать совсем непроглядной. В течение следующих сорока пяти минут Даня трижды поднимал в воздух дрон, осматривая окрестности, но не было похоже, чтобы кто-то из местных имел привычку праздно шататься по острову после наступления темноты. За это время Ольга даже умудрилась вздремнуть, прислонившись к раскидистой берёзе. Когда на часах высветилось четверть одиннадцатого, я осторожно разбудил её. Пора выдвигаться.

Не спеша и озираясь по сторонам, мы дошли до часовни Архангела Михаила. Именно она нас и интересовала, если, конечно, Павел Георгиевич не ошибся с переводом и в расчётах. Прижавшись к деревянной стене, напитанной за день летним теплом, я стянул со спины рюкзак и вытащил болторез – на входе в часовню красовался мощный навесной замок. Кстати, за весь вечер мы так и не увидели, чтобы кто-то заходил в часовню или, наоборот, покидал её. Оставалось лишь надеяться, что и никаких датчиков внутри так же установлено не было.

Даня всё возился у двери. Я собирался отодвинуть его и попросту перекусить дужку замка, но он рукой остановил меня. Я плохо различал, что именно он делает, слышал лишь, как что-то несколько раз негромко звякнуло металлом об металл, а затем раздался звонкий щелчок и звук вынимаемого из проушины замка.

– Как? – я растерялся. Оказывается, с нами в команде почти настоящий медвежатник.

– А вот так. В детстве научился.

– Сараи на даче обносил, что ли?

– Почти. Дед в сарае порох прятал, а ключ у него только один был и всегда при нём. А мне всё любопытно было.

Аккуратно положив замок в траву возле стены, Даня отодвинул петлю засова и потянул дверь, та предательски заскрипела, да ещё и настолько громко, что, казалось, поднимет на ноги весь остров.

Я заозирался по сторонам. Никого. Несколько быстрых шагов, чтобы выглянуть из-за угла часовни. На противоположной стороне тоже никого.

– Заходим!

По очереди мы просочились внутрь через приоткрытую дверь. Даня потянул её назад, та закрылась, вновь издав протяжный скрип. Теперь самое сложное, найти вход в подземную библиотеку. Мы почти одновременно включили тусклые налобные фонарики, осматриваясь по сторонам. Нужно было спускаться под землю, но сразу от двери начинались ступени вверх. Мы поднялись в саму, собственнно, часовню, где я про себя отметил полный аскетизм внутреннего убранства – в часовне не было ничего, кроме иконостаса, импровизированного алтаря на ножках и пары икон на стенах.

Итак, вариантов два. Либо искать ход в полу, либо за иконостасом. Начнём с самого очевидного, мы же не мародёрствовать и осквернять пришли, в конце концов. Наоборот, светлую миссию выполняем.

Я опустился на колени и начал водить руками над досками пола в надежде почувствовать движение воздуха, как это обычно в фильмах бывает.

– Эй! Слав, ты чего? Молишься, что ли?

– Гойко Митича косплею. Не мешай.

– А, ну чтоб тебе было проще, – я услышал, как Даня что-то вытягивает из рюкзака. – Вот тебе томагавк.

И правда, томагавк. Только современный, тактический, с пластиковой рукояткой. Хороший у меня друг, в музей с топором ходит. Я воздержался от комментариев, ухватился за рукоять, заострённым концом поддел доску и потянул. Та поддалась, поднялась над полом, я перехватил её второй рукой, сдвинул в сторону и опустил в щель фонарь.

– Ну что? – не выдержала Ольга.

– Угадали. Нам туда.

Третье подземелье за три дня. Сколько можно? Гори оно всё...

Мы приподняли ещё две доски. Похоже, здесь и правда строили всё без гвоздей, в этом нам повезло. Один за другим мы спустились вниз: сначала я, потом Ольга – мне пришлось чуть ли не ловить её на руки – затем плавно спустился Даня. Я сложил руки в замок, Даня опёрся одной ногой, приподнялся и быстро вернул сдвинутые доски на свои места. Так, по крайней мере, не сразу сообразят, что здесь кто-то есть.

Стоя на песчаном полу, из которого торчали округлые булыжники, мы разглядывали в тусклом свете налобников обитую потемневшим железом дверь в каменной стене. Почему-то никто не решался сделать первый шаг. Наконец, Ольга вывела нас из оцепенения.

– Мы забыли позвонить этому лодочнику.

Театр абсурда: Даня вытащил телефон и дозванивался до Николая, находясь ночью под часовней перед входом в древнюю библиотеку на острове посреди Онежского озера. И всё это втайне от обитателей этого самого острова. И всё это в Кижах. Причём Дане пришлось сначала долго ждать, пока тот ответит, а затем уговаривать уже явно поддатого капитана, чтобы тот через час выходил за нами, пообещав вместо одной оранжевой бумажки целых две. Полезный всё же город – Хабаровск.

Наконец Даня убрал телефон, вытащил из рюкзака второй фонарь, а мы с Ольгой последовали его примеру. Я протянул руку и потянул дверь за кольцо из того же потемневшего железа, что и вся дверь. С диким скрежетом та поддалась, я распахнул её примерно на полметра, после чего первым шагнул в проём. Длинный коридор с каменными стенами и сводом уходил вперёд, теряясь где-то в темноте, куда не добивал свет фонаря.

– Пошли?

Вячеслав Седов. 28 июля, ночь. Кижи

Коридор слегка вилял, изгибался по широкой дуге. Каменный свод кое-где просел, в таких местах были установлены деревянные подпорки, уже изрядно покосившиеся. Где-то и стены начинали осыпаться, камень выкрашивался, откалывался иногда целыми булыжниками, то и дело попадая под ноги и заставляя перешагивать, опираясь руками на стены. Казалось, что этому подземному ходу, коридору, бесконечному от своего однообразия, нет конца и края. И вновь было холодно, очень холодно. Мы нацепили все тёплые вещи, что были у нас с собой, но всё равно согреться никак не удавалось. Изо рта шёл пар, а руки, державшие фонари, заледенели.

Я потерял счёт времени, ощущение было, будто мы уже целый час топаем в толще земли, однако, если верить часам, мы двигались немногим менее десяти минут. Время, искажаясь и растягиваясь, причудливо играло с разумом, пыталось породить в нас сомнения в целесообразности выбранного пути.

Наконец в свете фонаря в нескольких десятках метров показалось тёмное пятно, в котором обнаружилась дверь, такая же древняя, как и та, что вела сюда из часовни. Точно так же обитая потемневшим железом, на двух огромных и примитивных петлях, она пронзительно заскрипела, когда я потянул за ручку-кольцо. Распахнув её, мы вошли в совсем небольшое помещение, стены и свод которого были отделаны камнем не в пример аккуратнее, нежели весь коридор до этого.

Странно, мне показалось, что в помещении теплее, гораздо теплее, чем до этого. Я снял ветрозащитную куртку, оставив на себе тёплую флиску, моему примеру последовал Даня. Ольга ещё стучала зубами, небольшое повышение температуры недостаточно впечатлило её для того, чтобы скинуть софтшелл.

Мы осмотрелись. Квадратная комната, стены метров по пять примерно. По бокам от входа, вдоль стен, стояли длинные деревянные лавки, а на противоположной стене маячило тёмное пятно ещё одной двери. По бокам два огромных подсвечника на длинных ногах, чем-то напомнившие мне вазы-чаши, что я видел под монастырём в Старой Ладоге. Над дверью, посреди притолоки я рассмотрел то ли икону, то ли фреску, на которой уже порядком поблекший и незнакомый для меня мужчина склонил голову, опоясанную золотистым нимбом, и обращался к серой толпе в одинаковых одеяниях до пола.

Я на всякий случай сделал снимок иконы-фрески. Больше в этом помещении разглядывать было нечего. Потянув на себя очередную ручку-кольцо, мы заглянули внутрь, осветив пространство перед собой и опешили.

Сказать, что следующая комната... Нет, не комната, настоящий зал! Сказать, что он был огромным – не сказать ничего. Фонари просто не добивали до противоположной стены, та терялась во мраке, растворялась в безмолвной темноте огромной подземной библиотеки – ничем иным это помещение и быть не могло. Лучи света спотыкались о множество стеллажей, на которых покоились тысячи, если не десятки тысяч берестяных свёртков. Посреди зала стояли несколько огромных деревянных столов, чуть дальше выстроились в ряд то ли низкие трибуны, то ли высокие парты – маленькие столики с наклонными крышками, за которыми только стоять, наполовину согнувшись, можно было. Даже в каменных стенах размещались ниши с полками, доверху забитыми свёртками. Сводчатый потолок поддерживали огромные каменные колонны чуть ли не метровой ширины. Ну и как прикажете здесь что-то искать? И Москалёв ведь ни слова не сказал об этом, упоминая лишь какую-то подземную часовню. Интересно, он хоть предполагал, какое многообразие древних документов ждёт нас под островом?

Я осмотрелся по сторонам – вдоль стен располагались ставшие уже привычными светильники на высоких ножках. Зажигалка, щелчок колёсика по кремню – и тьма немного отступила. Направившись вглубь зала, я зажёг несколько лампад вокруг каменных колонн. Свет фонаря, наконец, достиг противоположной стороны: помещение действительно было огромным. Сзади раздался грохот, а затем приглушённый мат Дани. Я обернулся – тот поднимал с пола один из светильников, случайно задев его рюкзаком.

Продвигаясь дальше к противоположной стене, я считал стеллажи, коих тут оказалось не менее четырёх десятков... Мда-а-а... Есть идеи по поиску? Вот и у меня нет.

Постоянно озираясь в растерянности по сторонам, я пропустил, как передо мной возникла следующая дверь, если можно таковой назвать эти двустворчатые ворота в полтора человеческих роста высотой и метра три шириной. Я замер, уже не в силах представить, что может ожидать нас за грубо обработанными серыми досками, преградившими путь. Может быть, Москалёв не просто так упоминал подземную часовню?

Я быстро сделал несколько общих снимков зала библиотеки, поставил всё это добро отправляться Москалёву, благо связь почему-то работала, и подозвал ребят. Глаза Ольги, и без того огромные в темноте, казалось, стали ещё больше от изумления, стоило ей увидеть ворота. Даже Даня остановился, задумчиво теребя подбородок.

Но какой смысл стоять на месте? Шагнув к воротам, я потянул в сторону тяжёлый кованый засов. Тот с лязгом поехал в сторону, а я обратил внимание на более-менее свежие серебристые борозды на металле. Засов явно кто-то сдвигал не так давно. Ладно, главное, чтобы мы сейчас не наткнулись ни на кого из местных, а то неловко получится...

Откинув засов, я, в очередной раз оглянувшись на своих спутников, потянул на себя тяжеленную створку ворот, и... Чуда не произошло. Ворота дёрнулись и вернулись назад. Я озадаченно потянул массивную конструкцию ещё раз – и с тем же результатом. Сзади хрюкнул от смеха Даня:

– Гуманитарий, наверное!

Тогда я просто толкнул тяжеленную воротину от себя, и та с негромким металлическим шорохом гигантских петель легко отворилась метра на полтора сразу.

Андрей Бирюков. 28 июля, вечер. Вытегра

Машины они оставили на стоянке, бывшей некогда чем-то вроде пескобазы. Только песка на ней не было давным-давно, сплошное запустение и мрак. Зато место это вплотную примыкало к воде, в которой сейчас, уткнувшись в заросли травы и мелкого кустарника, покачивались четыре здоровенные чёрные РИБ-лодки, отдалённо напоминавшие серию БК-10 от именитого концерна «Калашников», только с закрытой спереди и с боков кабиной, которая была смещена ближе к середине корпуса. Это ж какой счёт по итогу выставят Шмелёву? Андрей даже думать не хотел, в его сознании цифры, содержащие такое количество нулей, были лишь абстракцией. Ни одному нормальному человеку столько денег не нужно.

В то же время, в распоряжении конторы имелся неплохой авиапарк, состоявший как из гражданских бортов вроде того же Суперджета, на котором Андрей первый раз прилетал в Псков, так и из множества «Грачей» и «Крокодилов». И с бронетехникой была аналогичная ситуация – были и семьдесят-двойки, и несколько восьмидесяток. Но всё же контора отдавала предпочтение лёгкой технике вроде пикапов, Уралов, квадроциклов или таких вот РИБ-лодок, ибо, как полагал Седьмой, будущее войн за мобильными и дешёвыми средствами. Что ж, время покажет.

Бор сохранял невозмутимость, словно ничего не произошло. Они с того момента практически не общались, лишь один раз зам отчитался Андрею о выполнении. Продолжать его провоцировать или пока не стоит? Нет, сейчас нельзя, все поймут, что что-то не то, что командир на ровном месте волну поднимает. Пусть даст повод. Да и Андрей пока сам не понял, кто ещё в группе в случае чего займёт сторону Бора, а кто его, Манула.

Андрей подхватил рюкзак и автомат - Седьмой решил, что им стоило бы взять что-то посерьёзнее Вепрей. Всё же не овощебазу охраняют.

А вот насчёт автоматов вышел... Нюанс.

Последние минут двадцать Бирюков провёл в изучении доселе неведомой игрушки, партию которых контора доставила вместе с лодками. Чудо-юдо, которое он вертел в руках, носило название АДС, имело компоновку буллпап и предназначалось для боевых пловцов.

Вообще на них частенько испытывали всякие такие штуки. Где ещё доведётся проверить в реальных боевых условиях то или иное оружие или боеприпас? Помнится, в Сирии даже средства доставки тестировали. Хоть и недолго, там изначально ошибочная конструкция была, но тем не менее...

Магазин на 30 патронов, внешне копирующий калашниковский под «пятёрку». Да и калибр, похоже, мало чем отличается. Только вот сами патроны – такое же чудо-юдо, как и сам автомат. Когда Андрей вскрыл цинк, он чуть ли не впал в ступор: гильза вроде как та же самая, но вот пуля выглядела довольно экстравагантно.

Вот с чем контора пожадничала, так это с выстрелами к подствольному гранатомёту, который представлял собой единое целое с автоматом. Автоматно-гранатомётный комплекс, вот. Ну или как-то так. Короче, ВОГ-ов не оказалось ни одной штуки вообще.

Бирюков хоть и сомневался, что ему доведётся испытать невиданную доселе игрушку, но пальцы прям зачесались. Интересно же!

С другой стороны, опыт последних дней подсказывал: им куда нужнее фонари, нежели автоматы. Или нет? Как там Бор поживает, кстати?

Бор как раз прикладывался к такой же, как и у Андрея, новой игрушке. Ну хотя бы без магазина, и то радует – боец пока ещё оставался бойцом.

– Манул! – окликнул Андрея Липа.

Тот повернулся к подошедшему товарищу.

– Есть данные по конкурентам. Контора взяла записи с камер из университета и из монастыря в Старой Ладоге. Смотри сам.

Бирюков ткнул по иконке пэдээфки на протянутом планшете. Что тут у нас? А тут у нас Москалёв собственной персоной, его фото вчера вечером ещё изучили. Ладно, с ним всё понятно. Но разве Хесус тогда не стёр все записи? А, это накануне. Тогда ладно, тогда понятно.

А кто вот эти все остальные?

Андрей принялся листать файл.

Вячеслав Седов. 28 июля, ночь. Кижи

Мне казалось, что я разучился удивляться за несколько прошедших дней. Ну в самом деле – мистическое дымное нечто, древние таблички, подземелья, проникновения (совершенно незаконные, между прочим!) в древние монастыри. Плюс все вот эти дроны, Паджеры, катера и всякое прочее сочетание несочетаемого.

И ведь мы на машине путешествуем. У нас есть камеры, позволяющие делать снимки и видео. Есть удобная обувь и хорошая одежда. Есть связь и есть фонари. И кофе. И ноутбуки с планшетами. И квадрокоптер. А вот как раньше всё это было? Сколько времени занял бы путь, который мы проделали за несколько дней? Половину жизни? Нет, правда? Сколько лет ушло бы в те времена, лет пять? Или больше?

Что там говорил Москалёв про путь? Который к вечному благу? Может, Китеж – это и есть путь? И целью является именно путь, а не сама цель, простите за каламбур? Тогда что должно быть в конце пути? Обретение душевного равновесия после всех этих испытаний? Эк меня на философию потянуло. Толчок в спину – Даня решил, что я от увиденного в ступор впал, наверное.

А впасть можно было бы вполне. Считайте, что до сих пор мы толком ничего и не исследовали, не видели и не открывали для себя.

Пещера была гигантской. Настолько гигантской, что в ней поместилась самая натуральная церковь из рубленых брёвен. Не часовня, нет, именно церковь, даром, что без колокольни. Даня зажёг лампады у входа в пещеру, но это так – чисто обозначить направление, чтобы не заблудиться в темноте.

Каменный пол, мощённый огромными плитами, уходил в стороны от нас, теряясь во мраке, и обрывался каменной же лестницей вниз метрах в десяти перед нами. Там было что-то вроде подземной площади, посреди которой – наверное, посреди, размеры мы пока не могли толком оценить – и располагалась церковь. По бокам от лестницы, окаймлённой каменными перилами, в ряд выстраивались, чередуясь, скамьи и лампады. Вообще убранство было довольно аскетичным, минималистичным даже. Но вот масштабы... Зачем всё это было городить под землёй? Почему все точки нашего маршрута постоянно ведут под землю? Что за Ад Данте?

Мы спустились по лестнице и зашагали к церкви, зажигая по пути лампады то слева, то справа. В конце концов, аккумуляторы в фонарях надо экономить. Мало ли что?

И снова массивные двери, обитые потемневшим железом. Символы перекликались с теми, что мы видели до этого. Наверняка один и тот же мастер все двери обивал. Засова, кстати, на этот раз почему-то не было, что довольно странно, учитывая историческую любовь в нашей стране к заборам и замкам. Поэтому я просто упёрся и попытался толкнуть дверь, но та даже не пошевелилась. Памятуя о Дане за спиной, только и ждущем повода лишний раз похихикать, я потянул массивную ручку на себя. С лязгом и скрежетом, разнёсшимся по всему залу и заполонившим собой каждый уголок гигантской пещеры, дверь крайне неохотно подалась, сдвинувшись ровно настолько, чтобы можно было пролезть внутрь.

Вся церквушка, вернее, церковь, состояла из всего одного помещения. Напротив входа, у дальней стены, возвышалось что-то, напоминающее иконостас, но только напоминающее, ибо сюжеты рисунков были немного... странными, больше похожими на жертвоприношения, нежели классическую иконопись. Хотя стилистика полностью совпадала с привычными глазу иконами.

Перед «иконостасом» – именно так, в кавычках - и по бокам, вдоль стен, в два-три ряда стояли скамьи, чередуясь с лампадами. А в центре помещения – язык не поворачивался называть это церковью – стоял большущий каменный стол, выбитыми рисунками на нём похожий на саркофаги, уже встреченные нами ранее.

– Хм... – подал голос у меня за спиной Даня. – О как.

– Согласен.

– Это очень... необычная церковь, – Ольга тоже не удержалась от комментария. – Так и должно быть? Или это из какого-то переходного периода от язычества к христианству?

– Душа моя, я в этом понимаю ещё меньше тебя. Давай как-то после об этом всём подумаем?

– Тем более, мозги мы на берегу оставили, в Петрозаводске, – вступился за меня Даня.

– Тогда давайте в темпе, что ли? Мне не нравится церковь. И под землёй. И церковь под землёй тоже.

– Минус на минус не отрабатывает?

Вместо ответа Ольга двинулась к ближайшей лампаде и чиркнула зажигалкой. А я озадачился вопросом – сколько времени нужно, чтобы масло в лампаде высохло? Я помню про масла для дерева, они полимеризуются за несколько то ли суток, то ли недель. А вот это, горючее, куда более жирное? В пещере было очень сухо, даже в горле немного першило. Предположим, что воды в смеси нет от слова совсем. И что это значит? Когда крайний раз наполняли лампады? Ну, пусть месяц. Ну, два, ладно. Что здесь, что под Ладогой, что под горой... Нет, бытовых знаний решительно не хватает. Так не угадаешь, когда ждать гостей.

Между делом мы обнаружили ещё два «иконостаса» на боковых стенах. На одном прямо крупно, на половину площади, было изображение похожей церкви, куда вели под локти какого-то лохматого мужика в одной лишь набедренной повязке. По пути его встречали другие мужики в багровых балахонах и с какими-то свитками в руках. Открытые их рты явно намекали, что те пытаются то ли напутствовать оборванца, то ли молитву прочитать... Не знаю, не силён я в религиозных обрядах. Это на правом иконостасе.

Зато на левом картинка была куда как живописнее и увлекательнее. Там мужика резали. Ножами. Двумя. Хороша церковь, согласны?

Аналогичный бедолага, только без бороды, возлежал на каменном столе, точь-в-точь таком, что стоял посреди помещения. Толпа вокруг что-то голосила, сжимая в руках свитки-свёртки, а мужик в это время, распахнув одинаково широко и рот, и глаза, раскинул руки, по которым водили ножами два других типа, аналогичных гомонящей толпе. Рядом с ним на столе стояла чаша, наполненная чем-то кроваво-красным, напоминающим вино. Ещё несколько мужиков в балахонах держали над лежащим какую-то слоёную плиту.

В письмена по бокам я не вглядывался – один чёрт, ни черта не пойму. Но венчало все три «иконостаса» изображение бородатого воина с копьём и щитом, стоящего в одной и той же строгой позе по стойке «смирно». Надпись над головой гласила что-то типа «Олъг», хоть я в тот момент толком и не запомнил. И так голова кипела от увиденного.

И снова стеллажи, стеллажи, вдоль всех стен. Доверху забитые берестяными свитками, от пола и чуть ли не до потолка. Дааа, ребята-устроители, вам бы сюда того МЧС-ника, что давеча ко мне на работу протокол принёс – деревянная церковь, источники открытого огня, берестяные же свитки в большом количестве. Осталось только угольную или древесную пыль добавить, и всё, никто не уйдёт обиженным.

Мы добавили к зажжённым лампадам наши фонари, дав максимум света на «иконостасы». Я быстро отснял все три и отправил Москалёву, благо связь всё ещё чудесным образом работала аж в «четыре жэ».

Для очистки совести мы наугад выдернули несколько свитков со стеллажа. Даня попытался было их развернуть, но береста лишь крошилась под пальцами, не оставляя возможности прочитать ни единой буквы из написанного там, настолько всё обветшало.

Огонь в лампадах то и дело колыхался, бросая причудливые тени по стенам. Мы еще несколько минут потолкались внутри, я сделал снимки рисунков на столе посреди церквушки. Даня упорно портил свиток за свитком, а Ольга всё пыталась понять значение изображений на «иконостасах», буквально ногтями пробуя их на прочность. Зачем-то. Надо – значит, надо, я не мешал женской логике, ибо пытаться понять то, что находится за верхним пределом нашего интеллекта невозможно, сколько ты не бейся. Вот и нечего время тратить на заведомо непостижимое.

Телефон молчал, умных мыслей ни у кого так и не возникло, а время уходило. Значит, что? Правильно, пора двигаться дальше. Москалёв тоже молчит, получается, ищем ещё подсказки. Или направления. В общем, ищем Китеж.

Я вполголоса позвал Даню и Ольгу. Даня кивнул, а Ольга просто начала задувать лампады возле своей стены. Я сделал шаг вправо к ближайшему для себя светильнику, тоже намереваясь задуть огонь, как внезапно дверь в церковь заскрипела, открываясь. Из проёма в нас ударили лучи, по меньшей мере, полудюжины фонарей, и мы замерли в тех же позах, что приняли за мгновение до этого. Откуда-то из-за пучков света чётко, чуть ли не литературно, ударило басом в контраст тишине:

– Спокойно, не двигаться. Вячеслав, я полагаю? Добрый вечер! Бирюков Андрей, приятно познакомиться.

Вячеслав Седов. 29 июля, ночь. Кижи

А конкуренты наши прям подготовленные. Ни фига себе, я такое живьём даже не видел ни разу, только в кино, причём зарубежном. Прямо ЦРУ-шники на отдыхе – однотонная одежда тактических цветов, лысины-бороды, ПНВ поверх бейсболок, разгрузы поверх поло, дробовики-автоматы, вторичка у каждого, связь, ХИСы, и даже по паре гранат. И чёрные патчи с красным черепом. Хм, вот это уже знакомо. Даже то, как они двигались, как заняли позиции полукругом внутри помещения, как бегал взгляд каждого – в них просто чувствовалась сила и какая-то власть, что ли. Весь их вид говорил, что люди, способные решать проблемы, пришли эту самую проблему решать. А проблема – это мы. Зашибись.

Тип, который озвучивал мне команды, совершенно не отличался от своих спутников. Опознать в нём главного я бы не смог при всём желании. Ровно такой же тактический мужик средних лет с неприметным лицом, что и все остальные. Ни знаков отличия, ни отличий в обмундировании... Ничего.

А потом в церковь зашел гражданский, причём, весь его внешний вид выдавал какого-то университетского коллегу нашего доцента. Уж не тот ли самый друг?

Мы втроём так и стояли, чуть приподняв вверх руки, абсолютно машинально, потому как команд нам таких никто даже не давал. Просто при виде этих товарищей оно само так сработало, коллективно-бессознательно.

Бойцы, на мой совершенно небоевой взгляд, оказались профессионалами. Видели телохранителей у звёзд? Там сразу можно отличить дилетанта. Нормальный телохранитель не смотрит на охраняемый объект, ему некогда. Что на красной дорожке, что возле трибуны, что на сцене. Они всегда оценивают обстановку, высматривают риски, ищут всевозможные угрозы. И лишь дилетанты пялятся на охраняемого, изображая к тому интерес. Наверное, кому-то из звёзд это льстит, но вот проку от такой службы ноль, насколько мне ума хватает понять. Вот и эти так же: когда зашёл главный, никто даже ухом не повёл в его сторону. Внимание всех было приковано к нам, ненавязчиво, но и неизменно в самой своей сути, точно сель, спешащий с гор к ему одному ведомой цели.

И ровно так же ненавязчиво каждый из них придерживал какое-то оружие, висящее на ремне. И снова даже мне хватило ума понять, от применения оного нас отделяет всего два движения любого из наших оппонентов – одно локтём и одно пальцем. Непередаваемое ощущение, надо сказать. Пронимает как следует.

– Вячеслав? Я правильно помню? – гражданский обратился ко мне. Наверное, уже во всех службах моё фото появилось. Где и когда мы так прокололись?

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил я собеседника, изо всех сил пытаясь сохранить лицо.

– Прошу прощения, очень непростой день выдался, из головы элементарные вещи вылетают. Бехтерев Александр Витальевич, доктор исторических наук.

– Не скажу, что приятно.

– Ваше право, молодой челвек, – такое ощущение, что Бехтерев сам волновался, даже гласные глотал. – И в Вашем праве сделать всё, чтобы наша встреча не стала ещё менее приятной.

– Вот я и жене всегда так говорю: диалог – лучшее средство для решения любых разногласий. В споре рождается истина и так далее.

– Зачем вы здесь? Нет, мы знаем, что вы тоже Китеж ищете, не утруждайтесь только выдумыванием историй. Лично Вы, Вячеслав? Для чего Вам всё это?

А и правда? Я вспомнил тот разговор на террасе у Москалёва дома. Варенье! Я ведь тогда так и не попробовал! Малиновое было? Или черничное? Нет, точно малиновое. Полная розетка. И печенье ещё. А при чём тут варенье? Что в башку-то лезет? Что за ерунда?

– Давайте, Александр Витальевич, мы как-нибудь ускорим процесс, если Вы не возражаете? – тот же наёмник, услышанный нами первым, обратился к Бехтереву. Бирюков, кажется.

Он чуть приподнял автомат, прицепленный одноточкой к разгрузу. Осталось одно движение, ну максимум полтора.

– А вы, господа, откуда такие красивые и слаженные? Страйкболисты из Москвы, небось?

– Слава! – похоже, у Ольги начали сдавать нервы. Эх, любовь моя, знала бы ты, что у меня они сдали ещё минут пять назад... – Перестань. Просто отвечай! Пожалуйста!

Никто больше и не пошевелился. Адреналин стучал в ушах, сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из горла, а руки и ноги налились таким свинцом, что я еле стоял на ногах.

Тишину разорвала вибрация телефона. Клянусь, ещё никогда тот не вибрировал так громко, я даже зубами почувствовал.

– Тихо, не дёргаемся, – это ближайший ко мне голос подал. Медленно приблизился. – Телефон где?

– В нагрудном. Достать или сам?

– Спасибо, сам.

Он протянул руку, выдернул телефон из кармана. «Доцент».

Пара движений пальцами и красноречивый взгляд мне прямо в глаза. Громкая связь.

– Слушаю.

– Слава! Слышите меня? – доцент почти кричал, резко и отрывисто, чуть ли не захлёбываясь от эмоций.

– Слышу, Пал Георгич. Что-то выяснили?

– Слава! Это надо уничтожить! Немедленно! Это нельзя, чтобы в чьи-то руки!

– Профессор, нам это сейчас немного невовремя...

– Слава, эти рисунки, они ко всему ключ! Нельзя допустить...

В кино ведь всегда как? Там злодей терпеливо даёт герою договорить. Или нетерпеливо. Или вмешивается в разговор. Или герой злодею. Короче, все тянут время.

Я сделал вид, что наклоняюсь к телефону. Глупый шаг. Слишком долго получится. Секунд пять... Бред же. Да и ладно. Я повысил голос, почти сбиваясь на крик:

– Павел Георгиевич, помните, как в песне было?

Полшага к телефону в полунаклоне.

– Шлём автограф на ракете, кубки жизни пьём сполна!

Наёмники почувствовали. Тот, что держал телефон, начал инстинктивно делать шаг назад.

– Две гранаты на жилете!

Похоже, догадливый был не только он – с другой стороны ещё один, видимо, понял, что сейчас случится, и начал разворачивать автомат.

– Для врага и для себя!

Я всем весом и изо всех сил рванул на себя гранату на груди того, что держал телефон, заорав со всей мочи:

– На шесть часов!!!

Несколько наемников – кажется, двое или трое – инстинктивно начали оборачиваться к дверям. Нитка на разгрузе затрещала, но выдержала. Кольцо со шпилькой осталось болтаться на ячейке жилета. Повезло. Я разжал пальцы, скоба отлетела в сторону.

– За стол!

Хлопнул запал. Краем глаза я видел, как Даня пнул стойку с горящей лампадой прямо в ближайшего наёмника. Ольга нырнула за каменный стол, благо ей нужно было всего лишь пригнуться.

Граната стукнулась об пол.

Я плюхнулся на задницу, лягнув свою стойку с лампадой. Та полетела в стеллаж с берестяными свитками. В ушах стучало.

Один из них пытался закрыться руками, плюхнувшись, как и я, на пол. Другой уже нацеливал автомат. Сразу двое, этот Бирюков и ещё один, ломанулись к дверям, закрывая собой Бехтерева. Что происходило с Даниной стороны, я не видел – стол полностью перекрыл мне обзор. Да и некогда было смотреть.

Свитки полыхнули огнём моментально, видать, и вправду были пересушены до невозможности, будто их ещё и порохом обсыпали. Я перебирал руками и ногами как можно дальше от гранаты. Та валялась на полу, дымя тоненькой струйкой. Наёмник, тот, что держал телефон, как-то резко побледнел, собрался и начал заваливаться вперёд, явно намереваясь закрыть собой товарищей.

И в этот момент стена церкви с Даниной стороны взорвалась, осыпаясь внутрь градом щепок, палок и брёвен. Словно в замедленном видео из пролома вылетел Дым, ударив того, что собирался пожертвовать собой ради остальных, в правую половину тела, и впечатал его в противоположную стену, вынеся заодно и её тоже. Огонь взвился по стеллажу во все стороны от такого потока воздуха, а затем граната всё-таки хлопнула.

Андрей Бирюков. 29 июля, ночь. Кижи

Хесус, Лимон, Смайл.

Теперь ещё и Липа.

Он первым сообразил, что сейчас произойдёт. И оказался единственным, кто реально был готов служить.

А сам Манул? Смог бы он поступить так же? Не факт. Хотя...

Ладно, что гадать? Сейчас у них проблемы посерьёзнее.

Мимо Андрея пронёсся сгусток чёрного дыма, ударив одного из наёмников в спину. Что-то влажно хрустнуло, руки и ноги безвольно дёрнулись, а затем начали произвольно болтаться, пока тело бедолаги, подлетев на несколько метров вперёд и вверх, не затормозилось об остатки бревенчатой стены церкви.

А Седов молодец, не растерялся. Нашёл выход из ситуации, когда всё было, казалось, под их контролем. С песней этой перегнул, правда, но какая разница? Сработало же? Сработало. И минус Липа.

Эти почему-то не трогали Андрея. Пока что. Дымные шары проносились мимо, со всех сторон раздавалась стрельба, мельтешили фонари. Подземелье заполнила какофония выстрелов и криков. Андрей перевернулся, включил подствольный фонарь, выловил взглядом один из сгустков дыма под самым потолком и направил узкий луч прямо на него, стараясь удерживать в световом пятне заметавшийся из стороны в сторону шар. Тот будто бы начал таять, истекая крупными дымными каплями, и вроде бы начал светлеть. Внезапно дым собрался, сконцентрировался и выстрелил в сторону, уносясь куда-то мимо церкви. Андрей проводил его взглядом и увидел, как к остаткам церкви подбегает Бор, вытягивая автомат в сторону развалин. Бирюков, не отдавая себе отчёта, вскинул АДС – тот лягнул его в плечо и изрыгнул короткую очередь. Пули вырвали фонтаны щепок из бревенчатой стены поверх головы Бора – в общей суматохе наёмник даже не заметил, что в него стреляют. Андрей перевёл автомат чуть ниже и собирался нажать на спуск, как краем глаза увидел сгусток дыма в метре справа от себя. Вот и всё?

Шар висел в воздухе, не атакуя и, словно бы, наблюдая за его действиями. Мелькнула мысль – шар хотел, чтобы Андрей его увидел. Он качнулся в воздухе вверх-вниз, убедился, что Андрей сфокусировался именно на нём, после чего поднялся повыше и без разгона, мгновенно набрав скорость, ударил по ряду колонн вдоль стены. Потоком воздуха со стеллажей сбило берестяные свитки, пара стеллажей даже сами опрокинулись. А заодно на пол полетели и чаши с маслом и с горящими лампадами.

Пожар взвился моментально. Огонь высветил силуэт Бора внутри развалин церкви. Тот вскинул приклад автомата и размахнулся, собираясь ударить кого-то на полу.

Сверху послышался грохот и каменный свод начал осыпаться. Пламя охватило уже все стены, становилось нестерпимо жарко. Бежать! Срочно!

– Бор! Брать живыми и на выход!

Вячеслав Седов. 29 июля, ночь. Кижи

В ушах звенело. Я помотал головой, подвигал руками и ногами, а затем сунулся к Ольге проверить, всё ли в порядке. Обошлось, она тоже пыталась подняться на ноги, мотая головой из стороны в сторону. Затем бросил взгляд на Даню, но тот лежал без движения, хоть с виду и был цел.

Дым продолжал кошмарить наёмников где-то снаружи. Пламя, на мгновение сбитое взрывом, с утроенным аппетитом принялось пожирать свитки и планомерно перекидывалось на остатки стен. Откуда-то сверху начали сыпаться горящие щепки. Точно, кровля! Бежать, бежать, бежать отсюда, как можно скорее!

Оба боковых «иконостаса» были уничтожены. Оставался ещё центральный, но это очень ненадолго, стены вспыхнули, когда я схватил Даню за ноги и потащил к выходу. Тот чем-то зацепился за лежащего на полу лицом вниз наёмника, из-под которого растекалась большая лужа крови. Ольга выскочила наружу, согнувшись в приступе кашля и шаря руками по сторонам. Даня всё никак не поддавался, я наклонился и хотел приподнять его, но в этот момент мой затылок взорвался приступом боли, в глазах вспыхнули искры. Последним, что я успел разглядеть, были стремительно надвигавшиеся на меня доски пола.

Вячеслав Седов. 29 июля, ночь. Кижи

Я очнулся уже на ходу. Меня тащили под руки сразу двое наёмников, ноги не слушались и подкашивались то и дело. Затем была какая-то лестница, я несколько раз пребольно ударился об каменные ступени, причём так, что меня это даже в чувство привело.

Сзади вместе с потоками воздуха до нас долетал грохот, какое-то шелестение, крики, перемежавшиеся матом и воплями ужаса. Кругом была пыль, дым – нормальный, обычный человеческий дым, как от печки или костра – а по стенам то и дело плясали отблески пламени.

Наконец лестница закончилась, мы выскочили в какой-то деревянный то ли сарай, что ли что-то подобное, я не успел толком разглядеть. Впереди мелькали спины Ольги и Дани, их тащили точно, как и меня. Один из наёмников отпустил меня, перехватив на бегу автомат. Другой же лишь крепче схватил меня за одежду рукой в перчатке, и бег продолжился, только теперь не вверх, а куда-то к северному берегу. Или к восточному? Башка плывёт, ещё не соображаю ничего.

Сзади раздался удар, грохот, снова удар. А затем в спины нам ударила вспышка света, словно от гигантского костра. Вокруг был треск, шум, крики, почти перекрываемые бешеным ритмом пульса в ушах. Сердце колотилось, ноги подкашивались. Сзади прозвучал ещё один тяжелый удар с каким-то металлическим звоном, мимо нас, обгоняя бегущих, полетели искры. Пробежав так несколько метров, я позволил себе обернуться.

За спиной огромным костром полыхал Кижский погост.

Дыхание сбивалось, то ли от бега, то ли от паники. Наёмник прямо на ходу грубо ткнул меня в спину, кажется, просто стволом дробовика. В отблесках огня я не увидел край деревянного пирса под ногами, споткнулся, выматерился, чуть не перелетев через доски в воду. Удержался, замахав руками.

– Стоять! – голос Бирюкова перекрывал даже грохот падающих досок и треск пламени. – Руки за спиной свяжи им!

Бирюкова я запомнил, он как-то отличался своим поведением от остальных. Наёмник снова приставил мне между лопаток ствол. Я не стал спорить или сопротивляться, сейчас нужно было убираться как можно быстрее, искры от пожара начинали долетать до лодок. Кругом был бензин, запах его смешивался с гарью, вонью от горелого пластика и, почему-то, палёной шерсти. За спиной щелкнули затягивающиеся пластиковые наручники, рядом матерился Даня, Ольга предпочла молчать, испуганно озираясь в сторону горящего погоста.

Пирс дрогнул под ногами, сзади послышался глухой грохот, звон металла, треск камня и дерева. Все резко обернулись в сторону храма – между причалом и деревянными строениями разверзлась огромная дыра, куда прямо сейчас проваливалась Покровская церковь, и откуда выбивались гигантские языки пламени. Спорим, такой эффектной подсветки в Кижах никогда не было? Ну какая же чушь в таких ситуациях в голову лезет...

Кладбища уже не было, колокольня тоже начала заваливаться в зияющий провал. Языки пламени лизнули её раз, другой, и огонь схватился, вгрызся в некогда шедевр зодчества. Теперь уже бывший. Вдалеке наконец-то послышался вой сирен, может, хоть самую главную церковь спасут?

– Быстро грузимся! – это снова Бирюков.

Я не стал спорить, торопливо перешагнул надувной борт и сел на пластиковую скамейку. Со связанными руками держать равновесие даже в такой большой лодке было сложно. Даню и Ольгу затолкали во вторую лодку, туда же залез Бехтерев.

Наёмники уже почти запрыгнули в лодки, когда из провала вырвались несколько Дымов, настолько тёмных, что даже сейчас, в темноте, прерываемой лишь отблесками пожара, их можно было без труда разглядеть на фоне ночного неба. Сделав вираж, Дымы устремились к нам. У меня сдали нервы.

– Ходу! Ходу, вашу мать, убьют же нахрен!

Взревели парные японские Ямахи по сто тридцать лошадей каждая, лодки буквально выпрыгнули от причала. Дымы стремительно приближались.

– Свет! Свет на них!

Наёмники судорожно и синхронно направили стволы с фонарями в сторону клубков темноты, пока лодки с рёвом летели через протоку между островами. Тьма уворачивалась, постоянно маневрируя, уклоняясь, меняя скорость и высоту.

Выскочив из протоки, лодки развернулись и помчались в сторону Вытегры. Преследователи начали отставать, а вот тряска стала нещадной.

– Мужики, ну куда я денусь от вас сейчас? Развяжите руки, дайте фонарь! Стрёмно же!

Бирюков повернул голову в мою сторону.

– Откуда ты узнал про свет? – он старался перекричать рёв моторов.

– Развяжи, расскажу. Или я самоубийца, по-твоему?

– Ну храм же сжёг? Чем не самоубийца? – адреналин начал отпускать, всем хотелось выговориться, и Бирюков не был исключением.

– Там всё рассчитано было! – я чуть не слетел со скамьи на очередной волне.

Берег приближался, огни, обозначавшие вход в Волго-Балтийский канал, становились всё ярче. Я поёрзал на сиденье, пытаясь не отбить окончательно пятую точку. Лодки продолжали нестись, не сбавляя скорости.

Краем глаза я успел заметить движение слева по борту. Здоровенный сгусток тьмы мчался наперерез лодкам, на лету разделяясь и оставляя за собой шлейф черного дыма. Я сумел лишь оттолкнуться ногами, заваливаясь спиной на пластиковое дно и стиснув зубы.

Дымы ударили в лодку одновременно. Черный сгусток влетел в стекло рубки, сшиб охранника, стоявшего слева от штурвала, затем смял рулевого и снёс сам штурвал. Бесформенный ком из тел, тьмы и металла вырвал правый борт рубки вместе с куском борта. Звонко лопнул леер, уносясь свободным концом куда-то к корме – этот звук я почему-то услышал даже сквозь рёв двигателей и дикие крики уцелевших.

Лодка потеряла управление и начала поворачивать в сторону маяка, это я натурально почувствовал спиной, не имея возможности подняться со связанными руками. Моя голова болталась между сапог наёмника, сидевшего сзади, я видел, как он изо всех сил вцепился в лавку пальцами левой руки. А правой... А остатками правой руки он просто болтал в воздухе, пытаясь схватиться за автомат и не понимая, что благодаря лопнувшему лееру его кисть уже где-то в Онежском устье.

В этот момент тьма нанесла второй удар. Однорукого бедолагу выдернуло с места, словно бревном, перед глазами мелькнул его левый ботинок, угодивший мне прямо в лицо.

Я потерял сознание на секунду или две, а затем лодка подпрыгнула, вылетев на каменистый берег. Наверное, будь она целиком алюминиевой или пластиковой, я отделался бы испугом, но в данном случае случилось то, на что транспорт явно не был рассчитан. Стеклопластиковый корпус встретился с полуметровыми валунами, носовой баллон спружинил и лопнул, один из моторов сорвало с транца – я успел увидеть сюрреалистичную картину в свете маяка – и в ту же секунду меня выбросило из лодки.

Прямо на лету треснул пластик наручников, я разглядел, как по камням кувыркается мотор. Валуны перед глазами за секунду увеличились в размере, заняв всё поле зрения, а затем для меня наступила темнота.

Всем телом я ощутил, как Дым прямо на лету несильно толкнул меня в спину, а затем буквально поглотил, целиком окутав тело. А после... после Дым начал тормозить. Мне в лицо чуть ли не упёрся мой же затылок, спина прилипла к животу, а содержимое желудка, как мне показалось, осталось на месте лишь благодаря пережатому пищеводу.

Я не видел совершенно ничего, Дым застил глаза. Затем он снова сменил направление, меня потянуло куда-то вниз, точнее, в сторону ног – я и так помнил, что летел вниз до этого. И всё это буквально за пару секунд, что я провёл в воздухе.

А после был удар. Сильный, будто об воду с высоты, плашмя. Или о спортивный татами. Само как-то вспомнилось восточно-единоборное (или единоборственное?) прошлое. И, кажется, я наконец-то потерял сознание.