Выходной подходит к концу. Кухня в доме Ребекки Мартинссон в Курраваара освещена мягким вечерним солнцем.
Монс смотрит на Ребекку. Он тоскует по ней, хотя она сидит всего в полутора метрах от него. У нее прямые черные волосы, а радужная оболочка глаз имеет темную окантовку. Монс только что обнимал ее. Он занимался с ней любовью, хотя и осторожно, ведь Ребекка вся в синяках. Она по-прежнему чувствует себя неважно: после сотрясения мозга быстро устает и страдает головокружениями.
Монс смотрит на шрам над ее верхней губой. Он портит лицо Ребекки. Но именно это и нравится в нем Монсу. Он испытывает к этому шраму нежность, подобную той, которую чувствовал, когда в первый раз взял на руки свою новорожденную дочь.
— Как ты? — спрашивает Монс, наливая Ребекке стакан вина.
Та смотрит на этикетку: дорогое. Он решил разориться ради нее.
— Хорошо, — отвечает Ребекка.
Она уже не помнит, что с ней произошло, она не думает об этом. Каково это, лежать в проруби? Как себя чувствует человек подо льдом? Разумеется, ужасно, но ведь теперь все позади. Она видит беспокойство Монса. Он боится, что ей снова станет хуже. Но сейчас он говорит слишком спокойно.
Что-то встало между ними. Ей не терпится, чтобы он обнял ее, хочется спрятаться за свою усталость и синяки.
Ребекка снова и снова возвращается к тому моменту, когда Туре надвигался на нее на своем снегоходе и ей казалось, что это конец. А потом она чуть не потонула подо льдом. Тогда она все время думала о бабушке и папе и ни разу о Монсе. Это Анна-Мария впервые напомнила ей о его существовании, когда протянула телефон.
Они слышат, как во двор въезжает автомобиль. Ребекка подходит к окну: это Кристер Эрикссон. Он выходит из машины и идет, сильно наклоняясь вперед, к двери. Ребекка стучит ему в окно, показывает пальцем вверх и делает рукой приглашающее движение. Через минуту он уже стоит у дверей ее кухни на втором этаже. Монс поднимается со стула.
— Простите, — смущается Кристер. — Я не знал, что вы… Нужно было позвонить сначала…
— Нет, нет… — успокаивает его Ребекка.
Она представляет Монса и Кристера друг другу. Веннгрен протягивает руку.
— Минуточку, — Кристер расстегивает «молнию» на куртке и смотрит себе за пазуху.
И в следующее мгновенье оттуда показывается курносая мордочка. Щенок! Должно быть, прикорнул в тепле и теперь еще сонно перебирает лапками.
— С твоего позволения… доброе утро!
С этими словами Кристер протягивает малыша Ребекке и смеется, глядя на ее восторженное лицо.
Щенок уже проснулся. Ребекка видит, что он еще слепой и такой маленький, что помещается на ее ладони.
— О боже! — шепчет она.
Он такой мягкий, теплый и беспомощный. Он него исходит специфический щенячий запах. Вера уже увивается у ног хозяйки.
— Ты пожелаешь мне доброго утра как-нибудь в другой раз, — обращается Ребекка к собаке. — Это Тинтин? — спрашивает она, в то время как Монс и Кристер продолжают трясти друг другу руки.
Веннгрен подтягивается и подбирает живот. Он искоса поглядывает на Кристера, хотя всячески старается не показывать своего любопытства.
— Немного рановато… — смущается Эрикссон, глядя на щенка, — но все прошло хорошо. Он твой, если захочешь.
— Ты шутишь! — Ребекка не скрывает своего восторга. — Как можно отказаться от щенка Тинтин!
— Мне рассказали, что с тобой приключилось, — продолжает Кристер, глядя ей в глаза.
Ему плевать, что рядом стоит ее любовник. Пусть все мужчины мира соберутся в этой комнате, он все равно будет смотреть ей в глаза.
И она не отводит взгляда.
— Но ты не можешь позволить себе собаку, — вмешивается Монс. — Ты ведь сама говорила мне, что понятия не имеешь, что делать с Верой. Ты так много работаешь! И потом, разве собаки смогут жить в моей стокгольмской квартире?
Он ласково, но уверенно кладет ей руку на плечо. Этот жест обращен к Кристеру и означает: «Она моя».
Потом Монс спрашивает гостя, не хочет ли тот вина. Кристер отвечает, что он за рулем, а Ребекка снова смотрит на щенка.
— А что стало с Кертту Крекула? — интересуется Эрикссон.
— На допросе она показала, что они с Туре всячески пытались помешать Яльмару на озере. Мы отпустили ее, — отвечает Ребекка, целуя щенка в нос. — У нас нет против нее никаких свидетельств, кроме показаний Яльмара, а этого недостаточно для обвинения.
Кристер задумывается. Он представляет себе Кертту, одиноко доживающую век в своем доме в поселке. Отныне с ней никого не будет рядом, кроме Исака.
— Обвинительный приговор был бы для нее спасением, — говорит он. — Она обрекает себя на куда более страшное наказание.
И поворачивается к выходу.
— Мне пора, — объявляет он. — Нельзя надолго отрывать его от матери и трех его братьев.
Потом останавливает взгляд на Ребекке.
— Тебе не обязательно принимать решение прямо сейчас, — говорит он. — Подумай хорошенько. Но это будет прекрасная собака.
— Ты думаешь, я этого сама не понимаю? — спрашивает она. — Я просто не знаю, что мне сейчас тебе сказать.
— Может, просто «спасибо»? — улыбается он.
— Спасибо, — повторяет она и протягивает ему щенка.
Их руки на мгновенье соприкасаются. Монс нетерпеливо прокашливается.
Кристер Эрикссон уносит щенка за пазухой. Спускаясь по лестнице, он крепко держится за перила, чтобы не упасть вместе с малышом. Потом садится в машину, кладет завернутого в куртку щенка рядом на пассажирское сиденье и поворачивает ключ зажигания.
Малыш уже спит. Кристер вспоминает руку Монса Веннгрена на плече Ребекки. Представляет себе, как они целуются сейчас там, наверху. «А ты ему нравишься, этому полицейскому», — говорит, должно быть, Монс.
По возвращении домой Кристер отдает щенка Тинтин, и та тщательно вылизывает его.
Он гладит собаку по голове. Сейчас она лежит на боку и кормит своих детей. Жалюзи опущены, и в комнате царит полумрак, хотя на улице еще не стемнело.
«А чего я, собственно говоря, ждал? — мысленно спрашивает себя Кристер. — Что она бросится мне на шею?»
Он вспоминает, что, даже провалившись в прорубь, Ребекка думала о его собаке. Он представляет себе, как ее уносило течением под лед. «Любовь состоит в том, чтобы давать, а не брать, — делает вывод он. — Не нужно ничего требовать взамен». Но у него самого так не получается. Он хочет, чтобы Ребекка всегда была с ним и только с ним.
— Мне кажется, я люблю ее, — говорит он Тинтин. — Сам не понимаю, как так вышло?