9

9

Кортнев Семен Владимирович

Окончательно в себя я пришел уже в боте. Помню оглушающую боль в теле, после которой начал валиться набок, яркие вспышки-трассеры, тянущиеся с обеих сторон, да грохот выстрелов. Потом меня грубо, не церемонясь волокли по земле, и так же, не заботясь о сохранности, закинули в корабль.

Ускорение придавило к серому, нескользящему полу. Система на внутреннем взоре сыпала сообщениями о повреждениях и восстановлении, а я, кряхтя как девяностолетний дед, поднялся сначала на корточки, а потом, придерживаясь за стены, выпрямился. Посмотрел на экран за креслом пилота, который сейчас занимал Инк: мы летели. Далеко под нами проносились поля, дороги и поселения.

Пришелец, убрав свои сложносуставчатые руки с пульта, развернулся ко мне.

— Присаживайтесь, — он указал на кресло напротив, — мне необходимы пояснения по случившемуся.

С легким замиранием сердца я устроился на предложенное сиденье. Что ему от меня надо? Я сам в шоке от случившегося. Никто не предполагал, что Валовцы смогут расправиться с высокоуровневыми Системщиками. Планировалась легкая прогулка, которая окончится либо пленением, либо смертью наших противников, а затем уничтожением их капсулы.

К которой тоже много вопросов. Каким образом Великий Вал связался с местным? Как капсула прорвалась к Земле, несмотря на все заверения вышестоящих, что наша Солнечная система находится в надежной блокаде силами Системы?

— Мы с Онк составляли единое целое более семисот стандартных циклов. Если переводить на ваши года, то это чуть меньше шестисот лет. В вашем языке нет таких понятий и определений, но мы были целым не только эмоционально, но и физически. Я чувствовал его, а он меня. Мою радость или боль. Все это делилось пополам, на двоих. Мы могли действовать абсолютно синхронно и совместно, как две руки одного организма. Сейчас одну руку безжалостно оторвали. Я чувствую физическую боль от потери. И я задаю вопрос: кто то существо, что убило Онка?

— Это местный, землянин. Каким-то образом он приобрел АСК Великого Вала и начиная с конца прошлого года портит нам на Земле все планы, — если не знаешь, что говорить — говори общие фразы и говори правду. Эту истину я познал еще в далекой юности.

Чужой задумался.

— Та информация что предоставлена мне, совершенно не соответствует действительности. Ваши советчики обозначили мне, что ступень развития Валовца не может превышать восьмидесятого уровня. Однако умение, которое он применил для убийства Онка, появляется в ветке развития не раньше четыреста двадцатой ступени. Поэтому я задаю вопрос: почему нам предоставили ложную информацию? Основываясь на верных данных, наша целость применила бы другую стратегию и тактику. Другие специальности и умения. Другую защиту.

Вот дьявол! Четырёхсот двадцатый уровень развития? Когда он успел?! Мысли метались. Что я мог ответить? Видимо только правду.

— Я не знаю. Аналитики Управления на основании штурма базы составили предположительную карту его умений и на основании этого вывели его ступень развития.

Я скосил глаза в сторону экрана. Мы всё еще куда-то летели. Летели достаточно долго — минут двадцать точно. Учитывая, что процесс полета из Города до точки приземления занял у нас три минуты… Куда мы летим? И летим над землей, на высоте километра три.

— А куда мы летим? — я рискнул задать вопрос.

— Я предположил, что ты не владеешь всей информацией по случившемуся. Поэтому мы летим в Москву. В ваше Управление, — Инк замолчал, задумчиво уставившись в экран, затем продолжил. — Мне не нравится ваша система подчинения. Она не совершенна. Слишком много промежуточных, ненужных ступеней.

Он замолчал и не произнес больше ни слова до самого приземления.

Мы и в самом деле прилетели в Москву. Через тридцать минут от момента взлета наш бот сел прямо на площади перед Управлением.

Пошли к Бате прямо так. Не переодеваясь, с дырками на футболке, с кровавыми подтеками на одежде, в вываленных в грязи штанах. Прорываясь сквозь охрану.

Инк инициализировал на себе свой огромный силовой доспех, отливающий серебристыми коконами силовых полей. Взамен уничтоженного Валовской капсулой пушки, достал другую, не менее устрашающую и шел прямо за мной.

Маленькие, предназначенные для людей двери не подходили по размеру под его броню. Но это была проблема дверей. Сбивая косяки, проламывая стены Инк шел за мной. Молча.

Я шел впереди, не пытаясь что-то кому-то объяснить.

Охрана на входе просто отступила, увидев направленный на них ствол, так сильно напоминающий крупнокалиберную корабельную пушку. Жалобно звякнул вращающийся турникет, когда силовой кокон сжал его начищенные трубы. Жалобно вскрикнула Лена — секретарша Бати — испуганно плюхаясь на кресло, с которого только что вскочила, услышав шум в коридоре.

Дверь распахнулась и на пороге, встречая нас, появился он сам. Седых Алексей Борисович. Начальник Управления. Мой начальник.

Он не выглядел испуганным. Он выглядел именно как начальник. Даже такая грубая демонстрация не смогла сбить его с рельс.

Его глаза, словно два крупнокалиберных ствола, медленно оценили нас. Оглядел меня, останавливаясь на кровавых пятнах на теле, изучил броню Чужого, повернулся к секретарше:

— Леночка, два, нет, три кофе, пожалуйста, сделайте. Думаю, уважаемый Инк не откажется выпить божественный напиток вашего приготовления.

— Д-д-да, Алексей Борисович, — заикаясь прошептала женщина.

— Проходите, — Батя кинул на нас мимолётный взгляд и уже в кабинете бросил вслед, — и не надо тут всяких спецэффектов, сохраните мне двери.

Я услышал, как складываются, пропадают плиты брони пришельца. Растворяются в глубинах его подпространственного хранилища, выщелкиваются из пазов, отсоединяются, откручиваются. Здоровенная броня за десяток секунд разобралась на составные и исчезла в безграничном хранилище.

Два ствола, в которые превратились глаза Бати, так и не исчезли. Он, сидя за своим столом словно в полнопрофильном окопе, изучал нас, застывших перед ним. На столе стояла фотография его счастливо улыбающейся внучки, со стены смотрело изображение президента.

— Ну, — наконец произнес Седых, — и что за бардак вы тут устроили? К чему тут это всё?

Он кивнул на монитор, на котором выстроились картинки с камер наружного наблюдения. Пыльный след разрушенных дверей и стен отмечал наш путь к его кабинету.

Инк молчал. И я понял, что он возложил обязанность разговора на мои плечи. О-хо-хо.

— Я думаю, что в вашем Управлении сидит саботажник, который предоставив неверные сведения нашим гостям со звезд, подставил нашу группу под угрозу уничтожения, — наконец набравшись смелости произнес я.

— Вот как, — стволы Бати вернулись в свои казематы, и он взглянул на нас своими обычными глазами. — И с чего же вы это решили? Что сегодня произошло?

— Валовец, тот самый, который Стас, сегодня убил Онка, применив способность, соответствующую четыреста плюс ступени развития.

— Вот как, — снова произнес Седых. На сей раз задумчиво. — И вы решили, что вас специально подставили?

— Все верно.

— И с какой же целью мне подставлять вас? Какую цель я могу преследовать, отправляя на убой тебя, моего верного помощника, и наших гостей со звезд? А, Семен?

Я замер, судорожно обдумывая происходящее. Боковым зрением я видел Инка. Он застыл, словно отстраняясь от произошедшего. Будто этот разговор не был его инициативой.

Так, стоп! Он сам привел меня сюда для выяснения обстоятельств гибели Онка. И перед этим он так долго рассказывал мне о его горе в связи с гибелью партнера. А сейчас он стоит, будто потерял интерес к тому, что здесь обсуждается. Да к тому же эта его последняя фраза…

Сердце пропустило один удар. Догадка обожгла внутренности.

Чужой специально привел меня сюда. Но совсем не для разговора.

— Ну же, Семен! Что ты молчишь? — требовательно спросил Седых, наш Батя. — Ты все еще обвиняешь меня? Ты все еще думаешь, что это я вас подставил?

Руки вспотели, и я невольно обтер их об штаны. Крошки грязи, что прилипли к ним, когда я бесчувственный валялся на земле, размазались по ладоням.

Рывок

До Бати было метра три. К тому же между нами стоял отличный, массивный резной дубовый стол.

Я размазался в пространстве, мгновенно взлетев на столешницу. В момент прыжка достал из кармана свой верный нож, который с конца того лета буквально купался в крови, подняв меня на тридцать пятую ступень развития. И мои умения, в отличие от умений Седых Алексея Борисовича, были на восемьдесят процентов боевыми.

А он качал себе административные навыки. Поэтому его Уворот был всего первого уровня. И он не успел отклониться.

Нож с огромной скоростью воткнулся в его грудную клетку. Выбивая воздух из легких, что вместе с кровью из разодранных артерий вылетел изо рта.

Я дернул клинок вверх, разламывая кости, раздирая кожу вместе с шикарной тканью его военного кителя. Кругляши медалек со звоном упали на подлокотник и скатили вниз, чтобы затеряться в ворсе роскошного персидского ковра.

Его глаза в недоумении и страхе смотрели на меня.

Я тянул нож вверх. Уперевшись ногой в его грудь, продираясь сквозь всё его тело. Я примерно знал его ступень развития. И знал, на что способен его медблок. И не желал оставлять ему ни единого шанса.

Поэтому выдернув нож со всей силы воткнул его еще раз. И еще. И еще. В сердце, в почки, в печень, в глаза, в горло. Его тело булькало, брызгало красной жидкостью и оседало в кожаном кресле.

Со стены Президент с понимающей улыбкой смотрел на меня. Внучка Седых радостно смеялась, наблюдая за убийством деда.

Я словно мясник разделывал тушу, когда в кабинет зашла секретарша. Она несла поднос с тремя белоснежными чашечками, из которых исходил волшебный аромат кофе.

Лена замерла, увидев меня. Ее глаза медленно расширялись от ужаса по мере того, как она осознавала произошедшее.

Рядом стоял безучастный Инк. Он, с тех пор как зашел в кабинет, не произнес ни звука и ни разу не изменил свою позу. Он ждал.

Лена стреляла глазами то на меня, то на пришельца. Тонкие фарфоровые чашечки тихонько звенели, соприкасаясь с серебряными ложками.

— Вы… вы… кофе будете? — еле дыша, наконец произнесла она.

Я бросил отрубленную голову Седых на пол.

— Да… Леночка. Поставьте на стол. И позовите уборщицу. Я тут намусорил.

Осторожно переставляя плохо слушающиеся ноги, секретарша прошла к журнальному столику и поставила туда поднос. Стараясь не производить лишнего шума, пошла на выход, задержавшись у двери:

— Мне собрать совещание? В связи с перестановками в Управлении? — не глядя вглубь комнаты дрожащим голосом спросила она.

Вот как. Она соображает быстрее меня.

— Да.

Все верно.

Убивший дракона сам становится драконом.

9.2

Убирать в кабинете пришли двое дюжих мужиков и одна скромная, запуганная до смерти женщина предпенсионного возраста. Мы, чтобы не мешать им, вышли в приемную. Расположились там на удобном кожаном диванчике и пили вкуснейший кофе, который, правда, уже слегка остыл.

Секретарша Лена сидела за своим столом и пыталась делать вид, что работает. Но я видел, что это у нее получается из рук вон плохо. Собственно, не удивительно. Не каждый день смена руководства происходит таким образом.

Я кое-как оттёр кровь с лица и рук, но на футболке она смешалась с моей да так и засохла. Эдакое кровосмешение.

— Ваша организация управления крайне неэффективна, — отхлебывая кофе, сказал мне Инк. Его рука с одним лишним суставом, отчего казалась поломанной, лежала на подлокотнике дивана и поднималась только лишь крайняя часть: очень необычное зрелище. — Наша Система предоставляет огромный функционал потребителю. Однако вы, земляне, получив ее в пользование даже не подумали об изменении вашей структуры власти. Это неправильно. Ступеней должно быть в разы меньше. Лишние элементы либо удаляются, либо переводятся в другие места.

— Я правильно понял, — катая остатки кофе в тонкой, почти прозрачной чашке, спросил я у него, — что из кабинета вышел бы только один из нас?

Лена, услышав такое, вздрогнула. Из ее глаз брызнули слезы. И на меня, глядевшего на ее страдания, внезапно накатило. Руки задрожали, сердце забилось в разы чаще. Откат, осознание того, что натворил и к чему это может привести.

— Верно, — пришелец, казалось, не замечал моей реакции. — Тебе я дал подсказку, а он должен был сам догадаться. Ещё давно. Информация о структурах управления в Системе ему была предоставлена несколько месяцев назад. Однако выводы сделаны не были. Слишком закостенелое мышление. Система такое не принимает. Цель нашего прибытия была не столько забрать Валовца, сколько проконтролировать вас. Увидеть и отрегулировать вертикали власти по стандартам Системы.

Из кабинета, стараясь не глядеть в нашу сторону, вышли уборщики. Женщина, смотря в пол пробормотала:

— Вы уж извините, но всё убрать никак невозможно. Менять там надо. И полы, и стены красить.

Она разве что не поклонилась нам, леденея от страха, и осторожно пятясь к двери.

— Спасибо, этого пока достаточно, — ответил я ей, и повернулся к секретарше. — Лена, совещание по Управлению через 10 минут. У меня в кабинете.

— Да, Семен Владимирович.

Я прошел внутрь не оглядываясь.

Залитое кровью кресло убрали, временно поставив на его место стул. Плевать. Я не собираюсь тут засиживаться. У меня Валовец как минимум четыреста двадцатого уровня бегает по Уралу. И он наша главная проблема.

Системщик устроился в углу на кресле рядом с журнальным столиком. Лена принесла ему туда еще чашку кофе, и он пил его, молча смотря в мою сторону.

Через указанное время в дверь тихонько постучали и осторожно начали заходить созванные на совещание люди. Тихие, потеющие, смотрящие в пол люди. Они заходили и представлялись. Тихо и неуверенно. Я знал часть из них, но многих увидел впервые. И был в легком недоумении.

И это руководители подразделений? Вот это вялое чмо, что покрылось от страха красными пятнами, управляет набором кадров в боевые звенья Системы? А вот это мокрое от липкого, холодного пота существо отвечает за контрразведку? Каким образом они заняли эти места? Благодаря своим умениям или по протекторату, по знакомству и кумовству? Я склонялся ко второму варианту.

Но дадим еще один шанс.

— Кто еще не в Системе? — обрывая вялые попытки представиться спросил я. — Шаг вперед!

Из семерых зашедших двое неуверенно вышли из неровного строя.

Вытащив из кармана две пилюли, я положил их на стол.

— Или пьете сейчас, или заявление на стол.

Почти наперегонки вышедшие вперед бросились к столу и без воды проглотили медблоки.

— К завтрашнему дню предоставить списки всех своих подчиненных. ВСЕХ! Сколько бы их ни было.

Я собираюсь просеять сквозь мелкое сито личного собеседования всех засидевшихся в Управлении. Процентов семьдесят уйдут из него. На другие должности, в другие региональные управы. У нас на Урале крупная нехватка кадров. Валовец вырезал половину численного состава.

Зазвонил телефон. Особый телефон. Гладкий корпус без каких-либо кнопок и дисков. Захотелось встать. Но я смог пересилить своё почти инстинктивное желание.

Я поднял трубку.

— Слушаю, — напустил в голос столько стали, сколько смог.

— Кортнев Семен Владимирович? — мягкий, вкрадчивый голос. Слышимость была настолько хорошая, что, казалось, собеседник стоит рядом со мной. Но самое поразительное было то, что он назвал меня, а не Седых! И это о многом говорит.

— Да. Кто это?

— Это управляющий делами Президента… — голос замер на середине фразы, словно давая почувствовать и осознать, кто звонит мне, кто снизошел до меня.

— Ясно! Чем обязан? — интонацией выразил легкое нетерпение.

— Мы узнали о… — голос запнулся, подбирая слово, — перестановках в вашем Управлении. Не сказать, чтобы мы одобряли подобное и…

— Мне плевать, что вы думаете, — грубо оборвал я голос в трубке. — С этого момента Управление находится под моим контролем. Или у вас есть претензии?

— Э-э-э… нет, — голос стал растерянным и шокированным. — Мы не имеем к вам претензии.

— Ясно, какие-то вопросы? — сердце бешено колотилось. Уж слишком сильно я борзел. Но в углу кабинета сидел и аккуратно пил кофе мой карт-бланш. Он был рожден в неведомой мне дали, под светом другой звезды, но в его неземных глазах я видел одобрение. Так что пора разворошить этот клоповник.

— Да, Президент выразил желание поговорить с вами. В среду, после девяти утра, пожалуйста прибудьте в Кремль.

Ух.

— Нет! — я рубанул ладонью воздух. — Я прибуду завтра к восьми утра.

Я увидел, как зашевелились волосы у стоящих предо мной. То, что они слышали, было немыслимо. Немыслимо для них. Они не понимали, что времена меняются. Что скоро мы будем руководить всем на Земле. Система!

— Х… хорошо, я постараюсь передать Президенту вашу просьбу, — голос стал слегка охрипшим.

— Это не просьба, — дожимал его я, — это информирование. Завтра в восемь. Конец связи!

Бросил трубку не дожидаясь ответа. Пусть подумают.

Может быть поймут, что они уже никто.

9.3

Отпустил своих новых подчиненных, которые так и не посмели поднять на меня глаза, и устало откинулся на спинку твердого и неудобного гостевого стула. Бросил взгляд на часы. Стрелки только-только пересекли четыре часа дня.

Мне нужно отдохнуть, расслабиться. И я знал только один способ, как достичь этого быстро и полноценно.

— Я могу воспользоваться ботом? — спросил у Инка, который словно замер в кресле, в углу кабинета. Уж не насекомое ли он? Те так же могут надолго замирать, не выдавая себя лишним движением.

— Несомненно, — утверждающе кивнул он. — Этот бот, как и все прочие прибывшие на территорию вашего региона, теперь подчиняются только тебе. Только не забывай про завтрашнюю встречу. Она хоть и формальна, но позволит тебе расставить все точки над ё.

Хм, уж слишком сильно это пришелец разбирается в наших высказываниях.

— Я помню. И думаю, буду в Москве уже ближе к вечеру. Тебе необходимы какие-либо апартаменты?

— О нет, благодарю. Меня все устраивает. Только распорядись, чтобы кофе приносили с периодичностью раз в час. Хотя бы до полуночи.

Я кивнул и вышел из кабинета, дав сопутствующие указания Елене. Где тут у них душ?

Стоя под горячими струями, смывая с себя свою и чужую кровь, задумался: всё ли правильно сделал? Стоило ли рубить по живому? Стоило ли так вести себя с людьми Президента? И пришел к выводу, что да. Стоило. Тут, как говорится, или я, или меня. Возможно, будь я чуть медлительнее, сейчас кто-то другой смывал бы мою кровь со своего тела.

Лена нашла для меня чистую одежду моего размера и даже положила на аккуратную стопку белья маленький баллончик дезодоранта. Словно чувствовала, куда я еду. Эту секретаршу точно не стоит менять. Она думает на пару шагов вперед. Очень удобно. Главное, чтобы не лезла куда не надо. Куда ей не надо.

Бот стоял там же, где и приземлился. На площади перед Управой, одним углом слегка налетев на невысокую стенку цветника. Но никто, естественно, не посмел выписать штраф за неправильную парковку.

А вот интересно, с точки зрения Системы, то, что я совершил, подлежит наказанию? А?

В Системе существуют два вида правил. Для «винтиков» и для «ключиков». Ты «ключик», свод твоих правил крайне мал и данное действие не подлежит наказанию.

Вот как. Впервые услышал про такую градацию. А за что же тогда могут наказать «ключиков»?

За действия, которые привели к ослаблению Системы. После решения одного из Триумвирата Системы.

Разъем, заменяющий боту дверь, бесшумно открылся, стоило мне поближе подойти к кораблю. Сел в кресло пилота, пытаясь сообразить, как же управлять этой штукой.

Существует множество способов управления ботом. Самый простой — автоматический. Необходимо задать адрес и дальше автопилот доставит тебя куда нужно.

Хм, удобно. Я вызвал на экран карту и спустя минуту поиска нажал кнопку «Пуск». Легкая дрожь корпуса и вот экран показывает, что мы уже летим. Высоко и быстро.

Тридцать минут полета, который совсем не воспринимался как полет, и бот осторожно приземляется в указанном мной месте. Тоже на площади перед Управлением. Только в моем родном Городе.

Там все всё уже знают и чуть ли не всем явочно-списочным составом выходят меня встречать. Еще бы хлеб-соль притащили.

Впрочем, мне сейчас не до подчинённых. Махаю им рукой, отправляя на свои рабочие места. У меня очень мало времени.

На ресепшене подошел к стойке, на которой висели ключи от служебных автомобилей. Пальцем провел по черным маленьким коробочкам, иногда задерживаясь, сверяясь с внутренним выбором. И наконец снял с крючка нужное.

Трехсотпятидесятый мерседес S класса. Как раз то, что нужно. Показал вахтеру ключи. Тот, как ответственный работник, достал журнал и начал старательно записывать время взятия служебного автомобиля в личное пользование.

Времена меняются и только вахтеры со своими журналами неизменны. Впрочем ненадолго. Система всё поменяет. Я всё поменяю.

Врач хмурился.

И я понимал, что не могу приказать ему. Только просить, умоляюще смотря в глаза. Здесь в больнице он бог. Здесь он приказывает и распоряжается. Моя власть закончилась за входной дверью, над которой висела вывеска «Онкологическое отделение».

— Хорошо, — наконец произнес он. — Но недолго! Максимум два часа!

— Конечно, Виктор Иванович! Никаких проблем не будет. Привезу — увезу. На всё про всё два часа. Спасибо! Буду должен!

— Вот не надо тут этого, — он сдвинул брови. — Сейчас привезем.

Вера сияла.

Несмотря на огромные синие круги под глазами. Несмотря на сбритые волосы на голове. Несмотря на то, что ее везли в каталке.

Но она сияла.

Потому что увидела меня. Я тоже сиял и радостно, до ушей, не в силах контролировать мышцы рта, улыбался. Я увидел ее.

— Здравствуй, родной мой, — произнесла мне моя женщина. — Я так соскучилась по тебе.

— Здравствуй, — я присел перед ней на корточки. Схватил тонкую ладошку, — я тоже соскучился.

Медсестра, привезшая коляску с Верой, уступила мне место, и я повез ее на выход. Спустились на лифте вниз, вывез ее на стоянку.

Аккуратно перетащил ее легкое, похудевшее тельце в машину. Она гладила меня по щеке пока я шел до автомобиля с ней на руках. Сложил коляску и бросив ее в багажник, завел машину.

Мы приехали на старый пруд.

Рабочий день заканчивался, поэтому народу в парке было совсем немного. Только пенсионеры, вышедшие погреться в лучах заходящего солнца, да спортсмены, наматывающие круги вокруг водоема.

А теперь еще и мы. Тщательно подоткнув плед под ее ноги, схватил коляску за ручки и повез жену вдоль пруда, по тщательно подметённым дорожкам.

Солнце только затрагивало своим круглым боком высокие деревья, запуская сквозь листья яркие лучи. Легкий ветер играл ими, направляя прямо в глаза. Мы щурились и улыбались друг другу.

Толстые утки важно плавали в пруду в поисках еды, требовательно крякая, и мы, конечно же, не смогли устоять. Подвез коляску к краю воды и разломив хрустящий батон надвое, протянул половину Вере.

Она втянула носом аромат недавно испеченного хлеба.

— Ах, прямо голова закружилась. Тыщу лет не ела батон.

Она отломила кусочек и положила на язык:

— Вкуснотища! Ты же не расскажешь доктору? — она захихикала. Почему делая запретное мы так радуемся?

— Конечно нет, — я тоже забросил кусок себе в рот, хрустя корочкой. — Хочешь, мороженое тебе куплю?

— Хочу, — щурясь от веселого солнечного зайчика, что прыгал по ее лицу, сказала она. А потом погрустнела, — но, наверное, не надо. Хуже ведь будет.

— Наверное, — повторил я.

Мы молчали, крошили батон и кидали кусочки уткам. Их солидное, размеренное кряканье неожиданно успокаивало. Вот так бы вечно стоять тут и кормить их. И ничего больше не надо. Ни власти, ни богатств, ни Системы этой долбанной.

Ничего.

Только я, она, да ломоть батона, который жадно поедают сгрудившиеся вокруг нас птицы.

— Знаешь, — улыбаясь, наблюдая за трапезой уток, сказала она, — мне иногда кажется, что за все грехи, что ты совершаешь, расплачиваться приходится мне.

— Ну Вера! Ну глупости же говоришь!

— Степушка! Я глупая баба. Пусть. Не обращай внимания. Я же для того и рядом с тобой, чтобы делить радости и горести. И грехи тоже. Так что всё в порядке. Я знала на что шла.

Я повернул коляску лицом к себе. Утки недовольно крякнули, понимая, что угощения можно не ждать.

Сел на корточки. Достал из кармана капсулу.

— Возьми. Пусть у тебя будет. Вдруг передумаешь.

Вера протянула свои тонкие, полупрозрачные пальцы к пилюле. Взяла ее из моей ладони, поднесла к глазам, рассматривая на просвет.

— Я проглочу ее и всё? Всё закончится? Я выздоровею?

— Да, Верочка. Да! — я упал на колени, обхватывая ее под коленки.

— И что же там останется от меня? Если даже мыслить нужно будет правильно? А как я могу мыслить нужно, если у меня есть ты? Кто будет говорить тебе глупые вещи? Кто будет брать на себя твои грехи?

— Вера-а-а!

— Да, Степушка. Ты можешь не верить. Да и не надо тебе верить. Главное, что я верю. Твоя Вера верит. Этого достаточно. Мне достаточно. Нам достаточно.

Я улетал в Москву. Пилюля с медблоком лежала у Веры в кармане. И это успокаивало и грело меня. Как и ее поцелуй, который горячим отпечатком лежал на моих губах.

Загрузка...