Поклоняющиеся звездам

СОТОЕ ОТКРЫТИЕ ИНДЕЙЦЕВ МОЧИКА

Через полтора с лишним тысячелетия после славного вступления мочикцев на арену северного Перу в здешние прибрежные долины пришли археологи, чтобы заново открыть это исчезнувшее государство и его забытую культуру. Открыть? Но, собственно, когда и сколько раз культуру Мочика открывали?

В действительности открывать мочикцев было незачем. Их потомки жили на той же территории еще в период, когда в Перу появились первые испанцы. Говорили эти индейцы на языке мочика, это же название дали историки и культуре, существовавшей здесь в середине I тысячелетия. Теперь трудно сказать, как звучал язык мочика две тысячи лет назад, в эпоху зарождения мочикского государства. Его современная форма— «кингнам» — соотносится с первоначальным языком примерно как новогреческий с древнегреческим. На новомочикском языке говорили чиму в «империи» Чиму, которая была (с небольшим перерывом) продолжательницей традиций и культуры Мочика[12].

Говорившие на языке мочика индейцы (испанцы часто называли их «юнга») населяли прибрежные долины северного Перу и после завоевания страны европейцами. Эту народность действительно не было нужды открывать заново. Благодаря интересу, который церковь проявляла к их языку (она хотела обратить индейцев в христианскую веру), сохранились письменные сообщения о мочикцах, относящиеся к послеколумбовой эпохе.

Итак, честь открытия индейцев культуры Мочика принадлежит духовенству, в первую очередь просвещенному иезуиту Мигелю Кабельо де Бальбоа, который написал книгу, имеющую странное название — «Miscellanea Antarctica»[13]. Прожив десять лет в районе североперуанской прибрежной долины, Кабельо рассказывает много интересного об истории и культуре доколумбовых жителей этой части страны.

Сочинение Антонио де ла Каланчи, члена ордена августинцев, позднее приора августинского монастыря, построенного сразу же после завоевания Перу в самом сердце государства Мочика и Чиму — в Трухильо, имеет сложное заглавие «Cronica Moralizada del orden de San Agustin en el'Peru con suceses egenplares en esta Monarquia»[14]. Сведения о древнеперуанском прошлом тонут здесь в великом множестве сравнений и ссылок на античный мир и на культуры древнего Востока. И потому ориентироваться в «Хронике морали» очень нелегко.

Еще одно духовное лицо — Фернандо де ла Каррера, долгое время живший среди мочикцев в деревне Реке, написал грамматику новомочикского языка, которая в 1633 году вышла под названием «Arte de la lengua Yunga» («Искусство языка юнгов») в резиденции вице-короля — Лиме.

Книгу Карреры тщательно изучил большой знаток индейских языков Перу профессор Миддендорф. Его разбор труда Карреры о языке мочика сам по себе является еще одним открытием этой культуры. Миддендорф занимался индейцами культуры Мочика и их языком в прошлом веке.

Однако вернемся к языку мочика. Более современной формой языка мочика пользовались чиму, сменившие мочикцев на той же территории (их название, как и у инков, происходит от наименования властителей). Мочикцев и чиму связывают и культурные традиции. Поэтому не удивительно, что человек, открывший для перуанистики индейцев культуры Мочика, как и некоторые его ученики видят в государстве Мочика раннее Чиму, а в «империи» Чиму — позднее Мочика.

Кто был этот человек? Макс Уле. Он открыл культуру Мочика, изучая ее материальные памятники. Часть мочикского наследия, а именно керамика, своим богатством и выразительностью превосходит все остальные. Это о ней один ученый некогда сказал, что именно керамика и является настоящим языком мочикцев. Первым, кто понял этот язык, был Макс Уле. В 1899 году он дал определение культуре Мочика, взяв в основу свои раскопки в долине реки Моче. А поскольку сто лет назад о Чавине и тем более о Котоше еще ничего не было известно, он счел ее вообще древнейшей перуанской культурой.

Доктор Хаген, посвятивший индейцам доколумбовой Америки несколько научно-популярных книг, сообщает, что первое открытие Мочика произошло 17 июня 1771 года. Первооткрывателем и одновременно первым собирателем, поместившим находки индейского государства Мочика в музейную коллекцию, был испанский король Карл III. В данной книге речь идет не об испанских и прочих королях и королевствах. Однако нельзя пройти мимо того факта, что Карл III действительно заложил первые камни в фундамент исследования культур древней Америки. Он, наследник престола тех, кто послал в Новый Свет Писарро и Кортеса, он, чья империя разбогатела именно в результате уничтожения индейцев, одним из первых понял, что коренные обитатели Америки создали до прихода европейцев культуры, заслуживающие пристального интереса. Более того, Карл III задумал издать большую энциклопедию об индейской Америке и ее государствах (она должна была называться «История древности Нового Света»).

Дело не ограничилось благими намерениями. Карл III действительно отправил в Америку ученых, которым было поручено разыскать затерявшиеся города и другие материальные следы индейских государств. Так, например, он поручил архитектору Бернаскони обследовать развалины Паленке, великолепного, тогда только что открытого города майя. По инициативе Карла III и на его средства были найдены руины центра тотонакской культуры города Тахина с прекрасным храмом; был открыт и один из знаменитейших памятников индейской Америки, так называемый «Ацтекский календарь» в городе Мехико.

По инициативе Карла были собраны и отправлены в его личный музей и первые находки культуры Мочика и Чиму. Чтобы снискать благорасположение короля, их послал ему в нескольких ящиках один из чиновников вице-короля Перу, трухильский коррехидор Фейхо-Соса. Кроме всего прочего, в ящиках находились золотые украшения, веер из дорогих птичьих перьев, деревянный посох, украшенный великолепной резьбой, а главное, телесные останки мочикского или чимуского «короля». Тело древнеперуанского правителя, несмотря на то что со времени его смерти прошло уже много столетий, довольно хорошо сохранилось. Кости, обтянутые кожей, челюсть, ногти, даже волосы. Усопшего «короля» сопровождала глиняная керамика из гробницы, на которой были изображены фигуры благородных мочикцев. Подарок коррехидора прибыл ко двору Карла III 17 июня 1771 года. Именно тогда — по мнению доктора Хагена — и были впервые открыты индейцы культуры Мочика.

Испанский король поместил останки своего индейского «коллеги» в музей, который сам основал. На идею создания музея Карла III натолкнуло другое его археологическое начинание. В бытность свою неаполитанским королем он приказал раскопать в итальянской Кампанье, в предместье Неаполя, 15-метровый слой вулканического пепла, под которым, как считалось, покоились руины Помпеи.

Итальянские инженеры и рабочие исполнили повеление короля и действительно нашли остатки погубленного Везувием города— виллы, улицы, торжища и храмы, фрески, даже погибших людей. Все, что нашли рабочие, Карл III поместил в музей древностей. 17 июня 1771 года он добавил к находкам из Помпеи и мочикские древности. Если сведения о Помпее сохранила история античного Рима, то о Мочика мир вообще ничего не знал. Король уполномочил своего доверенного, 25-летнего трухильского епископа, доктора канонического права Бальтасара Хаиме Мартинеса де Компаньона, чтобы тот собирал в своей епархии все, что осталось от бывшей страны Мочика и творений предков этих «индейских овечек» епископа. Епископ приложил все старания. Он собрал более 500 экземпляров прекрасной мочикской и чимуской керамики. Более того, являясь духовным лицом, Мартинес де Компаньон вскрывал мочикские и чимуские захоронения, и художники, таким образом, впервые в истории Перу зарисовывали все, что там было обнаружено. Епископ приказал также составить план Чан-Чана, главного города чиму. Когда коллекция была уже достаточно полной, он послал все найденные сосуды и 1400 (!) цветных рисунков своему монарху в Мадрид.

Мочикские и чимуские рисунки и чертежи, сделанные по распоряжению Мартинеса де Компаньона, наверняка стали бы украшением королевской «Истории древности Нового Света». К сожалению, Карл III не успел осуществить свой план, и наука в результате многое потеряла. Его преемник Карл IV послал «Америку ученого мужа, которому порой приписывают второе открытие Америки, — Александра Гумбольдта. Гигантское научное наследие последнего превышает физические возможности одного человека и, вероятно, никогда никем не будет превзойдено. Однако северное Перу осталось почти вне его интересов. Гораздо больше он занимался инками и их наследием.

Через несколько десятилетий после Гумбольдта в Перу появляется другой, столь же энергичный ученый, один из многих открывателей культур Мочика и Чиму, — американец Эфраим Скуайер. Это был человек удивительной судьбы.

Как и многие американцы (например, Стефенс, Томпсон), внесшие большой вклад в познание индейского прошлого Латиноамериканского континента, Скуайер был дипломатом. Выходец из очень бедной семьи в штате Нью-Йорк, он сначала служил курьером, затем был рабочим, получил профессию землемера и наконец стал журналистом. В 25 лет этот необычайно трудолюбивый человек уже был главным редактором газеты в штате Огайо, как раз в том штате, где сохранился ряд «маундов», загадочных курганов древних североамериканских индейцев.

Скуайер вместе со своим приятелем Эдвином Дэйвисом серьезно занялся изучением тайны «маундов». Разумеется, разгадать эту тайну не удалось (так же, как не сумела достаточно удовлетворительно определить функцию этих североамериканских захоронений и современная наука). Скуайер, всегда и за все бравшийся с огромным увлечением, в своих поначалу любительских археологических исследованиях нашел профессию, которая захватила его полностью. Вместе с Дэйвисом он опубликовал результаты проделанной работы. И не в каком-нибудь захудалом издательстве. Их труд должен был выйти в качестве первого тома археологической, этнографической и антропологической серии, которую в ту пору начинает издавать самый значительный американский институт по этим отраслям знаний, ныне всемирно известный Смитсоновский институт в Вашингтоне.

На книгу Скуайера и Дэйвиса об индейских захоронениях обратил внимание человек, который о древней Америке знал больше, чем кто-либо другой из его современников, — полуслепой историк Уильям Хиклинг Прескотт, автор знаменитых «Истории завоевания Мексики» и «Истории завоевания Перу». Скуайер с Прескоттом стали друзьями. Последний рекомендовал бывшего курьера и ученого-любителя американскому правительству, которое направило талантливого самоучку послом в Центральную Америку. Там было великое множество почти никого в Америке не интересовавших памятников доколумбовой индейской культуры. Американское правительство интересовал главным образом узкий перешеек, через который Соединенные Штаты намеревались провести канал, соединяющий Тихий и Атлантический океаны. Необходим был человек, способный убедить центральноамериканские правительства в выгоде подобного предприятия. И Эфраим Скуайер, трудолюбивый, располагающий к себе и симпатизирующий индейцам (а их в Центральной Америке было еще великое множество), оказался самым подходящим для этого человеком. Итак, в 1849 году 28-летний молодой человек в ранге дипломата отправляется в район, где впоследствии будет прорыт Панамский канал. Молодой посланник, помимо обширных дипломатических депеш, сумел написать здесь книгу о доколумбовых индейских культурах. По окончании своей миссии в Центральной Америке Скуайер получил новое, для археолога во фраке дипломата еще более заманчивое, назначение: государственный департамент направил его послом в Республику Перу.

Лучшего Скуайер не мог и желать. Когда истекло время его дипломатической работы в Лиме, в США он не вернулся. На собственные средства Скуайер организовал экспедицию для изучения индейцев культуры Мочика. Восемнадцать месяцев работал он в североперуанской долине реки Моче и в соседней с ней долине Чикама. Как мы уже знаем, Скуайер имел несколько профессий, в частности профессию землемера, что помогло ему составлять планы древних индейских построек и целых городов. Он был первым, кто использовал в ходе археологических исследований фотосъемку. Дагерротипы, которые по его указаниям делал фотограф Харвей (например, снимок пирамиды в мочикском городе Паньямарке), затем были перенесены на гравюры, иллюстрировавшие великолепный труд Скуайера, озаглавленный довольно скромно: «Похождения в Перу». Книга эта представляет ценность не только благодаря фотографиям древнеперуанских памятников, но и описанию языка мочика, на котором во второй половине XIX века еще говорили индейцы в прибрежной североперуанской общине Этен. (Между прочим, в Этене язык мочика сохранялся до середины XX века.)

Грандиозно задуманное археологическое обследование исчерпало все средства Скуайера. Кроме того, он лишился физических и душевных сил в результате бесконечных семейных распрей. Вернувшись на родину, смертельно уставший классик перуанистики окончил свои жизненные странствия в лечебнице для душевнобольных. Заметки о самом дорогом для Скуайера путешествии— экспедиции в страну мочикцев — пришлось готовить к печати его брату. Откликов на это издание Скуайер из-за ограды своей лечебницы уже не услышал. А меж тем именно это произведение больше, чем все предшествующие (и многие последующие), способствовало подлинному открытию индейцев древней североперуанской культуры Мочика. В исследовании Скуайера содержится фраза, служащая ключом к решению проблемы: «Керамика мочикцев — это их язык».

фПОРТРЕТ АВТОПОРТРЕТА

«Керамика мочикцев — это их язык». Эти слова принадлежат Эфраиму Скуайеру. Научное открытие индейцев культуры Мочика стало возможным благодаря изучению мочикской керамики, которую из погребений в долине Моче выкопал Макс Уле.

Самую большую и самую великолепную коллекцию керамики составляют находки в североперуанской долине Чикама, которая может гордиться самыми обширными мочикски-ми захоронениями. Коллекцию собрали члены рода Ларко, которые некогда владели значительной частью принадлежавших в прошлом мочикцам земель.

Солидную коллекцию начал собирать в 1926 году Рафаэль Ларко Эррера, владелец чикамской асьенды Чиклин. После смерти отца его дело продолжил— уже на более научной основе — новый владелец поместья Рафаэль Ларко Ойле. За шестьдесят лет семейная коллекция Ларко достигла свыше 60 тысяч экземпляров гончарных изделий! Тот, кто хочет обстоятельно познакомиться с древнеперуанскими индейцами, должен прочесть эти 60 тысяч глиняных книг, которые ныне составляют золотой фонд музея Рафаэля Ларко Эрреры, перенесенного в последние годы из Чиклина в Лиму.

Мужские портреты на сосудах поражают нас необычными для индейцев длинными бородами. Лица мужчин вообще представляют большой интерес. Они, кажется, свидетельствуют о значительной расовой неоднородности жителей государства Мочика. Большинство портретируемых имело ярко выраженные индейские черты, некоторые скорее напоминают китайцев, а у других даже проявляются негроидные признаки[15]. В первый и последний раз за всю историю доколумбовой Америки коренные жители Нового Света изображены тут такими, какими они были в действительности: без прикрас и излишней героизации. А ведь те, кого мы видим в этой «глиняной галерее», безусловно, были самыми знатными людьми в государстве Мочика. Интересно, что изображение одной и той же головы археологи часто находят на керамике из захоронений в разных долинах, принадлежавших мочикцам. Эти вельможи владели несколькими долинами, а возможно, были и верховными правителями.

Почему в могилы умерших подданных помещали глиняные изображения их живых правителей? Может быть, мочикцы считали, что правители обладают некой сверхъестественной силой или чудодейственной способностью защищать своих подданных и после смерти, после того как они покинули мир земной?

По сравнению со скульптурными портретами древних мочикцев рисунки на гончарных изделиях представляют меньшую художественную, но большую документальную ценность. На блюдах и кувшинах мы видим, как жили индейцы культуры Мочика. Попытаемся извлечь из «глиняной автобиографии» мочикцев только факты и дополним их комментариями археологов. Сначала поставим перед собой два вопроса: где и когда?

С гончарными изделиями индейцев культуры Мочика мы встречаемся в нескольких североперуанских долинах, простирающихся от Хекетепеке на севере до речного оазиса Непенья на юге. Главными центрами этой культуры были долины Чикама и Моче (так иногда и называют культуру Мочика). Эти долины были гуще всего заселены и имеют наибольшее количество святилищ. Степень заселения долин северного побережья была в те времена (да и остается сегодня) значительно более высокой, чем южноперуанских долин Ика, Наска и других.

На мочикской керамике хорошо передан своеобразный характер североперуанского побережья, его всхолмленная местность, где можно видеть лишь кактусы, дюны да осторожно крадущуюся в поисках добычи перуанскую лисицу. Иногда гончар изображал приморский пейзаж, рыбацкое селение и море, которое омывало государство Мочика.

Большинство мочикских сосудов относится примерно к I–VIII векам н. э. Следовательно, государство Мочика существовало в прибрежной части северного Перу шесть — семь столетий. Мочикцы, как и жители долины Виру, занимались земледелием с использованием гуано и оросительных систем. Один такой канал, отводивший воду из реки Чикама, имеет в длину 113 км. Другой — в 3 метра шириной и 2 метра глубиной — протянулся на 145 км[16]! В той же долине индейцы культуры Мочика выстроили и великолепный акведук, достигающий в высоту 15 метров. На строительство его пошло 2,5 миллиона тонн земли.

Мочикцы выращивали все культурные растения, известные в доколумбовом Перу, и в первую очередь кукурузу. Ее урожай собирали дважды, а иногда трижды в год. Кукуруза составляла основу рациона древних индейцев. Кроме того, они выращивали картофель и бататы, сладкий маниок, тыквы, чилийский перец, корицу, ананас, анону (аnnоnа muricata) и лимскую фасоль (по-испански pallares), которая вскоре озадачит нас одной весьма странной — и при этом никак не связанной с естествознанием — загадкой. Мочикцы любили жевать листья коки. Все выращивавшиеся здесь культуры — и даже те, что были известны представителям государства Мочика от других индейцев (бобы какао, земляные орехи, местные огурцы «пепино» и другие), — изображены на мочикской керамике. По рисункам мы можем определить, что крестьяне Мочика взрыхляли почву деревянными палками и медными земледельческими орудиями. Они разводили индюков, уток, их излюбленным лакомством были морские свинки. Ели также сушеное на солнце мясо ламы.

Пропитание давало и щедрое море. Рыбаки пользовались особыми одноместными челнами из тростника, прозванными ими «тростниковыми кузнечиками». На керамике очень точно воспроизведены не только рыбная ловля, но и сами рыбы, крабы, даже морские львы.

Охота на животных в отличие от рыбной ловли была, по-видимому, привилегией знати. На керамических изделиях часто запечатлены картины охоты на оленей, которые ныне в прибрежных областях северного Пepy уже не водятся. На рисунках перед нами предстают высокородные охотники с тюрбанами на головах. Мы видим охотничьих собак, загонщиков и сети, с помощью которых когда-то ловили оленей. Один из сосудов воспроизводит охоту на пуму, которую охотник убивает из метательной трубки, хотя для этих целей пользовались главным образом копьями. Охотились древние индейцы и с помощью лассо. Сильных морских львов мужчины убивали палкой — ударом по носу. С помощью метательных трубок мочикцы охотились и на птиц. Кто не возделывал землю, не рыбачил и не помогал знатным особам в охоте на оленей, морских львов или птиц, тот преумножал богатство государства Мочика, занимаясь ремеслом. Наряду с гончарами назовем ткачей. На одном из сосудов детально изображена работа древнеперуанской ткацкой мастерской. У поставленных в ряд станов сидят женщины и ткут по висящим на стене образцам. В мастерской, видимо, очень душно, поэтому возле каждого стана стоит большой кувшин с напитком. За работой следит мастерица. На сосуде изображен всего один мужчина, вероятно, это главный надсмотрщик или владелец мастерской.

Мочикских тканей сохранилось значительно меньше, чем изделий, вытканных в Паракасе или Наска. Тем не менее изображения на керамике воспроизводят и вытканные на материи рисунки. Кроме тканей, ремесленники Мочика изготовляли одежду, главным образом украшения и головные уборы из птичьих перьев.

Высокого уровня достигала в стране мочикцев обработка золота, серебра, меди и их сплавов. Мочикцы, несомненно, были лучшими металлургами во всем доинкском Перу. Здешние ювелиры владели ковкой, чеканкой, поковкой, пайкой и особенно мастерством инкрустации полудрагоценными камнями, в первую очередь бирюзой.

Основным украшением знати был разноцветный головной убор, напоминающий тюрбан. От того, как он был завязан, очевидно, определялось общественное положение человека. Некоторые высокородные индейцы украшали тюрбаны шкурами животных (возможно, тех, которых они считали своими покровителями) или маленькими серебряными полумесяцами (вероятно, являвшимися символом Луны, ведь ей поклонялись как представители государства Мочика, так и жители «империи» Чиму). Подобные металлические украшения, порой в виде буквы «Т», имелись и на шлемах мочикских воинов.

Мужчины-мочикцы, судя по изображениям на керамике, были небольшого роста, коренастые, с удлиненными черепами. Носили они типично перуанское пончо из хлопчатобумажных тканей. У вельмож ноги до самых колен были покрыты черной краской, поэтому кажется, будто они ходили в темных носках. Подметки сандалий были сделаны из кожи морского льва.

Женщины на мочикской керамике изображаются реже и одеты скромнее. В государстве Мочика они явно занимали подчиненное положение. Найденные скелеты указывают на их довольно малый рост. Женская одежда, состоящая из двух частей, была менее нарядна, чем мужская. Женщины носили только юбки, грудь была обнажена. Ходили они всегда босиком и — в отличие от мужчин — не смели протыкать мочки ушей и прикрывать чем-либо голову.

Единственное, что они могли себе позволить, подобно всем женщинам на свете, это косметика. В их могилах найдены красивые обсидиановые или бирюзовые зеркальца, пинцеты, видимо, служившие для удаления нежелательных волосков (между прочим, и мужчины прорежали серебряными пинцетами свои негустые бороды), а также серебряные ложечки для чистки ушей.

На мочикских керамических изделиях изображены также взрослые и дети с физическими недостатками, например горбун, мужчина с заячьей губой. Встречаемся мы и с сиамскими близнецами: одни срослись спинами, другие — лбами. Древние индейцы страдали глазными (катаракта) и другими болезнями. Керамика запечатлела и лекарей, помогающих больным (роды, ампутация носа, конечностей и других органов).

Интересно, что на керамике древних перуанцев переданы различные душевные состояния: радость, печаль, глубокая задумчивость. Сохранился мастерски расписанный сосуд, одна половина которого представляет смеющееся лицо, а другая — лицо, выражающее боль. Эти «глиняные сообщения» о внутреннем мире человека и его чувствах являются главным свидетельством величайших изобразительных способностей мочикцев, подлинного «языка мочика».

Тематический диапазон мочикских гончарных изделий чрезвычайно широк. Он охватывает все этапы жизни человека, от его рождения до смерти, от акта зачатия до веселой пляски скелетов. Мужчины, женщины и дети оживают в этом «глиняном автопортрете». Мы видим ткачей, охотников, рыбаков, крестьян и простых воинов. Но поскольку в государстве Мочика уже существовала большая социальная дифференциация, главное внимание в этом «глиняном жизнеописании» уделяется тем, в чьих руках находилась власть. Перед нами чередой проходят представители мочикской знати. Они танцуют, путешествуют в носилках, которые несут четыре раба, охотятся, развлекаются во время богатых пиров или торжественных приемов посланников других государств. Часто они фигурируют с воинскими символами — палицами, дротиками и копьеметалками. В этих символах, очевидно, и заключалась основа их власти — могущества воителей, сумевших, по всей вероятности, создать разветвленный бюрократический аппарат и почти профессиональную армию, помогавшую им захватывать все новые долины с земельными угодьями и источниками воды и принуждать массы населения к строительству ирригационных сооружений и монументальных храмов. Именно носители культуры Мочика выстроили в одной из своих долин высочайшую пирамиду древнего Перу, которую мы вскоре посетим. По утверждению уже упоминавшегося Каланчи, ее строили одновременно двести тысяч индейцев.

Верховный военачальник и повелитель мочикцев был, очевидно, и высшим жрецом. Некоторые ученые, например Рафаэль Ларко Ойле, полагают, что титул властителя был «сикич». Подданные не сомневались в его божественном происхождении, о котором свидетельствовали на керамических сосудах ягуарьи клыки. Отдельными североперуанскими долинами управляли доверенные лица «сикича», своего рода губернаторы, которых, возможно так же, как в государстве Чиму, называли алаэками. Именно этих высших представителей воинско-жреческой аристократии мы видим на лучших произведениях мочикских гончаров. Сосуды-портреты порой изображают некоторых мочикских правителей по нескольку раз, в разные периоды их жизни. Кое-где мы видим и богато разряженных инфантов (по-мочикски «сикич аэн» — мальчиков, которым, очевидно, по праву первородства предстояло унаследовать отцовские божественные прерогативы.

Рисунки на сосудах подчеркивают исключительное положение мочикских правителей. Подданные низко склоняют головы пред своим владыкой и его наместниками. Их руки покорно сложены, как в храме во время молитвы. На пиру или во время аудиенции, которой правитель удостаивал подданного, господин всегда сидит на высоком троне под балдахином, который защищает его благородную голову от солнечных лучей. Женщины на пиры и приемы не допускались.

Правитель и его алаэки жили в роскошных дворцах. Иногда они покидали их и в сопровождении многочисленного двора на удобных носилках совершали «инспекционные» поездки, порой даже в самые отдаленные уголки государства. В государстве Мочика они являлись высшими вершителями правосудия, судили провинившихся в нарушении неписаных законов государства. Кара бывала по-истине жестокой: осужденным отрубали отдельные части тела. Самым «малым» наказанием было отсечение носа. Провинившемуся могли отрезать верхнюю или нижнюю губу, одну или обе ноги, выколоть глаза или отсечь детородный член.

На керамике изображено и приведение в исполнение высшей меры наказания — убийство камнями. Все экзекуции совершались публично, для устрашения жителей государства. Убийство камнями совершалось при участии великого множества зрителей, подчас в присутствии верховного судьи, верховного жреца и верховного правителя в одном лице. Кажется, будто в «глиняных портретах» правителей отразилось и величие и могущество своеобразной древнеперуанской культуры Мочика[17].