Покоритель джунглей

Глава I

Ночной сторож. — Таинственный дворец. — Тайный посланец. — Английский шпион. — Невероятное происшествие.

Старинный город Биджапур с его историческими развалинами, столица древней династии Адил-шахов, свергнутой с престола великим Ауранг-Зебом, мирно покоился среди настоящего леса олеандров, тамариндовых и гранатовых деревьев, постепенно заполнивших внутренние дворы, сады дворцов и зданий, превратив в почти недоступное убежище город, некогда бывший свидетелем великолепия и могущества раджей Декана.

Было около двух часов ночи. Полная луна, медленно плывшая в золотистой пыли бесконечных пространств, проливала потоки серебристого света на океан зелени и цветов, откуда, словно островки, выступали четырехугольные башни, беломраморные террасы, полуразрушенные купола, еще сохранившиеся колонны и портики — остатки роскошных зданий богатейшего Биджапура, прозванного поэтами «городом чудес». Его история похожа на главу из книги «Тысяча и одна ночь».

По свидетельству историков, Магомет, сын Баязида II, свергнув с трона отца, согласно обычаям, распространенным в те времена среди халифов Стамбула, велел удушить всех своих братьев, чтобы впоследствии не иметь соперников. Но вместо самого юного из них, по имени Юсуф, палачи, сами того не ведая, умертвили раба-черкеса, которым мать принца ловко заменила сына.

Юсуф жил, скрываясь, до шестнадцати лет. Затем из-за неосторожности кормилицы тайна его рождения открылась, он бежал — сначала в Персию, затем перебрался в Индию, чтобы попытать там счастья, ибо во сне ему было предсказание его грядущего величия. Завоевав расположение набоба Дели, он добился у того разрешения набрать армию и, следуя его советам, решил свергнуть господство браминов, которые обладали неограниченной властью в Декане.

В тот момент, когда во главе войск он готовился выступить в поход, над его головой вдруг пролетел коршун. Считается, что появление этой птицы предвещает великую судьбу, поэтому оно вызвало энтузиазм тех, кто собрался под его знамена. Юсуф завоевал весь Декан и провозгласил себя государем под именем Адил-шаха. Именно тогда, чтобы отметить начало своего царствования, он и заложил знаменитый город, от которого ныне остались развалины.

Ни малейшее дуновение ветерка не колебало листву деревьев, все вокруг было неподвижно. В величественной ночной тиши казалось, что жизнь навсегда покинула эти места, и город превратился в обширный некрополь, где в молчании веков спали, воспоминания и люди, памятники и боги.

Но это впечатление, вызванное развалинами и темнотой, сглаживалось, ибо то там, то здесь можно было увидеть дома и хижины, рассеянные в беспорядке. Они указывали на то, что обитатели не полностью покинули древний Биджапур.

В тот день стояла изнуряющая жара. Индусы — известные полуночники, поэтому они с наслаждением болтали и покуривали у порога жилищ, вдыхая свежий, напоенный ароматами ночной воздух. Постепенно, однако, шум разговоров стих, лампы из чеканной меди или черной глины погасли, и когда на вершине минарета большой пагоды ночной сторож ударил в священный гонг, пробив время, снаружи уже никого не было, и тишину нарушали только пронзительное тявканье шакалов и раздраженный рокот домашних слонов… Биджапур спал!

Невозможно передать поэтическое очарование столь величественных развалин, возвышающихся среди необозримой буйной растительности, тогда как у их подножия, опираясь на порфирные колоннады, мраморные портики, цоколи из яшмы и розового гранита, выросли разные по стилю, в зависимости от касты и богатства их обитателей, дома и хижины.

Даже нынешнее состояние города может дать представление о его былом великолепии и пышности. В нем насчитывается свыше семисот мечетей с неразрушенными минаретами и такое же количество дворцов и мавзолеев из мрамора, где представлены все известные архитектурные стили, византийские купола, готические стрелы, круглые греческие арки, римские башни, чудеса арабского искусства встречаются в небывалом изобилии, подтверждая лучше, чем свидетельства историков, истинность легенды, согласно которой Адил-шах, основатель Биджапура, созвал со всего света архитекторов и рабочих, чтобы выстроить город, равного которому не было бы во вселенной.

При слове «развалины» перед глазами встают пустынные песчаные равнины, как в Пальмире, Ниневии, Фивах, Мемфисе. Постепенное истощение почвы действительно одна из важнейших причин, приведших к упадку большинства цивилизаций Ассирии и Египта. Ничего подобного не произошло в плодородном Декане. Развалины Биджапура простираются среди поражающей пышностью растительности, и можно было бы тщетно искать причины подобного запустения, если не знать, что Ауранг-Зеб из ревности велел разрушить «город чудес», чтобы ни один город в Индии не смог соперничать с Дели, роскошной столицей империи моголов.

Биджапур насчитывал некогда более пятисот тысяч обитателей, сейчас число их едва доходит до четырех тысяч человек, рассеянных по огромной территории, которую занимал город. Это в немалой степени способствует его нынешнему магическому очарованию. Каждый индус возводил себе дом, пристраивая его к памятнику, который ему особенно нравился. Это любопытное расположение привело к странному результату, Биджапур стал городом без улиц, дома его скрываются среди гигантских развалин, утопающих в зелени, равной которой по пышности нет в мире. Под золотисто-серебряным светом ночной звезды, сияющей в прозрачной небесной чистоте, в тихую благоуханную ночь город представляет собой волшебное, сказочное зрелище.

Среди всех памятников самым любопытным — не с точки зрения архитектуры, а по особому расположению — является Дворец семи этажей. Представьте себе огромную семиэтажную башню с семью сторонами, на каждой стороне и каждом этаже семиугольника находится большой висячий сад, имеющий форму усеченного конуса и украшенный самыми красивыми растениями и редчайшими породами деревьев.

Особенность дворца состоит в том, что каждый этаж и каждый сад имеют отдельный вход, к ним ведут разные лестницы, вход на которые с помощью специальной системы подъемных мостов может быть закрыт для посторонних. Даже пушки не в состоянии пробить эту массу земли, поддерживаемую стенами толщиной почти в десять метров.

Ауранг-Зеб, несмотря на жажду разрушения, пощадил великолепное здание, настоящий шедевр архитектуры, который стоил жизни его создателю. Кумал-хан, опекун юного государя, сына Адил-шаха, приказал умертвить архитектора, чтобы тот не смог разгласить секреты, делавшие крепость совершенно неприступной. Кумал-хан, мечтавший занять трон, хотел обеспечить себе надежное убежище на тот случай, если народ вздумает отомстить ему за смерть юного Исмаил-шаха, которого он собирался удушить. Но опекуна опередила мать шаха. Догадавшись о его планах, она велела заколоть Кумал-хана кинжалом, поручив убийство самому верному его слуге, которого сумела привлечь на свою сторону.

Восставшие маратхи также не решились тронуть таинственный дворец, ибо, согласно поверью, всякий, кто осмелится поднять на него руку, должен погибнуть. Следующее событие немало способствовало тому, чтобы эта легенда укоренилась в народном сознании.

Подъемные мосты каждого этажа, когда ими не пользовались, так плотно прилегали к стене, что составляли с ней единое целое. Управлять мостами умели только раджи, они сообщали эту тайну своему наследнику лишь перед самой смертью. Дара-Адил-шах; последний правитель династии, умер внезапно, не успев поделиться секретом, и в течение трех веков никто не мог подняться выше второго этажа, подъемный мост которого был опущен во время смерти монарха.

Уязвленный Ауранг-Зеб решил силой проникнуть в странное сооружение, но при первом же ударе киркой о камень она отскочила назад и убила рабочего, исполнявшего приказ правителя-могола. Ауранг-Зеб, усмотрев в случившемся небесную кару, в ужасе бежал. Происшествие, приукрашенное народным воображением, защитило дворец лучше, чем многочисленная и хорошо вооруженная армия.

Распространился также слух, что в определенное время года все Адил-шахи, погибшие от яда или кинжала, а таких было немало, собирались ночью для дьявольских плясок, и тогда в верхних этажах дворца, куда никто не мог проникнуть после смерти Дара-Адил-шаха, видны были огни и мелькали тени.

Никто не знал точной даты этих зловещих сборищ, поэтому с наступлением ночи жители Биджапура избегали появляться в окрестностях таинственного дворца, и лишь немногие могли похвастаться тем, что видели хотя бы издали ночные пирушки привидений. Но случайные свидетели этих странных явлений говорили о них с такой настойчивостью, что никому и в голову не приходило оспаривать их истинность, тем более что подобные небылицы прекрасно согласовывались с суеверным характером индусов.

Жители Биджапура спокойно спали, не подозревая, какие загадочные и невероятные события должны были произойти этой ночью в старом дворце Адил-шаха.

Ночной сторож, согласно древнему азиатскому обычаю, долго сохранявшемуся у нас как память о наших индоевропейских предках, прокричал на четыре стороны света медленно и монотонно: «Два часа утра! Люди высшей и низшей касты, спите спокойно, ничего нового!» Он собирался было растянуться на тростниковой циновке до следующего часа, как вдруг, случайно взглянув на дворец, не смог сдержать дрожь… Из окон последних этажей, величественно возвышавшихся над верхушками высоких деревьев, пробивались полоски света, отражаясь на темной зелени и усеивая ее рыжеватыми пятнами. Это был не лунный свет, ибо ночная звезда заходила, и густая тень уже укрыла ту часть здания, которую видел сторож.

— Покойники! — прошептал он в суеверном ужасе и принялся бормотать заклинание, отгоняющее призраков и злых духов.

Парализованный страхом, бедняга не мог оторвать глаз от странного зрелища. Впервые он видел нечто подобное, и впечатление было тем сильнее, что до сих пор ночной сторож принадлежал к немногочисленным скептикам Биджапура, которые с сомнением покачивали головой всякий раз, когда разговор заходил о привидениях дворца Адил-шаха. Не то чтобы он не верил в возможность их существования. Во всей Индии вы не найдете ни одного туземца, настолько свободного от суеверий, чтобы он мог возвыситься до подобного отрицания. Просто в течение двадцати лет, как он, заменив отца, исполнял обязанности ночного сторожа, ему ни разу не приходилось видеть ничего особенного в старом здании, каждый вечер возвышавшемся перед ним мрачной, молчаливой массой. Вскоре он заметил — и от этого ужас его еще больше возрос, — что за узкими окнами мелькают тени, на мгновение загораживая свет. Несчастный, хотя и не был трусливее других, почувствовал, что волосы дыбом встают у него на голове и подкашиваются ноги. Он оперся о балюстраду минарета, чтобы не потерять сознание, и продолжал скороговоркой бормотать все известные ему заклинания.

Народные верования индусов населяют небо, землю, леса, воды целым сонмом духов, призраков, гномов, вампиров, которые являются не чем иным, как душами умерших, которым грехи, совершенные во время земной жизни, помешали достичь благоприятного воплощения. Поэтому образование, даваемое людям низших каст, ограничивается тем, что с самого детства им забивают голову бесконечными заклинаниями, пригодными на все случаи жизни и способными отогнать злых духов. Существование индуса заполнено молитвами и магическими формулами, которые должны защитить его от бесчисленных невидимых врагов, постоянно занятых тем, чтобы терзать, изводить его и расстраивать все его начинания.

Через несколько минут, словно в доказательство чудодейственной силы заклинаний, свет во дворце внезапно погас, и огромное здание погрузилось в полный мрак. Сторож, довольный достигнутым результатом, несколько успокоился и стал размышлять о том, что ему делать дальше. Он спрашивал себя, не стоит ли вместо произнесения обычной формулы ударить в следующий час в гонг и объявить о происшедшем? Но в этом случае не навлечет ли он на себя месть тайных сил и проклятых ракшас, которые избрали дворец местом своих сборищ? Он рассуждал вслух, как делают все трусы, которые черпают мужество в звуке собственного голоса. Вдруг ему показалось, что какая-то тень молча скользнула в соседнюю рощу. Живых он боялся меньше, чем мертвых, поэтому, спрятавшись за одной из колонн минарета и затаив дыхание, стал наблюдать, чтобы убедиться, не обмануло ли его зрение.

Этот ночной сторож, по имени Дислад-Хамед, во время войны за независимость был шпионом на жалованье у англичан. Будучи членом знаменитого тайного общества «Духи вод», он уведомлял губернатора Бомбея о всех решениях, принятых Нана-Сахибом, и следил за раджами Декана, которых подозревали в том, что они хотят присоединиться к восставшим. Теперь же, когда побежденный Нана-Сахиб скрывался от врагов в Нухурмуре, Дислад-Хамед продолжал доносить победителям о тех жителях провинции, которые открыто или тайно принимали участие в восстании. Тысячи людей были убиты по его доносу во время кровавых расправ, которыми англичане ежедневно отмечали свою победу. Дислад был уверен в безнаказанности, ибо слыл за ярого патриота и вел себя так ловко, что никто не подозревал о его предательстве.

Правда, до сих пор он тщательно избегал того, чтобы его доносы касались Биджапура, и город таким образом избежал военных трибуналов, которые переезжали из провинции в провинцию, выискивая и наказывая всякого, кто так или иначе участвовал в борьбе за независимость. Но пришел черед и Биджапура, ибо сэр Джон Лоуренс, вице-король Индии, назначил специальную комиссию, которая должна была действовать именно в Декане в связи с событиями, о которых мы кратко напомним.

Мы знаем, что после окончательного подавления восстания генералом Хейвлоком Покоритель джунглей с помощью марсельца Барбассона и нескольких преданных ему индусов спас Нана-Сахиба во время осады Дели. С тех пор принц скрывался в пещерах Нухурмура, в глуши девственных лесов Малабарского берега, и все поиски англичан оказались напрасны.

Не волнуясь более о судьбе Наны, Фредерик де Монмор де Монморен вернулся во Францию, чтобы добиться у военного суда оправдания и восстановления в правах. Во время отсутствия Сердара Нана-Сахиб оставался в неприступных подземельях Нухурмура под охраной знаменитого Барбассона и четырех индусов, оставшихся верными делу изгнанника: заклинателя Рама-Модели, воина-маратха Нариндры, потомка древних правителей Декана, следопыта Рудры и Сами, верного слуги Покорителя джунглей.

По возвращении Фредерик де Монморен должен был, несмотря на то, что побережье тщательно охранялось англичанами, помочь принцу бежать и отвезти его на один из многочисленных островов Зондского пролива, где он мог бы жить спокойно, не опасаясь мести англичан.

Сэр Джон Лоуренс, вице-король Индии, совершенно потерял следы вождя сипайского восстания. Неоднократно сообщив в Лондон о неминуемой поимке Нана-Сахиба, основываясь на донесениях шпионов, которыми он буквально наводнил Индию, сэр Джон вынужден был признать, что дело нисколько не продвинулось вперед. Последние полученные им известия свидетельствовали о полном провале его эмиссаров. Капитан Максвелл, которому он поручил возглавить поиски, исчез месяц тому назад — что с ним стало, было неизвестно. Говорили, что Кишнайю, вождя касты тугов, услугами которого не брезговал благородный лорд, повесили вместе с большинством его приверженцев солдаты шотландского полка, которые застали тугов в тот момент, когда те собирались принести человеческие жертвы кровавой богине Кали. Все препятствовало планам вице-короля, и тем не менее он должен был любой ценой захватить Нану: речь шла о полном усмирении Индии, которое было невозможно до тех пор, пока принц, первым осмелившийся поднять знамя независимости, не окажется у нею в руках.

Индия — классическая страна тайных обществ и заговоров и, пожалуй, единственная в мире, где возможно подобное: двести пятьдесят тысяч сипаев за год до восстания знали день и час его начала, и среди них не нашлось ни одного предателя.

После поражения Нана-Сахиб не покинул Индию, это был очевидный, неоспоримый факт, и, однако же, вице-король, несмотря на свое могущество и имевшиеся в его распоряжении средства, так и не смог узнать, где скрывается принц. Он почти не сомневался, что только таинственный Декан с его древними развалинами, многочисленными пещерами, тянувшимися на пятьдесят — шестьдесят миль, его крутыми горными склонами и непроходимыми лесами мог дать убежище беглецу. Но сэр Джон не знал, в какой части этого необъятного края скрывается Нана. Последняя депеша, полученная им от капитана Максвелла из Бомбея, просто гласила: «Через три дня Нана будет нашим пленником». С тех пор прошло пять недель, но офицер не подавал никаких признаков жизни. По всей вероятности, он погиб при исполнении взятой на себя миссии. Бедный вице-король не знал, какому святому молиться. Лондонская пресса была раздражена его многочисленными неудачами, стали поговаривать о его неспособности справиться со своими обязанностями и даже измене. На нескольких митингах уже потребовали смещения сэра Джона, и лорд Рассел, глава кабинета, в последней почте намекал ему на отставку, если в течение ближайшего месяца дело не закончится к всеобщему удовлетворению.

В истории, кажется, еще не было случая, чтобы с ее сцены бесследно исчез персонаж, игравший в ней такую важную роль, как Нана-Сахиб. После взятия Дели тело принца не было найдено среди убитых, и английские власти неоднократно убеждались, что он жив и находится в Индии, ибо большинство из тех, кто рьяно преследовал Нану, исчезали навсегда, их никто больше не видел, узнать о том, что с ними случилось, было невозможно. Удивительная эпопея принца закончилась полными драматизма событиями, о которых мы и собираемся вам поведать.

Этот эпизод истории Индии достигает высот самого невероятного и полного чудес приключенческого романа. Нет нужды призывать на помощь воображение, чтобы подогреть интерес к нему. Все факты, которые мы изложили, абсолютно точны; все действующие персонажи — реальные лица, мы только изменили их имена; все события, о которых пойдет речь, имели место.

Даже и сегодня, тридцать лет спустя, жизнь, приключения и смерть Нана-Сахиба по-прежнему окутаны непроницаемым покровом тайны. Мы не намерены приоткрывать его полностью, ибо в нашей версии событий, которые мы излагаем со слов одного из соратников принца, марсельца Барбассона, который есть не кто иной, как М. Б…ер, с которым мы познакомились в Пондишери, куда он уединился, ничего не говорится о смерти этого легендарного персонажа. Никто не знает и, возможно, не узнает никогда, в какой точке земного шара принц-изгнанник провел свои последние дни, где он спит вечным сном, если только Рама-Модели, единственный индус, согласившийся покинуть Индию вместе с ним, не оставил о последних годах Наны какого-нибудь свидетельства, которое, возможно, будет найдено позже.

Сэр Джон Лоуренс, конечно, не знал, что во всей этой истории он рискует жизнью, но для него было совершенно очевидно, что на карту поставлена его должность вице-короля. Поскольку он хотел во что бы то ни стало сохранить великолепный пост, дававший ему власть и полномочия, несомненно, превышавшие прерогативы королевы Виктории в Лондоне, то решил отправиться в Декан, в Биджапур, чтобы лично возглавить последнюю попытку захватить Нана-Сахиба и его сторонников.

Истинные намерения он скрыл даже от близкого окружения и заявил, что едет в древнюю столицу Декана, чтобы учредить там верховный суд, который должен был наказать всех, кто вступил в сделку с мятежниками. Явке на суд подлежали также раджи Майсура и Траванкура, обвиненные резидентами в том, что они предложили губернатору Пондишери сбросить английское иго и встать под знамена Франции. Таким образом, в стенах Биджапура готовилось чудовищное кровопролитие, подобное тем, что уже совершились в Бехаре, Бенгалии и Пенджабе.

Сэр Джон Лоуренс, однако, поделился своим планом с главным начальником полиции полковником Джеймсом Уотсоном. Он откровенно признался, что должен добиться успеха любыми средствами, иначе ему грозит отставка. Вице-король попросил полковника отправить на поиски Наны лучших сыщиков и указать ему надежного и ловкого человека, которому он хотел лично отдать необходимые распоряжения. Уотсон тут же назвал вице-королю имя ночного сторожа Дислад-Ха-меда, самого умелого и верного из всех шпионов, служивших англичанам. Он отличался на редкость верноподданническими чувствами к угнетателям родной страны.

В тот самый миг, когда сторож, объятый ужасом, наблюдал за странными явлениями, происходившими во Дворце семи этажей, он еще не подозревал, какую честь ему собирается оказать сэр Джон Лоуренс, поручив деликатную и опасную миссию поимки Нана-Сахиба.

Как мы помним, внимание сторожа привлекла тень, скользнувшая в соседнюю с минаретом рощу. Едва он спрятался за колонной, как услышал, что его зовут:

— Дислад! Дислад!

— Кто там? — спросил сторож.

— Нанда-Сами, сын Канда-Сами, — ответил неизвестный, — первый гонец Его Светлости сэра Джона Лоуренса, вице-короля Индии, с поручением к сторожу Биджапура.

— Что от меня нужно вице-королю? — крайне удивленный, пробормотал бедняга. — Поднимись ко мне, Нанда-Сами, до рассвета я не могу оставить свой пост.

Через несколько мгновений гонец был на вершине минарета.

— Добро пожаловать, — приветствовал его сторож. — Что угодно вице-королю от его недостойного слуги?

— Мой господин приезжает сегодня в Биджапур и приказывает тебе явиться к нему сегодня вечером, как только бог ночи набросит на землю свой покров, незадолго до восхода луны.

— Повинуюсь! Я явлюсь перед повелителем повелителей, как только бог ночи набросит на землю свой покров, незадолго до восхода луны… Куда надо явиться? — спросил Дислад.

— Во дворец Адил-шаха.

Сторож едва не вскрикнул от удивления, но потом вспомнил, что два первых этажа таинственного дворца были доступны и всегда роскошно обставлены, там принимали губернаторов и других важных гостей. Он сдержался, считая неуместным сообщать своему собеседнику о ночном происшествии.

— В указанный час я буду во дворце. Но пропустит ли меня стража?

— Не вздумай обращаться ни к стражникам, ни к слугам. Я буду там и проведу тебя так, чтобы никто не знал о твоем присутствии. У вице-короля к тебе секретный разговор… Это все, что мне поручено сказать. Салам, Дислад, да хранят тебя боги-защитники.

— Салам, Нанда, да хранит тебя Шива от дурных встреч.

Глава II

Сигнал посвященных. — Посланцы Духов вод. — Ночная прогулка. — Шпион в ужасе. — Собрание заговорщиков. — Страшная клятва. — План полицейского. — Сторож и вице-король. — Поручение к Нана-Сахибу. — Важные решения. — Честолюбец.

Едва гонец исчез, как ночной сторож, вернувшись к своим обязанностям, снова ударил в гонг и произнес, медленно и гнусаво, обычную фразу: «Три часа утра! Люди высшей и низшей касты, спите спокойно… Ничего нового».

Ничего нового! Какова власть формул и вековых традиций! Ничего нового, а в необитаемом в течение трех столетий дворце Адил-шаха свет зажегся именно в недоступных его частях. Ничего нового, хотя должно было совершиться одно из важнейших для провинции событий — приезд вице-короля. Ночного сторожа впереди еще ждали сюрпризы.

Прошло минут десять, как он прилег на циновку, завернувшись в одежду, и стал было задремывать, но тут совсем рядом с минаретом раздалось уханье хохлатой совы. Оно, казалось, доносилось с огромного тамаринда, величественно раскинувшего свои ветви над развалинами.

Дислад-Хамед вздрогнул, ему было ясно происхождение этих звуков, несмотря на совершенство подражания. Ведь эту птицу никогда не слышно после захода солнца. Это был сигнал!

Приподнявшись на подстилке, сторож прислушался, заранее уверенный в том, что произойдет, и действительно, уханье раздалось снова, но на сей раз более громкое и продолжительное.

— Пора! Это они, надо повиноваться, — прошептал Дислад-Хамед.

Ответив весьма искусно на полученный им сигнал, он поспешно спустился вниз и направился к тамаринду, возвышавшемуся над развалинами старинного храма Шивы. Там его поджидали два туземца, лица их были закрыты тонкой белой тканью.

— Откуда явились путники? — спросил сторож.

— Из страны, где Духи летают над водами, — ответил один из незнакомцев.

— Тень священных слонов указывает на восток, — продолжал Дислад.

— И час правосудия пробил, — торжественно произнес второй незнакомец. — Ты готов?

— Готов.

— Хорошо. Следуй за нами.

— Мне придется долго отсутствовать?

— Это знает лишь тот, кто вышел из золотого яйца.

— В таком случае я предупрежу сына, чтобы он заменил меня.

Отойдя на несколько шагов, он громко свистнул. На свист тут же прибежал мальчик лет четырнадцати-пятнадцати.

— Ты будешь отмечать ночные часы, — сказал ему Дислад, — и если вдруг я не вернусь ни сегодня вечером, ни в следующие дни, заменишь меня до моего возвращения. Не забудь о заклинаниях, отгоняющих духов сна, которые непременно станут являться к тебе каждую ночь, чтобы ты позабыл о времени. А теперь ступай. Предупреди мать и сейчас же отправляйся на минарет.

Мальчик склонил голову, не произнеся ни слова, и исчез.

Тогда один из незнакомцев, подойдя к сторожу, набросил ему на голову капюшон, чтобы тот ничего не мог видеть, оба взяли его под руки и повели среди развалин с такой уверенностью, что было ясно: места эти им хорошо знакомы.

Все трое хранили глубокое молчание, а сторож пытался определить, куда его ведут, следя за поворотами. Но его спутники, словно разгадав мысли Дислада, казалось, пытались запутать следы. Они без конца заставляли его возвращаться, поворачивать то влево, то вправо, внезапно останавливались, снова шли вперед, незаметно описывая круг. Дислад-Хамед быстро понял, что ориентироваться в подобной обстановке невозможно, и решил идти машинально, не заботясь о том, куда его ведут. Мысли его приняли другой оборот, и он спрашивал себя, что его ждет. Получит ли он просто поручение от одного из верховных вождей Духов вод, которые никогда, даже посвященным второй степени, не сообщали, когда и где состоится свидание? Или, узнав о его измене, его призовут на страшный суд Семи, который всегда приговаривал только к смерти? И в том, и в другом случае обращение с рядовым членом общества было одинаковым. Только посвященные первой степени, то есть жемедары, знали заранее место и час встречи. Дислад-Хамед был всего лишь субедаром, то есть посвященным второй степени.

Внезапная мысль о том, что, быть может, через несколько мгновений его ожидает наказание за совершенные преступления, была так ужасна, что сторож похолодел от страха и не мог сдержать невольную дрожь. Спутники его это заметили, ибо ему показалось, что они сильнее сжали его руки, словно хотели помешать ему бежать.

Дислад слишком хорошо знал обычаи знаменитого тайного общества и понимал, что об этой его минутной слабости станет известно верховным вождям. Поэтому с присущей ему ловкостью он решил симулировать приступ малярии, обычный для индусов, живущих на равнине, и время от времени вздрагивал.

— Брат Хамед, кажется, болен. Он хочет, чтобы мы шли медленнее?

— О, пустяки! Небольшая лихорадка, которую я подцепил в болотах Траванкура.

И снова воцарилось молчание, но сторож с радостью отметил, что руки его проводников слегка разжались. Из этого он заключил, что, во-первых, подозрения их рассеялись, а во-вторых, что ему не придется предстать перед тайном судом в качестве обвиняемого.

После получаса ходьбы они расстались, и Дислада усадили в паланкин, где вместе с ним разместились и его провожатые. Как только дверцы закрылись, сторожу Биджапура показалось, что паланкин, в котором он находится, отделился от земли, больше он ничего не почувствовал, никакого покачивания, никакого движения. Так прошло десять минут, и даже человек с самыми изощренными чувствами не смог бы определить, где находится паланкин.

Вдруг Хамед почувствовал, что носилки снова коснулись земли. Дверцы открылись, и ему было приказано следовать за проводниками, которые помогли ему выйти из паланкина. Все трое сделали несколько шагов вперед, сторожу показалось, что за ним опустилась портьера, и он сразу оказался в душной, тяжелой атмосфере, которая бывает в плохо проветренной комнате с наглухо закрытыми окнами, где собралось много людей. Он уловил невнятный, смутный гул, всегда свойственный большому собранию, даже если присутствующие хранят молчание.

Провожатые сняли с него капюшон, и Хамед увидел, что находится в огромном зале, о существовании которого в Биджапуре он и не подозревал, в присутствии четырехсот — пятисот членов общества Духов вод, собравшихся со всех концов Индии. Все они, кроме него, принадлежали к жемедарам. Он вздохнул с облегчением. Его не только не собирались судить, напротив, ему была оказана редкая честь присутствовать на собрании посвященных первой степени.

На возвышении сидели семь членов тайного совета, которым руководил браматма, или верховный вождь. Все они были в масках, ибо никто не должен был знать их в лицо. Запрет этот соблюдался так строго, что если бы у одного из членов совета маска случайно упала, его тут же задушили бы товарищи, заменив затем на одном из очередных заседаний другим. Никто из входящих в совет Семи, которым были известны все тайны общества, не мог покинуть его добровольно. От этой почетной, но опасной должности избавляла только смерть. Члены тайного совета казались бессмертными, они сами выбирали своих членов, и никто никогда не замечал, как один заменялся другим. Когда назначали нового члена, ни его склонности, ни его желания не принимались во внимание. В один прекрасный день к нему подходил факир, специально для этого посланный, и вручал лист голубого лотоса, на котором было начертано таинственное слово «Аум». С этого дня человек уже не принадлежал себе. Правда, он пользовался неограниченной властью в порученном ему округе, но, в свою очередь, становился винтиком и обязан был слепо и беспрекословно подчиняться комитету Трех и браматме. Он не мог даже отказаться от предлагаемой ему чести, отказ означал бы смертный приговор.

Общество Духов вод, с которым никто не мог соперничать в могуществе, в течение многих веков наряду с реальной политической властью правит страной, пользуясь гораздо большим уважением и влиянием. Вся Индия разделена на пять округов, которыми управляют четыре члена совета Семи. Их меняют каждый год, чтобы они не слишком привязывались к подвластным им провинциям. Три члена, оставшихся свободными, составляют знаменитый комитет Трех, которому поручены общее управление и надзор за браматмой. Этот комитет также периодически обновляется и управляет пятым округом.

Несмотря на то, что организация была прекрасно известна англичанам, они ни разу не смогли арестовать ни одного из членов совета Семи и так и не узнали, кто же был верховным вождем страшного общества, отменявшего их декреты и ордонансы. В конце концов англичане, не имея возможности уничтожить Духов, вынуждены были считаться с ними. Странно, но в обычное время Духи вод не чинили английским властям никаких препятствий, никаких трудностей, ограничиваясь тем, что запрещали индусам повиноваться тем законам и постановлениям, которые считали противоправными и несправедливыми.

Еще за двадцать лет до великого восстания сипаев общество Духов вод предупреждало Ост-Индскую компанию о том, что ее ждет, если она не изменит методы своего правления. Духи благословили восстание в Бенгалии и северных провинциях только после того, как увидели, что англичане постоянно пренебрегают их советами.

Еще и сегодня общество — это единственный противовес безграничной власти вице-короля и губернаторов. Оно нападает прежде всего на концессионеров, на сборщиков налогов, которые заставляют платить их по нескольку раз, чтобы присвоить себе определенную часть. Влияние общества особенно сильно, ибо не было случая, чтобы оно наказало невиновного. Точно так же приговоренный к смерти чиновник может спастись от кинжала Духов, только покинув свой пост и вернувшись в Англию. Согласно старинному обычаю, недобросовестного чиновника предупреждают трижды, давая ему возможность изменить поведение. О приговоре его извещают письмом и обычно в течение недели приговор приводят в исполнение, несмотря на все меры предосторожности со стороны осужденного. Мы должны сказать, что всякий раз действия Духов вод получали поддержку общественного мнения.

Способы, которыми Духи добывали информацию, действовали столь безотказно, что было совершенно непонятно, как могли они не знать о предательстве Дислада. Его бы уже давно разоблачили, не будь он членом общества и не знай, как следует вести себя, чтобы не возбуждать ни малейшего подозрения. Он переписывался только с начальником полиции с помощью кода, который мог расшифровать лишь тот, у кого был к нему ключ. А поскольку должность ночного сторожа находилась в ведении полиции, никто не мог упрекнуть Дислада в том, что он поддерживал подобного рода отношения, для него они были обязательными. К тому же мы сказали, что в доносах он никогда не касался обитателей Биджапура. Это стечение обстоятельств до сих пор было чрезвычайно благоприятно для негодяя. Но ему следовало удвоить бдительность, ибо установление в древней столице Декана военного трибунала и отводившаяся ему при этом роль должны были неминуемо подвергнуть его опасности. Приказ, полученный из Лондона, сводился к тому, чтобы с помощью террора навсегда отбить у индусов охоту к мятежам. Древнюю империю Адил-шахов должны были вскоре залить реки крови.

Едва Дислад-Хамеда ввели в огромный зал, где собирались посвященные первой степени и совет Семи, как председательствующий браматма нарушил благоговейную тишину.

— Брат Хамед, — обратился он к вновь прибывшему, — в силу данной нам власти мы позвали тебя в эти стены, чтобы ты мог присутствовать на собрании жемедаров. Желая поручить тебе одно весьма трудное дело, совет Семи счел возможным дать тебе это доказательство нашего доверия. Подойди и произнеси нашу обычную клятву, что никому, даже тени своей, ты не расскажешь о том, что увидишь и услышишь сегодня ночью.

Сторож повиновался приказу браматмы и, поблагодарив совет за оказанную ему великую честь, твердым голосом произнес:

— Пусть тело мое, лишенное погребения, истлевает среди безымянных трупов и станет добычей зловонных шакалов и желтолапых грифов, пусть душа моя в течение жизни тысяч и тысяч поколений возродится в теле самых нечистых животных, пусть имя мое будет проклято на всех собраниях Духов вод как клятвопреступника и предателя, если кому-нибудь, даже тени своей, я расскажу о том, что увижу и услышу сегодня ночью.

— Духи вод слышали твою клятву, — сурово сказал браматма. — Знаешь ли ты, какая ужасная кара ждет тебя, если ты предашь?

Общество не сразу предавало изменников смерти. В зависимости от степени вины их подвергали пыткам, некоторые из которых были поистине чудовищны. При мысли об ужасных мучениях, которые он уже заслужил своим предательством, сторож невольно вздрогнул. Но обратного пути у него не было, он сделал выбор и, чтобы избежать ожидавшей его участи, решил при первой же удобной возможности выдать англичанам браматму и совет Семи. Он давно поступил бы так, будь это в его власти. Но Хамед вынужден был ждать возвышения в степень жемедара, ибо, будучи простым субедаром, он не знал ни места, ни времени собраний. Когда же его вызывали для получения приказа, он имел дело с одним из Семи, управляющим его провинцией, к которому его приводили с теми же мерами предосторожности, что и сегодня вечером. Не зная, когда его вызовут, он не мог предупредить англичан. К тому же, чтобы навсегда обеспечить свое спокойствие, он должен был выдать не одного из Семи, а весь совет вместе с браматмой. Это привело бы к распаду общества и гарантировало безнаказанность.

Сумев привлечь сторожа на свою сторону обещанием самой высокой награды, начальник полиции полковник Джеймс Уотсон нанес Духам мастерский удар. С самого начала он поставил своей целью уничтожение общества Духов вод. Вице-король и полковник знали, какую важную роль оно сыграло в восстании, и мечтой сэра Джона Лоуренса было добиться успеха там, где потерпели поражение все его предшественники. Он хотел навсегда избавиться от этой неуловимой мощной организации, представлявшей постоянную опасность для английского владычества в Индии. Поэтому полковник решил подкупить одного из ее низших членов и терпеливо ждать, одновременно пользуясь его повседневными услугами, когда тот станет жемедаром и сможет присутствовать на собраниях высшего совета. Тогда, заранее узнав от сторожа место и время встречи, можно будет легко захватить не только совет Семи и браматму, но и почти всех посвященных первой степени, что неизбежно привело бы к уничтожению знаменитого общества, в течение пяти веков заставлявшего трепетать всех правителей Индостана.

Сэр Джон Лоуренс убаюкивал себя надеждой одновременно сообщить в Лондон и о поимке Нана-Сахиба, и об уничтожении общества. Интрига была сплетена так искусно, что если бы Дислад-Хамед продолжал действовать с прежней ловкостью, успех был бы обеспечен.

Сторож был слишком суеверен, чтобы не сдержать только что данную им клятву, но с поистине казуистической изворотливостью сказал себе, что клятва запрещала ему повторять то, что он мог увидеть и услышать этой ночью, но в будущем ничто не мешало ему сдержать обещание, данное англичанам.

Закончив разговор со сторожем, браматма предоставил слово управляющему Деканом, который должен был объяснить присутствующим, зачем их созвали, и познакомить их с важными решениями, принятыми тайным комитетом Трех и утвержденными советом Семи и браматмой.

— Братья и Духи вод, которые слышат нас, — начал тот дрожащим от старости голосом, — к сожалению, мы потерпели неудачу в нашей попытке изгнать чужеземцев с Земли лотоса. Без сомнения, каким-то опрометчивым поступком мы вызвали недовольство богов, ибо, даровав нам сперва победу, они затем отвернулись от нас и дали погибнуть доблестным сынам Индостана.

Не желая бесполезно проливать кровь, мы посоветовали повсюду прекратить сопротивление. Чего же мы этим добились? Нарушив обещание простить и забыть, англичане безжалостно истребляют не только тех, кто сложил оружие, но и стариков, женщин, детей. Они свирепствуют не только в областях, восставших против них, они предали огню и мечу Бунделькханд и Мевар, не давших ни одного человека в армию Наны. Такую же участь готовят они и Декану. Через наших секретных эмиссаров мы знаем, что сэр Джон Лоуренс настроен действовать с исключительной жестокостью. По его выражению, он хочет утопить в крови все мечты о свободе, давшие было в Индии ростки. Свой путь англичане усеяли сотнями тысяч трупов. Не лучше ли снова начать борьбу и умереть в бою? Сегодня раджи Майсура, Траванкура, Малаялама поняли, какую они допустили ошибку, не присоединившись к северным братьям. Они ждали сигнала от Франции, но не дождались, а теперь за нейтралитет они поплатились тронами, ибо прибывающий в Биджапур вице-король приказал им явиться к нему для объяснений. И мы знаем из достоверных источников, что в свои государства они никогда не вернутся. Если бы они послушали наших советов, Индия сегодня праздновала бы освобождение. Но, может быть, не все еще потеряно. Произошло великое событие, которое изменит, мы надеемся, положение вещей и будет встречено вами как предвестие нашей свободы. Большой друг индусов, герой нашей войны за независимость, тот, кого народ зовет Срадхана, Покоритель джунглей, вернувшись в свою страну, добился отмены некогда вынесенного ему несправедливого приговора. Чтобы возместить ущерб, причиненный ему судебной ошибкой, его назначили губернатором французских владений в Индии.

Эти слова были встречены бешеным «ура», и следом раздались крики: «Война! Война! Смерть англичанам!»

Когда вновь установилась тишина, член совета Семи продолжал:

— Нет сомнения, что тот, кто год тому назад пытался занять место губернатора Пондишери, чтобы поднять на восстание Декан, не изменил своих чувств по отношению к нам и согласился на это назначение лишь для того, чтобы успешнее служить нашему делу. Поэтому мы решили, как только приедет новый губернатор, начать восстание в Декане. Три раджи юга уже готовы, они подадут сигнал, арестовав и расстреляв находящихся при них английских резидентов, отнявших у них последние остатки власти. Они втроем могут поставить под ружье пятьсот тысяч человек, не считая притока добровольцев со всех сторон. Хотя в результате поражения и расправы север понес тяжелые потери, он снова вместе с нами возьмется за оружие, нас заверили в этом. Вожди требуют только, чтобы Нана-Сахиб вновь встал во главе восстания. Мы уверены, что последний потомок великого Ауранг-Зеба с радостью воспользуется возможностью отплатить за поражение. Мы пока не предупредили его, ибо место, где он скрывается, окружено шпионами. Поэтому мы боимся посылать ему гонца раньше времени. Тем самым мы можем открыть нашим врагам секрет пещер Нухурмура или толкнуть Нану на какой-нибудь опрометчивый поступок, вызванный нашими предложениями.

Граф де Монморен, как зовется ныне наш друг, уже сел на корабль и плывет в Индию, но он прибудет в Пондишери не ранее чем через двадцать дней. Поэтому раджи, несмотря на полученный приказ явиться к вице-королю, попытаются выиграть время, чтобы начало восстания совпало с приездом французского губернатора.

Вот краткое воззвание, которое адресовано всем народам Индии и вывешено во всех, даже самых маленьких деревнях:

Слова эти, столь волнующие в своей простоте и лаконичности, вызвали единодушный трепет среди собравшихся, и пятьсот человек воскликнули в едином порыве: «Вперед, за религию и родину!»

— По возвращении в провинции, — продолжал оратор, — мы приказываем вам — и в этом ваш долг — подготовить Духов вод к предстоящему испытанию. Вы соберете всех субедаров вашего округа и объявите им нашу волю.

Мы, Трое и Семеро, а также наш верховный вождь браматма, будем постоянно находиться в Биджапуре, который до начала восстания станет центром его подготовки, сюда будут стекаться все полученные вами сведения.

Нам остается сообщить вам о чрезвычайно важном решении, которое мы приняли. Мы уже трижды предупреждали сэра Джона Лоуренса, чтобы он прекратил отвратительные зверства, направленные против женщин, детей и людей невиновных. Вместо этого он, словно бросая нам вызов, удвоил свою жестокость. Чаша нашего терпения переполнилась. Желая дать другим урок, мы решили потребовать, чтобы он явился на наш тайный суд, сказал, что имеет, в свою защиту и выслушал наш приговор. Ввиду его высокого положения мы решили отступить от наших правил, требующих, чтобы обвиняемых судили заочно, после долгого и тщательного расследования их преступлений. Наказание этого человека, обладающего почти королевской властью, докажет, что никому не дано избежать нашего правосудия.

— Я сказал, — закончил управляющий Деканом, — да хранят нас Духи вод!

— Брат Хамед, — заговорил тогда браматма, — вот поручение, которое мы решили доверить тебе. Ты отправишься в Велур, к подножиям гор Малабарского берега. Там сын нашего Анандраена, здесь присутствующего, проводит тебя до Нухурмура, где скрывается Нана-Сахиб. Рассказав принцу о готовящихся событиях, ты передашь ему наше желание, чтобы он присоединился к нам как можно быстрее и был готов ко всему. Ты приведешь его сюда так, чтобы англичане не напали на ваш след.

Мы не скрываем всех предстоящих тебе трудностей. Вам придется идти нехожеными тропами, скрываться днем и передвигаться в джунглях ночью, среди бесконечных болот и непроходимых лесов. Но ты хорошо знаешь местность и, мы уверены, сумеешь справиться с поручением, доставив Нана-Сахиба целым и невредимым. В Биджапуре он найдет столь же неприступное убежище, как и в горах. По возвращении ты будешь посвящен в первую степень, если с честью выполнишь данное тебе поручение.

— Я согласен, о браматма! — ответил сторож. — Думаю, что с успехом выполню свою миссию. Прежде чем сменить отца и стать ночным сторожем Биджапура, я в течение двадцати лет исходил все джунгли, будучи следопытом и собирая корицу, эти места я знаю как свои пять пальцев.

Негодяй не чуял под собой ног от радости. Нана-Сахиб, которого никто не мог найти, будет в его власти, и Духи вод сами отдавали ему принца.

Он еще не знал, что вице-король хотел поручить ему именно это опасное дело. Но ему было известно, что все попытки захватить вождя восстания провалились. Поэтому за услугу, которую он мог оказать англичанам, Хамед решил потребовать соответствующее вознаграждение.

В каждом районе Индии есть главный сборщик налогов — туземец, которого зовут серестадар. Это самая высокая должность, на которую может претендовать индус, она же является самой завидной, ибо позволяет обогатиться в короткое время. Обычно она достается представителям высших каст, что еще более поднимает их престиж среди местных жителей. Дислад-Хамед согласился стать шпионом на службе у угнетателей своей страны с одним условием: после окончания восстания ему было обещано места сборщика. Когда же он потребовал выполнения данного слова, ему не отказывали прямо, но то говорили, что в его услугах еще нуждаются, то заявляли, что нет вакантных мест. На самом деле его обманывали, ибо никто не хотел иметь у себя на службе человека столь презренной касты, как та, к которой принадлежал ночной сторож. Негодяй, много о себе возомнивший, был вынужден по-прежнему играть свою постыдную роль, ибо до такой степени скомпрометировал себя, что достаточно было одного слова агентов английской полиции, чтобы соотечественники уничтожили его.

— Ладно, — пробормотал он, подводя итог своим размышлениям, — теперь я возьму свое, на сей раз они вынуждены будут назначить меня серестадаром, и не в какой-нибудь дыре, а в самом Биджапуре!

Голос браматмы вырвал его из сладких грез о богатстве.

Глава III

Предатель. — Приговорен к тройной пытке. — Кинжал правосудия. — Браматма. — Страх разоблачения. — Бежать невозможно. — Повешен! — Смерть разоблачителя. — Комитет Трех и совет Семи. — Дворец Адил-шаха. — Свидание в башне Усопших. — Обморок.

Собравшиеся выбрали депутацию из пяти человек во главе с Анандраеном, близким другом Покорителя джунглей. Они должны были встретить нового губернатора по его прибытии в Пондишери, чтобы передать ему поздравления от трех провинций Декана. На самом деле они собирались предупредить его о решении Духов вод. Отдав депутации необходимые распоряжения, браматма снова взял слово:

— Братья, прежде чем расстаться, я должен выполнить одну печальную обязанность. У нас существует полная уверенность, подкрепленная доказательствами, что среди нас есть предатель.

— Назовите его! Назовите его! — закричали присутствующие. — Мы сейчас же совершим над ним правосудие.

Сторож страшно побледнел и своим поведением, безусловно, выдал бы себя, если бы взоры присутствующих не были устремлены на верховного вождя, все ждали, когда с его уст сорвется имя изменника.

— К счастью, он не принадлежал к жемедарам, — продолжал браматма, — в этом мы уверены. Одновременно нам стали известны все его преступления. Это простой субедар, но лицо, которое знает его имя и имеет письменные доказательства его измены, согласно выдать его только за целую гору рупий — 250 000 франков. Хотя совет Семи имеет право самостоятельно распоряжаться всеми средствами общества, мы сочли уместным спросить ваше мнение, прежде чем заплатить такую сумму. Это предложение нам сделал один из агентов европейской полиции Калькутты. Он сумел случайно заглянуть в записную книжку начальника полиции, где увидел имя предателя и число жертв, казненных по его доносам, — оно превосходит тысячу человек.

Слова эти вызвали у присутствующих гнев и ужас, со всех сторон раздались крики: «Отомстить! Отомстить! Смерть клятвопреступнику! Надо приговорить его к тройной пытке — водой, железом и огнем!»

— Хорошо, — продолжал браматма, — через несколько минут мы узнаем имя негодяя, который не побоялся предать своих братьев, родину и богов…

При этих словах Дислад-Хамед вынужден был прислониться к одной из колонн зала, за которой и спрятался, боясь потерять сознание. Но быстро поняв, что малейшая неосторожность может привлечь к нему внимание, он невероятным усилием воли справился с собой, и у него даже хватило присутствия духа, чтобы закричать вместе с остальными: «Отомстить! Отомстить!» Затем, чтобы не выделяться, он сел, как и все присутствующие, на пятки.

Браматма закончил свою речь.

— Этот англичанин, которого случай нечаянно свел с одним из членов высшего совета, входит в личную охрану вице-короля. В этом качестве он был послан в Биджапур по случаю приезда сэра Джона Лоуренса, чтобы убедиться в состоянии умов и по возможности подготовить манифестацию в честь своего хозяина. Он остановился в караван-сарае для иностранцев и ждет от нас вестей. Нам стоит только привести его сюда, соблюдая необходимые меры предосторожности, и мы узнаем имя того, кого нам следует покарать с примерной строгостью. Кем бы ни был виновный, каково бы ни было его семейное положение, он умрет, пройдя сквозь тройную пытку, и тело его без погребения будет брошено в джунгли на съедение шакалам.

Слова эти, произнесенные браматмой мрачно и торжественно, произвели на собравшихся глубокое впечатление. Чтобы понять истинный смысл этого не подлежащего обжалованию приговора, надо знать, что индусы считают его самым страшным наказанием, которое может постичь человека. По религиозным верованиям, перед всяким существом, лишенным погребения, навсегда закрываются двери на небо. Оно становится вампиром и обречено до скончания веков скитаться по местам захоронений и питаться мертвечиной. Отзвуки этих индо-азиатских традиций мы находим у наших предков, перенесших их на почву Германии и Галлии, когда в течение средних веков лишение погребения было дополнительной мерой наказания всем приговоренным к смерти, хотя древний смысл этого обычая был растворен в христианском искуплении.

Но еще и сегодня каждый индус настолько убежден, что эта мера лишит его после смерти человеческого подобия, что самый последний негодяй не колеблясь откажется от счастья и блаженства на земле, если ради них надо пожертвовать погребальными церемониями.

На сей раз Дислад-Хамед почувствовал, что погиб. Охваченный смертельной тревогой, он тщетно пытался найти способ избежать ожидавшей его участи. Мозг его был парализован ужасом, приходившие на ум уловки были нелепы и безрассудны. Он хотел было бежать, но как пройти сквозь окружавшую его толпу, не вызывая подозрений? Сторож находился у самого подножия возвышения, где заседали Семеро, причем один из них давно уже пристально смотрел на него из-под маски. Так ему по крайней мере казалось. Хамед был слишком на виду и не мог проскользнуть, не привлекая внимания, к единственной двери, которую он заметил в глубине огромного зала. Даже если бы попытка удалась, было бы чистым безумием надеяться, что при выходе у него не спросят пароль, известный только посвященным первой степени.

Все эти мысли быстро пронеслись у него в голове. Несмотря на мучительное волнение, он слегка отвернулся, чтобы не чувствовать на себе испытующий взгляд упорно глядящих на него глаз. Вдруг он услышал слабый, едва различимый шепот:

— Ни звука, ни жеста, чтобы не возбудить подозрений, иначе ты погиб.

Это предупреждение, которое должно было успокоить негодяя, произвело противоположный эффект. Поняв, что один из присутствующих, может быть член совета, испугавший его своим взглядом, знает его тайну, сторож был охвачен таким ужасом, что, не думая больше об опасности, резко поднялся, собираясь бежать. Но чья-то рука быстро опустилась ему на плечо и заставила снова сесть. Он не стал сопротивляться, ибо с молниеносной быстротой вдруг понял всю ценность данного ему совета.

Туземец, заставивший его сесть, был одним из фанатиков, известных в Индии под именем факиров, которым вековые предрассудки дают право жить, не подчиняясь никаким религиозным и гражданским законам. Долгие годы, проведенные в голодовках, умерщвлении плоти, отправлении религиозных обрядов, делают из них святых, которых не может запятнать никакая человеческая слабость. Факиры могут совершить даже преступление, они не в ответе за него перед другими людьми, которые не имеют права высказывать ни малейших суждений относительно их поведения. Совершенно ясно, с какой целью брамы и раджи позволили укорениться подобным предрассудкам в сознании толпы. Факиры стали исполнителями их воли, капризов, мести, правители поручают им все, что не могут или не осмеливаются сделать сами из боязни потерять свой престиж. Поэтому на службе у них всегда состоит определенное число факиров, готовых во всем им повиноваться, подобно тому, как у наших средневековых сеньоров были свои наемники и кондотьеры. Но поскольку в Индии ко всему примешивается некая таинственность, факиры искусны в оккультных науках и демонстрируют самые невероятные чудеса, обладая при этом несомненной магнетической силой, развитой упражнениями и уединенным образом жизни.

Кроме тех, кому поручено исполнять приговоры тайного суда Трех, у каждого члена совета Семи и браматмы был собственный, только им служивший факир. Того, кто помешал сторожу совершить опрометчивый шаг, звали Уттами. Он принадлежал одному из Семи и вовремя вмешался в дело по едва заметному знаку своего господина. С какой целью тот решил отсрочить приведение приговора в исполнение? Об этом мы узнаем из дальнейшего развития событий.

Если отвлечься от объяснений, которые нам пришлось дать, ибо факир Уттами и его господин сыграют важную роль в нашей истории, вся сцена длилась не более двух секунд и прошла незамеченной среди всеобщего волнения.

В тот самый момент, когда браматма, уступая желанию присутствующих, отправил за англичанином четырех человек, которые должны были принести его в паланкине, Дислад-Хамед снова услышал таинственный голос, прошептавший ему на ухо:

— Будь спокоен, я спасу тебя!

Сторож вновь едва не вздрогнул, но на сей раз смог сдержаться. Он рассудил, что незнакомец спас его не для того, чтобы в присутствии англичанина подвергнуть куда более страшной и неминуемой опасности. Вооружившись мужеством, надеясь, что таинственный союзник будет рядом с ним в критический момент, Хамед продолжал слушать, ничем не выдавая обуревавших его чувств.

— Сегодня вечером, — произнес голос, — между одиннадцатью часами и полуночью, у подножия башни Усопших ты узнаешь, чего я от тебя хочу.

Странно, но голос этот, казалось, исходил не из человеческого горла. Он был глух и далек, словно песни, которые ветер приносит ночью на пустынный песчаный берег. Он был похож на звуки, в сумерках поднимающиеся из долины, различить которые можно с трудом.

В высшей степени заинтригованный, сторож бросил кругом быстрый взгляд. Член совета Семи, чей взгляд так неприятно поразил его вначале, беседовал с браматмой на непонятном языке, из чего Хамед заключил, что не он обратился к нему со странными словами. Каково же было его удивление, когда, обернувшись в другую сторону, он увидел, что факир Уттами исчез.

В ожидании англичанина все присутствующие разделились на многочисленные группы, где каждый по-своему обсуждал случившееся. Внимательно приглядевшись, сторож удостоверился, что факира среди собравшихся не было. Сомневаться не приходилось, Уттами покинул зал. В волнении Дислад-Хамед не заметил, как факир поднялся по жесту все того же члена тайного совета и незаметно выскользнул из зала незадолго до ухода посланцев, отправившихся за английским полицейским, назначившим за свои сведения столь высокую цену.

Учитывая, что рядом с ним никого больше не было, сторож подумал, что обещание спасения исходило от факира, уже однажды помешавшего ему совершить неосторожность. Именно поэтому его объял ужас от того, что Уттами исчез. Хамед решил, что факир просто посмеялся над ним и, заронив в сердце надежду, жестоко бросил на произвол судьбы. Волнение его достигло предела, как вдруг вновь, словно эхо, до него донесся странный голос:

— Ничего не бойся, ты спасен. Итак, до вечера… Не вздумай не прийти на свидание, моя месть будет ужасна!

Голос еще не успел договорить, как четверо человек, посланных браматмой, вбежали в зал, один из них держал в руке окровавленный кинжал. Все четверо находились в неописуемом возбуждении. Тревога охватила весь зал, но никто не осмелился говорить в присутствии верховного вождя.

— Что с вами? Что случилось? Где англичанин? — быстро спросил браматма.

— В тот момент, когда мы подошли к караван-сараю, — ответил предводитель маленького отряда, — услышали громкий крик. Бросились вперед, ворвались в комнату чужеземца и увидели, как какой-то человек выпрыгнул из окна и исчез в соседних развалинах. Когда подошли к англичанину, кровь ручьем текла из раны, нанесенной в сердце, он был мертв. Вытащив кинжал, мы с изумлением узнали в нем кинжал правосудия Духов вод.

— Ты говоришь правду? — воскликнул браматма.

— Вот он.

Вождь внимательно изучил оружие. На одной стороне лезвия были выгравированы следующие слова: «Во имя славного, могущественного и справедливого», а на другой — кабалистический знак тайного суда.

Это действительно был кинжал правосудия Духов вод.

Браматма с редким присутствием духа немедленно понял, что здесь была какая-то тайна, раскрывать которую на собрании не следует, не рискуя при этом нанести серьезный ущерб достоинству совета Семи в лице одного из его членов. Поэтому, увидев кинжал, он немедленно воскликнул:

— Братья! Суд Трех вынес свой приговор. Нам остается только склониться перед этим доказательством невиновности нашего брата, несправедливо обвиненного английским шпионом, единственной целью которого было внести разлад в наше общество. К счастью, возмездие настигло его до того, как мы сами, по ею наущению, едва не совершили непоправимую несправедливость. Воздадим же благодарность предусмотрительности Трех и вознесем молитвы Шиве, оделяющему их своей бессмертной мудростью.

В зале установилось глубокое молчание. Уважение и страх, внушаемые знаменитым судом, члены которого были неизвестны даже браматме, были таковы, что даже малейшее неодобрение считалось бы посягательством на достоинство и беспристрастность его решений.

Как мы уже говорили, тайный суд выбирался на совете Семи, но происходило это таким образом, что не только браматма, но и даже совет в своем полном составе не знал, из кого он состоит. Суд заседал постоянно, и каждый месяц самый старый из его членов заменялся новым, которого определял жребий. Поэтому на каждой ежемесячной сессии состав его бывал различен. Понятно, что при быстрой смене членов и абсолютной тайне, хранимой под страхом смерти как прежними, так и вновь избранными членами, было невозможно проникнуть в тайну этой организации.

Заявление браматмы, спасавшее положение, было принято собравшимися с благоговейным почтением. Что касается сторожа, то он был совершенно ошеломлен невероятными событиями, в которых ничего не понимал, но которые спасли ему жизнь. Он с нетерпением ждал окончания собрания, чтобы предаться душившей его радости. В первый момент, опьянев от восторга, он понял только одно: его враг был мертв и больше не мог разоблачить его. Равнодушно взирая на происходящее, он не заметил, как факир Уттами вновь спокойно занял свое место среди общего волнения, вызванного смертью английского полицейского, и обменялся взглядом с одним из членов совета Семи, сыгравшим в этом загадочном деле главную роль.

Несколько успокоившись, пока браматма заканчивал свою речь, Хамед вдруг увидел факира, который, подобно античному сфинксу, встал у подножия колонны и, погрузившись в мечтательное созерцание, машинально перебирал четки из янтаря и сандала. Он едва не вскрикнул от удивления, вовремя совладав с собой, но изумление его еще больше возросло, когда факир поднял на него тусклый, блуждающий взгляд и медленно поднес палец к губам, словно призывая Хамеда к осторожности, после чего с надменным видом снова погрузился в созерцание. И тут в темноте, окружавшей сторожа, словно вспыхнул луч света, и он, связав воедино все увиденное и услышанное, стал понимать, какая рука направила кинжал правосудия. Вместе с тем, хотя положение его несколько прояснилось, в голове у него царил полный сумбур. Совершив столько предательств, он никак не мог убедить себя в том, что один из членов Духов вод не остановился перед преступлением, лишь бы спасти его. Кого же поразил кинжал правосудия? Человека, у которого были доказательства его злодеяний! Даже сам браматма, вначале торжественно пообещав примерно наказать предателя, принял сторону его неизвестных союзников.

Все это было до такой степени загадочно и непонятно, что Дислад-Хамед почувствовал, как его вновь одолевает страх. Он спрашивал себя, что нужно от него людям, которые не остановились ни перед чем, чтобы спасти его от заслуженного наказания?

Мучимый тревогой, не умея логически объяснить самому себе, что же случилось с ним в эту памятную ночь, сторож потерял всякое представление о происходящем, но тут восторженные крики вернули его к действительности, это браматма призвал собравшихся к новому восстанию. Затем все стали расходиться, клянясь отдать состояние и жизнь в защиту священной индийской земли.

— Ступайте, — сказал браматма жемедарам, — ступайте и несите этот священный огонь в ваши провинции, и пусть в великий день каждый, кто может держать в руках оружие, откликнется на наш призыв.

— Вперед за родину и религию! Смерть англичанам! — раздалось в ответ.

Два человека, приведшие сторожа, уже были рядом, чтобы отвести его обратно.

— Да поможет тебе Шива, брат Хамед, — сказал ему верховный вождь. — На восходе солнца будь в пути к Малабарскому берегу. Расскажи Нане о нашем совещании, а также о готовящемся великом событии и, главное, посоветуй ему быть осторожным. Все пропало, если он попадет в руки англичан… Салам! Пусть добрые духи устранят с твоей дороги все препятствия, Хамед!

Это краткое напутствие и благожелательный тон, которым оно было сказано, повергли сторожа в такое изумление, что он едва смог пролепетать несколько слов о своей преданности. Он машинально последовал за провожатыми, совершенно теряясь в догадках: неужели браматма ничего не знал и внезапно взял слово лишь потому, что увидел кинжал правосудия и понял, что в это таинственное дело замешан тайный суд?

Уже не впервые эта страшная сила, перед которой склонялось все, действовала наперекор вождю. Он всегда подчинялся ей, подобно тому, как венецианский дож уступал совету Десяти. Но никогда еще конфликт между комитетом Трех и браматмой не становился всеобщим достоянием.

Нужны были серьезные и веские причины, чтобы члены суда решились на такой шаг. Тем более что браматма, вступив в сговор с английским полицейским, несомненно, действовал с согласия тайного суда. Было также очевидно, что по крайней мере одному из его членов было известно имя предателя, тогда как верховный вождь вынужден был дорого заплатить, чтобы узнать его.

Но самое удивительное было, конечно, то, что это лицо, а может быть, и весь трибунал не только спасли предателя от ожидавшего его справедливого наказания, но и заставили браматму подтвердить данное ему поручение, уже зная о том, что Хамед — изменник.

Дислад-Хамед чувствовал, что эта цепь необъяснимых событий — отнюдь не случайность. Он слишком хорошо знал, с каким изощренным искусством могут мстить Духи вод, а потому, находясь в их власти, не чувствовал себя в безопасности.

Разрываясь весь вечер между страхом и надеждой, не веря в то, что его отпустят, — предательства тайное общество не прощало никогда, ибо оно угрожало жизни всех его членов, — негодяй каждую минуту ждал, что перед ним вот-вот разверзнется пропасть. Однако он старался держать себя в руках и хотя почти уже распрощался с жизнью, в нем продолжал теплиться слабый огонек надежды, которая не покидает даже идущего на эшафот.

Ведя сторожа через огромный, как по волшебству опустевший зал, его провожатые приблизились больше, чем следовало, к одному из окон. Хотя они сразу оттащили его назад, он успел быстро взглянуть в окно и увидеть черный силуэт башни Усопших. Он настолько хорошо знал развалины Биджапура, что тут же сориентировался и прошептал в удивлении:

— Дворец Адил-шаха!

Значит, свет и тени, которые он заметил в последних этажах старинного здания, не имели ничего общего с привидениями, а объяснялись самым естественным образом. Духи вод просто-напросто отыскали способ управлять гранитными подъемными мостами, находившимися на соседних этажах, и с незапамятных времен устраивали там торжественные собрания.

Чтобы не вызвать подозрений, они никогда не занимали те части дворца, доступ в которые после смерти последнего монарха династии Адил-шахов был открыт, а именно — первый и второй этажи. Англичане роскошно меблировали их, устроив там резиденцию на случай приезда в Биджапур губернаторов. Сделать это было легко, ибо, как мы уже объясняли, каждый этаж имел отдельный и независимый от других выход.

Сторожу некогда было поразмыслить как следует над сделанным им открытием, он был уже у выхода, и на него снова надели маску. Обратный путь сопровождался тем же церемониалом. Сторожа снова усадили в паланкин, через несколько минут все вышли из него, проводники опять взяли его под руки и, сделав несколько поворотов и разворотов, на сей раз бесполезных, очутились у большой пагоды Биджапура, откуда ушли два часа тому назад. Как раз в тот момент сын Дислад-Хамеда ударил пять раз в гонг и объявил жителям, что они могут спать спокойно, ничто не потревожит их сон. Работа ночного сторожа закончилась, через полчаса вставало солнце.

На обратном пути сердце Дислад-Хамеда билось так сильно, что ему не хватало воздуха, он едва не терял сознание. Два часа он провел в тоске и тревоге, в состоянии мучительного ожидания и неуверенности, жизнь его висела на волоске, который мог оборваться в любую минуту. Он наконец поверил, что действительно спасен, лишь в ту минуту, когда с него сняли маску. До сих пор он разрывался между надеждой и страхом, что его проводникам поручено заколоть его, а тело бросить в один из многочисленных колодцев, некогда служивших обитателям Биджапура.

Отпуская сторожа, один из проводников быстро шепнул ему на ухо слова, которые Хамед уже слышал:

— До вечера! У подножия башни Усопших… Горе тебе, если ты забудешь прийти!

Будучи наконец-то на свободе, сторож медленно огляделся. Трудно представить себе, какой мрак царил вокруг за час до восхода солнца. Два белых силуэта бесшумно исчезли в густой тени апельсиновых деревьев. Перед Хамедом возвышалась черная масса древней пагоды Шивы. Его доставили прямо к дому.

Теперь только негодяй поверил в спасение! Но потрясение было так сильно, что он не мог перенести его, кровь прилила к вискам, к голове, он почувствовал, как глаза заволокло пеленой, ноги отказывались ему служить. Он тяжело рухнул у подножия баньяна, где частенько сиживал в полуденную жару, и потерял сознание.

Глава IV

Общество Духов вод. — Факиры и фанатики. — Тайный трибунал и браматма. — Ссора. — Смертельное оскорбление. — Факир Утсара. — Убийство. — Бегство и развалины. — Спрятались в колодце. — Спасены!

После ухода жемедаров, или посвященных первой степени, в большом зале на последнем этаже дворца Адил-шаха остались семь человек в масках и браматма.

Как мы уже заметили, никогда еще тайное общество не основывалось на таких странных и удивительных началах. Созданное семь-восемь веков тому назад во время мусульманского нашествия с целью противостоять ему и защитить индусов от захватчиков, общество быстро стало внушать могольским князьям, поделившим между собой страну, настоящий ужас и сдерживало их безграничный деспотизм.

Факиры-фанатики, которых общество воспитывало для выполнения своих решений, никогда не отказывались от данных им поручений. Вооруженные кинжалом правосудия, они убивали приговоренных набобов прямо на их тронах, в окружении стражи, с улыбкой выносили самые ужасные пытки, у них нельзя было вырвать ни слова признания.

Вначале раджи решили объединиться, чтобы покончить с этим, могущественным обществом, но они столкнулись со столь совершенной организацией, что все их усилия обернулись самыми страшными репрессиями против них самих. Чтобы создать подобную организацию, потребовалась вся гениальная хитрость Востока, всегда готового к интригам и заговорам.

У общества был верховный вождь, браматма, которого знали все. Он действовал не таясь, и раджи не чувствовали себя в безопасности даже в собственных дворцах, но не решались арестовать его. Браматма находился под защитой знаменитого тайного трибунала Трех, приговоры которого внушали невыразимый ужас, ибо никакая сила в мире не могла помешать их исполнению.

Комитет Трех руководил всем обществом и управлял одной из пяти провинций. Ему подчинялся совет Четырех, в ведении которого находились другие провинции. Затем шли жемедары, или посвященные первой степени, субедары, или посвященные второй степени, и, наконец, сиркары, простые члены. Ими являлись все индусы — немусульмане, и каждый с шестнадцати лет спешил получить листок лотоса, означавший принадлежность к обществу.

Такова была удивительная организация, которую никто из правителей Индии, в том числе англичане, не сумел уничтожить. Последняя попытка относится к великому восстанию сипаев. Сэр Джон Лоуренс заплатил за нее своей жизнью, это исторический факт. Именно мрачные события, явившиеся причиной этого убийства, потрясшего Англию, и заставили англичан отказаться от ненавистной политики подавления, о которой мы рассказали.

Сначала, пытаясь покончить с обществом, охватившим собой всю побежденную нацию и являвшимся настоящим национальным правительством наряду с властью завоевателей, мусульманские набобы направляли удары против вождя Духов. Многие браматмы заплатили головой за дерзкие предупреждения и угрозы. Но подобная политика не дала результатов, ибо за каждого казненного браматму комитет Трех немедленно приговаривал к смерти раджу, отдавшего приказ о казни, вместе со всей его семьей. Неизменно, в течение девяти дней после приговора кинжал правосудия совершал свое дело.

Тогда набобы попытались приняться за таинственный трибунал, но столкнулись с великолепной организацией, о которой мы говорили.

Добраться до комитета Трех было невозможно. Не только браматма, но даже великий совет Семи, состоящий из Трех и Четырех, не знал, кто были члены этого высшего совета. Состав его обновлялся каждый месяц с помощью жребия на одну треть. Тот, кто покидал совет Трех, клялся никогда и никому не рассказывать о том, что он входил в его состав, а новый член, выбранный среди Четырех, давал клятву не говорить о назначении. Выборы проходили обычно за месяц, чтобы покидавший совет мог заменить вновь избранного в его провинции. Добавим к этому, что Трое, как и Семеро., на всех торжественных собраниях появлялись только в масках и никогда не имели между собой никаких сношений. Теперь вам стало ясно, что благодаря этим мерам донос был исключен.

Каждый управляющий провинцией подчинялся только Трем и все приказы получал только от них. Власть браматмы, таким образом, была ограничена, он являлся посредником между тайным комитетом и членами трех степеней. Именно он передавал набобам и их чиновникам три предупреждения, предшествовавшие приговору.

После ряда безуспешных попыток набобы, видя, что им не удается покончить с обществом, постепенно стали подчиняться предупреждениям браматмы, которые они получали со всеми предосторожностями прямо в руки с тех пор, как прекратили бесполезную борьбу. Обычно это было письмо с печатью общества — кинжалом правосудия, — которое либо приходило на дом, либо под видом прошения его вручал какой-нибудь нищий. Престиж набобов в глазах их подданных был сохранен, они могли подчиняться, действуя как бы по доброй воле, а не из страха.

Нет сомнения, что мягкость, с которой принцы-мусульмане всегда относились к подданным-индусам, объяснялась именно этими причинами. Еще и сегодня Духи вод являются единственной силой, внушающей страх и способной обуздать мздоимство английских чиновников, злоупотребления властью со стороны губернаторов и вице-короля.

К тому времени, как сэр Джон Лоуренс собрался прибыть в Биджапур, чтобы продолжить в Декане чудовищную политику репрессий, его уже трижды предупреждали о грозящей ему опасности, если он не изменит поведение. Борьба между ним и комитетом Трех должна была закончиться смертным приговором вице-королю Индии.

Три члена тайного трибунала никогда не расставались. В каждой провинции у них была резиденция, куда допускались по паролю лишь посвященные первой степени. Трое бывали там только во время общего собрания, раз в год.

В обычное время они жили в роскошном дворце, где в течение веков собирались художественные богатства Индии, Китая, Японии, а также добровольные приношения местного населения. Сокровище, состоящее из слитков золота, серебра и драгоценных камней, достигало фантастической суммы, которую никто не знал наверняка. Месторасположение дворца было известно только Семи, по очереди входившим в тайный трибунал. Можно было предположить, что дворец не находился на территории, занятой некогда моголами, а затем англичанами, ибо, несмотря на самые тщательные поиски, ни одному из правительств не удалось его найти.

Причины, по которым браматма не должен был знать таинственного убежища Трех, вполне понятны. Если бы он предал, Трое, а вслед за ними и остальные члены совета Семи были бы арестованы. Тем самым обществу пришел бы конец, оно осталось бы без традиций, без руководства, без верховных вождей. С какой бы величайшей осторожностью ни избирался браматма, подкупить человека всегда возможно. На протяжении веков это, безусловно, случалось не раз, не говоря уж о личном соперничестве.

Каждодневная переписка между комитетом Трех и браматмой, жившим в Биджапуре, осуществлялась при посредничестве факиров, которые, как мы увидим, совершали чудеса храбрости и изворотливости. Уттами, Варуна и Рама, служившие только тайному трибуналу, пользовались на этот счет заслуженной славой.

Нам пришлось познакомить вас с организацией этого общества, ибо в нашем дальнейшем повествовании оно будет играть важную роль.

Как видим, все было предусмотрено с такой тщательностью, что добраться до тайного комитета Трех, олицетворявшего всю силу общества, было невозможно. Несмотря на многочисленные неудачи предшественников, сэр Джон Лоуренс не побоялся вступить в борьбу, где на карту была поставлена его жизнь, о чем он, разумеется, знал. Захватить Нана-Сахиба и уничтожить общество Духов вод — таковы были высшие цели, которые он себе поставил. Его поездка в Биджапур указывала на то, что он решил взять в свои руки руководство операцией и верил в ее успех.

Подкупив простого члена общества и дождавшись его посвящения в жемедары, сэр Джон рассчитывал тем самым заранее узнать место ежегодного общего собрания и сразу захватить совет Семи и браматму. План был ловко задуман, но, скажем сразу, обречен на провал, ибо Духи предвидели подобную возможность и приняли соответствующие меры.

Накануне того дня, когда комитет Трех должен был покинуть тайное жилище и отправиться на собрание, он выбирал среди самых старых посвященных первой степени четырех управляющих провинциями, трех членов тайного трибунала и браматму. Бумаги об их назначении и необходимые распоряжения запечатывались печатью общества и передавались факирам, которые получали приказ в случае ареста действующего руководства доставить письма адресатам и тотчас же поступить в их распоряжение. Эта особенность, о которой не знал сэр Джон, свидетельствовала о незыблемости общества, о том, что бороться с ним было бессмысленно. По всей видимости, обществу даже не приходилось прибегать к этой крайней мере, ибо события, происшедшие во время общего собрания, показали, что тайный трибунал знал как о происках вице-короля и начальника полиции Джеймса Уотсона, так и о предательстве Дислад-Хамеда.

Однако не все было ясно в событиях, происшедших во время собрания посвященных. Мы можем вместе с ночным сторожем Биджапура убедиться в том, что таинственный комитет Трех не остановился даже перед убийством, чтобы спасти предателя, которого он сам, несомненно, повелел наказать до торжественного собрания, где нам довелось присутствовать. Значило ли это, что Трое узнали настоящее имя предателя лишь в самый последний момент и просто отложили свою месть, чтобы сделать ее еще ужасней? Или же, напротив, они руководствовались совсем другими, куда более серьезными мотивами? Скоро мы обо всем узнаем, потому что Семеро в масках, оставшись на заседании вместе с браматмой, разумеется, будут обсуждать этот важнейший вопрос, если только он не является прерогативой одного лишь тайного трибунала.

Когда последний из присутствующих покинул большой зал дворца Адил-шаха, факиры, состоящие на службе у Семи и браматмы, по знаку последнего встали на страже снаружи и внутри у единственной входной двери, чтобы ничто не помешало их хозяевам, собравшимся на тайное совещание.

Движение и шум толпы сменились тишиной и благоговейным молчанием. Сидя вокруг стола, закутанные в волны белого муслина, при тусклом свете лампы, едва освещавшей огромный зал, Семеро действительно были похожи на привидения, которыми, по народным преданиям, был населен дворец.

Арджуна — так звали браматму — взволнованно расхаживал взад и вперед, а Семеро с пристальным вниманием наблюдали за ним. Чувствовалось, что между вождем Духов вод и членами высшего совета существует глухое соперничество, готовое в любую минуту вылиться наружу. Случай со сторожем ускорил созревание событий. Не зная, что именно заставило комитет Трех вдруг отказаться от первоначально принятого решения, браматма решил не соглашаться беспрекословно на отведенную ему роль. Со своей стороны, тайный трибунал не собирался терпеть посягательств на свой авторитет и отдавать отчет в своих действиях, которые никто не имел права контролировать. Было, однако, странно, что Трое не сочли нужным объяснить свое поведение, мотивы которого им не следовало скрывать от браматмы. Учитывая, что последний был настроен весьма агрессивно, покушаясь в последнее время на права высшего совета, можно было предположить, что Трое решили дать браматме суровый урок, дабы он не превышал своих полномочий. Уже само его присутствие в зале, хотя Семеро не приглашали его остаться, являлось неповиновением и нарушением порядка. Он ни в коем случае не имел права присутствовать на совещаниях Семи и должен был удалиться вместе с жемедарами. Нежелание браматмы покинуть зал ясно указывало на то, что он намерен выяснить отношения с советом Семи.

Арджуна ждал, что его спросят, почему он остался, тогда ему легче было бы начать разговор. Он знал, что говорить в присутствии Трех без особого на то разрешения запрещено. Но он ошибся — члены совета хранили полнейшее молчание, не реагируя на его вызывающее поведение.

Поколебавшись несколько мгновений, ибо риск был велик, браматма решил нарушить тишину и, подойдя к столу, по обычаю трижды склонился перед сидящими.

— Высокие и могущественные повелители, — сказал он, заметно волнуясь, — простите, что прерываю ваши мудрые размышления, но часы бегут, скоро наступит день, и мои обязанности заставят меня покинуть вас…

— У тебя, сын мой, — отвечал старший из Трех, — есть, должно быть, серьезная причина, раз ты осмелился попрать самую священную твою обязанность — повиновение нашим законам. Мы слушали тебя, будучи убеждены, что нам придется простить это нарушение. Но почему голос твой дрожит, когда ты обращаешься к нам?

В совете Семи по праву председательствовал тот, кто раньше других был назначен в тайный трибунал. Поэтому его называли старшим из Трех, или Адитья. Второй получил имя Двины, а последний звался Пейя, или юный сын. Каждый член тайного трибунала за то время, что он входил в его состав, проходил через три ступени, выполняя соответствующие обязанности.

Пейя передавал приказы, постановления, распоряжения браматме и факирам. Двина управлял пятой провинцией, то есть Биджапуром, и руководил четырьмя другими управляющими.

Адитья председательствовал на тайном трибунале и совете Семи, когда они собирались.

— Итак, — настойчиво сказал старший из Трех, — мы хотим знать причины твоего волнения.

— Я буду говорить, Адитья, — ответил Арджуна, — и, пользуясь твоим разрешением, открою свое сердце Трем и Семи и скажу им, в чем причины моей грусти.

— Дай истине без страха излиться из твоей души, и если слова твои справедливы, ты будешь удовлетворен.

— Возведенный вами в высший сан браматмы, дабы диктовать вашу волю народам и государствам, я всегда старался исполнять ваши распоряжения во славу нашего общества и торжества правосудия, и прежде вы часто выражали мне свое удовлетворение. Чем же объяснить, высокие и могущественные повелители и высокочтимые отцы, что сегодня я потерял ваше доверие? Именно это заставило меня нарушить правила и не ждать вашего зова, чтобы поделиться с вами моей болью.

— Объяснись, Арджуна, никто из нас не понял смысла твоих слов.

— Разве не по вашему приказанию, о светочи истины, я осквернил себя переговорами с чужеземцем, который предложил нам назвать имя предателя?

— Ты говоришь правду!

— Когда я сообщил вам о результате переговоров и о цене, которую он потребовал за услуги, разве не вы решились принять его предложение и наказать виновного перед лицом всех жемедаров?

— Верно, Арджуна.

— О Адитья, зачем же вы потом скрыли от меня ваши истинные намерения? Почему, если донос был ложным, вы допустили, чтобы я обвинил одного из наших членов, и наказали клеветника без моего участия, словно опасаясь, что я захочу спасти его? Разве вы поступили бы так, если бы по неизвестным мне причинам я не потерял вашего доверия?

— Ты произнес горькие слова, о Арджуна, забыв, что решения Трех не подлежат твоей оценке. Зачем скрывать от тебя наши имена, наши лица, запрещать тебе присутствовать на наших совещаниях, если затем мы должны сообщать тебе обо всех наших поступках и объяснять причины наших решений? Нас Трое, а не четверо, нас Семеро, а не восемь, Арджуна, и помни, если ты хоть немного дорожишь своей жизнью, что есть тайны, которые убивают. Та, в сокрытии которой ты обвиняешь нас, — одна из них. Довольно и того, что ты ее заметил! Арджуна, браматма — не голова, это рука, которая подчиняется, не осознавая того, что она делает, подобно падающему дождю, гремящему грому, подобно ветру, волнующему моря… Постепенно в своей гордыне ты дошел до того, что вообразил себя настоящим вождем общества Духов вод, тогда как ты всего лишь его первый слуга. Скажу больше — раб! Благодари Шиву за то, что, осмелившись задать вопросы старшему из Трех, ты все еще жив! Я сказал: «Убирайся! Прочь отсюда, собака!»

Затем он прибавил зловеще, думая, что Арджуна его не слышит:

— Еще одному браматме нужен отдых!

Браматму нельзя сместить, он отдыхает только в могиле. Несмотря на то, что сказал старший из Трех, дабы умерить непомерную гордыню Арджуны, браматмы знают слишком много секретов общества, чтобы им позволили вернуться к частной жизни.

Последние слова Адитьи обожгли браматму, словно ударом хлыста, он страшно побледнел. Однако он трижды склонился перед тем, кто нанес ему смертельное оскорбление, и вышел, бросив на него украдкой взгляд, полный такой ненависти, что было ясно: этот человек не остановится ни перед чем, чтобы отомстить. Когда за ним упала тяжелая портьера, он пробормотал еле слышно, ибо здесь даже стены имели уши и могли говорить:

— О! Я покажу тебе, что порой гром сам выбирает, над чьей головой ему прогреметь.

С пылающим лицом, охваченный неописуемым гневом, браматма бросился прочь из дворца Адил-шаха. Он уже находился среди развалин, направляясь к дому, как вдруг заметил, что рядом с ним нет его факира Утсары. Он остановился и громко свистнул. Послышался шум веток, и из кустарника появился человек.

— Это ты, Утсара?

— Да, хозяин, — ответил факир.

С тех пор как Арджуна был возведен в достоинство браматмы — место незавидное для человека честолюбивого, в течение пяти лет Утсара находился у него в услужении. Браматма сам выбрал его среди новичков, которых воспитывало общество. Факир, к которому Арджуна всегда хорошо относился, питал к нему безграничную любовь и преданность, что и доказал неоднократно в различных обстоятельствах. Арджуна под влиянием только что полученного смертельного оскорбления, забыв о всякой осторожности, решил открыть верному слуге только что задуманный план мщения.

— Утсара, — спросил браматма, — могу я рассчитывать на твою преданность?

— До самой смерти, господин, — просто ответил факир.

— А если бы я захотел отомстить врагу, который давно уже унижает и оскорбляет меня?

— Вам стоит сказать только слово, и завтра же этого человека не будет.

— Кто бы он ни был? — рискнул Арджуна.

— Будь это даже старший из Трех, — ответил факир.

Он произнес эти слова так тихо, что они, подобно легкому вздоху, едва донеслись до ушей браматмы. Несмотря на эту предосторожность, Арджуна не смог удержать дрожь.

— Тише! — быстро сказал он. — Есть имена, которые никогда не должны срываться с твоих губ. Если б тебя услышали… Видишь легкую беловатую полосу на востоке у самого горизонта? Это занимается день. Так вот, мы не увидели бы восхода солнца…

— Знаю, господин. За каждым кустом вокруг этого дворца скрывается…

Утсара не закончил фразу — с кинжалом в руке он бросился в кусты.

Раздался пронзительный крик. Послышался шум падающего тела, и в то же мгновение браматма услышал, как Утсара говорит ему вполголоса:

— Быстрее, за мной! Негодяй успел крикнуть, через две минуты сюда сбегутся десять, двадцать факиров.

Браматма поспешно повиновался. Утсара, взвалив на спину тело жертвы, легко бежал впереди. Он без конца петлял, пытаясь запутать следы, и великолепно ориентировался среди развалин, где его спутник заблудился бы даже средь бела дня.

Вдруг Арджуна услышал шум тела, упавшего в воду. Это Утсара на ходу избавился от трупа, бросив его в один из многочисленных колодцев древнего Биджапура.

— А теперь, — сказал он, — прислушайтесь, они бегут за нами.

Крик факира, а именно его убил Утсара, поднял по тревоге всех его товарищей, которые пустились в погоню. Напасть на след беглецов было нетрудно, ибо, уповая на быстроту, они совсем не заботились о том, чтобы бежать бесшумно. Факир браматмы по доносящимся со всех сторон восклицаниям понял, что их окружают и они неминуемо попадут в руки преследователей. Он остановился.

— Круг сужается, — сказал он своему господину, — через три минуты нас нагонят, надо спрятаться.

— Легко сказать, но куда?

— О! — перебил его факир, ударив себя по лбу. — Почему я не подумал об этом сразу! Ну, последнее усилие, может быть, мы сумеем добраться туда раньше их.

Они молча побежали к могиле Адил-шаха, слыша крики преследующих, которые сообщали друг другу, в каком направлении скрылись беглецы. Они не пробежали и пятидесяти шагов, как Утсара остановился.

— Быстро! — сказал он своему господину. — Садитесь ко мне на плечи, крепко держитесь руками за мою шею, остальное предоставьте мне….

Было не до вопросов, преследователи приближались. Браматма повиновался. Одаренный геркулесовой силой, Утсара встал на край колодца, возвышавшегося над землей сантиметров на пятьдесят, и, цепляясь за неровности стен, исчез среди вьющихся растений и лиан, которые в таком изобилии росли в пазах кладки, что сомкнулись над головами, совершенно скрыв отверстие колодца. Факир остановился, упираясь в стену. Ему попался широкий каменный выступ, которые на определенном расстоянии друг от друга делают строители колодцев, чтобы затем облегчить их починку. Браматма устроился на нем, держась за стебли растений.

В эту же минуту раздались поспешные шаги и голоса, преследователи переговаривались между собой, стараясь определить, где искать беглецов. Те были охвачены ужасом, они погибли бы, если б колодец попал во все суживающийся круг поисков. Факиры, несомненно, стали бы исследовать каждый уголок этого пространства, и очередь непременно дошла бы и до колодцев.

Они, конечно, не осмелились бы поднять руку на браматму, но ничто бы не мешало им донести обо всем комитету Трех, а учитывая вражду Арджуны со страшным трибуналом, ждать пощады ему не приходилось. Он мог готовиться к участи своего предшественника, который был заживо замурован в башне Усопших.

Многие из браматм умерли насильственной смертью. Занять этот пост мог только человек, обладающий определенными качествами, но рабство, в котором держал браматм комитет Трех, ревностно охранявший свою власть, представляло такой разительный контраст с роскошью их дворцов, многочисленными слугами и прочими атрибутами власти, которыми они были окружены, с уважением, которое им оказывали все — от шудры до раджи, — что они редко избегали искушения покуситься на власть страшного комитета. Тем самым браматмы подписывали себе смертный приговор. В один прекрасный день они тихо исчезали, заколотые собственным факиром, который всегда был верным орудием тайного совета. Утсара являл собой редкое исключение, и его давно бы перевели на другую службу, если бы подозревали о его безграничной преданности хозяину.

Тем не менее страх, сжимавший сердца беглецов, понемногу рассеялся. Преследователи пробежали мимо, и было слышно, как они собрались у гробницы Адил-шаха, огромного памятника, простиравшегося почти на тысячу квадратных метров, там было полно подвалов и подземелий, где можно было скрыться браматме и его спутнику.

— Они думают, что мы в мавзолее набоба, господин, — сказал Утсара. — Воспользуемся последними минутами темноты и уйдем отсюда, иначе будет поздно. Полагаю, что в любом случае нам не следует здесь оставаться.

— Ты думаешь, нас могут найти?

— Факиры, конечно, считают, что это простая тревога, поднятая шпионами английской полиции, ведь я успел спрятать труп. Но с рассветом следы крови и отсутствие одного из них откроют им истину, они обыщут колодцы, в том числе и наш. Но я имел в виду другую опасность.

— Какую же?

— С тех пор как мы здесь, вы не чувствуете ничего особенного, господин?

— От окружающих нас трав в самом деле исходит весьма неприятный запах.

— И вы не знаете, чему его приписать?

— Сознаю свое невежество.

— Мы находимся над убежищем гремучих змей. Они обожают заброшенные колодцы, особенно их влажную илистую почву.

— Гремучие змеи! — вздрогнув, воскликнул Арджуна. — Малейший укус этих животных означает смерть… А что если они нападут на нас?

— Ночью мы ничем не рискуем, змеи не видят в темноте, но при первых лучах зари они набросятся на нас, кто знает, сколько их здесь. В старинных колодцах, полно галерей, вырытых крысами, в них встречаются порой сотни и даже тысячи змей, которые легко взбираются по неровностям полуразрушенных стен.

В эту минуту как бы в подтверждение слов факира снизу раздался резкий свист, внушающий ужас.

— Поспешим! — воскликнул Утсара. — Гнусные твари проснулись от звука наших голосов. Ступайте первым, я поддержу вас. Одно неверное движение, и мы упадем прямо на них. Кое-кого мы, конечно, раздавим, но и на нашу долю достанется…

— Тише! — повелительно сказал Арджуна, выглянув из колодца. — Слышишь, шаги, факиры возвращаются.

— Пригнитесь, высокая трава закроет нас, — шепотом ответил Утсара.

— Напротив, следуй за мной, — приказал браматма, вылезая из колодца. — Нам больше некого бояться.

Факир было подумал, что хозяин, испугавшись змей, не понимает, что делает. Его удивление еще более возросло, когда, подчинившись приказу и последовав за браматмой, он увидел, как тот спокойно, улыбаясь, направился к усыпальнице Адил-шаха, купол которой золотили первые солнечные лучи.

Их преследователи возвращались, считая ненужным продолжать дальнейшие поиски. Несчастный Утсара, человек простой и ограниченный, уже готов был распрощаться с жизнью, ибо еще не разгадал ловкого хода своего господина.

Браматма бежал, ибо ему невозможно было объяснить убийство, совершенное его слугой, или даже просто их присутствие на месте преступления, если бы у них хватило духа свалить его на постороннего. Но после того, как труп был спрятан, а их следы потеряны, бояться больше было нечего. Кто осмелился бы обвинить верховного вождя в убийстве факира? Арджуна рассуждал логически, а дальнейшие события поначалу как будто подтвердили его предположения.

Заметив своего вождя, досточтимого браматму, факиры как один простерлись перед ним ниц, трижды коснувшись лбом земли.

— Итак, друзья мои, — сказал им Арджуна, — что случилось? Я возвращался домой после заседания высшего совета, как вдруг раздался крик, и я увидел, как вы бросились в развалины. За кем вы гнались?

Факиры ответили, что услышали крик, когда стояли на посту вокруг дворца, но, ничего не найдя, несмотря на тщательные поиски, пришли к выводу, что это была шутка одного из их товарищей.

— Это наверняка проделки Уттами, — заметил Варуна, — только его нет с нами, и теперь он боится показаться нам на глаза.

При этих словах Арджуна невольно вздрогнул. Значит, Утсара убил Уттами, доверенное лицо старшего из Трех, без которого тот не мог обходиться. Председатель тайного трибунала все пустит в ход, лишь бы найти его убийцу и отомстить.

— Спешите домой, — приказал браматма, желая скорее прекратить этот разговор. — Вы знаете, что сегодня утром во дворец Адил-шаха прибывает вице-король Индии, вам нельзя попадаться англичанам на глаза.

Факиры снова склонились перед своим вождем и продолжили путь в сторону таинственного дворца. Дойдя до седьмой стороны семиугольника, они подали особый сигнал. Тут же одна из гранитных плит в стене повернулась вокруг своей оси, надо рвом опустился подъемный мост, и факиры оказались перед входом, ведущим в верхние этажи.

Браматма, довольный, удалился, за ним шел Утсара, еще не оправившийся от случившегося. Разумеется, верховный вождь общества Духов вод не был бы так спокоен, если бы знал, что факир Варуна, уходя, заметил несколько крошечных капелек крови, запятнавших непорочную белизну его кашемировых одежд.