Покоряясь тебе (СИ)

37 глава

Той ночью, когда Адам ушел, Лорен поднялась в мою комнату и сказала, что не оставит меня. Она обнимала и гладила меня по голове, пока я плакала, приговаривая, что все будет хорошо. Так я и уснула в объятьях подруги, обессиленная рыданиями, под ее тихие, успокаивающие слова.

А когда проснулась на следующее утро, поняла, что мир не рухнул, и небо не упало на землю. Солнце все так же взошло на небе, птицы радостно пели, оглашая приближение лета, и воздух наполнялся ароматами цветущих деревьев и распустившихся цветов. Человечество не вымерло, началась новая неделя и жизнь продолжалась.

Нет, все осталось прежним. Но моя собственная вселенная, мой маленький мир понес глобальные изменения.

Мне надо было вспоминать, как это жить без Адама.

— И все же, в голове не укладывается. — Лорен недоуменно нахмурилась, когда мы утром спустились в кухню. — Не верю я, что он сказал то, о чем думал.

— Разве это важно? — Я вяло пожала плечами, обхватив кружку с горячим кофе обеими ладонями. — Главное, что он не хочет меня больше в своей жизни. И, наверное, так будет лучше, потому что… — я запнулась, потому что даже мое тело противилось тому, что я говорила, — все равно ничего не вышло бы. Учитывая нашу ситуацию.

— Ну, если ты так считаешь. — Лорен с сомненьем вздохнула. — Но с другой стороны: ну да, паршиво, что ваши родители оказались такими эгоистами и все такое, но это их прегрешения, не ваши. Не ты, не Адам, хотя откровенно, я не большая его фанатка, но все же, вы не отвечаете за их деяния.

— Это не самое страшное, Лор, — безрадостно хмыкнула я. — Думаю, я могла бы смириться с тем, что моя мать сбежала с его отцом. Но он затеял все это чтобы отомстить. — Я уязвимо посмотрела на подругу, подавляя в себе желание вновь заплакать. — Не потому даже, что я была интересна ему как женщина, а только как объект отмщения. И он сказал мне это глядя в глаза. О чем тут еще может идти речь?

Позже Лорен уехала в университет, после того, как я раз десять повторила ей, что буду в порядке, просто мне требуется немного времени наедине с собой. Я, в самом деле, не хотела никого видеть и ни с кем разговаривать. Я была очень благодарна подруге за ее огромную поддержку мне, но теперь хотела остаться одна и пережить свое горе без свидетелей.

Только когда я пообещала ей, что приеду завтра или через пару дней, Лорен отступила и нехотя уехала.

После отъезда подруги я прошлась по пустым комнатам, не зная, куда себя приткнуть и что делать дальше. В голове творилась полная неразбериха, чувства в полном смятении и апатия на душе.

Я устала. Устала от всех передряг, которые только ширились с каждым новым днем. Мне хотелось полного покоя, некоего отупения, просто чтобы ни о чем не думать и ничего не чувствовать.

Больно было осознавать, что меня использовали, все время только играли, а я как идиотка имела глупость влюбиться.

Я вспомнила свою глупую затею, в которую посвятила Лорен несколько месяцев назад. Как собиралась влюбить в себя Адама, чтобы сбить с него спесь и заставить ответить за мое унижение. Я тогда многое не знала, и не думала, что получиться все в точности наоборот.

Мой взгляд упал на маленький круглый столик в углу гостиной, уставленный бутылками с алкоголем. Бабуля не увлекалась спиртным, но так повелось еще со времен дедушки, что в доме всегда было несколько бутылок на выбор, если вдруг кто-то заглянет в гости. Сейчас бутылки стояли практически нетронутыми, покрытые тонким слоем пыли.

Поколебавшись, я подошла ближе и взяла в руки непочатую бутылку бурбона. Мне вдруг отчаянно захотелось распечатать ее и налить себе немного. Или чуть больше, чем немного. Достаточно, чтобы хотя бы не время забыть Адама и всей горечи, которая обволакивала меня после его ухода.

Но прежде, чем сделать это, я вспомнила свою мать, которая часто прибегала к алкогольной терапии после очередного любовного фиаско и поставила бутылку на место, так и не открыв ее.

Дело не в том, что я не могла позволить себе немного спиртного, периодически я очень даже неплохо расслаблялась с его помощью в компании друзей. Но сейчас, это бы сделало нас еще больше похожими с матерью.

Я не хотела этого.

Я знала, что если поддамся желанию забраться назад в постель и порыдать в голос, то нескоро смогу оттуда выбраться и буду вариться в жалости к себе еще долгое время. Пока рана не затянется, покроется корочкой и не станет заживать. Я не знала, когда рана, оставленная Адамом, начнет исцеляться.

Такое вообще возможно?

Мне надо было чем-то занять себя. Я принялась за уборку и выдраила дом от низа до потолка, заставив все поверхности сверкать чистотой и блеском. А чтобы во время физического труда, недостатком которого были свободно гуляющие мысли, я включила музыку на весь дом, чтобы отвлекала меня.

Когда я закончила, за окном наступили сумерки, и я безумно устала. Поставила в микроволновку остатки вчерашнего ужина разогреваться, а сама пошла в душ. После того, как поем, я планировала тут же лечь спать. Усталость клонила меня в сон, и я рассчитывала уснуть сразу же, как заберусь под одеяло.

В душе, стоя под горячими струями, мне ничто не мешало вновь вернуться к размышлению об Адаме. Я гадала, как он провел этот день? Думал ли немного обо мне, или выкинул из головы тут же, как вышел за порог моего дома?

С мыслями о нем пришли и горючие слезы и, вздрагивая от рыданий, я прислонилась к стенке душевой, выплескивая всю свою безграничную боль.

Даже не смотря на то, как он поступил со мной, я надеялась, что с ним все будет в порядке. Его психологические проблемы не были обманом, я видела их присутствие, каким он был подавленным после визитов к доктору Берку и как действовали на него лекарства.

И я хотела верить, что он сможет все преодолеть.

После всего, что он сделал, после всей его лжи и манипуляции мной, я не могла ненавидеть его. Да и не хотела этого.

Высушив волосы после душа, и надев чистую футболку с джинсами, я спустилась в кухню, вынув остатки китайской еды из микроволновки, но едва притронулась к ней. В итоге почти вся она оказалась в мусорном ведре, а я вышла на крыльцо, перед сном подышать свежим воздухом.

Вечер был теплый, наполненный звуками и запахами раннего мая. Я прислонилась к перилам, опоясывающие деревянное крыльцо и стала наблюдать за окнами соседних домов, в которых горел свет, и их обитатели были заняты своими ежевечерними делами.

Хантингтоны — соседи через дорогу как раз всей большой семьей сели ужинать. Через больше не зашторенное окно мне была видна вся их столовая.

Грейсоны — соседи слева — смеялись перед включенным телевизором. А Ньютоны — Адель и Клиф жили на углу, только что вместе вышли на вечернюю пробежку.

В этот момент, глядя на соседей, я почувствовала себя особенно одинокой. Не хотела, но ничего не могла поделать с этим скребущим, назойливым чувством, что я потому одна, что недостойна, быть с кем-то. И я, наверное, сделал в этой жизни что-то не так, раз никто не хочет задерживаться рядом со мной слишком долго.

Мать, отец, Адам…

Даже мои немногочисленные отношения были непродолжительными, и чаще не я была инициатором разрыва.

Есть над чем подумать.

Решив, что достаточно с меня этих семейных картин, от которых мне только выть хотелось, я вернулась в дом, громко хлопнув дверью, и отправилась спать.

Ночью мне вновь снился этот сон, где я маленькая и парень, который пришел с мамой, был добр ко мне и немного поговорил со мной, прежде чем уйти. Это был единственный раз, когда я видела его, но видимо, тот эпизод так запал мне в душу, что до сих пор снится.

События, которые происходят с нами в детстве, часто забываются, и, вырастая, мы редко вспоминаем о мимолетных знакомствах, имевшие место в далеком прошлом. Не знаю, почему именно этого человека я запомнила. Запомнила даже не его, а то, что с ним связано; то, что он собой олицетворял.

Долгие годы после той ночи я не вспоминала о нем, и лишь недавно он впервые приснился мне. Я никак не могу рассмотреть его лица. Вижу силуэт, слышу голос и даже чувствую запах — но лицо, словно размытая маска.

Странно, но его голос кажется знакомым, и запах тоже… Что-то очень близкое, хорошо известное мне.

Но что? Что…

Я в каком-то странном состоянии полусна, ворочаюсь по постели. Мое сознание балансирует на границе реальности и царства Морфея, и я не знаю, какую сторону мне выбрать.

Я слышу сдавленный крик и, открыв глаза, просыпаюсь. Не сразу до меня доходит, что это я кричала. Мое дыхание сбитое и сердце грохочет в груди. Пульс частит, будто я пробежала не одну милю.

Я сажусь в кровати и стаскиваю верх пижамы с длинным рукавом через голову. Жар плавит мое тело, покрытое тонкой пленкой пота. Я прикладываю ладонь ко лбу — горячий, как только что с огня сняли.

Только этого мне не хватало! Заболеть перед выпускными экзаменами.

Слабость растеклась по всему телу, и мне приходится приложить усилия, чтобы дойти до ванной. Я вынимаю из аптечки градусник и измеряю температуру: 102.2 (прим. Автора: по Цельсию 39).

Ну, отлично! Слечь с гриппом — это чтобы окончательно меня добить.

В аптечке я нахожу жаропонижающее и противогриппозное. Глотаю таблетки и запиваю водой из-под крана. Мои ослабевшие от болезни колени подгибаются, и я хватаюсь за край раковины, чтобы не упасть.

Из зеркала на меня смотрит моя заболевающая версия с покрасневшими, слезящимися глазами.

Скоро я вновь возвращаюсь в постель и укутываюсь в два одеяла, потому что меня знобит и лихорадит. Сейчас я особенно остро чувствую свое одиночество, и от жалости к себе мне хочется заплакать, но я сжимаю губы, обещая себе, что плакать больше не буду.

Я устала плакать. Устала горевать.

Несколько дней я практически не выбираюсь из постели, преодолевая болезнь. Я пишу девчонкам, что решила еще немного побыть в доме бабушки наедине со своими мыслями. Знаю, что могла честно признаться им, что заболела, и они тут же примчались бы, чтобы отпаивать меня супом и лекарствами, но отчего-то делать этого я не стала.

Я чувствовала себя не только больной, но и жалкой. Не слишком приятно думать о себе так. И чтобы доказать себе, что мне никто не нужен, что с трудностями я и сама справлюсь — надо бы привыкать — я предпочла, мучатся в одиночку.

Эти дни были ужасными. Я то и дело впадала в тревожный сон, измученная болезнью и уходом Адама из моей жизни. Втайне надеялась, что он все же позвонит мне, но тут же называла себя дурой, что хотела этого.

Он использовал меня. Позволил мне влюбиться, а потом указал на дверь — не было причин по-прежнему хотеть его. Но моим чувствам было плевать на это.

Стоило мне забыться тяжелым сном, как я вновь и вновь видела этот навязчивый сон, который уже стал раздражать. Просыпаясь, я усиленно пыталась вспомнить лицо того парня, но тщетно. Словно мое подсознание блокировало эти воспоминания.

На четвертый день болезни я резко очнулась посреди ночи, моргая в темный потолок.

Наконец-то я смогла преодолеть этот барьер. Перешагнула на другую сторону и увидела, что так тяжело мне далось.

Тот парень, который снился мне в последние дни — это Адам. Именно его лицо было скрыто от меня.

Еще один кусочек головоломки встал на место.

Я узнала, что у Адама был секс с моей матерью. Он приходил к нам в дом и это он говорил со мной.

А еще я вдруг почувствовала, что болезнь стала отступать.

Все выходные я боролась с собой, чтобы не позвонить ему и не потребовать подтвердить мои подозрения. Даже не подозрения, а стойкую уверенность.

Это не было просто. Иногда желание набрать его номер было таким отчаянным, что я сжимала руки в кулаки и уходила подальше от телефона.

Разве теперь это имело какое-то значение?

Адам и моя мать…

Моя мать и его отец…

Отвратительно и мерзко. У меня тошнота к горлу подкатывала, стоило подумать об этом.

Да, я уже смирилась, что моя мать была не самой добродетельной женщиной. Но спать с отцом и сыном! Это было уже слишком, слишком много для моего понимания.

А потом я думала о том, что же видел во мне Адам, когда занимался сексом со мной? Не вспоминал ли при этом Морган, или представлял ее?

Это стало последней каплей и меня в итоге стошнило, едва успев добежать до мойки в кухне.

Мое сердце было полностью разбито, разворочено и раны, нанесенные ему, не скоро заживут. Но я решила оставить все как есть. Не звонить Адаму, не искать встречи с ним.

Пусть все останется в прошлом.

Я хочу, чтобы это поскорей случилось.

Лорен сказала, что ей звонил Пол. Предложение по работе все еще было в силе. Я ответила, что с радостью пройду интервью — причин для отказа не было. Меня больше ничто не держало в Чикаго. А уехать подальше от места, где могла ненароком встретить Адам, казалось удачной идеей.

Мы договорились, что я сама позвоню ему. Лорен предупредит Пола, чтобы ждал моего звонка. Но была суббота и я боялась побеспокоить его в выходной день, а потому решила отложить звонок на понедельник.

Я была все еще слаба из-за болезни, хотя чувствовала себя значительно лучше. С нетерпением ждала возвращения в университет, да и по девчонкам ужасно соскучилась. Одиночество уже стояло мне поперек горла.

Хотелось изменений в жизни, чтобы увлечься и не думать об Адаме.

Пока что это были только мечты. Потому что чтобы я ни делала, чем бы ни занимала себя, он постоянно присутствовал в моей голове. Я гадала, думает ли он обо мне хоть изредка, но с чего бы?

Я была больше не интересна ему. Наверняка успел найти себе новую игрушку.

В субботу вечером в дверь позвонили. Я никого не ждала, а открыв дверь, увидела женщину лет сорока, которая смущенно улыбалась мне.

Я слегка приподняла брови, готовая отшить ее сразу, если она захочет что-то продать мне.

— Здравствуйте. Извините, что побеспокоила вас. Вы меня не знаете, но я позвонила в вашу дверь, чтобы попросить о небольшой помощи. — Женщина коротко хохотнула, немного волнуясь.

Ничего удивительного, я бы тоже волновалась, если бы пришлось просить помощь у незнакомцев.

— Чем я могу помочь вам?

Я внимательней пригляделась к ней. Она не выглядела попрошайкой, или бездомной. Неплохо одета, да и лицо открытое, довольно располагающее. Ну, попал человек в затруднительное положение, бывает — успокоилась я.

— Мое авто сломалось. Опять. — Женщина махнула рукой себе за спину, указывая на древнюю «Хонду Аккорд». — А мой мобильный разрядился. — Она показала мне телефон с темным экраном. — В общем, повезло мне, как всегда. — Моя визитерша закатила глаза, впрочем, не теряя бодрость духа. — Если бы вы позволили мне воспользоваться вашим телефоном, я была бы очень вам благодарна!

Моя бабушка воспитала меня так, чтобы я всегда помогала тем, кому помочь в моих силах. Мне не жалко было предоставить мой телефон этой милой, попавшей в неприятность женщине.

Бабушка всегда говорила: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой».

Ба была мудрой женщиной.

Но она так же учила меня не пускать в дом незнакомцев, но это больше касалось мужчин, как я думала.

Зря.

Поделом мне, что я не прислушалась к этому совету бабушки. Такая мысль мелькнула в моей голове, когда милая незнакомка набросилась на меня сзади, стоило мне развернуться к телефону, и зажала мое лицо какой-то тряпкой.

А дальше…

А дальше одна темнота.

— Просыпайся, Грейс. Хватит спать.

Чей-то голос, который кажется мне знакомым, проникает в затуманенное сознание. Неожиданно чувствую пощечину: не сильную, но достаточно, чтобы привела меня в чувство.

Я открываю глаза и моргаю, потому что яркий свет лампочки над головой слепит меня.

Не пойму, что происходит. Что это за место и как я здесь оказалась? Пытаюсь вспомнить последние минуты перед тем, как отключилась, но в голове стоит туман.

— Ты сейчас дезориентирована, но это скоро пройдет. — Незнакомка, которая вырубила меня, улыбается, но больше не кажется добродушной. — Мне пришлось усыпить тебя с помощью хлороформа. Думаю, добровольно ты бы не пошла с нами.

С нами?

Я перевожу взгляд на человека, который стоит слева от меня. Фокусирую взгляд на нем и не верю своим глазам.

— Найджел?! — Я буквально вскрикиваю, изумленно хлопая ресницами на невозмутимое лицо дворецкого Адама. — Что… Что происходит?

Я дергаю руками, и только сейчас понимаю, что они скованные наручниками. Собственно, это не самая моя большая проблема. На мне какая-то странная жилетка, она тяжелая и…

Дыхание с шумом вырывается из моих легких, когда я понимаю, в чем дело. Я смотрю вниз и вижу эти странные пластины в карманах по кругу жилетки. Есть только одно объяснение, что это может быть.

На мне несколько килограмм взрывчатки. И моя нога пристегнута к какой-то ржавой трубе. И никто не знает, где я. Зато я догадываюсь, что они хотят сделать со мной.

— Что это значит?

Я в ужасе смотрю на Найджела, но ни один мускул не дергается на его лице.

— Дело не в тебе, Грейс. — Мужчина подошел и опустился на корточки передо мной. Что-то мне это напоминает. — Ты всего лишь оружие против Эллингтона. Мы с Элис так долго искали возможность подобраться к нему, и вот появилась ты. — Найджел холодно улыбнулся одними губами. — Видишь ли, Адам Эллингтон сделал кое-что в прошлом, за что должен был понести наказание, но нет такого суда, который осудил бы его по закону.

— Это был ты, да? — Я зло уставилась на Найджела, желая вцепиться в его бесстрастные, блеклые глаза и вырвать их. — Все это время это был ты?

— Я и моя дорогая жена Элис. — Мужчина выпрямился и тепло посмотрел на жену, которая ответила ему взглядом полным любви. — Мы проделали долгий путь к справедливости. И сегодня она, наконец, восторжествует.

— Я не… не понимаю, причем здесь я. — Мой голос дрожал, и я заикалась от страха. Я ни о чем не могла думать, кроме того, что на мне чертова бомба!

Найджел взглянул на наручные часы и удовлетворенно произнес:

— Скоро здесь будет Эллингтон, и тогда ты все поймешь. Немного терпения.

Адам? Адам будет здесь?

Мое сердце подпрыгнуло в надежде, но тут же ухнуло вниз. Если Адам будет здесь, а они хотят ему за что-то отомстить, тогда…

Господи, они хотят убить его?!

Нет, только не это!

— Не пытайся сбежать, даже не думай об этом. — Элис погрозила мне пальцем, заметив, как я оглядываюсь.

Это было какое-то старое складское помещение. Насколько большое трудно было понять из-за нагромождения деревянных ящиков, за которыми ничего не было видно.

— На тебе столько взрывчатки, что стоит мне нажать на эту кнопку, — она усмехнулась, демонстрируя небольшой пульт в своих руках, — как ты превратишься в фарш. Пуф! — Элис изобразила руками взрыв. — И конец всему.

— Зачем вы это делаете? — Не выдержав, я всхлипнула, тщетно дергая скованные руки. Отчаянье все плотнее стягивало меня в стальное кольцо.

Эти люди готовы были убить всех посетителей в клубе, так что остановит их от еще двух смертей?

Я не хотела умирать! Не так, не в двадцать три года! И я не хотела, чтобы они причинили вред Адаму. Если они убьют его…

От этой мысли я вновь готова была потерять сознание.

— Давай, я расскажу тебе историю, чтобы ты все поняла. Поверь, это очень занятная, но и трагическая история, — сказала Элис.

Казалось, что она получает удовольствие, расхаживая передо мной с видом триумфатора, стараясь, чтобы пульт все время был у меня на виду. Я и не могла никуда больше смотреть, потому что если правда, что она сказала (а у меня не было причин ей не верить), я могу в мгновение ока взлететь на воздух.

— История начинается с того, что однажды у одной женщины родились близнецы: мальчик и девочка. Девочка с самого рождения была такой маленькой, часто болела, и ее сильный брат всегда оберегал ее, опекал во всем. Девочка очень любила своего брата. — Странная улыбка тронула губы Элис. — Дети выросли, и со временем их отношения стали только крепче. Они во всем поддерживали друг друга, были опорой друг друга. Даже когда у них появились свои семьи, это не изменилось.

Элис уткнула руки в боки и насмешливо изогнула брови.

— Думаю, ты уже догадалась, что речь обо мне и моем брате. Его звали Майкл. Звали, потому что Адам Эллингтон убил его.

— Что?!

Я смотрела на нее как на сумасшедшую. Возможно, такой она и была.

— Адам не мог никого убить. Это неправда.

Найджел фыркнул, но промолчал. Он отошел в сторону, давая Элис вести.

— Ты удивишься, на что он способен. Но об этом позже. Все по порядку.

И так, мой брат Майкл был неплохим бизнесменом. Ему удалось создать свою компанию и дела шли неплохо, но грянул кризис, и все пошло наперекосяк. У брата был план, он мог бы все наладить, но ему требовались время и деньги. В основном время, чего Эллингтон и не дал ему. — Глаза женщины наполнились ненавистью и презрением. — Брат просил, умолял его не закрывать компанию, он столько в нее вложил. Это было его детище, его жизнь. Но Эллингтон был глух к любым мольбам. Он распродал компанию Майкла по частям, нажившись на продаже.

Элис ненадолго замолчала, задумчиво меряя шагами пол, потом вздохнула и продолжила:

— Это убило Майкла. Он решил, что его жизнь закончена. Впал в депрессию, стал пить и однажды… Однажды напившись до беспамятства, поджог дом, в котором спали его жена и их два сына.

Когда огонь разгорелся, он вошел в дом и… — Элис дернула плечами. — Что произошло дальше, догадаться не трудно.

Я прикрыла глаза, подавляя панику внутри. Это личная месть, месть на крови. И они намерены пойти до конца.

Я не видела шанса на спасение.

Сначала Камилла, потом его связь с моей матерью, теперь брат этой полубезумной женщины.

Господи, Адам, сколько людей пострадало по твоей вине? Сколько семей оплакали свои потери, к которым ты, так, или иначе, приложил руку?

— То, как поступил Адам, заслуживает осуждения, но не он устроил поджог, — пробормотала я, затаив дыхание от страха, что мои слова могут спровоцировать Элис на необдуманный поступок.

Женщина резко, пронзительно хохотнула.

— Это еще не конец истории, не спеши делать выводы. Дослушай до конца, дальше тебя ждет сюрприз.

Она посмотрела на меня с каким-то странным удовлетворением, скрестив руки на груди. Эта женщина пугала меня, пугала больше, чем Найджел, который принял позицию наблюдателя.

Это была ее месть, он же действовал в интересах жены.

— Когда брат и его семья погибли, я пришла на их могилу и пообещала, что Адам Эллингтон за все ответит! — Ее кулаки сжались в едва сдерживаемой ярости. — Пообещала, что, сколько бы времени мне не пришлось отдать за это, он заплатит за все. Мой муж поддержал меня, он тоже любил Майкла, они стали лучшими друзьями за время, что мы были женаты.

И мы стали действовать. Мой муж устроился к Эллингтону, заранее сделав себе новые документы и создав другую личность. Это дорого стоило, но никто не должен был связать его с Майклом Айверсоном. Несколько лет он проработал у этой мрази, имея доступ ко всему, что нам требовалось.

Нам стало известно, что Саманта Эллингтон уже много лет лежала в клинике для душевнобольных, и я устроилась туда сиделкой. Наша месть должна была быть продуманной, бьющей в самое черное сердце этого монстра. Мало было просто лишить его жизни, он должен был страдать!

Я слушала излияния Элис, и мне казалось, что я попала в какой-то фильм ужасов, или мне сниться кошмар, только вот проснуться все никак не удавалось.

— Работая в клинике, я внимательно наблюдала за Самантой, прислушивалась ко всему и была начеку. Я узнала, как дорожил своей дорогой мамочкой Эллингтон. — Элис скривилась, будто ее тошнило. — Она была единственным дорогим ему человеком. Пока не появилась ты. — Женщина вскинула брови на меня и скоро продолжила: — Да, у него было много шлюх, он еще тот похотливый сученыш. Но с тобой все пошло не так, и мой муж заметил это.

Я отметила, что Элис ни разу не назвала Найджела по имени. Скорее всего, оно и не было его.

— Он присматривался, наблюдал за развитием ваших отношений, и постепенно родился план: ты и будешь той, с чьей помощью свершиться наша месть. — Элис подошла ко мне ближе, с довольной улыбкой глядя сверху вниз на меня. — Что может быть ужасней быть убитым от рук любимого человека.

Мне показалось, что я ослышалась. Я открыла было рот, но Элис сделала знак рукой помолчать.

— Я не закончила. Не будь такой нетерпеливой. И так, я работала в клинике Анны Фокс и однажды удача улыбнулась мне. У Саманты было более менее хорошее настроение, и ее разум вроде как немного прояснился. Она много смеялась и говорила, говорила, пока не рассказала, что однажды, много лет назад, ее муж изменил ей с одной ужасно вульгарной женщиной — ее слова — и ей пришлось убить их. — Элис самодовольно ухмыльнулась. — Мне пришлось постараться, но все же удалось выпытать у нее подробности.

Угадай, как звали любовницу Роберта Эллингтона?

Моя голова кружилась, горло сдавил спазм, и я забыла, как дышать.

Я не могла сделать и вдоха!

Слезы выступили на глазах, и я согнулась, будто мне со всей силы заехали в живот.

— Вижу, ты догадалась. — Элис расслабленно вздохнула, с любопытством наблюдая, как я корчусь в агонии обрушившегося известия. — Саманта призналась, что убила мужа и его любовницу, а после — и это самое интересное — ее ненаглядный сын спрятал их трупы, чтобы никто не узнал, какой грех она совершила.

Я затрясла головой, отказываясь верить, хотя глубоко внутри знала — это правда.

— Ты лжешь. — Я сквозь слезы посмотрела на нее. — Моя мать и Роберт Эллингтон сбежали. Адам бы не стал… Он бы сказал мне…

Мой голос затих, и я опустила глаза в пол. Это все объясняло. Слова Адама о том, что в итоге я возненавижу его. Теперь я знала, о чем он говорил.

Он лгал мне в лицо, когда сказал, что его отец и Морган сбежали и после этого он не видел их.

Все ложь. Как и все, что связано с ним.

— Ты и сама не веришь в это. — Голос Элис звучал снисходительно. — И ты знаешь, что я говорю тебе правду. Сейчас мне не зачем тебе лгать. Но у тебя будет возможность развеять сомненья, когда Эллингтон появиться здесь.

— Что вы задумали? — Мой голос на удивление был твердым, хотя все внутри меня кричало от горя и отчаянья. Но если сейчас я позволю этой тьме поглотить меня, то потеряю всякий шанс выбраться из этой переделки живой. Если такой шанс вообще был.

— Скоро увидишь. — Элис хитро подмигнула мне. — Скоро тут развернется настоящая драма.

Драма. Разве мало мне их? Надоели драмы.

Чертовы, чертовы драмы!

— Эллингтон уже в курсе, где ты. Скоро он будет здесь. Кстати, этот старый завод принадлежит ему, — махнув рукой, сообщила Элис.

Адам скоро будет здесь, и тогда они убьют его. Убьют нас.

Или как там сказала эта ненормальная? «Что может быть ужасней быть убитым от рук любимого человека».

Эти слова безумно тревожили.

— Письма — ваших рук дело? — чтобы заполнить мучительное ожидание неизвестного, спросила я.

— О, это было забавно, не находишь? — Элис театрально закатила глаза. — Мой любимый решил, что это был неплохой способ тебя проверить, твои чувства к Эллингтону.

Я в недоумении посмотрела на «Найджела».

— Было два варианта развития событий: ты либо пришла бы с письмом к нему, и это бы значило, что ты доверяешь ему, и твои чувства могут сыграть нам на руку, — за долгое время заговорил мужчина. — Или же ты бы не стала говорить ему о письме, возможно, испугалась и сбежала, и тогда мы бы подумали, стоит ли тратить на тебя время. — «Найджел» равнодушно пожал плечами. — Все просто.

Я открыла рот, чтобы еще что-то спросить, но тут услышала его голос. Мое сердце забилось как в лихорадке от того, что он был здесь, рядом. Не смотря на весь ужас ситуации, на то, что я узнала за последний час, я была счастлива, что вновь увижу его. Даже если я и не нужна ему. Просто взглянуть на него, пусть и в последний раз.

— Камерон, я без оружия, как ты и сказал, — громко произнес Адам, выйдя из-за стены из старых ящиков. Его руки были выставлены вперед, показывая, что он безоружный.

Элис сразу напряглась и сгруппировалась, будто собиралась наброситься на него, а «Найджел», точнее Камерон — вынул из-за пояса пистолет.

Адам быстро оглядел их, но тут же утратил интерес, потому что в этот момент он заметил меня и его глаза, впились в мои, полные боли и страдания.

Адам. Часть 8

Чикаго, 1998 год

— У Кевина в субботу вечеринка. Пойдешь? — Шелли лежала на его кровати, скучающе рассматривая свои ногти с ярко-красным лаком. Она часто напускала на себя этот томный, ленивый вид, но Адам знал, что это всего лишь уловки с ее стороны. Многие парни пускали слюни по Шелли, во многом принимая за вызов ее неприступное поведение. Но ему-то было известно, какая она на самом деле — она не раз показывала ему это, когда дело доходило до постели.

Адаму нравилась Шелли: она была умной, красивой и сексуальной. Их отношения только зарождались, но он уже мог сказать, что хотел бы, чтобы у них было все серьезно.

Да, они только на первом курсе, и ребята в их возрасте обычно не связывают себя обязательствами, но Адама не слишком интересовали разовые интрижки.

— Только если ты хочешь. — Он оторвался от учебника по экономическому анализу, чтобы улыбнуться ей.

Нет, он вовсе не против вечеринки, порой Адам любил хорошо оттянуться на веселой тусовке в компании Джейса и Эрика — последний особенно этим славился — но если Шелли не захочет, так тому и быть.

— Думаю, можно и пойти. — Шелли вздохнула и, забросив одну руку за голову, легла на подушки.

Сейчас, когда ее светлые волосы разметались по постели, а чуть влажные, голубые глаза призывно смотрели на него, Адам вмиг забыл об учебнике и все мысли, кроме нее одной покинули разум.

Она так сильно ему нравилась, так сильно привлекала, что Адам задавался вопросом — а не влюбился ли он? Он так много о ней думал, даже когда она не была рядом…

Вполне возможно.

Отложив книгу в сторону, он поднялся и направился к Шелли, которая уже улыбалась ему, игриво покусывая уголок нижней губы.

— Ты соблазняешь меня? — Он выгнул одну бровь, усмехнувшись при этом, но его голос прозвучал с хрипотцой — верный признак того, что он успел завестись.

— А на что это похоже?

Шелли провела языком по полным губам и поманила его пальчиком. Вся кровь прилила Адаму в место, которое уже стало твердым и натянуло джинсы. Шелли одобрительно улыбнулась, опустив глаза на его ширинку.

— Мысли о тебе и твоем теле очень пагубно влияют на мое обучение, — проворчал Адам, впрочем, ничуть этим не расстроенный.

Он опустился на постель рядом с ней и, притянув Шелли к себе, стал неторопливо целовать, возбуждая ее и распаляясь сам еще больше.

Податливое тело Шелли выгнулось ему навстречу, и ее упругая грудь в трикотажном топе уткнулась в него. Адам тихо выдохнул, и в его движениях появилось нетерпение, резкость.

И только он собрался снять с нее кофточку, как дом огласил громкий, истеричный голос матери.

Родители вновь ругались: скандалы в их доме стали частым явлением.

— Черт, — Адам выругался, отстранившись от Шелли. Желание и воодушевление разом сошли на нет.

— Не понимаю, почему ты не переедешь в общагу, — с неприкрытой досадой поморщилась Шелли. — Там мы могли бы быть вдвоем. Ну, твоего соседа пришлось бы выставить за дверь, но все же. — Она улыбнулась ему, чтобы подбодрить, хотя он понимал, что ей неудобно быть свидетелем размолвки его родителей.

Так же, как и он испытывал досаду за то, что она услышала крики матери. Отец все чаще отмалчивался или негромко бубнил себе под нос в попытках отвязаться.

— Я не могу сейчас уехать, — более резко, чем хотелось, ответил он. — Я нужен матери, отец совсем отдалился от нее из-за этой суки.

Его глаза прищурились, а лицо стало злым. Когда он говорил с отцом о ней, тот обещал, что все прекратит, но очевидно, что они все еще видятся. И состояние мамы всерьез начало беспокоить Адама: она все чаще прибегала к помощи снотворного и порой могла проспать весь день, в попытке убежать от правды, которую боялась признать. А когда она все же не спала и не пряталась в своей комнате, в ее руке непременно присутствовал стакан с алкоголем.

— Он же обещал тебе, что с ней покончено.

Шелли положила подбородок на его плечо; ее глаза сочувствующе смотрели на него.

Адам меньше всего хотел, чтобы она жалела его. В конце концов, это не ему рога наставляют. Если кто и заслуживал сочувствия в этой ситуации, то только мама.

— Сомневаюсь, что это правда, — сквозь зубы пробормотал Адам, но тут же спохватился и легонько поцеловал Шелли в нос, чтобы она не подумала, будто это на нее он сердится.

Из коридора, на этот раз ближе вновь раздался крик матери, обвиняющий отца в бездушии и безразличии, а следом послышались рыдания.

— Думаю, я лучше пойду. Позвони мне позже.

Шелли ушла, поцеловав его на прощание. После ее ухода Адам направился к родителям, с намереньем разобраться с отцом и если надо, все рассказать матери. Но к тому моменту ссора была закончена: отец сбежал из дома, а мать рыдала в своей комнате, глотая Ксанакс.

Он принялся успокаивать ее, что уже вошло в ежедневную привычку, а когда мать уснула, отправился на поиски отца, решив раз и навсегда прояснить всю ситуацию и заставить отца взять на себя всю ответственность за содеянное.

— Держи, старик. — Джейс протянул ему бутылку пива, хлопнув по плечу.

Адам рассеянно кивнул, взяв пиво. Его все еще трясло после недавней ссоры с отцом, когда тот признался, что Морган беременна и он не может ее оставить. Он буквально озверел, услышав невнятные оправдания отца. Этот мудак заявил ему, что любит ее и готов оставить маму ради этой суки! Впервые в жизни Адаму захотелось причинить боль собственному отцу.

Они едва не сцепились, когда Адам потребовал от того собрать свои яйца и сознаться во всем матери. Требовал перестать держать ее за дуру и если решил бросать, пусть бросает. Адам кричал о том, что отец может котиться к чертям, раз наплевал на их семью, он сам позаботиться о маме.

И ему стоило всей его выдержки не бросить старику в лицо, что трахал его ненаглядную Морган, эту дешевую шлюху, которая раздвигала ноги за выпивку. Он спросил у отца, откуда он может знать, что ребенок его? Что это не ее уловка, чтобы устроить себе лучшую жизнь.

Его отец был настоящим идиотом, со всей уверенностью ответив, что у нее никого не было с тех пор, как у них возникли отношения.

Кретин! Адам отымел ее не далее как два месяца назад, но если его отец такой олух, пусть тогда набивает шишки. После того, как предал мать, он этого достоин.

Первый, к кому отправился Адам после ссоры со стариком, был Джейс. Ни о ком другом Адам и не думал. Даже Шелли сейчас он видеть не хотел. С Джейсом они дружили с самого детства, и всегда были в курсе того, что происходило в жизни друг друга.

Собственно, были вещи, которые он мог доверить только Джейсу.

— Что ты собираешься делать?

Друг сделал большой глоток пива, спокойно посмотрев на него. Он никогда не любопытствовал, не принуждал на откровения, но в итоге ему хотелось излить душу, как бы по идиотски это не звучало.

— Не знаю. — Адам устало провел руками по лицу; в голове была полнейшая сумятица. — Задолбало все! — Он выругался сквозь зубы, вдруг почувствовав, как же его достали все эти семейные разборки, скандалы, вранье отца и истерики матери. Уж лучше старику и правда, уйти, чтобы все это сумасшествие прекратилось.

— Тогда у меня есть одно предложение, — хитро хмыкнул Джейс. — Давай напьемся.

И они напились, да так, что Адам с трудом вспомнил, как они потом вернулись в квартиру Джейса. Друг жил отдельно с тех пор, как его отец повторно женился, а он сразу не заладил с мачехой.

Утром, мучаясь похмельем, Адам вернулся домой, все еще не решив, что делать с тем, что узнал от отца. Рассказать матери, или нет? Предоставить отцу шанс самому во всем сознаться и отойти в сторону?

Его голова раскалывалась, будто ее раз за разом били кувалдой, и Адам собирался пережить это паршивое состояние в своей комнате, завалившись в кровать.

Не вышло. Стоило ему переступить порог дома, как мать бросилась к нему вся в слезах, успевшая выпить и в состоянии истерики. Ее светлые волосы растрепались, а макияж поплыл от обилия слез.

Злость вновь всколыхнулась в Адаме. Его мать всегда была женщиной с чувством собственного достоинства, с гордой осанкой и идеальным внешним видом. Но за последние месяцы она превратилась в кого-то, кого Адам не узнавал. Это было жалкое, неврастеничное существо с отчаявшимся взглядом.

Он испытывал стыд от того, что думал так, но признавал, что так и есть на самом деле. Правда, от которой не спрячешься.

— Где ты был?! — высоким голосом, с упреком потребовала ответа мать. Ее глаза лихорадочно блестели, а рука, сжимающая стакан, дрожала. Ее состояние с каждым днем все больше беспокоило Адама, только он и сам не понимал, от чего чувствует тревогу. — Теперь и ты решил бросить меня, да? — Мать всхлипнула и зажала рот рукой. — Мало того, что твой отец не вернулся домой, ты тоже не соизволил появиться! Вы такие эгоисты, только о себе и думаете! — Взгляд матери сощурился. — И плевать вам, что я мучаюсь тут от волнения!

Адам глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и не реагировать на обвинения, сказанные под действием алкоголя.

— Мам, я был у Джейса. Мы немного засиделись, перебрали лишнего. Не стоит тебе волноваться обо мне.

Он подошел к матери, чтобы поцеловать ее в щеку и показать, что не думал бросать ее, но та дернулась, сбрасывая его руку со своего плеча.

— Ты покрываешь своего отца, верно? — Ее серые глаза, его же глаза, но в женском обличии, обвиняющее сканировали его. — Тебе все известно, ты просто отмалчиваешься!

Он отвел взгляд в сторону, потому что лгать матери было невыносимо. Неправильно.

— Признайся! — ее голос сорвался на крик, резанувший его по натянутым нервам. — Ну же, скажи уже, наконец, правду!

Хлесткая пощечина обожгла щеку. Он не сразу понял, что его мать дала ему пощечину.

Его мать ударила его!

За все его девятнадцать лет жизни она ни разу не била его. До этого момента.

Адам с болью и неверием посмотрел в глаза матери. Саманта дрожала, и сама, ужаснувшись от того, что сделала.

Насколько жалкой и никчемной она стала, если подняла руку на своего любимого мальчика!

И он не выдержал. Разом выпалил всю правду, и про измену отца, и про беременность его любовницы, и про то, что отец собирается бросить их ради нее.

Мать трясла головой, в отчаянье заламывала руки и кричала, что этого не может быть. А он, гложимый обидой и яростью на родителей за то, во что превратили их семью, был безжалостен, открывая матери глаза на то, что твориться у нее перед носом.

А потом он трусливо сбежал, оставив рыдающую мать. Словно сами черти гнались за ним, когда он покидал дом, торопясь, чтобы не слышать ее завываний, мир которой разбил в один момент.

Джейс предложил ему на время перебраться к нему, когда Адам признался, что не хочет возвращаться домой. Вечером они вдвоем отправились в дом Эллингтонов, чтобы Адам взял кое-какие вещи на первое время.

— Черт, он дома, — нервничая, произнес Адам, когда они с Джейсом подъехали к дому.

БМВ отца стояло на подъездной дорожке. А он так надеялся, что старика не будет, и если ему повезет, то и мать будет спать, пока он будет собирать свои вещи. Он специально приехал попозже, но удача не на его стороне.

Тоже, впрочем, ему новость.

— Только не кипятись, — сказал Джейс, заметив, как руки Адама с силой сжали руль. — Зайдем, возьмешь свои шмотки и свалим отсюда. Договорились?

Адам кивнул. Он и сам не хотел нового скандала. Пусть родители сами разбираются. Его это больше не касается.

Они с Джейсом вышли из машины и поднялись на каменное крыльцо. Кругом стояла тишина, никаких криков, которых он боялся, не слышалось.

Возможно, все обойдется. Ему нужно пять минут, и потом он уберется из этого места.

Что-то было не так. Он понял это, стоило ему переступить порог. Все по-прежнему было тихо, но тишина эта была какой-то зловещей, не правильной.

Адам с Джейсом переглянулись.

Друг тоже это почувствовал? Воздух буквально был пропитан предчувствием беды.

И вдруг они увидели это. Одновременно. Кровавые отпечатки на дверном косяке, ведущим в гостиную.

Его сердце оборвалось. Что-то произошло. Что-то очень плохое. Разум кричал ему убираться из дома, но ноги несли в обратную сторону.

Она стояла посреди комнаты, растерянно оглядываясь, будто не понимала, как тут очутилась. Ее руки были опущены вдоль туловища — правая сжимала пистолет.

— Мам, — сдавлено позвал Адам, перестав дышать.

Дикий ужас сковывал тело, а разум отказывался воспринимать то, что видели глаза.

Кровь, смерть. Убийство.

— Твою мать, — тихо выругался Джейс за его спиной.

— Тут так грязно, — безмятежным голосом посетовала мать, встретившись с ним взглядом. — Делла плохо выполняет свою работу. Надо бы ее уволить.

Ее лицо нахмурилось, будто способности горничной были самой большой ее проблемой.

— Мама, что ты… что ты натворила? — голос отказывался его слушаться. Тело покрыл липкий пот страха.

Что же теперь делать? И мама… Что с ней? Она только что убила мужа и его любовницу, но, кажется, ничуть не озабочена этим.

Адам опустил глаза на пол и его затошнило. Морган лежала возле дверного проема, лицом в пол. Видимо пыталась сбежать, но мать выстрелила ей в спину. На светло-голубом шифоне ее платья расплылось отвратительное красное пятно, и целая лужа под ней.

Отец, с пулей во лбу, лежал возле кофейного столика, невидящими глазами вперившись в потолок.

— Твой отец поступил очень дурно, Адам. — Мать снисходительно улыбнулась ему, будто он не понимал очевидные факты. — И эта женщина, она такая скверная. Они должны были понять, что нельзя быть такими жестокими!

— Мам, отдай мне пистолет, хорошо? — Адам осторожно приблизился к матери, протянув руку. — Отдай, и мы поговорим.

В ее взгляде мелькнуло сомнение, но она тут же широко улыбнулась ему и вложила все еще теплый пистолет в протянутую ладонь.

Он с облегчением забрал оружие, потом повернулся к Джейсу и жестко посмотрел на него.

Решение пришло мгновенно. Он знал, что другого выхода нет. Мать не в себе сейчас, но Адам боялся, что когда ее разум проясниться, весь ужас совершенного убьёт ее.

— Джейс, уведи ее отсюда. Дай ей ее таблетки, и уложи спать.

— Что ты собрался делать? — Друг с подозрением уставился на него.

— Я не могу допустить, чтобы они забрали ее. — Адам категорично покачал головой, готовый умолять друга молчать, если понадобиться. — Суд, следствие — это уничтожит ее. СМИ вываляет ее имя в грязи, эти шакалы бросаются на такие истории как на падаль. Я не могу позволить сделать это с ней, не могу. — Адам перевел дыхание. — Обещай, что ничто из этого не выйдет за пределы этого дома. Никто, никогда не должен узнать.

Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, потом Джейс кивнул.

— Обещаю. Но ты уверен?

Адам сразу понял, о чем спрашивает Джейс. Он кивнул. Сама мысль о том, что придется сделать это, вызывала в нем спазмы отвращения, но у него не было выбора.

Это он во всем виноват. Если бы он сдержался и не разболтал все матери, ничего этого не случилось бы.

— Пойдемте, миссис Эллингтон.

Джейс подошел к Саманте, протягивая ей руку. Женщина улыбнулась и позволила повести себя к выходу.

— Ты хороший мальчик, Джейсон Рид, — тепло сказала Саманта. — Моему Адаму так повезло с другом. — Она вздохнула и покачала головой. — Я всего лишь хотела поговорить с ними, но эта ужасная женщина стала кричать, что Роберт отныне принадлежит ей. Я только хотела, чтобы она перестала говорить такое.

Джейс вывел Саманту из гостиной, но до Адама доносились ее бормотания, пока она поднималась по лестнице.

Оставшись один, Адам огляделся, решая, с чего начать действовать. У него мало времени. Надо делать все быстро, потому что утром придет прислуга и к тому времени тут не должно остаться никаких следов.

Его ноги подгибались, когда он подошел к телу отца и опустился перед ним на корточки. Тошнота вновь подкатила к горлу.

Величественный Роберт Эллингтон лежал перед ногами своего сына, убитый единственным выстрелом в голову.

— Прости, пап, — пробормотал Адам, дрожащей рукой закрыв глаза отца. — Я не хотел, чтобы все получилось так. Прости.

Сдавленное рыдание вырвалось из его горла, но он тут же подавил его. Не время. Не сейчас.

Он стиснул зубы, поднялся и, взявшись за край ковра, на котором лежал отец, стал сворачивать его.

Он должен похоронить его, и эту женщину, которая разрушила их семью. Должен спрятать их так, чтобы никто и никогда не нашел. Мать не вынесет позора. Ей придется жить с тем, что она совершила, но она не проведет остаток своих дней в тюрьме.

Адам не мог потерять еще и ее. Не мог допустить ее осуждения, ведь если бы не он…

Если бы он держал язык за зубами и не поддавался своим эмоциям!

Когда с отцом было покончено, Адам сходил в подвал и принес большой отрез пленки, чтобы завернуть в нее Морган.

Перевернув ее, он на миг отшатнулся, потому что ее распахнутые глаза уставились на него, будто обвиняя. Ему даже показалось, что сейчас ее губы начнут шевелиться, и она закричит, что он и сам преступник, если собирается покрывать убийство.

Он моргнул, очищая голову от паники и страха. Она мертва. Мертвые не разговаривают. Она больше ничего не сможет ему сделать.

Заворачивая ее тело, на миг вспомнил о девочке, ее дочери. Сегодня она потеряла мать, но никогда не узнает, что с ней случилось.

Адам надеялся, что у девочки есть человек, который позаботиться о ней. Но уже через минуту мысли о ней были забыты. Ему предстояла тяжелая миссия. Он должен огородить маму от всего, что связано с этой ночью.

Только это имело значение.

Чикаго, наше время.

Я смотрю на нее, и во мне поднимается желание разорвать уебка, который делает с ней все это. Я обещал, что защищу ее, что ей нечего бояться, и вот теперь она прикованная наручниками, увешанная взрывчаткой, и страшно напуганная.

Ее глаза в ужасе кричат о том, как ей страшно.

Бедная моя девочка! Хотел бы я сорвать с нее этот чертов жилет смертника и забрать ее отсюда, но я должен действовать очень осторожно и продуманно, если хочу, чтобы мы с Грейс выбрались живыми из этой ситуации.

— Не делай резких движений, иначе ей конец. — Камерон, которого я в течение четырех лет считал Найджелом, направил пистолет на Грейс.

— Я здесь, как ты и хотел. — Я все еще держу руки перед собой, и говорю спокойно, но это дается чертовски сложно. Страх за Грейс сводит желудок; все мои инстинкты кричат о том, чтобы уберечь ее любой ценой. — Теперь отпусти ее. Она больше не нужна вам.

— О, ты ошибаешься. — Женщина, как я уже знаю, жена Камерона с ненавистью смотрит на меня. Я могу безошибочно определить — она хочет моей крови, моей смерти. Такую ничем не переубедишь. И это делает наше положение еще паршивей.

«Грейс, надо вытащить Грейс».

— Вы же за мной охотились, верно? — Я смотрю на Элис, но понимаю, что чтобы я не сказал, это не изменит их планы. — Она здесь не при чем. Отпустите ее, я не стану сопротивляться. Делайте, что хотите.

— Да ты в отчаянье. — Элис хмыкает, склонив голову набок. Ей доставляет удовольствие от того, что — как она считает — одержала верх надо мной.

Впрочем, сейчас преимущество и правда, на их стороне.

— Боишься, что твоя ненаглядная пострадает? — Женщина хмыкает. — Неужели даже такой гнилой человек как ты, способен переживать еще за кого-то, кроме своей шкуры? Знаешь, было забавно наблюдать за тем, как весь такой уверенный в себе Адам Эллингтон теряет управление над своей жизнью.

Ее глаза злорадно блестят, и мы оба понимаем, о чем она говорит.

— Наверняка думал, что теряешь рассудок, как и мамочка, верно? — Элис зло, коротко хохочет. — Ох, это оказалось легче, чем мы предполагали. Заставить тебя поверить в собственное безумие, всего-то и дела, что за завтраком подсыпать пару-тройку нужных препаратов.

Усмехнувшись, она щелкнула пальцами для большего эффекта своих слов.

Влажные от слез глаза Грейс расширяются, и она непонимающе смотрит на меня, но я отвожу взгляд, потому что непереносимо осознавать, каким полнейшим идиотом я оказался.

Я и правда и секунды не сомневался, что схожу с ума, как и мать. И в попытках уберечь Грейс от своего безумия, оттолкнул ее, глубоко и больно ранив. И вот теперь она здесь, и ее жизни угрожают мои враги, которыми руководит жажда мести.

Мне ли не знать, что это такое.

— Адам, о чем… она?

— Дорогуша, я думаю, ему очень стыдно, — насмешливо протягивает Элис, взглянув на Грейс. — Нам удалось заставить его поверить в то, что он помешался. И это, правда, было весело. — Она вскидывает брови и хохочет.

Я начинаю сомневаться в ее собственной адекватности.

Надеюсь, Джейс не подведет. Вся надежда на него. Потому что я, правда, пришел сюда без какого либо оружия, выполняя требования Камерона.

— Элис, время, — коротко напоминает Камерон, и я замечаю в нем признаки волнения.

— Точно. — Элис с сожалением вздыхает. — Как с вами не интересно, но пора переходить к главной цели того, зачем мы здесь.

Она ближе подходит ко мне и, вскинув подбородок, с всепоглощающей ненавистью смотрит в мои глаза.

— Сегодня ты сполна расплатишься за смерть моего брата и его семьи. Ты помнишь его? — Ее глаза блестят, когда она упоминает об этом. — Майкл Айверсон, жизнь которого ты уничтожил. Он просил тебя дать ему немного времени, он смог бы вытянуть компанию. Но ты не дал ему ни шанса, боясь потерять свои драгоценные доллары. — Она горько усмехается. — Считаешь себя богом, запросто рушишь чужие жизни. Идешь по трупам. Никогда не допускал, что мир ответит тебе тем же? Что слезы твоих жертв вернуться к тебе сторицей?

— Не тебе говорить о жертвах, — сквозь стиснутые зубы произношу я. — Вы убили восемь человек, взорвав клуб из-за маниакального желания отомстить мне. Хотела справедливости? Почему не убила меня? Твоя месть стоила человеческих жертв?

— Сопутствующие потери. — Ее губы поджимаются в тонкую линию. — Зато я делаю благое дело, избавляю мир от такой мрази, как ты. Точнее, это сделает Грейс.

Она разворачивается и, подойдя к Грейс, снимает с нее наручники, потом с силой дергает, ставя на ноги. Я едва сдерживаюсь, чтобы не броситься на Элис, вырвать ее руки с корнями, чтобы не прикасалась к моей девочке, страдающей не за свои грехи.

Море отчаянья и безнадежности затапливает меня.

Как я могу спасти ее, без того, чтобы она не пострадала?

Я готов все отдать за ее спасение. Не колеблясь, не раздумывая. Если надо, пожертвовать жизнью. Но уберечь ее. Был бы только шанс…

— Здесь четыре килограмма взрывчатых веществ, — резко сообщает Элис, расстёгивая наручник вокруг ноги Грейс. — Стоит мне нажать на кнопку, и она и все здесь разлетится к чертям. Нет, я не буду делать этого сейчас. — Она криво усмехается мне. — У меня нет желания отправиться на тот свет. Дернешься, и Камерон прострелит ей голову. Хочешь спасти ее, тогда позволь ей следовать моим указаниям.

Я не понимаю, о чем плетет эта сумасшедшая баба, но предчувствия у меня охереть какие плохие. Но все, о чем я могу думать — это о жилете с взрывчаткой на моей Грейси.

— Это револьвер, — инструктирует Камерон, подведя Грейс к деревянной перекладине. — Он не заряжен, но патроны лежат рядом. Их три, как и было в барабане.

Он бросает на меня короткий взгляд, давая понять, что все знает.

Блядь, у них мой револьвер, я сам заправил барабан тремя патронами, но долгое время не вспоминал о нем. Не то, чтобы я хотел еще раз испытать свою удачу в «Русской рулетке». Но порой я просто доставал его из стола и вертел в руках, пока желание приставить оружие к голове и выстрелить не проходило.

— Все, что тебе надо сделать, это выстрелить. — Камерон без признака каких-либо эмоций смотрит на дрожащую от шока Грейс. — Покончишь с этим, и избавишься от жилета. Будешь колебаться, и вы оба умрете.

Я не знаю, что сделала Элис, но таймер на жилете вдруг ожил и электронные зеленые цифры начали отсчитывать секунды. Грейс закричала, умоляя их не делать этого. Ее полный мучения вопль оборвал мое сердце, и я бросился к ней, но Камерон остановил меня, прижав пистолет к ее виску.

— Хорошо. Хорошо! — Мой голос сорвался, и я замер в метре от них. Ужас сковывал мышцы, сосредоточиться едва удавалось. Я знал только одно — если сейчас не соберусь, Грейс пострадает еще больше.

Я сделал несколько глубоких вдохов через нос. Адреналин бил по венам, голову разрывало от сознания собственной беспомощности.

Это тупик.

— Даже не думай геройствовать. — Элис жестко посмотрела на меня и медленно покачала головой.

— Она сделает это, — еще раз глубоко вздохнув, твердо заявил я. — Она выполнит ваше чертово условие. Вы хотите мести? Отлично. Заберите мою жизнь, но она здесь не при чем.

Черт! Черт! Я тяжело дышу, захлебываясь от отчаянья. Где гарантия, что они отпустят ее, даже когда я буду мертв?

Оставалось только надеяться на то, что Джейс не подведет.

— Когда все сделает, получит свободу.

Я впился взглядом в пульт в руке Элис. Не было никакой возможности перехватить его без того, чтобы мы все тут же не взлетели на воздух.

Нет, этот вариант отпадает.

Грейс придется выстрелить.

— Здесь установлены камеры, так что мы все увидим, — предупредила Элис. — Я уже предвкушаю интересное представление. — Ее губы растянулись в злорадной улыбке. — Как только мы заметим, что что-то не так, я тут же нажму кнопку и ба-бах! И Адам, не думай, что лишив себя жизни собственноручно, ты спасешь ее. Так не пойдет, — предупредила Элис, верно угадав, что я думал об этом.

— Твоя жизнь за его жизнь, Грейс. — Она совершенно серьёзно уставилась на Грейс. — Помни, что это из-за его семьи ты лишилась матери. Именно он закапал ее, цинично утаив преступление. Он все это время держал тебя за дурочку. Адам Эллингтон — это злокачественная опухоль, которую надо удалить. Сделай это и получишь свободу. Когда я увижу, что ты все выполнила, таймер остановиться — я деактивирую его удаленно — и ты сможешь снять жилет.

А теперь нам пора. Сейчас все в твоих руках, Грейс.

Элис бросила последний долгий взгляд на меня и, ухмыльнувшись, скрылась за маленькой боковой дверью в конце склада. Камерон отступал с поднятым пистолетом, последовав за ней.

— Грейс, — негромко позвал я, осторожно подойдя к ней. Ее хрупкие плечи вздрагивали под тяжестью жилета, и мне так отчаянно хотелось привлечь ее к себе, обнять и успокоить, сказать, что все будет хорошо. Что она обязательно выберется отсюда, и ее жизнь будет долгой и счастливой.

— Я не могу, — едва разборчиво пробормотала она, подняв на меня свои заплаканные глаза. — Не могу сделать этого.

— Можешь. — Я кивнул, заставляя себя улыбнуться. — Грейс, ты должна. Ты же знаешь это.

Я старался не смотреть, но стремительно утекающие драгоценные секунды приковывали взгляд. Оставалось чуть больше тридцати минут, и за это время я должен был убедить ее нажать на курок.

— Нет, — со стоном, который рвал мне душу, выдохнула она. — Не могу. Господи, я не могу!

Рыдания вновь сотрясли ее тело. Она спрятала мокрое лицо в ладонях, качая головой.

Мне хотелось ее утешить. Стереть слезы с ее лица, осушить их своими губами. Прогнать все тревоги.

Я хотел сказать, что люблю ее. Даже если это будет последнее, что я скажу.

Но я был в отчаянном положении, и помочь мне могли только крайние меры.

Был только один способ убедить ее нажать на курок.

Я должен был вновь стать тем ублюдком, которого она ненавидела. Только это может дать ей решимости. В последний раз я буду тем, кем был всю свою жизнь. Это не сложно, быть тем, кого все ненавидят — у меня всегда хорошо это получалось.

— Теперь ты все знаешь, — резко выпалил я. — Твоя мать никуда не сбегала, никуда не уезжала и не бросала тебя. Ты думала так, потому что пятнадцать лет назад я закопал ее в землю. Это по моей вине все эти годы ты считала, что никому не нужна, что тебя выкинули, как не нужную вещь.

Мои слова звучали жестоко, отрывисто и гневно. Грейс все еще плакала, и я не был уверен, доходит ли сказанное мной до ее сознания. Трудно думать о чем-то другом, когда на тебе взрывчатка, и таймер отсчитывает время, когда твоя жизнь оборвется.

Я должен был разозлить ее достаточно, чтобы она смогла спустить курок.

— Грейс, я скинул твою мать в яму, словно она была каким-то животным, и засыпал землей. И я использовал тебя, использовал так, как только хотел. Я сделал все, чтобы испортить твою жизнь! — Мой голос повысился, потому что я начал терять, чертов контроль над собой! — А теперь, мать твою, возьми этот гребаный револьвер!

Я паниковал. Я охренеть как паниковал. Казалось, она совсем расклеилась. Она не станет этого делать.

Твою мать!

Не давая себе времени передумать, я схватил револьвер и рядом лежащие патроны. Зарядил барабан и не стал проворачивать его, чтобы первый же выстрел был поражающим.

— Держи!

Я буквально силой впихнул револьвер в ее дрожащие руки. Она обезумевшими глазами посмотрела на него, но удержала. Потом глубоко задышала, и скоро ее слезы прекратились. Взгляд стал более осмысленным, что вызвало во мне вздох облегчения.

Осталось совсем немного, но самое сложное.

Я подошел к ней вплотную, обхватил руками ее руки, сжимающие оружие и приставил его к своей голове.

— Давай же, — холодно улыбнувшись ей, протянул я и раскину руки в стороны. Мой голос звучал вкрадчиво, в котором звучала угроза, означающая, что если она ослушается, то пожалеет. Такой метод хорошо действовал раньше, когда я хотел ее подчинения.

— Сделай это, Грейс. Ну же, тебе ведь хочется.

Я специально провоцировал ее, подталкивая к решающему действию. Притихнув, она наблюдала за мной, как завороженная, едва дыша.

Она молча слушала, но все еще колебалась. А время шло. Я видел, что у нее не хватит духу выстрелить. Вот она тяжело вздохнула и перехватила револьвер другой рукой.

Только один шанс. Одна возможность.

— Грейс, стреляй уже! — рявкнул я, используя эффект неожиданности.

Она вздрогнула и спустила курок. Прогремел выстрел. Мы оба замерли, широко распахнутыми глазами впиваясь в лица друг друга.

Пуля пролетела в миллиметре от моей щеки и пробила одну из деревянных коробок. В последний момент она отвела револьвер в сторону. Так и не смогла выстрелить в меня, сколько бы грязи я не принес в ее жизнь.

— Ты понимаешь, что теперь мы оба умрем, — в ее губы прошептал я.

— Я знаю, — с тихим вздохом ответила она.