Полет ворона

1

«Паршивая вечеринка», — подумал Джош, направляясь к двери. Он бы поблагодарил хозяйку, если бы знал, кто она. Он оказался в Лос-Анджелесе, инспектируя некоторые из своих предприятий, в данном случае отель. И его пригласил на эту вечеринку человек, заинтересованный в приобретении доли в гостиничном бизнесе. Джошу было скучно, и вечеринка выглядела привлекательнее любого другого занятия, которое он мог придумать.

Однако это оказалось не так. И его отвращение усилилось часом раньше, когда он увидел, как хозяин вечера подобострастно приветствовал приехавшего Леона Треверса.

Джош мог вообразить многие способы достижения успехов в бизнесе, но продажа души дьяволу в их число не входила. Хозяин, казалось, думал иначе; он явно полагал, что Земля вращается вокруг серебристой головы Леона Треверса.

Джош мог бы вывести его из этого заблуждения, но он слишком хорошо знал, что люди должны совершать свои собственные ошибки.

Теперь, пробираясь сквозь разодетую толпу, он определенно чувствовал усталость. Он должен был уехать из Лос-Анджелеса завтра и не испытывал никакого сожаления, покидая этот город. Но у него не было желания устремиться в следующий город или возвратиться домой.

Дом. У него было четыре дома. Пентхаус в Нью-Йорке, ранчо в Монтане, домик для отдыха в горах Катскилл и уединенный дом, орлиное гнездо в объятиях утеса на побережье Орегона. Но ни один из них не манил его.

Не без труда он отыскал свое пальто, затем протиснулся к выходу из гостиничного номера. Минуту он постоял в коридоре, позволяя своему слуху привыкнуть к относительной тишине, а потом направился к лифту. Занятый мрачными мыслями, он лишь смутно услышал, как тот подъехал за углом Он прибавил шагу, чтобы успеть зайти в кабину, и тут в него внезапно врезалось что-то теплое и мягкое, но с такой силой, что от удара его отбросило назад. Он растянулся во весь рост на покрытом ковром полу. Падение ошеломило его, но когда он поднял взгляд на нападавшего, у него перехватило дыхание.

Увиденное моментально породило в нем двойственную реакцию. Его тело резко затрепетало, зажглось в мгновенном пробуждении; никогда в жизни он не чувствовал подобного желания так быстро и мощно. И глубоко в нем другой отклик на то, что он видел, заставил его сердце затрепетать. Он подумал обо всех тех годах осторожности и уклонения, вызванных его убеждением, что он должен всего лишь твердо держать руку на штурвале своего корабля, а взгляд — подальше от брюнеток, чтобы управлять собственной судьбой.

Пока его сердце и тело боролись с новыми мощными чувствами, Джош мог оценивать ситуацию только с насмешливой иронией. Как еще рассудительный, умный мужчина мог отреагировать на понимание, что богини судьбы, вероятно, смеялись до беспамятства?

— О, черт, — пробормотал он в отчаянии. — Я знал это. Я знал, что вы где-то тут. И я был такосторожен.

Она не слушала:

— Боже правый! Продавщицасказала, что это платье поразит мужчин насмерть, но не думаю, что она имела в виду именно это. Проклятье, держу пари, что вдобавок ко всему вы еще что-нибудь себе сломали! Слушайте, я не считаю, что будет этичным подать в суд на собрата-человека. И в данном случае это вряд лисправедливо, потому что мы оба двигались. Я имею в виду, это совсем не та ситуация, когда моя машина ударила вашу, когда та были припаркована, верно?

Он приподнялся на локтях, скрестил лодыжки и уставился на нее, абсолютно очарованный.

Она была высокой, оценил он, и Создатель благословил ее телом, которое могло — и наверняка так и делало — остановить дорожное движение; оно, несомненно, останавливало его сердце примерно на каждом третьем ударе. Ей, казалось, грозила опасность выскользнуть из синего шелкового платья, которое было на ней, однако, на ее стройном теле не было ни грамма лишней плоти. Полные груди, тонкая талия, крутые бедра.

Бессознательно он с трудом сглотнул.

Ее длинные ноги были не только привлекательны, мечтательно решил он, но и рисовали в его сознании яркие образы сильных шелковистых бедер, обвившихся вокруг него… Он снова с трудом сглотнул и вгляделся в эту дивную красоту, которая так стремительно и полно разнесла на части его так называемое самообладание. Невероятные иссиня-черные волосы свободно и прекрасно ниспадали до поясницы.

Ее лицо не было красивым, но, увидев однажды, его уже никто не сможет забыть. Она выглядела эффектно и утонченно. Широко распахнутые, веселые фиалковые глаза, аристократический нос и смешливо изогнутые губы — черты, которые запомнятся навсегда.

И Джош, никогда не тративший времени впустую, вздохнул и отдался на волю судьбы.

— Меня зовут Джошуа Лонг, — сказал он. — Выходите за меня замуж.

— О, вы ударились головой, когда упали, не так ли? Вот, позвольте мне помочь вам встать.

Он принял предложенную руку и поднялся на ноги, не отводя глаз от ее изящного лица.

— Как вас зовут? — спросил он, держась за ее тонкую руку и отчетливо осознавая прикосновение.

— Рейвен, — ответила она успокаивающим голосом. — Ужасно, правда?[1] Вы уезжали? Я вызову вам такси, вы не должны вести машину в таком состоянии.

— Рейвен. — Он был восхищен. У нее были потрясающие глаза. Он не видел подобных глаз с тех пор, как… он никогда не видел подобных глаз. — Выходите за меня, Рейвен.

— О, проклятье, язнаю, что мне предъявят иск! — простонала она, позволяя ему держать себя за руку, пока осторожно вела его к лифту. — Быть может, мне отвезти вас в больницу?

— Я не ударился головой, — пробормотал он, когда они стояли в лифте. Потом, внезапно запаниковав, он поднял руку, которую держал — ее левую — и уставился на нее. Паника исчезла, как и внезапно испытанный им головокружительный порыв необычайной свирепости. — Вы не замужем? Не помолвлены?

— Почему эта проклятая штука так долго едет? — спросила она, ударяя пальцем по кнопке. — Нет, я не замужем. И не помолвлена. У вас есть врач? Мне отвезти вас к вашему врачу?

— Лучше выпейте со мной, — возразил он. Затем, поразмыслив, добавил: — Или я подам в суд.

— За углом есть закусочная, — поспешно сказала она. — Мы можем дойти пешком. Вы сможете идти так долго?

— Только не отпускайте меня, — уклончиво ответил он.

— Не отпущу, — пообещала она, ведя его от лифта через вестибюль.

Как хорошо, что она не отпускает его, думал Джош, пока они шли по освещенному тротуару. Он не обращал никакого внимания на то, куда они шли, а вместо этого пристально смотрел на ее профиль. Он больше не чувствовал усталости. По правде говоря, он никогда в жизни не чувствовал себя настолько очарованным. Все в ней, каждая черта, каждое слово совершенно пленяли его.

И так как он был взрослым мужчиной с хотя бы некоторой властью над побуждениями своего тела, он сумел не накинуться на нее. Но с трудом. Но настойчивая пульсация, которую он ощутил, взглянув на нее, не уменьшилась; он чувствовал медленное, постоянное биение страсти более ярко, чем когда-либо в жизни. Его тело казалось горячим, необычайно чувствительным; все его сознание словно сосредоточилось на ней с силой, не оставлявшей места ни для чего иного.

Она провела его через дверь маленького бара в темное задымленное помещение, махнув свободной рукой огромному крепкому бармену.

— Привет, Джейк!

— Рейвен! Что я могу сделать для тебя, крошка?

Она посмотрела на Джоша, потом оглянулась на Джейка.

— Бренди. Два. Мы будем в кабинке.

— Ладно, — отозвался тот.

Рейвен повела Джоша к кабинке. Она охотно махала некоторым завсегдатаям переполненного бара, но заботливо не ослабляла захвата на его руке. Когда они уселись, она попыталась мягко высвободить руку. Джош не отпускал.

— Думаю, вам понадобятся обе руки, чтобы держать стакан, — терпеливо сказала она ему.

— Знаете, я не ударялся головой, — лениво заметил он, уставившись на нее. Он не мог перестать на нее таращиться. — Почему Рейвен?

— Разве это не безумное имя? Я сказала папе, когда мне было десять, что он не должен был позволять матери настаивать на этой идее. Но он сказал, что чувствовал себя виноватым, потому что ему досталось все развлечение, а она сделала всю работу. Так что он чувствует себя виноватым, а я прозябаю с именем птицы и названием длинной бессвязной поэмы.

— «Как-то в полночь, в час угрюмый…»[2] — вспомнил Джош.

Она содрогнулась:

— Правильно. Вы знаете, сколько раз в жизни я слышала эту поэму? Каждый парень, с которым я когда-либо встречалась, заучивал эту проклятую штуку. Вы, очевидно, ее тоже знаете. Не рассказывайте ее. Пожалуйста.

— Хорошо, — спокойно сказал он; он хотел угодить ей и исполнил бы буквально любую ее просьбу. — Вы хотите есть? Здесь подают еду?

— Я ела, спасибо. Но… — Она подняла глаза, когда Джейк материализовался в их кабинке, держа бренди. — Джейк, ты не мог бы принести чипсы или что-то вроде того?

— Безусловно. Еще один беспризорник, Рейвен?

Джош посмотрел на него:

— Она собирается выйти за меня замуж.

Бармен взглянул на Рейвен:

— Он серьезно?

— Я сбила его, — объяснила она. — Думаю, он ударился головой.

— Я принесу чипсы, — сказал Джейк и исчез.

— Пейте ваше бренди, — твердо сказала Рейвен Джошу. — Вам это необходимо.

После глотка огненной жидкости Джош собрался с мыслями, сосредоточившись на ситуации.

— Почему вы не хотите выйти за меня замуж? — свирепо потребовал он. — Я абсолютно здоров, и у меня много денег.

— В точности, как у гнома, — пробормотала она.

— У него многозолота, — поправил он ее. — У меня — чистые наличные. И бизнес, и имущество. Гостиницы. Собственность. Выходите за меня.

Ясно, она была заинтригована; он мог сказать это по тому, как она смотрела на него.

— Слушайте, власти знают, что вы сбежали? Я хочу сказать, обычно я слишком вежлива, чтобы спрашивать, но если за вас назначено вознаграждение или что-то такое, я не возражала бы получить его.

— Я не сумасшедший, — уверил ее он, но в уме поправил себя. Онне думал, что сумасшедший.

— Конечно, нет, — сочувственно согласилась она. Посмотрела на его стакан. — Возможно, бренди было не такой уж хорошей идеей.

— Выходите за меня, — сказал он.

Она вздохнула и проговорила успокаивающим тоном человека, потакающего довольно милому сумасшедшему:

— Это здорово, я бы с удовольствием, но мне нужно уложить волосы.

— Пустая трата денег, — сказал он. — Они прекрасны.

— Спасибо. — Она была вежлива, но, очевидно не польщена. — Мне кому-нибудь позвонить? Кому-нибудь, кто будет обеспокоен вашим … мм, отсутствием?

— Вы не верите в любовь с первого взгляда? — спросил он с тревогой.

Она пристально посмотрела на него, веселые фиалковые глаза приуныли.

— Это звучит просто очаровательно, — сказала она. — Рассказывайте сказки. Послушайте, мистер…

— Джош.

— Джош, если вы ищете, с кем провести бурную ночь, пройдитесь по барам. Я не интересуюсь такими развлечениями.

— Я тоже не интересуюсь ими, — терпеливо сказал ей он. — Я хочу жениться на вас.

— Вы не знаете меня.

— Я, — сказал он, — верю в любовь с первого взгляда. Теперь. — Он вгляделся в ее утонченное, вежливое лицо, потом вздохнул, когда вернулся Джейк с корзинкой чипсов. — Она не выйдет за меня, — сказал он бармену.

Джейк свирепо посмотрел на Рейвен:

— Почему ты не выйдешь за него, Рейвен?

— Возвращайся к стойке, Джейк.

Он усмехнулся и подмигнул ей.

— Я только решил спросить. — Он повернулся и пошел назад к стойке бара, где толпилась куча народу.

Джош крикнул ему вслед принести еще два бренди. У него была смутная идея напоить ее как раз настолько, чтобы он мог сделать предложение, и она ответила бы — возможно? — «да», а он мог бы поймать ее завтра на слове.

Когда она, не отстав от него, прикончила третий бренди, то заговорщицки склонилась к нему над рукой, которую он все еще держал, и сказала:

— Знаете, это не сработает.

— Что? — спросил он.

— Попытка напоить меня. Я могу уложить вас под стол. Я могу уложить под стол вас, каждого в этом баре и русскуюармию. Выпивая неразбавленную водку. На пустой желудок.

У Джоша была крепкая голова и луженый желудок. Во всяком случае, большую часть времени. Но теперь он не был так убежден в этом. Однако… Ведь он никогда в жизни не был мертвецки пьян. Так что он был уверен в себе. Чрезмерно уверен в себе.

Он крикнул, требуя принести еще бренди.

Еще до того, как открыть глаза, Джош вспомнил предыдущую ночь. Частично. Он очень отчетливо помнил, как спрашивал Рейвен, может ли он пить шампанское из ее туфли, и помнил ее ответ. Она сказала, что сандалии с открытым носком не слишком для этого подходят. Он помнил, как предложил другому завсегдатаю бара соревноваться в арм-рестлинге; задним числом он решил, что это было глупо. Если бы он не чувствовал боли в ногтях, то решил бы, что его рука отсохла.

Он помнил, как рассказывал длинную и несколько запутанную историю всем и каждому, кто желал слушать, включая деревянного индейца, стоявшего в углу. Он помнил, как преследовал Рейвен вокруг стола. Или трех. Он помнил, как торжественно предлагал ей четыре дома, шесть частных реактивных самолетов, бриллиант «Хоуп»,[3] юг Монтаны, норковую шубу, «Порше» и остаток своей выпивки, если только она выйдет за него замуж. Он помнил, что она смеялась.

Она много смеялась.

После этого все действительно стало туманным.

Он попытался открыть глаза. Какой-то идиот, как он обнаружил, присыпал его веки песком. А какой-то другой идиот подвесил солнце прямо перед ним, и оно было адски ярким. Он закрыл глаза и попытался застонать, обнаружив, что звук произвел гибельный эффект на его голову: маленькие человечки с кувалдами начали строить в ней небоскреб. Он подавил второй стон, опасаясь, что небоскреб рухнет и раздавит его мозг.

До него донесся приятный травяной аромат.

— Вы можете сесть?

Его веки резко поднялись, и воспаленные глаза переместились, чтобы в конце концов обнаружить ее стоящей у кровати. Несмотря на измученное состояние тела, пульсация желания возникла мгновенно и послала копье изысканной муки до самой его головы. Он уже не возражал против боли. На ней были джинсы и большой вязаный свитер, и он влюблялся снова и снова. Будучи влюбленным, он хотел угодить ей. Если бы не…

— Я не чувствую левую руку, — сумел прокаркать он.

— Я не удивлена. — Ее голос был очень тихим; безусловно, она понимала его состояние. — Вы боролись с человеком, похожим на стартовый состав профессиональной футбольной команды. В одном лице.

С огромным усилием и немалой ее помощью Джош сумел сесть. Он яростно сказал себе, что вряд ли вообще в состоянии насиловать брюнеток, и таким образом оказался способен — едва — обуздать порывы, одолевшие его при первом прикосновении ее руки. Позади него были навалены подушки, и он обнаружил, что на нем надеты только брюки. Он позволил себе краткое удовольствие, вообразив картины, в которых Рейвен раздевала его, но затем отбросил эти мысли, так как за этим, по его мнению, крылось безумие.

Он находился в мягкой кровати в светлой яркой спальне, и это был какой-то момент следующего дня.

Она вручила ему чашку пахнущего травами варева и осторожно присела на кровать:

— Выпейте. Это поможет.

К его некоторому удивлению, крепкий и горячий травяной чай действительно помог. Его голова даже начала проясняться. Внезапно озадаченный, он опустил взгляд на свою онемевшую левую руку.

— Я правша, — сказал он. — С какой стати я использовал для борьбы левую руку?

Улыбка в ее веселых глазах распространилась на подрагивающие губы.

— Ну, — прошептала она, — вы уравнивали силы. Для справедливости.

Смех причинял боль его голове, но Джош не слишком возражал.

— Черт, — задохнулся он в конце концов, — я уверен, что опозорил себя и смутил вас до смерти. — Он чувствовал разом и облегчение, и разочарование, поняв, что, по-видимому, не опозорил себя нападением на нее. Облегчение победило, главным образом потому, что это было бы тем, что он, безусловно, хотел бы помнить.

Она все еще приглушенно смеялась:

— Нисколько. Многие мои друзья годами пытались напоить меня, и я научилась справляться с этим. И вы были не так уж плохи. Вы держались на ногах, несмотря ни на что.

Он соображал с трудом:

— Я отчетливо помню, как предлагал вам мое королевство, если вы выйдете за меня замуж. Вы смеялись.

— Простите меня, — торжественно сказала она. — Но до этого вы предлагали свое королевство за коня; вы говорили всем, что хотите убить для меня драконов. Вы также сделали королевство ставкой в арм-рестлинге.

— Я ничего не подписывал, ведь так? — осторожно спросил он.

— Нет, но вы купили всем выпивку. Я, в конце концов, забрала себе ваш зажим для денег, прежде чем вы смогли бы купить таверну. — Она указала на тумбочку. — Там еще прилично осталось, главным образом потому, что Джейк был испуган тем, как вы швырялись деньгами, и помог мне посадить вас в такси прежде, чем вы обанкротились.

Он уставился на ее изящное лицо, ее оживленно блестевшие теплые фиалковые глаза, и ощутил сердечную боль, которую познал так недавно.

— Если вы не хотите выходить за меня, — настойчиво сказал он, — тогда просто живите со мной! Я уговорю вас выйти замуж позже.

Она прищурилась:

— Знаете, вы спали больше десяти часов, так что я должна предположить, что это не из-за выпивки. И даже если у вас сотрясение из-за того удара по голове…

— Я не ударялся головой! — возразил он.

— …вам должно было уже стать лучше. Значит, или вамне стало лучше, или вы не в своем уме. Я не знаю, вызывать ли «Скорую» или людей со смирительной рубашкой.

Удерживая чашку с блюдцем на коленях, Джош провел рукой по волосам. С некоторым опозданием до него дошло, что выглядит он не самым лучшим образом для того, чтобы делать предложение: страдающий от похмелья, с голой грудью, утренней щетиной и волосами, торчащими в разные стороны. И к тому же, прошлой ночью она решила, что он либо получил сотрясение мозга, либо просто был сумасшедшим. Он попытался придумать способ хоть как-то реабилитировать себя в ее глазах.

— Рейвен, — сказал он, наконец, говоря настолько ровным голосом, как только возможно, и уверенно встречая ее взгляд, — я абсолютно трезв, у меня нет сотрясения мозга, и я совершенно нормален. Мне тридцать пять лет, и это означает, что в общем и целом я знаю, чего хочу. Когда я вас увидел, то понял, что хочу жениться. Я не шучу. Я не заигрываю с вами. Я также понимаю, что вы едва меня знаете. Мой разум говорит мне, что я не должен, следовательно, ожидать, что вы выйдете за меня замуж немедленно.

Она начала хихикать.

Он страдальчески уставился на нее:

— Хорошо, я знаю, что это звучит высокомерно. Узнав меня лучше, вы вполне можете решить, что скорее присоединитесь к Корпусу мира или Иностранному легиону, чем выйдете за меня.

— Или уйду в монастырь, — сказала она, подхватывая.

Он хмуро поглядел на нее:

— Как бы то ни было, я буду очень признателен, если вы отнесетесь ко мне серьезно.

Рейвен взяла его пустую чашку и поднялась на ноги:

— Этот чай обычно облегчает похмелье. Почему бы вам не принять горячий душ, а я приготовлю поздний завтрак.

Джош подумал о еде и обнаружил, что его желудок не отклонил эту идею.

— Хорошо, но…

— Ванная там, — сказала она, указав на дверь. — В верхнем левом ящичке туалетного столика есть бритва, а ваша одежда лежит на этом стуле. Если вы не хотите расхаживать в смокинге в десять утра, загляните в шкаф; вы можете найти там что-нибудь более подходящее. Я буду на кухне.

Она ушла.

Двигаясь с осторожностью, Джош принял душ и побрился, затем вернулся в спальню и открыл шкаф. То, что он там увидел, заставило его немедленно понестись на кухню с одним лишь полотенцем на бедрах и с жаждой убийства в сердце. Не ее, конечно. Владельца одежды.

— Я надеюсь, у вас есть брат, — объявил он, почти не осознавая чрезмерной свирепости в своем голосе, размахивая перед ней одеждой.

Она отвернулась от плиты и уставилась на него. Спустя мгновение сухо сказала:

— Нет, у меня нет брата. У меня также нет любовника. Это не моя квартира — она принадлежит подруге. Это одежда ее мужа.

— О, — сказал он. Жажда убийства уступила место внезапному любопытству. Он вспомнил, о чем подумал в душе. — Где вы спали?

— На кушетке. Идите, оденьтесь.

Джош удалился.

Повернувшись обратно к плите, Рейвен автоматически продолжила готовить завтрак. С приветом, решила она, улыбаясь. Мужчина, очевидно, был с приветом. Но он был, по крайней мере, симпатичным сумасшедшим. За исключением свирепого взгляда, брошенного на противника по бесславному состязанию по арм-рестлингу, прошлым вечером он ни разу не потерял самообладания.

И он был располагающе внимателен — кроме того случая, когда ему в голову пришла какая-то история, и он настойчиво рассказывал ее всем и каждому. Он был возмущен, когда деревянный индеец не засмеялся.

Рейвен подавила смешок.

Нет, решила она, в целом вечер был забавным. Она даже не сожалела о пропущенной вечеринке, несмотря на любые возможные последствия. Она должна была, конечно, сожалеть, что пропустила ее, и напоминать себе об этом. Могут возникнуть вопросы. Отстраненная, рациональная часть ее разума начала придумывать ответы, проверяя каждый на предмет возможных недостатков.

Остальная часть ее разума сконцентрировалась на нем. И она задалась вопросом, что собирается делать со своим сумасшедшим. Этим утром он казался довольно разумным. Но ведь онвыглядел разумным и вчера вечером. Отчасти. Его голос был странно хриплым всякий раз, когда он говорил с ней, но его тон был совершенно здравым, изложение ясным, никакого замешательства или забывчивости. Ничего нездорового, за исключением того, что он продолжал предлагать ей руку и сердце и бросать свое королевство к ее ногам.

Свое воображаемое королевство… так ей, по крайней мере, казалось. Допустим, мужчина сорит деньгами. И хорошо одет. Но когда незнакомец начинает предлагать женщине самолеты и бриллианты, то пора, по мнению Рейвен, насторожиться. Это, конечно, забавно, но заставляет насторожиться.

Рейвен очень хорошо знала, что вовсе не страдала комплексом Золушки. Она не жила мечтами о прекрасном принце, который вскружил бы ей голову и с ним ее жизнь стала бы легкой и беззаботной. Во-первых, в свои двадцать восемь лет она была убеждена, что принцы, прекрасные или нет, редко встречались в кругах, где она обычно вращалась. Во-вторых, праздная жизнь свела бы ее с ума за неделю.

Затем, против желания, она вспомнила Джоша Лонга с одним лишь полотенцем, сползающим с бедер. Он был высоким и худощавым, его широкие плечи и мускулатура убедительно говорили о деятельной, физически активной жизни. И его поразительно красивое лицо с чувственным ртом и теплыми, яркими синими глазами было создано, чтобы на него глазели женщины.

Его окружала аура уверенности и силы, которая нисколько не умалялась пьяными предложениями руки и сердца, смешными односторонними разговорами с деревянными индейцами и яростным соперничеством в арм-рестлинге. Пьяный или трезвый, он двигался словно кот… или король — грациозно, гордо, мощно, обманчиво неторопливо. Он был из тех людей, перед которыми другие инстинктивно расступаются.

Рейвен потрясенно покачала головой. Такого мужчину невозможно игнорировать. Даже если он и не был принцем, то, несомненно, являлся идеалом каждой женщины — высоким, темноволосым и красивым. И она должна была признаться, что польщена тем, что даже при сотрясении мозга и возможном сумасшествии он сосредоточил свое внимание на ней.

Бекон подгорал. Выругавшись, Рейвен перевернула его.

Тем не менее, у нее просто не было времени или энергии справиться с сумасшедшим поклонником с манией величия, не важно, насколько красив и очарователен он был.

Его непосредственное обаяние было тем, о потере чего она будет особенно сожалеть. Допустим, она предпочитала синеглазых и темноволосых мужчин, и была достаточно женщиной, чтобы высоко ценить красавцев, но ее в первую очередь привлекло именно его обаяние. Мужчины, которые населяли ее собственный мир, не слишком стремились быть обаятельными, а игры, в которые они играли, были опасными.

Рейвен вздохнула и выбросила из головы видение пронзительно-синих глаз. Сейчас было не время, совсем не время для личных желаний.

Вздохнув, Рейвен переложила бекон на бумажное полотенце, чтобы стек жир.

И, решив выбросить из головы бесполезные мысли, она стала снова размышлять о его поведении прошлой ночью.

Она была высокой, однако он был выше и, конечно, намного сильнее ее. Но он не воспользовался этой силой, чтобы получить то, чего явно хотел — она уже видела страсть в мужских глазах и узнала ее в его напряженном пристальном взгляде. Он делал предложение бесчисленное количество раз различными способами, игриво преследовал ее вокруг стола или двух, и говорил любому, кто его слушал, что она выходит за него замуж. То серьезный, то смешной, он добился того, что каждый в забегаловке подбадривал его.

Но ни разу, никоим образом, его преследование не было бестактным или грубым. Если он ругался, то мягко и без злобы. Далекий от любого физического воздействия, он касался только ее руки — с любопытным видом учтивого уважения и терпения, удивительно трогательным и заставляющим ее с удивлением сознавать его сдержанность. Ни одно вульгарное слово или глупая шутка не слетели с его губ. И, несмотря на то, что она удивленно отклоняла его предложения, он оставался неизменно дружелюбным.

И напоследок — он выглядел совершенно изумительно, когда был пьян.

— Выходите за меня.

Он, казалось, не очень изменился, протрезвев. Рейвен повернулась и оглядела его, высокого, темноволосого и красивого, стоящего в дверях кухни. Джинсы, решила она, превосходно подходили ему. На самом деле, если бы они подходили емуеще лучше, на улице на него бы толпой накинулись бешеные женщины.

Рейвен проигнорировала слабость в коленках так же, как проигнорировала ее, когда он появился в одном полотенце.

— Кофе там, — сказала она. — Наливайте. Завтрак готов.

Джош пошел за кофе, очевидно не тронутый этими постоянными отказами.

— Вам нужен кофе, чтобы начать день? — с интересом спросил он. — Мне нужен.

Поставив две полные тарелки на чистый дубовый стол, Рейвен пробормотала:

— Тогда, возможно, вы скоро образумитесь.

Это прозвучало не очень обнадеживающе.

— Сейчас я разумен, — сказал он, отодвигая для нее стул.

Смущенная, Рейвен села скорее поспешно, чем грациозно. Она, конечно, встречала мужчин с хорошими манерами, но вот чтобы зазавтраком?

Он поставил на стол кофе для них обоих, затем тоже сел.

— Так скажите мне, почему мы находимся в квартире, которая не является вашей? — непринужденно спросил он.

Рейвен мгновение вглядывалась в его теплые синие глаза, потом начала есть.

— Мы здесь, — сказала она, — потому что я живу тут, пока мои друзья находятся на Восточном побережье. Вы здесь, потому что в единственном документе, который был при вас, не нашлось вашего лос-анжелесского адреса. Вы даже не носите с собой водительские права, только визитные карточки с вашим именем и номером телефона.

Джош не сказал ей, что редко нуждался в любых других документах, удостоверяющих личность.

— Я здесь проездом, — объяснил он, с видимым наслаждением набрасываясь на еду.

— А вы откуда? — спросила она, удивляясь собственному любопытству. Было ли это вызвано желанием избавиться от него? Или понять этого удивительно пылкого, совершенно очаровательного мужчину?

— Я провожу большую часть времени в Нью-Йорке. А вы? Уроженка Лос-Анджелеса?

— Нет, — сказала она. — Где вы остановились?

— В отеле. Так откуда вы?

— С Восточного побережья. В каком отеле?

— В центре города. Откуда именно с побережья?

Защита и нападение.

Рейвен сдержала смешок и спокойно сказала:

— Я родилась в цыганском таборе в Румынии, не считая того, чтона самом деле я была дочерью барона, украденной цыганами. Видите ли, он вышвырнул их со своей земли, так что они решили отомстить, украв меня. Но у них уже было слишком много голодных ртов, так что они продали меня ирландцу, которому нужна была танцовщица в кабаке. Потом, однажды, когда я танцевала в баре, туда забрел греческий судовой магнат и предложил мне работать мишенью метателя ножей в его цирке. Ирландец не хотел продавать меня, поэтому грек купил кабак со всем содержимым, включая меня, и увез в Лондон, а потом в Штаты. Целый год я увертывалась от ножей, пока метатель по ошибке не попал мне в левое ухо, и я убежала. Я оказалась на речном судне на Миссисипи, где беспутный игрок учил меня жульничать в карты и хорошо выглядеть в перьях. Но оказалось, что у меня аллергия на перья, и мой нос явственно подрагивал всякий раз, когда я тасовала колоду. Так что я оставила это и стала гидом, проводящим экскурсии на дно Большого каньона верхом на мулах. После трех поездок у меня случился приступ головокружения, что положило конец моей работе. Потом я запрыгнула в товарный поезд, направлявшийся на запад, и влюбилась в Лос-Анджелес с первого взгляда. Оказалось, что тут нет большого спроса на танцовщиц в барах, на мишени для метателей ножей, бездарных игроков с аллергией на перья или ездоков на мулах, так что я стала компьютерным программистом в IBM.

Джош разразился смехом.

Рейвен, говорившая очень быстро, пока плела рассказ из воздуха и живого воображения, глубоко вздохнула, глотнула кофе, затем мягко спросила:

— А какой былаваша жизнь?

— Скучной по сравнению с вашей, — сказал он ей.

— Вы хотите сказать, что не собираетесь сообщать мне никаких подробностей? — хмыкнула она. — После того, как я обнажила свою душу и подверглась вашему жестокому осмеянию?

— Я пытаюсь соблазнить вас своей таинственностью, — серьезно объяснил он.

— Это на меня не действует.

— Хорошо, черт возьми, вы, кажется, неподкупны. Вас едва ли впечатлило предложение заполучить мое королевство. Аура таинственности тоже не принесла мне успеха. Моя голая мужественная грудь, очевидно, не взволновала вас: прошлой ночью вы почти полностью раздели меня и, видимо, не почувствовали ни капли вожделения, а когда я продефилировал перед вами в одном полотенце на бедрах, вы даже и глазом не моргнули.

Рейвен захлебнулась смехом.

— Вижу, что я пошел неправильным путем. — Джош решительно встал, обошел стол, взял ее за руки, и поднял со стула. — Несомненно, больше всего в данной ситуации необходимо, — сказал он строго, — некоторое старомодное убеждение. — И он склонил к ней свою темноволосую голову.