Политическая экономия роста

I. Несельскохозяйственный сектор (г): государство и предполагаемые выгоды от иностранных инвестиций (аргумент четвёртый)

Попытаемся теперь завершить наш беглый обзор способов использования экономического излишка слаборазвитых стран и остановимся одновременно на последнем из ранее перечисленных доводов, приводимых в пользу деятельности в этих странах иностранных предприятий. Для этого нам необходимо коснуться вкратце вопроса о путях использования той части экономического излишка, которая присваивается государством. Естественно, что величина этой части в разных странах различна. В некоторых странах она столь же мала, как, скажем, в большинстве стран Латинской Америки или на Филиппинах; в других — столь велика, как, например, в Венесуэле или в некоторых нефтяных районах Ближнего Востока. Столь же значительные различия наблюдаются и в отношении того, что мы называем экономическим источником государственных доходов, а также в тесно связанных с ним способах поступления этих доходов. В ряде стран, опять-таки главным образом в нефтедобывающих районах, поступления в государственную казну складываются из части экономического излишка. В других странах эти поступления составляют добавления к экономическому излишку, образующемуся за счет соответствующей урезки доли совокупного продукта, предназначенной для потребления масс. В первом случае эти поступления образуются большей частью из налогов, экспортных пошлин и отчислений, уплачиваемых главным образом иностранными предприятиями; во втором случае эти поступления имеют разные источники — большей частью косвенные сборы, взимаемые с населения путем импортных пошлин или акциза на товары широкого потребления или же посредством инфляционной эмиссии денег [7-1]. Значительные различия наблюдаются также и в способах расходования средств, поступающих в распоряжение правительств отдельных стран, но расхождения здесь намного меньше, чем в приведенных выше сферах.

В сущности, все рассматриваемые нами страны можно легко разделить на три крупные группы: во-первых, обширные колониальные территории, непосредственно управляемые империалистическими державами (почти вся Африка, отдельные части Азии и несколько сравнительно небольших районов Америки); во-вторых, подавляющее большинство экономически отсталых стран, управляемых режимами, носящими ярко выраженный компрадорский характер; в-третьих, небольшое число слаборазвитых стран, правительства которых придерживаются, если можно так выразиться, ориентации на «новый курс», прежде всего Индия, Индонезия и Бирма.

Что касается стран первой группы, то после окончания войны стала усиленно пропагандироваться идея о том, что современное управление колониями империалистическими державами якобы коренным образом отличается по своему духу, целям и результатам от того, каким оно было в недобром прошлом. В самом деле, подобно тому как Трумэн провозгласил в 1949 г. в обращении к конгрессу по случаю вступления в должность президента пресловутый четвертый пункт своей программы, обещая «влить в народы мира животворные силы, чтобы повести их на победоносную борьбу не только против их угнетателей в человеческом обличье, но и против их исконных врагов — голода, нищеты и отчаяния», так и правительства Англии, Франции, Бельгии и Португалии стали рекламировать свои десятилетние планы развития колоний, провозглашая их целью оздоровление условий жизни и обеспечение благосостояния народов, населяющих управляемые ими территории.

Но стратегический замысел, положенный в основу мероприятий США по четвертому пункту программы Трумэна, равно как и усилий западноевропейских держав в рамках программ развития колоний, диктовался одними и теми же соображениями. В четвертом пункте программы Трумэна «особый упор… делается… на стимулирование значительного расширения притока частных капиталовложений» [7-2]. Аналогично этому, правительства западноевропейских стран декларировали, что

Действительно, создается впечатление, что основная мысль, которой руководствовались авторы программы помощи по четвертому пункту, а также западноевропейские авторы планов развития колоний, состояла в увеличении этих выгод до максимума. В планировании этой «победоносной борьбы» в колониях все еще, видимо, сквозит интерес, используя знаменитое изречение Сесиля Родса, к «земельным владениям, а не к неграм»; в нем основное внимание уделяется развитию производства сырьевых материалов. То, что именно так обстоит дело в отношении четвертого пункта программы Трумэна, со всей очевидностью явствует из заявления, сделанного организацией, которой было поручено ее осуществление: «Важнейшим аспектом программы технического сотрудничества по экономическому развитию слаборазвитых стран является изыскание, добыча и экономичная переработка минеральных топливных ресурсов», видимо, потому, что «многие минеральные ресурсы тех слаборазвитых стран, которым предстоит участвовать в этом сотрудничестве, исключительно важны для более высокоразвитых стран мира, включая, в частности, США» [7-4].

Те же самые цели преследуют и западноевропейские благодетели колониальных стран, что подтверждается следующим заявлением Организации европейского экономического сотрудничества:

Однако необходимая выгода от эксплуатации частным капиталом сырьевых ресурсов в колониях обусловливается наличием ряда «вспомогательных объектов»: железных и шоссейных дорог, портов, электростанций и т. п. Но строительство подобных объектов редко привлекало частный капитал [7-6]. Известно, что «свободное предпринимательство» никогда не оспаривало права государственного казначейства брать на себя эту часть работы. Соответственно более 3/4 всех расходов, запроектированных для территорий, находящихся под управлением Франции, предназначены на создание подобных «внешних источников экономии» для предприятий, добывающих сырье; в Бельгии на эти цели ассигнуются приблизительно 2/3 всех расходов, а в Англии — около половины [7-7].

Правда, остаток этих сумм предназначен на так называемые социальные расходы, то есть на улучшение питания, медицинского обслуживания, народного образования и т. п. Но даже и эти расходы продиктованы в основном соображениями «просвещенного эгоизма» западного капитала и преследуют цель обеспечить сырьевые предприятия более качественными кадрами, что представляет для них еще один внешний источник экономии. Вот что говорит по этому вопросу проф. де Кастро, высказывания которого стоит привести подробно:

Несомненно, что все расходы на социально-бытовые нужды, производимые колониальной администрацией империалистических держав, до сих пор определяются именно этой «политикой полного желудка». Английский министр колоний заявил 27 мая 1949 г. в палате общин, что значительная часть издержек по рубрике «социальные расходы» рассматривается как «издержки экономического характера, имеющие целью способствовать повышению производительности труда и предотвратить крупные потери» [7-9]. Теми же самыми побуждениями руководствуются и американские доброжелатели колониальных народов, что явствует, например, из следующей выдержки из упомянутого уже выше доклада Нельсона Рокфеллера и его коллег:

Вряд ли требуется особо доказывать, что эта «новая погоня за дешевыми сырьевыми материалами, за новыми источниками полезных ископаемых и продовольствия для экспорта из стран, которые сами отчаянно страдают от недоедания» [7-11], свидетельствует о вопиющем пренебрежении нуждами экономического развития колониальных территорий. Это вполне очевидно в свете всего процесса исторического развития этих территории, а также в свете теоретических соображений, относящихся к их экономическому и социальному развитию в условиях иностранной эксплуатации их сырьевых богатств. С отменной точностью это подчеркивается в упомянутом уже выше отчете Организации Объединенных Наций:

II. Иностранные инвестиции и политика государства при компрадорских режимах

Не лучше обстоит дело и в слаборазвитых странах, входящих во вторую из перечисленных нами групп, то есть в тех странах, которые не являются уже больше простыми колониальными владениями капиталистических держав, а управляются в их интересах местными компрадорскими правительствами. Важнейшее значение среди них имеют нефтедобывающие страны Среднего Востока и Латинской Америки, а также и некоторые латиноамериканские страны, поставляющие ценные виды минерального сырья и продовольствия. Для нашего анализа важнее всего отметить, что в отличие от стран, входящих в первую группу, то есть колоний, в которых эксплуатация сырьевых богатств не достигла еще очень широких размеров, добыча сырья в странах второй группы производится уже в огромных масштабах. Следует указать, что это различие возникло лишь недавно, но даже и в тех случаях, когда оно существовало более продолжительное время, оно не оказало большого влияния на положение в соответствующих странах. За исключением Ирана, добыча нефти достигла крупных масштабов лишь в период между мировыми войнами, и только после окончания второй мировой войны правительства нефтедобывающих стран оказались в состоянии получать крупные денежные доходы за счет выручки от добычи нефти [7-13].

Однако с тех пор правительствам почти всех нефтедобывающих стран удалось добиться значительно более выгодных договорных соглашений с компаниями, эксплуатирующими их нефтяные ресурсы [7-14]. И хотя фактические отчисления соответствующих иностранных компаний не всегда равны той части получаемых ими доходов, которую, по условиям существующих ныне концессионных договоров, они обязаны отчислять местным правительствам [7-15], суммы, получаемые последними, достигают почти во всех нефтедобывающих странах весьма крупных размеров, хотя эти суммы в разных странах различны. В самом деле, суммы эти огромны, как бы ни исчислять их: в общей ли совокупности или же в переводе на душу населения.

На Ближнем и Среднем Востоке на шесть районов (некоторые из них вряд ли можно было бы назвать «странами») с населением в 30 млн человек приходится 64 % всех разведанных мировых запасов нефти и приблизительно 20 % всей мировой добычи нефти. По размерам добычи в 1954 г. эти районы располагались в следующем порядке: Кувейт, Саудовская Аравия, Ирак, Катар, Иран и Бахрейн. За девять лет после окончания второй мировой войны правительства шести этих районов получили в виде прямых отчислений от иностранных нефтяных компаний в общей сложности сумму, равную 3 млрд американских долл. [7-16]

На первый взгляд может показаться, что передача за короткий срок столь крупных денежных средств правительствам сырьевых стран представляет собою такой существенный «косвенный» вклад иностранных предприятий, что он должен целиком затмить собою все те соображения, которые заставляли нас крайне скептически относиться к якобы благоприятному влиянию, оказываемому этими предприятиями на экономическое развитие отсталых стран. К сожалению, однако, фактическое положение вещей дает меньше всего оснований для подобного вывода, поскольку он всецело зависит от того, какое применение получают средства, передаваемые местным правительствам, и какую роль играют эти платежи для продвижения населяющих эти страны народов по пути экономического и социального прогресса. Как говорят: «взглянем на реальные факты!»

Рассмотрим по очереди положение в этих «государствах и княжествах», начиная с Кувейта. Это княжество, население которого насчитывает менее 200 тыс. человек, получило от англо-американской нефтяной компании «Кувейт ойл К°» в одном лишь 1954 г. почти 220 млн долл. Никаких достоверных данных о путях использования этих несметных доходов нет. Но и то, что известно, не оставляет никаких сомнений, что все эти средства, даже частично, не используются в целях увеличения производства в стране или повышения жизненного уровня населения Кувейта. Народ этой страны — один из беднейших народов мира: средний годовой доход на душу населения составляет около 50 долл.; более 90 % жителей страдают от хронического недоедания и туберкулеза. В то же время, по имеющимся данным, ⅓ всех доходов местного правителя — шейха поступает в его личную казну, другая треть регулярно вкладывается в иностранные ценные бумаги и лишь остаток идет на разные общественные цели. Сюда относятся главным образом работы по модернизации города и его гавани, сооружение водоочистительной станции (чтобы не приходилось ввозить из Ирака солоноватую воду реки Шатт-эль-Араб) и постройка нового «неземного» дворца [7-17], то есть такие объекты, которые имеют целью скорее обеспечить благополучие семьи шейха и иностранного персонала компании «Кувейт ойл К°», чем благосостояние населяющих Кувейт арабов.

Хотя доходы от нефтедобычи в расчете на душу шестимиллионного населения, получаемые королем Саудовской Аравии, намного ниже тех сокровищ, которые достаются шейху Кувейта, однако их общая сумма в течение всего послевоенного периода значительно больше, чем у правителя Кувейта. В 1954 г., например, она достигла 260 млн долл. Куда идут эти деньги — покрыто мраком неизвестности.

Подобное стремление скрывать использование этого «все увеличивающегося потока золота, стекающего в государственные сундуки», имеет весьма веские основания. Еще в военное время, когда Ибн-Сауд получал крупные суммы денег по ленд-лизу в соответствии с англо-американскими программами, «арабы реагировали на поступление денег дальнейшим разгулом, расточительностью и бесхозяйственностью, сопровождавшимися ростом коррупции в широких масштабах и в самых высокопоставленных кругах».

Вот как кратко резюмирует положение журнал «Экономист»:

Остальные средства расходуются на содержание огромного военного аппарата, поглощающего почти 35 % всех расходуемых сумм, а также на распространяющее широко свою деятельность духовенство. По мнению компетентных наблюдателей, военный аппарат служит основным физическим орудием для сохранения существующего режима, в то время как духовенство представляет собою столь же необходимый его идеологический оплот [7-21].

Легко усмотреть, насколько настоятельна необходимость в обоих этих учреждениях. Средний доход на душу населения в Саудовской Аравии находится на том же уровне, что и в Кувейте. Несмотря на большое распространение малярии, туберкулеза и венерических болезней и на то, что большинство населения неграмотно, ассигнования на народное просвещение, здравоохранение и социальные нужды по бюджету на 1953/54 г. составили в общей сложности лишь 5,3 % всех бюджетных ассигнований [7-22]. В то время как 80 % населения страны питается в основном финиками, значительную часть которых приходится импортировать, по мнению одного из руководителей сельскохозяйственной комиссии США, посетившей Саудовскую Аравию в 40-х годах, посевная площадь этой страны «могла бы быть увеличена по меньшей мере в 10 раз путём одного лишь использования подпочвенных вод» [7-23]. Само собою разумеется, что возможности для развития обрабатывающей промышленности в стране огромны.

Условия, преобладающие в других средневосточных нефтедобывающих странах, столь сходны с положением в Саудовской Аравии и Кувейте, что можно было бы, право, лишь поставить название одной страны взамен другой. В Ираке, население которого насчитывает 5 млн человек, правительство получило в 1954 г. от нефтяных компаний более 191 млн долл. Несмотря на то, что, по имеющимся данным, среднегодовой доход на душу населения в Ираке выше, чем в большинстве других арабских стран (приблизительно порядка 90 долл.), в этой стране используется лишь 20 % всех потенциально пахотных земель, а орошается только незначительная площадь. Состояние здоровья населения ужасно, около 90 % его неграмотно, широко распространена безработица. Поступления от добычи нефти тонут в бездонных сундуках продажного правительства, контролируемого землевладельцами, прожигающими жизнь за границей; это правительство

Хотя Ирак и Иран располагают многими другими природными богатствами, а поэтому и обширными возможностями в области экономического развития, обе эти страны одинаково отсталые. Конечно, в Иране доходы от нефти намного ниже, чем в Ираке, зато они поступают в течение значительно более продолжительного времени. Тем не менее судьба обеих стран аналогична судьбе остальных: они стали жертвами коррупции, расточительства и разорения. Итак, вряд ли можно сомневаться, что ко всем нефтеносным районам Востока применим следующий вывод, сделанный Филби в отношении Саудовской Аравии: «Требовалось лишь немного сдержанности и здравомыслия в управлении страной, чтобы навсегда вывести ее из состояния нужды и поднять ее на высокую ступень постоянного процветания» [7-25].

В самом деле, достаточно простого расчёта, чтобы получить некоторое представление об упущенных возможностях. Предположим, что 3 млрд долл., полученные указанными нами выше нефтеносными странами в течение девяти послевоенных лет до 1954 г. включительно, были использованы для производительных капиталовложений. Допустим дальше, что соотношение между основным капиталом и получаемой при его помощи продукцией (как бы мы ни измеряли это соотношение) составит на Среднем Востоке 3:1, то есть будет равно тому, что имеет место, скажем, в США [7-26]. В этих условиях ежегодный доход 30 млн жителей, населяющих средневосточный нефтеносный район (помимо доходов от нефти!), выразился бы в сумме, превышающей на 1 млрд долл., или на 50 %, их нынешний доход. Более того, если бы ежегодные доходы от нефтедобычи находили себе производительное применение по мере их поступления, то национальный доход этих стран увеличился бы в общей сложности за указанный девятилетний период почти на 3 млрд долл.! А ведь весь этот расчет построен даже без учета ускоренного нарастания инвестиций, то есть без учета того увеличения доходов, которое должно явиться результатом других капиталовложений, вызванных инвестированием средств, полученных от нефтедобычи. В расчет при этом не приняты также и «подрывные», так сказать, предположения о том, что произойдет, если нефтяные богатства данных стран начнут использоваться в их собственных интересах, а не в интересах западных нефтяных компаний.

Если сравнить то, чего могла бы достигнуть Венесуэла с помощью своих доходов от нефтедобычи — исходя при этом хотя бы из официальных, показных данных о выгодах, извлекаемых слаборазвитой страной из эксплуатации её сырьевых богатств иностранным капиталом, [7-27]— с тем, что она действительно получила от этих доходов, то результаты такого сравнения оказались бы не менее разительными, чем на Среднем Востоке. Превысив в 1954 г. уровень 500 млн долл., общие доходы правительства Венесуэлы от нефтяных компаний являются самыми большими во всем нефтедобывающем мире. Так как население этой страны равно 5 млн человек, то в исчислении дохода от нефтедобычи на душу населения эта страна уступает лишь Кувейту, Катару и Бахрейну. Правда, часть этих огромных поступлений была израсходована правительством на цели экономического развития страны, но, говоря словами журнала «Экономист», «политика использования доходов от нефти свои плоды приносила чрезвычайно медленно… вообще говоря, при этом потенциальные экономические ресурсы страны были затронуты лишь слегка» [7-28].

Важно разобраться в причинах обоих явлений, то есть в том, что в результате поступлений от нефтедобычи происходит по крайней мере некоторое улучшение экономического положения данной страны, и в том, что этот процесс происходит мучительно медленно. Что касается первого из этих явлений, то оно объясняется главным образом тем обстоятельством, что социально-политические условия в Венесуэле исключали возможность возникновения в этой стране столь же одиозного режима, как, скажем, в Саудовской Аравии, Ираке или Кувейте. Прежде всего даже до начала развития в ней нефтяной промышленности Венесуэла была экономически несколько более развитой страной, чем средневосточные страны. Но важнейшее значение имело то обстоятельство, что под влиянием периода Великой депрессии, атмосферы, созданной политикой «нового курса» в США и роста во всей Латинской Америке сопротивления империализму, в Венесуэле наблюдался мощный подъем демократических сил.

Пытаясь сохранить за собою широкую поддержку народных масс, все правительства, находившиеся у власти в Венесуэле в течение более чем десяти последних лет и пользовавшиеся сравнительной независимостью, хотя и отличавшиеся всегда осмотрительностью и нерешительностью, добились не только увеличения доходов Венесуэлы от нефтедобычи, но и начали направлять часть этих доходов на цели экономического развития и проводить социально-экономическую политику, пришедшуюся одинаково не по вкусу как нефтяным компаниям, так и отечественным капиталистам. Это относится особенно к правительству «Партии демократических действий», пришедшему к власти в 1945 г. Но, что хуже всего, нельзя было полагаться на способность этих правительств противостоять растущим народным требованиям национализации нефтяной промышленности. А именно к этому вопросу Вашингтон, как выразился корреспондент Мильтон Брокер, «особенно чувствителен» [7-30]. В соответствии с этим в 1948 г. правительство президента Ромуло Гальегоса, «правительство, избранное на демократических началах и пользующееся явной поддержкой подавляющего большинства населения», было свергнуто военной хунтой, которая сразу же взялась за «сохранение и защиту иностранных инвестиций». Несколько дней спустя президент Гальегос, «пользующийся высоким престижем как внутри страны, так и за границей как либеральный публицист и педагог», заявил:

Так Венесуэла стала «безопасной для демократии», грозный призрак национализации был устранен, а нефтяные компании заручились лояльными услугами местных правительственных кругов, готовых служить их интересам.

Всё это даёт нам ответ на вторую часть первоначально поставленного вопроса. При нынешнем господстве диктаторских режимов, поддерживаемых иностранными компаниями, на цели экономического развития тратится значительно меньше средств, чем поступает в их распоряжение, причем эти средства расходуются, исходя не из насущных интересов венесуэльского народа, а из потребностей иностранного капитала. Так, не считая того, что на содержание вооруженных сил затрачивается необычайно большая доля государственных средств, очень мало денег выделяется на мероприятия по поднятию сельского хозяйства, а основная часть государственных расходов уходит на постройку шоссейных дорог, аэродромов и портовых сооружений, на широко разрекламированное расширение и модернизацию города Каракас и на другие подобные мероприятия, весьма желательные с точки зрения действующего в Венесуэле иностранного капитала, но мало способствующие созданию сбалансированной национальной экономики [7-32].

Поскольку правительство, подчиняясь директивам своих американских покровителей, воздерживается от вмешательства в отрасли, выделенные в качестве сферы приложения частного капитала, то оно ограничивается расходами по созданию «внешних источников экономии» для свободного предпринимательства. Но так как Венесуэла, как и все другие слаборазвитые капиталистические страны, все еще находится, по существу, в фазе торгового капитализма, и ввиду того что в силу всех изложенных нами выше причин имеется мало стимулов (да и мало возможностей) для промышленных капиталовложений со стороны отечественных капиталистов, то основным инвестором, поощряемым внешними источниками экономии, которые столь щедро создаются компрадорскими правительствами, выступает иностранный капитал. Но иностранные капиталовложения, даже если они и направлены на удовлетворение спроса местного рынка, имеют своей целью создание сборочных фабрично-заводских предприятий по выпуску потребительских товаров, призванных удовлетворить выросший в результате государственных расходов спрос. Выливаясь главным образом в форму вложений в натуре, эти инвестиции мало чем способствуют расширению внутреннего рынка данной слаборазвитой страны и не создают почвы для возникновения основных отраслей промышленности, столь необходимых для обеспечения быстрого и постоянного экономического развития. В результате, если не считать цементной промышленности, быстрое развитие которой объясняется государственными потребностями, промышленное развитие Венесуэлы ограничивалось главным образом производством таких товаров, как консервированное молоко, пищевые растительные масла, сухое печенье, шоколад, а «производство сигарет и пива достигло небывалого уровня» [7-33].

Само собой разумеется, что подобный рост производства потребительских товаров сам по себе (сопровождаемый к тому же увеличением объема импорта) отражает улучшение экономического положения страны. Однако улучшение, достигнутое таким путем, не только не способно дать самостоятельный толчок к дальнейшему развитию, но и не дает оснований надеяться на то, что оно само окажется долговечнее породившего его стимула, а именно расходования государством своих доходов от нефтедобычи. Достаточно падения цен на нефть и снижения в результате этого государственных доходов, не говоря уже об истощении нефтяных запасов, чтобы подорвать искусственно возникшую высокую конъюнктуру так же быстро, как она была создана послевоенным бумом в нефтяной промышленности [7-34].

Огромные доходы от иностранных предприятий превратили нефтедобывающие страны в своего рода счастливые избранницы среди управляемых компрадорскими правительствами слаборазвитых стран. Все остальные страны, экспортирующие разные полезные ископаемые и основные сельскохозяйственные продукты, не участвуют, как правило, в прибылях иностранных компаний, а собирают лишь налоги с получаемой ими продукции (или же с их доходов), причем эти поступления значительно ниже, чем в нефтедобывающих странах, как в абсолютном выражении, так и в пересчете на душу населения. И все же Чили, например, с населением около 6 млн человек, получила в 1951 г. в качестве отчислений от иностранных горнодобывающих предприятий более 60 млн долл., а Боливия, с населением около 4 млн человек, получила от своих оловянных рудников более 20 млн долл. в 1949 г. и около 15 млн долл. в 1950 г. Получая длительное время столь большие доходы, соответствующие страны при условии разумного использования этих доходов в интересах подъема своей национальной экономики могли бы по меньшей мере сделать хотя бы первые шаги на пути своего экономического развития. Однако каждый, кто дал себе труд познакомиться с историей этих и других стран, находящихся в подобном же положении, хорошо знает, как мало было ими фактически достигнуто в этом направлении. Коррупция, безрассудная и расточительная трата крупных средств на содержание разрастающегося бюрократического аппарата и вооруженных сил, единственная функция которых состоит в сохранении у власти компрадорских режимов, — таковы характерные черты положения во всех указанных выше странах [7-35].

До сих пор мы рассматривали использование правительствами, находящимися под контролем империалистов, поступлений, получаемых ими от иностранных предприятий. Мало что остается добавить к этому по поводу экономического излишка, извлекаемого ими из подвластного населения непосредственно. В разных странах этот экономический излишек представляет собою различную часть правительственных доходов, и далеко не малую, даже в нефтедобывающих странах. Основным источником этой части доходов служат весьма регрессивные налоги: на продажи, на импортируемые товары, а также подушные и поземельные сборы, взимаемые главным образом с крестьянства. Хотя законодательством некоторых слаборазвитых стран предусмотрено взимание прогрессивных подоходных налогов, эти налоги, как правило, остаются большей частью на бумаге.

Уклонение от уплаты налогов весьма широко распространено в этих странах, причем существует масса уловок, при помощи которых состоятельные помещики и крупные торговцы избегают уплаты даже тех незначительных налогов, которыми они номинально облагаются. Эта задача не требует от них особой изобретательности. Ведь в условиях режимов, руководящая роль в которых принадлежит им самим и руководящий персонал которых сверху донизу укомплектован представителями их собственного класса или же их продажными и услужливыми наймитами, им нетрудно избежать законного обложения обременительными, с их точки зрения, налогами, а там, где это политически нецелесообразно, они могут просто уклониться от платежа. То обстоятельство, что бремя налогообложения в слаборазвитых странах не ложится на феодальные и капиталистические классы этих стран, а падает на широкие массы, не представляет собою проблемы в практике взимания налогов, которая определяется системой общественного уклада в этих странах и классовым характером возглавляющих их правительств. Как правильно отмечает проф. Мэйсон,

Нет надобности говорить о том, что невозможно отделить использование экономического излишка, полученного в самой стране, и той его части, которая получается в виде отчислений от иностранных предприятий.

Перед тем как покончить с этим вопросом, материал по которому обилен, мы должны коснуться вкратце еще двух других, тесно связанных между собою моментов. Один из них имеет отношение к тому широко рекламируемому факту, что во многих слаборазвитых странах иностранные предприятия производят более или менее значительные расходы на мероприятия, имеющие целью улучшить условия жизни населения, проживающего в районах их деятельности. Так, во многих местах нефтяные компании и горнодобывающие предприятия предоставили своим работникам сравнительно хорошее жилье, построили школы, больницы, кинотеатры и т. п. Все же с точки зрения улучшения благосостояния коренного населения этих стран значение подобного рода расходов, производимых иностранными компаниями, обычно слишком преувеличивается. Прежде всего такие расходы являются лишь одной из составных частей упомянутой нами выше политики «полного желудка», необходимость которой диктуется стремлением обеспечить себя нужной рабочей силой и повысить производительность труда [7-37].

Во-вторых, то, что даже и при этом не все идет как по маслу, становится вполне очевидным, если учесть постоянные затруднения, испытываемые нефтяными и горнодобывающими предприятиями в вербовке нужного им количества рабочих [7-38], а также те крупные забастовки, которые то и дело вспыхивают на иностранных предприятиях почти во всех слаборазвитых странах. И уж во всяком случае, количество людей, пользующихся щедротами, якобы расточаемыми иностранными компаниями, составляет, как мы это уже видели раньше, лишь весьма незначительную часть населения указанных стран. Так, например,

Неправда ли, какое внушительное число для страны, насчитывающей 18 млн населения, из которой «Англо-Ираниэн ойл компани» успела выкачать миллиарды долларов прибыли!

Второй отмеченный нами момент касается того часто встречающегося утверждения, что пути использования правительствами слаборазвитых стран доходов, получаемых ими от иностранных предприятий, не имеют, дескать, в конечном счете никакого отношения к «чисто экономической» оценке вклада иностранных предприятий в экономическое развитие слаборазвитых стран. Подобный взгляд представляет собою типичный пример неспособности буржуазной экономической науки проникнуть в сущность рассматриваемого ею явления. Грубо разделяя на отдельные части данное историческое явление, отворачиваясь от сложного целого, чтобы лучше рассмотреть его отдельные и значительно более простые части, она приходит к выводам, которые, даже если они и близки к истине в отношении отдельных частей данного явления, ложны, тем не менее, с точки зрения понимания его в целом. Ибо всякое историческое явление неотделимо от своих неизбежных результатов. Как уже подчеркивалось нами раньше, эксплуатация сырьевых ресурсов слаборазвитых стран иностранным капиталом и существование расточительных, продажных и реакционных компрадорских режимов в этих странах не представляют собой случайное совпадение, а являются различными, но тесно взаимосвязанными аспектами того, что может быть правильно понято лишь как империализм во всей его совокупности.

Усилению и закреплению этой взаимной зависимости служит политика правительств тех стран, в которых находятся иностранные компании, способствующая подавлению всякого движения прогрессивных сил, стремящихся прийти к власти в отсталых странах. Этим же целям служит дипломатическая, военная и финансовая поддержка пристойно ведущих себя, с их точки зрения, компрадорских правительств; помощь и поощрение реакционных общественных и политических сил, на которые опираются все эти правительства. Усилению и закреплению этого тесного переплетения интересов служат и попытки самих иностранных компаний «посредством проводимых ими мероприятий по развитию частнокапиталистических накоплений, частного домовладения, а также посредством образовательных программ и других методов» создать «…класс, кровно заинтересованный в стабилизации всей общественной жизни. Их идеал — добиться, чтобы местные жители, говоря о „компаниях“, стали бы называть их „нашими компаниями“» [7-41]. К счастью, весьма сомнительно, что подобный «идеал» будет когда-либо достигнут. Возможно, специалисты государственного департамента США по осуществлению четвертого пункта программы Трумэна и правы, говоря о народах, населяющих слаборазвитые страны, что,

Тем не менее события последнего десятилетия во всех слаборазвитых странах дают более чем достаточно оснований полагать, что даже в тех случаях, когда идеологии, базирующейся на принципе «наша компания», удастся все же пустить некоторые корни, она окажется лишь весьма недолговечным средством одурачивания широких масс.

III. Иностранные инвестиции и государственные расходы режимов «нового курса»

Иначе обстоит дело с третьей группой слаборазвитых стран, то есть с теми странами, которые обрели недавно свой национальный суверенитет и находятся под управлением режимов, осуществляющих политику, как мы ее именуем, типа «нового курса». Правительства этих стран пришли к власти в результате широких народных движений, основной и объединяющей целью которых было свержение колониального господства и завоевание национальной независимости. Борясь против империализма и его внутреннего союзника — феодально-компрадорской коалиции, все эти национальные движения обрели характер единого фронта, в который вошли: прогрессивная буржуазия, стремящаяся проложить себе путь к промышленному капитализму, интеллигенция, добивающаяся лучшего будущего для своей страны, и наиболее активные элементы городского и сельского пролетариата, восставшие против нищеты и угнетения, связанных с господством империалистических и компрадорских сил. В некоторых странах к националистическому лагерю примкнули даже по существу реакционные слои феодальной аристократии, заинтересованные главным образом в том, чтобы борьбой против иностранного подчинения отвлечь общественные силы от борьбы за социальные преобразования [7-43].

Единство националистических движений подвергалось повсюду суровым испытаниям. Правое крыло этих движений, опасаясь того, что общенациональная борьба, мобилизуя и организуя народные массы, способна создать условия для социальной революции, стремилось принизить роль рабочих и крестьян в антиимпериалистическом фронте, пыталось действовать осторожно путем переговоров и компромиссов с существующими властями и постоянно склонялось к предательству народных интересов и к заключению какого-то соглашения с колониальными властями. Левое же крыло этих движений, стремившееся на деле к сочетанию национальной свободы с социальным освобождением, неустанно стремилось к широкому участию масс в национальной борьбе и к бескомпромиссным революционным действиям. Но до тех пор, пока не была достигнута основная задача — завоевание национальной независимости, центростремительные силы оказывались в целом сильнее центробежных, и борьба за национальную независимость затмевала собою и поглощала борьбу за социальные преобразования.

Но как только основная цель национальных движений была окончательно достигнута, все это изменилось. Ослабевшие в результате второй мировой войны и неспособные более противостоять борьбе колоний за свое национальное освобождение империалистические державы были вынуждены склониться перед тем, что стало неизбежным, и предоставить политическую независимость тем странам, в которых антиимпериалистические силы оказались сильнее и в которых они не могли надеяться сохранять дольше свое колониальное господство. Как писал Джон Фостер Даллес,

Однако после того, как проблема достижения национальной независимости — политической, но отнюдь не экономической — решена, неизбежно выступает более отчетливо и обостряется основной классовый конфликт антагонистического общества. И хотя ряд важнейших и даже основных проблем экономического и социального развития в колониальных и зависимых странах действительно тесно связан с вопросом о национальной независимости, существует, во всяком случае, не меньше других проблем, которые, наоборот, национальным вопросом запутываются и затушевываются. Ни угнетение и эксплуатация крестьянства землевладельческой аристократией, ни удушение промышленного развития монополистическими предприятиями не являются лишь национальными проблемами — они в той же мере, если не больше, представляют собою социальные проблемы и как таковые требуют надлежащего к себе отношения. Стало быть, после своего прихода к власти во вновь созданных государствах националистические движения неизбежно подвергаются процессу разложения. Социально разнородные элементы, весьма слабо связанные между собою в период антиимпериалистической борьбы, впоследствии более или менее быстро поляризуются и размежевываются на противостоящие друг другу в рамках нового общества классовые силы.

Быстрота этого распада национального единства и степень обострения внутренней классовой борьбы зависят от конкретных исторических условий в данной стране. Там, где передовые круги городского пролетариата сыграли основную роль в националистическом движении и где они оказались достаточно сильными и организованными, чтобы возглавить борьбу крестьянства за аграрную революцию, там распад в националистическом лагере происходит быстро. Буржуазные элементы этого движения, сразу же напуганные появившимся перед ними призраком социальной революции, быстро и решительно выступают против своего вчерашнего попутчика и завтрашнего смертельного врага. Буржуазные элементы не останавливаются перед сотрудничеством с феодальными элементами, которые, больше, чем что-либо другое, препятствуют их собственному развитию, с империалистическими властителями, только недавно изгнанными национально-освободительным движением, и с компрадорскими группировками, существованию которых угрожает политическое поражение их иностранных хозяев. Как правильно отметил лорд Эктон, «классовые узы сильнее национальных» [7-45]. В этих условиях только что завоеванная политическая свобода становится призрачной, пришедшие к власти круги объединяются с господствовавшими прежде группировками и объединившиеся классы собственников, поддерживаемые империалистическими кругами, используют всю свою силу для подавления народного движения за подлинное национальное и социальное освобождение и восстанавливают старый режим не de jure, a de facto. Гоминдановский Китай, Пакистан, Филиппины, Южная Корея и Южный Вьетнам представляют собою типичные примеры этого процесса.

Там, где ко времени достижения национальной независимости борьба народа за социальное освобождение не так сильна — будь то по причине малочисленности или политической слабости рабочего класса или в результате пассивности крестьянства, вызванной его многовековым рабством и глубоко укоренившимися религиозными предрассудками, — там национальная буржуазия может чувствовать себя более уверенно и может попытаться предотвратить будущий подъем возросших революционных сил путем энергичных усилий по закладке фундамента отечественного промышленного производства, по созданию капиталистического государства современного типа. Судьба подобных мероприятий зависит от ряда факторов, как-то: экономической и политической силы национальной буржуазии, качества ее руководства, ее решимости лишить феодальные и компрадорские элементы их господствующих позиций, интенсивности сопротивления этих элементов, а также и того, в какой мере расстановка сил на международной арене позволяет устранить или значительно ослабить поддержку, оказываемую этим кругам империалистическими державами.

Весьма похоже на то, что в Египте в настоящее время сложились именно такие условия, которые весьма благоприятствуют вступлению этой страны на «японский путь развития». Поддержка, по всей видимости, оказываемая национальной буржуазии Египта со стороны офицерского корпуса и армии страны, решимость буржуазных лидеров преодолеть сопротивление феодальных и компрадорских элементов и то, что международная обстановка позволяет им проводить независимую политику, — все эти обстоятельства значительно увеличивают шансы на успех национальной буржуазии в ее нынешней кампании за развитие страны по пути промышленного капитализма. Но Египет лишь сравнительно небольшое государство в третьей группе слаборазвитых стран. Значительно сложнее положение в крупнейшей стране этой группы — в Индии. В этой стране единый фронт антиимпериалистических сил, несмотря на всю свою шаткость, все еще сохраняется и служит широкой политической базой для правления национальной буржуазии. Однако широкая основа национальной коалиции, способствовавшая огромному усилению партии Индийский национальный конгресс в период её борьбы за национальную независимость, в настоящее время почти полностью сковывает действия поддерживаемого ею правительства. И хотя индийское правительство до сих пор пользуется поддержкой подавляющего большинства наиболее активной части населения страны, оно испытывает ряд непреодолимых трудностей в своих усилиях по разработке и осуществлению программы экономического и социального возрождения страны. В своих попытках стимулировать развитие промышленного капитализма оно не решается затронуть интересы крупных землевладельцев. В своих стремлениях ликвидировать наиболее вопиющее неравенство доходов оно воздерживается от вмешательства в деятельность крупных торговцев и ростовщиков. Пытаясь улучшить тяжелое положение рабочего класса, оно боится восстановить против себя предпринимателей. Антиимпериалистическое в своей основе, оно добивается благосклонности иностранного капитала. Защищая принципы частной собственности, оно обещает создать в стране «социалистическую систему общественных отношений». Воображая, что оно стоит вне сферы столкновений между интересами различных слоев общества, вне борьбы антагонистических классов, оно в своей деятельности отображает тот этап классовой борьбы, на котором находится общественная жизнь Индии.

Стремясь примирить не поддающиеся примирению требования, улаживать коренные разногласия, добиваться компромиссов там, где необходимы принципиальные решения, теряя массу драгоценного времени и энергии на улаживание конфликтов, то и дело возникающих среди опекаемого им населения, индийское правительство заменяет радикальные преобразования мелкими реформами, революционные действия революционными фразами и подвергает, таким образом, опасности не только самую возможность осуществления своих стремлений и чаяний, но и само свое пребывание у власти. Испытывая затруднения в своей деятельности в результате разнородности и шаткости своей социальной базы и вытекающих из этого идеологических препятствий, мелкобуржуазное в своей основе правительство Индии не способно осуществлять подлинное руководство борьбой за индустриализацию страны, бессильно мобилизовать такие важнейшие силы, как энтузиазм и творческая энергия широких народных масс, необходимые для решительной борьбы против нищеты, апатии и отсталости страны.

Мы уже рассмотрели раньше все факторы, препятствующие в отсталых странах накоплению капитала и производительным капиталовложениям как в сельском, так и в городском секторах экономики. В Индии влияние этих факторов столь же сильно, как и в других слаборазвитых странах. Поэтому в Индии, как и в других слаборазвитых странах, лишь государство в состоянии мобилизовать потенциальный экономический излишек, который может быть извлечен из экономики страны, и использовать его на цели расширения производительных ресурсов страны. В нынешних колониальных владениях экономический излишек используется не для блага населяющих их народов, а прежде всего в интересах империалистических держав. Подобным же образом используется или же вовсе растрачивается экономический излишек в странах второй группы. В Индии эта проблема выглядит иначе. Здесь количество ресурсов, поступающих в распоряжение государства, значительно меньше потенциального экономического излишка. И что не менее серьезно — это то, что пути использования этого излишка, несмотря на все благие намерения, не способствуют быстрейшему и хорошо сбалансированному экономическому развитию.

И хотя, как выразился журнал «Экономист», Индии, «подобно красному ферзю [7-46], приходится продвигаться быстрее даже для того, чтобы стоять на месте» [7-47], полумеры и самотек выступают как главные характерные черты проводимой ею политики, несмотря на все громкие заверения в противном.

Этот «реализм и прагматизм» нашел себе выражение в весьма скромных задачах первого пятилетнего плана, который

Может показаться, что положение, сложившееся в стране к концу первого пятилетнего плана, доказало благоразумие подобного курса. В самом деле, общие экономические условия в стране заметно улучшились, что нашло выражение в значительном увеличении продовольственных фондов и в известном росте промышленного производства. Было бы, однако, чрезвычайно опрометчиво делать из этого «бума» последних нескольких лет тот вывод, что страна уже вступила на путь экономического развития, на путь стремительного и неуклонного прогресса. Ибо, по единодушному мнению всех внимательных исследователей индийской экономики, сравнительные успехи, достигнутые ею в течение заключительного периода первого пятилетнего плана, объясняются прежде всего двумя исключительно высокими урожаями, которые оказали благотворное влияние на платежный баланс, на снабжение сырьем и т. д. Эта большая удача никак не может быть приписана ни скромному расширению орошаемых посевных площадей, предусмотренному первым пятилетним планом, ни какому-либо другому правительственному мероприятию, проведенному до сих пор. Конечно, первый пятилетний план внушительно продемонстрировал огромные возможности, которыми располагает Индия в области экономического развития. Сооружение ряда комплексных объектов, выполнение крупных оросительных проектов, строительство нескольких новых современных заводов — все это несомненно служит наглядным доказательством огромных способностей индийских инженерно-технических работников и рабочих.

Однако второй пятилетний план, охватывающий период с 1956 по 1961 г., отнюдь не предполагает предоставить им для этого надлежащие возможности. Даже в труде проф. П. Ч. Махаланобиса «Проект основ плана» [7-50], самой обстоятельной работе подобного рода из всех появившихся до сих пор, не содержится никакой прямой критики главных препятствий, стоящих на пути экономического развития Индии. Ставя целью достижение ежегодного прироста национального дохода на 5 % — что означает скромные, но значительно более высокие, чем прежде, темпы, — план берет за отправную точку нынешние темпы капиталовложений и стремится достигнуть этой цели путем частичного переключения текущих капиталовложений с отраслей промышленности, производящих предметы потребления, в отрасли, выпускающие средства производства. Поскольку нельзя ожидать, что это переключение капиталовложений будет осуществлено частным капиталом, план возлагает на правительство обязанности производить как начальные вложения в промышленность, выпускающую средства производства, так и последующие вложения, необходимые для использования продукции этих отраслей. В плане остается, однако, совершенно открытым вопрос о путях и средствах, при помощи которых правительство должно обеспечить необходимые ресурсы. В результате план представляет собою прекрасную демонстрацию того, что могло бы быть достигнуто, если бы общество имело возможность само определять способ использования своего фактического экономического излишка, но в то же время не может наметить никакой конкретной экономической политики.

Однако когда «Проект основ плана» попал в руки «реалистичной» и «прагматичной» Плановой комиссии, которая разработала на его основе документ, превратившийся, по-видимому, в окончательный план [7-51], то в нем даже не сохранилась и эта прогрессивная черта «Проекта». Если в наиболее реалистичных планах индустриализации намечалось довести капиталовложения в промышленность, выпускающую средства производства, по меньшей мере до 40 %, а в «Проекте основ плана» — приблизительно до 20 % общего объема капиталовложений, то Плановая комиссия снизила эту цифру до 11 %. Причем предусматриваемые планом государственные издержки предполагается финансировать не путем энергичных усилий по мобилизации ресурсов, складывающихся из имеющегося экономического излишка, а посредством увеличения этих ресурсов при помощи инфляции и налога на продажи товаров массового потребления. При нынешнем низком уровне жизни населения Индии возможности снижать массовое потребление, естественно, весьма ограничены. И если в течение данного пятилетия не произойдет никаких существенных перемен в этом отношении, то второй пятилетний план грозит превратиться лишь во второе издание первого пятилетнего плана, а темпы роста по этому плану приведут лишь к весьма незначительному росту дохода на душу населения.

На нынешней стадии экономического развития Индии единственно правильной была бы политика, при которой в основу программы экономического развития были бы положены капиталовложения, составляющие максимально возможную долю национального дохода. Согласно многим подсчетам, произведенным совершенно независимо друг от друга, вряд ли могут быть сомнения в возможности инвестировать 15 % национального дохода без какого-либо сокращения массового потребления. Для этого требуется лишь максимальная мобилизация потенциального экономического излишка, производимого в стране. Источником этих ресурсов могут стать те 25 или более процентов национального дохода Индии, которые эта бедствующая страна выделяет в распоряжение непроизводительных слоев своего населения. Ресурсы эти легко обнаружить в той доле сельскохозяйственной продукции, которая изымается землевладельцами у непосредственных ее производителей в виде ренты и ростовщиками в виде процентов. Сюда относятся и прибыли предпринимателей, подавляющая часть которых не вкладывается обратно в производительные предприятия, а расходуется их владельцами на цели личного потребления [7-52].

Нет надобности подчеркивать, что подобная мобилизация потенциального экономического излишка должна неизбежно натолкнуться на решительное сопротивление со стороны собственников и может быть осуществлена лишь в результате непреклонной борьбы против «немногочисленного класса, заинтересованного главным образом в удержании своего состояния и привилегий» [7-53]. Однако нынешнее индийское правительство не только не способно принять этот вызов и возглавить борьбу за преодоление сопротивления городских и сельских привилегированных кругов, но и не стремится к этому. Пытаясь обойтись без неизбежного в этих условиях конфликта, уклоняясь от ответственности за реализацию программы подлинного экономического и социального прогресса, это правительство упускает предоставленную ему историей возможность осуществления мирного перехода своей великой страны из состояния нищеты и угнетения в положение стремительно развивающейся социалистической демократии. Ибо, подобно самолету, экономическое и социальное развитие может продвигаться вперед только при условии, если минимальная его скорость достаточно велика. При отсутствии надлежащих темпов роста возникает большая опасность, что реакционные силы вновь сумеют предотвратить свою «катастрофу» и преградить — пусть и временно — един-ственный выход из тупика эксплуатации, угнетения и застоя. Они могут оказаться в состоянии воспользоваться раздражением масс и их разочарованием пустой социалистической фразеологией для совершения фашистского переворота и установления диктатуры над этими массами, которая вновь даст право на жизнь господству капитализма в городе и деревне. И лишь история покажет, суждено ли индийскому народу пройти на своем извилистом пути через стадию фашизма или же он будет избавлен от этого тяжелого испытания.

IV. Вывод первый: потенциальный излишек достаточно велик. Иллюзия условий внешней торговли

Из предыдущего анализа следуют три важнейших вывода. Во-первых, вопреки обычному мнению, широко представленному в работах западных авторов, посвященных слаборазвитым странам, развитию этих стран препятствует в основном не недостаток капитала. Чего действительно не хватает во всех этих странах — это той части реального (как мы его назвали) экономического излишка, которая вкладывается в расширение производительных сил. Потенциальный экономический излишек, который мог бы быть использован для указанных целей, во всех слаборазвитых странах достаточно велик. Конечно, он не столь уж велик в абсолютных цифрах по сравнению с такими экономически высокоразвитыми странами, как, скажем, США или Великобритания, хотя в некоторых слаборазвитых странах он значителен даже и при подобном сравнении. Он составляет, однако, значительную долю национального дохода слаборазвитых стран, а поэтому достаточно велик, чтобы обеспечить если не обязательно крупный абсолютный рост их производства, то уж, во всяком случае, высокие, а то и очень высокие темпы роста этого производства.

Следует тут же подчеркнуть, что мы имеем здесь в виду не планируемый экономический излишек, реализация которого, как уже указывалось, требует, в частности, рационального использования бездействующих в данное время ресурсов, а лишь ту часть потенциального экономического излишка, которая могла бы быть применена для капиталовложений в случае целеустремленного использования общественного продукта, производимого при помощи применяемых в данное время ресурсов.

В своей неопубликованной еще монографии д-р Гарри Ошима произвел тщательные подсчеты по ряду стран, в отношении которых имеются более или менее точные данные, и приводит следующие ориентировочные результаты. В Малайе (по состоянию на 1947 г.) потенциальный экономический излишек достигал 33 % совокупного общественного продукта страны, в то время как валовые капиталовложения составили лишь 10 % совокупного общественного продукта. В Цейлоне (1951 г.) эти соотношения были соответственно равны 30 и 10 %; на Филиппинах (1948 г.) — 25 и 9; в Индии — 15 и 5; в Таиланде — 32 и 6 %. В Мексике доля прибылей в чистом общественном продукте увеличилась с 28,6 % в 1940 г. до 41,4 % в 1950 г. [7-54]. В Северной Родезии (1949 г.) доходы от собственности (исключая доходы некорпоративных предприятий) составили 42,9 %, в Чили (1948 г.) — 26,1 %, в Перу (1947 г.) — 24,1 % [7-55]. Что же касается нефтедобывающих стран, то мало что остается добавить к тому, что уже было сказано об избытке у них потенциального экономического излишка в самом буквальном смысле этого слова.

Основное препятствие к быстрому экономическому развитию в отсталых странах заключается в путях использования их потенциального экономического излишка. Он поглощается разными видами излишеств в сфере потребления высших классов [7-56], накоплением всякого рода сбережений и запасов внутри страны и за границей, содержанием огромного, непроизводительного бюрократического аппарата и еще более дорогостоящих и не менее излишних вооруженных сил [7-57]. Очень крупная доля этих ресурсов, о величине которой имеются более достоверные данные, чем об остальных, изымается иностранным капиталом. Хорошо известно, что прибыли, извлекаемые иностранными предпринимателями в слаборазвитых странах, очень велики, значительно выше прибылей от внутренних капиталовложений. В недавно опубликованном чрезвычайно интересном исследовании дается превосходный отчет о прибылях, полученных английскими предприятиями в слаборазвитых странах [7-58]. Собранный в этом исследовании материал изобилует примерами фирм, средний уровень прибыли которых в течение более чем сорокалетнего периода достигали порядка 50 и более процентов в год.

Не менее показательно сравнение дивидендов, выплаченных голландскими компаниями, действующими главным образом в Голландии (группа 1), с дивидендами, выплаченными голландскими же компаниями, действующими преимущественно через свои филиалы или дочерние компании в Нидерландской Индии (группа 2) [7-59].

Таблица 1

Бельгийские инвестиции в Бельгийском Конго также принесли доходы, значительно превысившие доходы, полученные бельгийскими компаниями в метрополии. В период 1947–1951 гг. среднегодовая чистая прибыль компаний, действовавших преимущественно в Конго, достигала 16,2 % общей суммы их акционерного и резервного капитала, а прибыль компаний, действовавших в Бельгии, — лишь 7,2 % [7-60].

Столь же примечательны и результаты сравнения прибылей американских предприятий, действующих в слаборазвитых странах, с прибылями, полученными ими по внутренним капиталовложениям [7-61].

Таблица 2

Соответственно в слаборазвитых странах платежи по иностранным капиталовложениям поглощают значительную часть всех поступлений в эти страны из иностранных источников. Так, в 1949 г. сумма доходов, выплаченных по иностранным капиталовложениям в некоторых важнейших слаборазвитых странах, поглотила следующую часть всех текущих поступлений из иностранных источников: Индия — 5,0 %, Индонезия — 8,5, Египет — 6,5, Мексика — 10,0, Бразилия — 8,6, Чили — 17,1, Боливия — 17,7, Северная Родезия — 34,3, Иран — 53,1 % [7-62].

Положение, сложившееся в Британской колониальной империи, настолько возмутительно, что оно может идти в сравнение разве лишь только с тем, что происходит с экономическим излишком в нефтедобывающих странах. Британские колонии, население которых имеет, несомненно, самый низкий в мире уровень доходов на душу населения, в течение всего послевоенного периода были использованы британскими властями (не только консервативными, но и лейбористскими), «отечески опекавшими» их, как основной источник для поддержания несравненно более высокого уровня жизни в Соединенном Королевстве. В период с 1945 по 1951 г. эти колонии заставляли под самыми разнообразными предлогами хранить не менее 1 млрд фт. ст. в форме авуаров. Поскольку эта сумма представляет собою разницу между поступлениями в колонии из-за границы и их платежами другим странам, то этот миллиард фунтов представляет собою на самом деле экспорт капитала в Англию! Говоря хорошо взвешенными словами автора превосходного исследования, на котором основаны вышеприведенные данные,

Как уже подчеркивалось ранее в связи с другим вопросом, важность платежей слаборазвитых стран за границу для их экономического развития не измеряется просто той долей национального дохода этих стран, которую они поглощают. Первостепенное значение этих платежей становится очевидным лишь тогда, когда учитывается выкачиваемая таким путем из слаборазвитых стран доля экономического излишка. Не приходится удивляться поэтому, что «многие слаборазвитые страны считают это слишком высокой ценой, которую им приходится платить за получаемые ими капиталы» [7-64], особенно если принять во внимание тот ничтожный вклад, если он вообще имеется, который иностранный капитал вносит в их экономическое развитие.

В тесной связи с неправильным представлением, что недостаток капиталов является важнейшим фактором, препятствующим экономическому развитию отсталых стран, находится и другое, довольно широко распространенное убеждение, что экономическое развитие этих стран значительно задерживалось в результате все более невыгодно складывающихся для сырьевых стран условий торговли [7-65]. Не отрицая реальности этой тенденции (хотя в этом отношении и высказывались некоторые сомнения [7-66]), а также ее важности для некоторых стран, можно по меньшей мере поставить под вопрос общее значение указанной тенденции для экономического развития слаборазвитых стран. Это обусловливается двумя причинами. Во-первых, понятие «условия торговли» имеет мало смысла в отношении многих слаборазвитых стран.

Как уже отмечалось раньше, нефтяные компании в состоянии подтасовывать свои прибыли, а значит, и цены «фоб» {7-I}на свою продукцию таким образом, чтобы свести к минимуму размеры концессионных отчислений, причитающихся с них правительствам соответствующих стран. А что верно в отношении фирм, за-нимающихся нефтедобычей, не менее верно и по отношению к другим иностранным предприятиям, занимающимся производством и экспортом сырьевых материалов. Многие из этих фирм весьма крупны и обладают собственными, расположенными, как правило, за границей предприятиями по переработке и сбыту экспортируемых ими товаров и зачастую содержат за свой собственный счет необходимые им транспортные организации или же тесно с ними связаны. В этих условиях цены «фоб» на сырьевые товары, экспортируемые из слаборазвитых стран, определяются на основе многочисленных и сложных соображений, относящихся к различиям в системах налогообложения в отдельных странах и в соглашениях с местными правителями о размере концессионных отчислений, а равно и к финансовым соглашениям, заключаемым между отдельными предприятиями данной компании, которые вольны распределять свои прибыли между теми или иными своими филиалами или дочерними компаниями. Таким образом, данная фирма, занимающаяся производством и экспортом сырьевых материалов, данное предприятие по переработке таких материалов или продуктов или даже транспортная компания могут показывать в своих книгах по своему усмотрению то высокие, то низкие цены (или то высокие, то низкие прибыли) в зависимости от того, что для них выгоднее в данное время, поскольку все эти предприятия могут находиться в одном и том же владении [7-67].

Это приводит нас к другому, более важному аспекту данного вопроса. Изменения в условиях торговли в той мере, в какой они зависят от изменений в ценах на сырье, а не в ценах на импортируемые товары, имеют в действительности очень мало значения для большинства слаборазвитых стран, экспортирующих сырьевые продукты, и особенно для большей части этих стран, где производство и экспорт сырьевых продуктов производятся иностранными предприятиями. Конечно, при наличии более высоких цен «фоб» на экспортируемые сырьевые продукты местные рабочие или крестьяне-производители получают возможность выторговать себе несколько более выгодные условия в своих отношениях с данной компанией по производству или оптовой торговле этими продуктами. С другой стороны, снижение цен «фоб» может привести к прекращению тех или иных операций данной компании и к увеличению безработицы. Но, как уже указывалось раньше, экономические особенности сырьевых продуктов большей частью таковы, что их предложение на рынке не отличается большой эластичностью, а изменения спроса влияют преимущественно на уровень цен и прибылей. Однако следует тут же решительно подчеркнуть, что прямая связь между размерами этих прибылей и уровнем благосостояния населения данных слаборазвитых стран или экономическим уровнем указанных стран зависит всецело оттого, кому достаются эти прибыли и как они применяются их получателями [7-68]. Снижение прибылей может повлечь за собою просто соответствующее уменьшение перевода средств за границу, что может больно ударить по иностранным акционерам данных компаний или даже отрицательно сказаться на тех странах, платежный баланс которых пострадает от этого. Однако все это может и не оказать существенного влияния на экономику страны, из которой экспортируются данные сырьевые товары. С другой стороны, рост прибылей, получаемых предприятиями, производящими сырьевые материалы, может иметь своим результатом увеличение средств, переводимых в счет дивидендов, или же новые капиталовложения в расширение производства сырьевых материалов, что, как мы видели, также не имеет особого значения для слаборазвитых стран. В самом деле, поскольку рост цен на сырье и соответствующее увеличение прибылей предприятий, производящих эти материалы, ведет обычно и к росту платежей в пользу иностранного капитала, то рост цен на экспортируемые этими предприятиями товары не приводит к увеличению емкости рынков слаборазвитых стран по отношению к импортируемым из-за границы товарам, а ведет лишь к расширению «некомпенсированного» экспорта этих стран. Как пишет д-р Шифф, впервые, насколько мне известно, подчеркнувший этот важнейший момент,

Вряд ли стоит добавлять к этому, что в тех случаях, когда выросшие прибыли достаются не иностранному капиталу, а местным оптовым торговцам и экспортерам, последствия улучшения условий торговли для экономической жизни страны зависят от путей использования этих прибылей [7-70].

V. Вывод второй: вымысел о недостатке предприимчивости

Второй вывод имеет отношение к другого рода вымыслам, усердно распространяемым в настоящее время в исследованиях, посвященных вопросам экономического развития. Авторы этих вымыслов неутомимо пытаются найти объяснение отсталости слаборазвитых стран то в действии каких-то неведомых «извечных сил», то в каком-то беспорядочном наборе на первый взгляд замысловатых, но на самом деле крайне поверхностных рассуждений. К числу этих рассуждений относятся сетования по поводу отсутствия в слаборазвитых странах «предпринимательского духа», который якобы содействовал экономическому развитию западных стран. Под влиянием работ Вебера и Шумпетера, кстати говоря, стоящих намного выше подобных банальностей, экономисты, придерживающиеся аналогичных взглядов, подчеркивают решающую роль «творческих предпринимателей» в обеспечении экономического прогресса. Так, проф. Ейль Броузен утверждает, что

Проф. Мозес Абрамович в свою очередь находит, что

А проф. Артур Коул увлекся настолько, что провозгласил, что «изучение „предпринимателей“ представляет собою изучение основной фигуры в истории современной экономики и… центральной фигуры в экономике вообще» [7-73].

Но вся беда в том, что эта теория, главенствующая роль в которой отводится указанной «центральной фигуре», или сводится к простой тавтологии, или же про-сто ошибочна. Если остановиться на первой, более снисходительной оценке, то получится, что единственное открытие этой доктрины заключается в том, что при отсутствии промышленного капитализма нет и промышленников-капиталистов, и наоборот; такой вывод несомненно правилен, но в то же время он на редкость плосок. Ибо на протяжении всей истории в мире повсюду встречались честолюбивые, предприимчивые и бессердечные люди, стремившиеся воспользоваться представлявшимися им возможностями вводить те или иные «новшества», выдвигаться вперед, захватывать власть и осуществлять управление. В одни эпохи и в одних странах из рядов этой элиты выходили племенные вожди, в другие времена и в других местах из их среды выдвигались рыцари, придворные и духовные сановники, а на определенной стадии исторического процесса из этой среды выходили именитые купцы, искатели приключений, исследователи новых стран и подвижники науки. И наконец, в самый последний период исторического развития — в эпоху современного капитализма из подобной среды стали выдвигаться капиталисты-предприниматели, организующие промышленное производство или овладевающие искусством финансовых операции, так чтобы поставить под свой контроль крупнейшие сосредоточения капитала. Вполне очевидно поэтому, что задача, стоящая перед всяким теоретиком предпринимательства, заключается не в объяснении внезапного появления на сцене особо одаренных людей — ибо такие люди извечно появлялись среди нас! — а в разъяснении того обстоятельства, почему на определенной стадии исторического развития эти люди стали направлять свой «гений» на накопление капитала и почему они убедились, что лучший путь к этому состоит в капиталовложениях в промышленные предприятия. Пренебрегая подобным анализом и призывая вместо этого на помощь мифическую божественную силу, такие горе-теоретики уподобляются тем, кто стал бы «объяснять» убожество наличием нищеты, в результате чего вся теория о стратегически важном значении предпринимателя становится совершенно несостоятельной. Но ставшему ныне модным исследователю истории предпринимательства,

В литературе, приписывающей экономическую отсталость недостатку такого «фактора производства», как наличие способных предпринимателей, не делается даже попыток к историческому и социологическому анализу этого явления. Из этого можно заключить, что подобные авторы стремятся не столько к разработке общей теории экономического развития, сколько к простой констатации некоего конкретного явления, наблюдающегося в слаборазвитых странах. Это явление заключается будто бы в отсутствии у обитателей экономически отсталых стран тех черт характера, которые свойственны предпринимателям, причем отсутствие этих черт объясняется затем лишь некоторыми биологическими и психологическими особенностями данных обездоленных народностей. Нет необходимости тратить время на разбор подобных объяснений, расистский смысл и значение которых невдомек, пожалуй, только самым ярым апологетам тех положительных качеств бережливости, смелости, готовности идти на риск и богатства воображения, которые зачастую приписываются исключительно англосакским народам. Достаточно отметить то простое обстоятельство, что отмеченный недостаток предпринимательских или, если на то уж пошло, каких-либо других способностей у народов слаборазвитых стран существует лишь в воображении западных авторов работ по вопросам экономического развития. На самом деле в слаборазвитых странах наблюдается обилие, а то и чрезвычайное обилие людей, обладающих теми или иными предпринимательскими способностями! Возьмем ли мы Индию, страны Ближнего Востока, Латинской Америки или же такие отсталые европейские страны, как Грецию или Португалию, — все они буквально кишат предприимчивыми дельцами, строящими всякого рода проекты и планы, проницательно-расчетливыми, но готовыми в то же время идти и на риск, стремящимися с наибольшей выгодой «объединить свои ресурсы» и преисполненными решимости максимально умножать свои прибыли в пределах существующих для этого возможностей. Вопрос о наличии или отсутствии способностей к предприимчивости в слаборазвитых странах сходен с вопросом о положении с экономическим излишком. Дело заключается не столько в наличии способных предпринимателей, сколько в том, как они применяют свои силы в рамках существующих социально-экономических отношений. Приведем в этой связи характерное для многих мнение одного из выдающихся исследователей:

Все это относится в той же мере к большинству слаборазвитых стран [7-76].

VI. Вывод третий: три ошибки мальтузианства

Но, как гласит русская поговорка, это — только цветочки, а ягодки впереди. В самом деле, главное усилие свалить вину за отсталость и застой в большей части капиталистического мира и объяснить их факторами, по всей видимости не связанными с социально-экономическими условиями, существующими в этом мире, буржуазная общественная наука делает в своих теоретических экскурсах по вопросам народонаселения. Современная литература, посвященная слаборазвитым странам, изобилует подобными экскурсами. На ней лежит печать унылых рассуждений, мрачных предсказаний по поводу возможностей улучшить судьбу многомиллионных масс, которыми «кишат» слаборазвитые страны. Непрерывный и, видимо, все более убыстряющийся рост народонаселения как результат высокой и все растущей рождаемости, а также снижения смертности благодаря улучшению санитарно-гигиенических условий рассматривается как препятствие к быстрому росту дохода на душу населения. Таким образом, перспективы, стоящие перед народами, населяющими экономически отсталые страны, омрачаются якобы нависшей над ними тяжелой угрозой, на которую указывал в свое время Мальтус, и единственный проблеск надежды для них заключается будто бы в незамедлительном принятии ими каких-то более или менее решительных мер для обуздания роста народонаселения в их странах. В устах ученых-экономистов этот глубокий пессимизм находит себе проявление в таких, например, тщательно взвешенных, как и подобает ученым, высказываниях:

Публицисты-популяризаторы, обращающиеся к более широкой публике, выражаются несколько красочнее… «Никогда еще в истории, — восклицает один из наиболее преуспевающих среди них, — не находилось на краю пропасти столько миллионов людей». Причина этого, поясняет он, заключается

Другой автор, книга которого удостоилась предисловия, написанного Джулианом Хаксли, мрачно вещает, что «со временем произойдет неизбежное и численность народонаселения всего мира… будет слишком велика по сравнению с производством пищевых продуктов, требующихся для его пропитания» [7-79]. В самом деле, если только не прекратится «безудержное спаривание» «быстро размножающихся миллионов» людей, то ничем нельзя будет изменить положение, возникающее в слаборазвитых странах; «если только не остановится рост народонаселения, мы можем с таким же успехом прекратить всякую борьбу» [7-80].

Конечно, выражение «мы» в данном контексте приводится лишь для красного словца. Те, которые якобы «могут с таким же успехом прекратить всякую борьбу», — это не «мы», кто бы ни подразумевался под этим выражением, а голодающие, страдающие от болезней и охваченные отчаянием массы населения отсталых стран. Они «могут с таким же успехом» отказаться от

Весь этот внушающий подлинный трепет перечень факторов, способствующих сохранению нынешнего положения в слаборазвитых странах, должен, видимо, показать, сколько обстоятельств приходится взвесить народам слаборазвитых стран перед тем, как вообще сказать что-либо, а тем более предпринять что-либо для устранения своих нынешних лишений. Но все эти мудреные разглагольствования не ведут к каким-либо практическим результатам, ибо «нам необходимо перевоспитать себя, свыкнувшись с мыслью о том, что окружающая нас среда целиком (курсив мой. — П. Б.) подчинена физическим законам, как и какой-нибудь подброшенный нашей рукой мяч» [7-81].

Подобное «объяснение» неомальтузианцев имеет столь же мало общего с современной наукой, как и во времена самого Мальтуса, так как их выкладки находятся в полном противоречии с научно установленными фактами. Попытаемся кратко коснуться этих выкладок. Прежде всего неверно, что низкий жизненный уровень, голод и эпидемии неизбежно сопутствуют высокой плотности населения. Проф. Грундфест составил таблицу (см. стр. 355), в которой приводится (округленно) плотность населения в некоторых «бедных» (экономически отсталых) и «богатых» (высокоразвитых) странах и районах.

Последние два вывода о том, что решающим фактором, определяющим доход на душу населения, служит степень индустриализации данной страны, а не плотность ее населения, полностью подтверждаются сопоставлением уровня потребления энергии с совокупным общественным продуктом данных стран [7-84]. Приводим соответствующую таблицу.

Таблица 4. Потребление энергии и национальный доход на душу населения

Но если утверждение, что бедность данной страны вызывается ее перенаселенностью, представляет собою простую выдумку, то столь же нереально приписывать эту бедность «физической» невозможности снабдить население достаточным количеством продовольствия [7-85]. Абсурдность подобных утверждений вполне очевидна — все равно, станем ли мы рассматривать всю эту проблему в рамках конкретных сроков или же попытаемся проникнуть в досужие, относящиеся к 2100 или 2200 гг. расчеты лжеученых, пророчествующих гибель человечеству. Что касается анализа указанной проблемы в плане конкретных сроков, то решение ее дается в превосходном докладе д-ра К. Таубера, руководителя Статистического отдела Организации по вопросам продовольствия и сельского хозяйства ООН. Вот к каким выводам пришли исследователи, занимавшиеся этой проблемой:

Колин Кларк идет дальше. Он полагает, что независимо от возможности освоения новых земель применение правильной агротехники на используемых уже землях позволило бы собирать с них достаточно продуктов для пропитания населения земного шара,

Что же касается фантастических в духе Жюля Верна расчетов неомальтузианцев, то все, что можно было бы сказать по этому поводу, прекрасно выражено в яркой монографии проф. М. К. Беннетта, директора Научно-исследовательского пищевого института при Стэнфордском университете, где говорится:

А один из английских ученых заключает свой содержательный «обзор производительных способностей человечества» следующими словами:

Поэтому совершенно бессмысленно разглагольствовать о «перенаселенности» в каком-то общем смысле — и в этом заключается третья основная ошибка мальтузианства старой и новой формации. Чтобы понятие «перенаселенность» приобрело какой-то конкретный смысл, необходимо прежде всего совершенно ясно указать, по отношению к чему именно численность народонаселения предполагается излишней. Стоит лишь уяснить себе это, как сразу же станет очевидно, что есть мало, а то и вовсе нет таких мест на свете, о которых можно было бы вполне беспристрастно сказать, что они страдают от перенаселенности по отношению к своим природным ресурсам. О перенаселенности в применении ко всему миру не может быть, конечно, и речи. Если на современной стадии исторического развития и существует какая-то перенаселенность, то это перенаселенность не по отношению к природным ресурсам, а по отношению к производительному основному капиталу. Как проницательно выразился Энгельс, «население оказывает давление не на средства существования, а на средства, необходимые для труда» [7-90].

Но наличие «средств, необходимых для труда», не дается самой природой; это — явление социального порядка, а поэтому его и необходимо осмыслить как таковое и соответствующим образом в отношении него действовать. Как уже указывалось выше, разница между фактическим экономическим излишком, вкладываемым в расширение производительных сил человечества, и потенциальным экономическим излишком, который мог бы быть использован для этих целей в рационально организованном обществе, достигла столь огромных размеров как в высокоразвитых, так и в слаборазвитых странах, что в течение сравнительно короткого времени можно было бы добиться огромного увеличения производительных сил [7-91]. Как говорит д-р Таубер,

Стало быть,

Ибо экономическое развитие, и только оно, в состоянии разрешить так называемую проблему перенаселения в обоих ее аспектах. Экономическое развитие увеличивает продовольственные ресурсы и замедляет в то же время рост народонаселения.

Приведём в этой связи еще одну цитату из высказываний проф. Беннетта:

Способствуя улучшению медицинского обслуживания и распространению профилактических мероприятий, экономический рост приводит к значительному снижению смертности, что действует благотворно и необходимо повсюду, и особенно в экономически отсталых странах. Ибо снижение смертности знаменует собою не только улучшение состояния здоровья, жизнеспособности и производительности труда населения, но также, что особенно важно, и снижение детской смертности. Чтобы оценить все значение этого с чисто экономической точки зрения, следует учесть, например, что приблизительно 22,5 % национального дохода Индии расходуется на содержание детей, которые умирают в возрасте до 15 лет и, таким образом, не имеют возможности включиться в какую-либо производительную деятельность [7-95].

Нельзя, конечно, отрицать возможности того, что даже после создания всех необходимых условий для быстрого и рационального экономического развития, после того, как скажется все влияние этого развития на уровень рождаемости и смертности и будут исчерпаны все возможности по научно обоснованному использованию всех земных ресурсов, что даже и после всего этого может выявиться недостаток в продовольственных или других продуктах, необходимых для существования рода человеческого. Однако подобная гипотеза представляет собою на нынешней стадии исторического развития столь отдаленную и не имеющую реального значения возможность, что можно спокойно присоединиться в этом отношении к мнению проф. Беннетта, «не проявляющего ровно никакого интереса» к этой проблеме. Как отметил Энгельс в цитированном уже выше письме к Ф. А. Ланге, если «…наконец, наука сможет быть применена в сельском хозяйстве в массовом масштабе и с той же последовательностью, как и в промышленности», и если после того, как все эти (неиспользуемые или плохо используемые) «области будут перепаханы, наступит недостаток в продуктах, то будет ещё достаточно времени, чтобы предупредить опасность» [7-96].

Тем временем, конечно, крайне необходимо бить в набат, но не потому, что извечные законы природы якобы не позволяют прокормить все население земного шара. Нет, бить в набат следует потому, что экономическая и социальная системы капитализма и империализма обрекают великое множество людей на лишения, вырождение и преждевременную смерть. Бить в набат необходимо потому, что экономическая и социальная системы капитализма и империализма препятствуют столь настоятельно необходимой полной мобилизации потенциального экономического излишка и достижению этим путем надлежащих темпов экономического развития. Как мы уже видели раньше, в большинстве слаборазвитых стран потенциальный экономический излишек достигает (или превышает) примерно 20 % их национального дохода. Из какого соотношения между капиталом и продукцией мы ни исходили бы, производительные капиталовложения в состоянии дать соответствующее увеличение в доходах в размере от 7 до 8 % (а нередко и больше) в год на вложенный капитал [7-97]. Если же в настоящее время и наблюдается какое-то увеличение доходов, то его или еле хватает для покрытия дополнительных потребностей, связанных с ростом численности народонаселения на 1–2 %, или же оно лишь незначительно их перекрывает.

Итак, на самом деле происходит подлинная «гонка между численностью народонаселения и экономическим развитием», причем эта гонка приобретает вдвойне трагический характер в результате черствости, человеконенавистничества и холодной жестокости, сквозящих в каждой странице империалистических писаний, посвященных проблеме народонаселения в слаборазвитых странах. Дело не в том, что «гуманитарные соображения не играют важной роли в государственной деятельности, поскольку правительства вообще не руководствуются в своих действиях подобными соображениями» [7-98]. Дело в систематическом насаждении идеологии, проникнутой пренебрежением к человеческой жизни и презрением к человеческому благополучию, как только речь заходит о жизни и благополучии народов отсталых стран. Ибо трудно придать какое-либо другое значение таким, например, откровениям:

Медикам следовало бы лучше принять к сведению и руководству то обстоятельство, что

Как явствует из следующего дальше утверждения, по крайней мере некоторые медицинские работники начинают «строить свои этические воззрения» в большем соответствии с «условиями современного мира»:

Проф. Норберт Винер отдает себе отчет во всех последствиях этого новоявленного варварства. Он указывает:

Как видно, проф. Винер еще не дошел до того, чтобы «исходить в своих этических воззрениях» из требований «современного мира». Зато эти «требования» охотно подхватываются нашими «современными» друзьями народов, населяющих слаборазвитые страны.

Но хуже всего было бы «неуклонное снижение процента лиц на земном шаре, придерживающихся идей и культурного уклада {sic!}, сложившихся в западном мире начиная с 1600 г.». Это бедствие еще больше усугубится, если не будет найден какой-то способ

А это, тревожится Фогт, будет иметь своим последствием «удорожание управления некоторыми частями перенаселенной Европы и Азии» [7-104].

По этому поводу можно, конечно, возразить, что «подобные рассуждения, призванные обеспечить господство белой расы и означающие на самом деле призыв к войне всех против всех» [7-105], к счастью, характерны лишь для «сумасбродных подонков» нашего общества. Но это, увы, не так! Ни Барух, написавший предисловие к книге Фогта, ни Джулиан Хаксли, расхваливавший книгу Кука, не находятся как будто на задворках мыслящих кругов нашего общества. Нельзя также считать неправильным приписывание подобным общественным деятелям взглядов, которые они, не колеблясь, отвергли бы, если бы отдавали себе отчет в их последствиях. Ибо вопрос не идет о субъективном доброжелательстве или злобности того или другого отдельного лица, хотя, как справедливо выразился однажды Дж. С. Фэрниволл, «в политике, как и в праве, следует исходить из того положения, что люди должны отдавать себе отчет в естественных последствиях своих деяний». Речь идет исключительно об объективной роли, которую играют неустанно распространяемые этими лицами суждения. Подобный образ мышления характерен для социально-экономического строя, попавшего в тупик в результате своей собственной чудовищной несостоятельности и явно ставшего поперек пути дальнейшего развития, да и самого существования рода человеческого. В настоящее время вопросы экономического развития представляют собою наиболее настоятельную проблему, касающуюся самых насущных потребностей большинства человечества. Каждый потерянный год означает потерю миллионов человеческих жизней. Каждый год бездействия влечет за собою дальнейшее ослабление, дальнейшее ожесточение народов, прозябающих в слаборазвитых странах. Джон Фостер Даллес попал однажды в самую точку, заявив:

На самом деле эти условия, конечно, являются условиями не какого-то индивидуалистического общества, а монополистического капитализма и империализма.

Это «состояние общества», ставшее «ненужным» ещё в 1891 г., когда Энгельс писал эти строки, стало еще более ненужным в наши дни. Существовавшие уже в то время «огромные производительные силы» достигли с тех пор колоссальной мощи. Проблемы, связанные с недостаточным экономическим развитием, перенаселенностью, распространением нужды и болезней, могут быть разрешены ныне в течение жизни одного поколения посредством согласованных, планомерных усилий в общемировом масштабе. Из этого нельзя заключить, однако, что именно таким будет действительный ход исторического развития.

Именно такой период гниения и переживает в настоящее время значительная часть земного шара. Как выразился Фогт в заключительной части своей книги, «род человеческий попал в положение, которое можно было бы сравнить с положением человека, обувь которого оказалась на два номера меньше». Весьма удачное сравнение! Но эта обувь — монополистический капитализм и империализм. Перед большинством человечества стоит ныне дилемма: или освободиться от этих оков, или же оказаться самому обрубленным под размер уродующих его колодок.