Полночная невеста

Глава 5

София Уингейт со всех ног устремилась к Джерому, как только он показался в дверях гостиной. Она была весьма эффектной женщиной. Природа щедро одарила ее разнообразными прелестями: соблазнительной фигурой, лицом в форме сердечка, которое она довольно искусно расписывала, пудрила и румянила, всячески стараясь обратить на себя внимание. Ее огненно-рыжие волосы были уложены в замысловатую прическу, высоко взбитую в соответствии с модой, щеку украшала черная мушка.

София игриво улыбнулась герцогу. Она славилась тем, что питала неуемную страсть к аристократам и умело завлекала их в постель. Чем выше был титул, тем более страстно она домогалась мужчины, который его носил. Неудивительно, что она поедала глазами Джерома, облизывалась теперь как на особенно лакомый кусочек.

– Я так счастлива, что все-таки соблазнила вас приехать к нам сюда.

Джером в душе возмущался тем, что она относила его приезд на свой счет. Но поскольку настоящая причина должна была оставаться в тайне, он не стал разочаровывать хозяйку Уингейт-Холла.

Сегодня София облачилась в платье из зеленого шелка, вырез которого был настолько глубоким, что ее пышные груди чуть не выскакивали наружу. Обыкновенно благородные дамы не надевали таких вызывающих нарядов к обеденному столу.

Джером, правда, весьма сомневался в благородном происхождении этой вульгарной женщины.

Никто в столичном обществе не слыхивал о ней до тех пор, пока ее первый муж, престарелый, но очень знатный сэр Джон Кресвелл, не вывез ее в свет. Свадьба, говорят, была чуть ли не тайной, и умер счастливый супруг, не прожив и года. Молодая вдова оплакивала его недолго и спустя всего четыре месяца вышла замуж за Альфреда Уингейта.

Джером, в расчете на то, что София несколько поумерит свой пыл, вежливо поинтересовался:

– Вы родом из Йоркшира, миссис Уингейт?

– Нет. – О, как изменился тон воркующей красотки, тема-то ей, похоже, не по душе.

«Продолжим», – подумал Джером, мысленно возблагодарив Господа за то, что так удачно поколебал самоуверенность этой сладострастной самочки.

– А откуда же?

Она замялась, словно подыскивая ответ, а затем, явно радуясь своей выдумке, сообщила:

– Из Корнуолла.

Ее призывный взгляд убеждал: «Ах, это совсем неинтересно». Джером улыбнулся, но не ей, а ее выбору: значит, как можно дальше от Йоркшира. Лгала она храбро, но неискусно. Обладая прекрасным слухом, он не мог уловить ни малейшего намека на корнуэльский акцент в ее речи.

– Ах, из Корнуолла! И где же вы там жили? – он изобразил искренний интерес.

– Я родилась... э-э-э... в очень отдаленной деревне, под Лэнд-Эндом.

– Ну поведайте же нам, где рождаются такие красавицы! – Джером развлекался. К счастью, София, насилу отбивавшаяся от его каверзных вопросов, ничего не замечала.

Джером с удовольствием наблюдал, как лихорадочно она перебирает в памяти все известные ей названия корнуэльских деревень. Наконец она решилась и почти непринужденно произнесла:

– Представьте, в Уэст-Карри.

Забавно! Уэст-Карри находилась, конечно, в Корнуолле, но вовсе не около Лэнд-Энда, как утверждала София, а совсем в другом месте. Бог ее знает, откуда взялась эта развратница.

Джером окончательно потерял интерес к разговору и принялся рассматривать присутствующих в комнате гостей. Так, две неизвестные ему семейные пары среднего возраста в противоположном конце гостиной. А вот и сам хозяин.

Альфред Уингейт, муж Софии, стоял около камина, беседуя с изящным юношей с волосами цвета соломы, который утром помогал вытащить Ферри из реки. Да, честно говоря, Альфред сильно постарел со времени их последней встречи. Его темные волосы почти совсем поседели, а сам он словно усох и согнулся. Совсем старик. И вид такой жалкий, будто боится чего-то.

Дверь гостиной широко распахнулась, и Джером бросил на нее нетерпеливый взгляд, надеясь вновь увидеть леди Рейчел. Увы! Вместо нее на пороге появился лорд Феликс Оверенд, сын маркиза Кэлдхэма. Джером поморщился. Вот уж некстати. Что ж, и у маркизов есть свои горести. Например, подобный отпрыск – вот уж ни ума, ни сердца. И вкус отсутствует, и хоть сколько-нибудь приятная внешность.

Джером обреченно вздохнул. Общество его не устраивало, и леди Рейчел запаздывала. Со скуки он принялся разглядывать Феликса. Только хорошее воспитание не позволило ему расхохотаться. Ну просто петух, обвешанный бриллиантами. Шелковый камзол канареечного цвета поверх таких же панталон. Фламандские кружева широчайшими оборками украшали его манжеты. Белый жилет был необычайно пестро расшит букетами желтых роз, анютиных глазок и нарциссов.

Маркиз обожал все самое-самое. Походка у него была особенная, не важно, что нелепая до смешного. Его лошади были самыми белоснежными, карета – самой вычурной, платье – самым броским. Он до такой степени дорожил всеобщим вниманием, что не особенно задумывался: с восхищением или с насмешкой на него смотрят.

Феликс подошел к Софии и Джерому. Даже на высоких каблуках он был значительно ниже герцога. Джерому в нос ударил сильнейший запах, Феликс, наверное, вылил на себя целый флакон этих ужасных духов. Мускус! Теперь весь вечер придется это терпеть.

Джером ненавидел запах мускуса, как, впрочем, и самого Феликса.

Второй сын Кэлдхэма, Феликс, не должен был унаследовать многое от отца, но его обожал дед по материнской линии. Старик умер, когда мальчику было всего шесть лет, оставив внуку огромное состояние. Джером сомневался, что дедушка был бы так же щедр, если бы увидел, во что превратился его повзрослевший любимец.

– Я слышал, что вас ждут в Уингейт-Холле, Уэстли, но, признаться, не слишком рассчитывал на встречу.

Высокий голос Феликса как будто самой природой был предназначен для постоянных жалоб.

– Слишком далеко для его светлости, – сказал я себе.

Бриллианты переливались всеми цветами радуги на золотых пуговицах его камзола, в кольцах, которые он старательно держал на виду, на пряжках, стягивавших панталоны под коленями, и даже на желтых сапожках с высокими каблуками.

Джером, не желая вступать в беседу, тем не менее сухо заметил:

– Вы сегодня выглядите особенно блестяще. Разумеется, для сколько-нибудь умного человека насмешка была бы очевидна, но только не для Феликса Оверенда Кэлдхэма. Бедняга был явно польщен:

– Спасибо, искренне вам признателен. Он принял очередную нелепую позу, демонстрируя покрой своего канареечного камзола.

– Мой портной, а он лучший в Лондоне, уверил меня, что именно этот цвет будет в моде в следующем сезоне. Я решил и в этом быть первым. – Он повернулся на каблуках. – Ну как?!

Он обвел всех присутствующих победным взглядом, но, вдруг что-то вспомнив, обратился к Софии тоном капризного ребенка:

– Вашей племянницы здесь нет, мадам.

София кокетливо поиграла веером.

– Дорогой мой лорд Феликс, право, я чувствую себя старухой, когда вы обращаетесь ко мне со своим «мадам». Я ведь старше своей племянницы всего на несколько лет.

София намекала на то, что ей еще далеко до тридцати лет, ожидая при этом, что Феликс, а главное Джером, немедленно воскликнут: «Конечно, конечно, София. Вы так прекрасно выглядите, вам не дать больше... А кстати...» – она усмехнулась в душе: «Кстати, какую цифру им следовало бы назвать, чтобы я осталась по-настоящему довольна?»

Но довольной ей быть не пришлось. Ни чуточки. Потому что оба ее кавалера повели себя отнюдь не по-джентльменски. Джером вообще чуть ли не отвернулся, а Феликс ни с того ни с сего напыщенно заявил:

– Вы, конечно, слышали о моем новом приобретении?

Кто же этого не слышал? Феликс коллекционировал все, что попало, но непременно самое дорогое – картины, фарфор, украшения. Для него не существовало цены слишком высокой. Его желания были превыше всего. Две недели назад, зайдя на аукцион, Феликс и лорд Баурн увидели акварель одного второстепенного художника, Огюста Сике, и поспорили, что вскоре о ней заговорит весь город.

– Каждый, кто меня знает, подтвердит, что рано или поздно я получаю все, что хочу, – сказал Феликс. – Баурн – просто болван, что надеялся перебить цену.

Но общие знакомые Феликса и Баурна считали болваном именно маркиза. Баурн дружил с прежним владельцем картины, который был не прочь сплавить акварель, заломив за нее несовместимую с ее достоинствами цену. Кого и ловить в такие сети, как не богатого глупца вроде лорда Феликса.

Джером, незаметно оставив Феликса и Софию, подошел к Альфреду. Поприветствовав лорда Уингейта, он поинтересовался, нет ли вестей от пропавшего племянника.

– Пока ничего нет, – ответил Альфред надтреснутым и хриплым старческим голосом. – Последнее письмо, которое мы получили, было от капитана «Бетси». Стивен должен был плыть на этом корабле из Франции в Дувр. В нем сказано, что Стивен пропал в Кале. Это обнаружили, когда нужно было уже отчаливать. Судно отложило отправку до следующего рейса, но Стивен так и не появился. – Альфред горестно вздохнул. – С тех пор никому не известно, где он, что с ним. Он, конечно, большой повеса и осторожностью никогда не отличался. Я все надеюсь, что его не закололи в пьяной драке. А из всего остального он рано или поздно выберется. Храбрости и сообразительности ему хватает. Не правда ли? – старик посмотрел на Джерома, и тот еще раз подивился и его голосу, и выцветшим глазам. На руках стали выпирать жилы, осанка – ни к черту.

«Да, – подумал Джером, – я-то рассчитывал, что он рад бесконечно свалившемуся богатству. И власть у него теперь изрядная. Такое поместье, как Уингейт-Холл, – не шутка. И вот, пожалуйста, – стар, сед и печален. Непохоже, чтобы брак его был счастливым, он озирается, как загнанный волк».

Сам Джером тоже окинул взглядом зал. Вид у герцога при этом был скорее орлиный, если уж продолжать сравнение.

Но в этот момент в комнате появилась наконец Рейчел. Феликс на своих высоких сверх меры каблуках засеменил ей навстречу, спеша засвидетельствовать свое почтение. Что-то они там друг другу говорили.

Джером намеренно не обращал внимания на эту пару, хотя к беседе незаметно прислушивался.

– Боюсь, наши наряды совсем не подходят друг другу, – вздохнула Рейчел. Тем не менее она изо всех сил привлекала его внимание к своему на редкость безобразному одеянию.

Феликс нахмурился.

– Да, в самом деле, – заявил он с прямолинейностью глупца.

На мгновение Рейчел показалось, что ее затея удалась, лорд Феликс, кажется, по-настоящему расстроился. Он как-то неловко засуетился вокруг нее, и Рейчел решила подтолкнуть его к дальнейшим действиям.

– Не лучше ли нам быть подальше друг от друга? – предложила она.

Феликс помрачнел:

– В этом нет нужды. Конечно, должен признаться, ваше платье никуда не годится. Надеюсь, в будущем вы позволите мне наставлять вас в выборе одежды, – покровительственно сказал он и помолчал немного, давая ей время оценить его великодушие. – Вы будете одеты по самой последней моде, как и я.

Рейчел оценила. Ей захотелось закрыть лицо ладонями и хохотать, хохотать... Господи, неужели этот индюк в человеческом образе говорит все серьезно. Ну что же, берегись, лорд Феликс, посмотрим, как тебе понравится вот это.

– Но я очень люблю это платье, – сказала она со всей искренностью, на какую в данный момент была способна.

Ужас, выразившийся на лице Феликса, подстегнул ее к развитию этой темы.

– Оно так мне идет, – с воодушевлением настаивала Рейчел. – И фасон такой необычный, и цвет редкий. Разве вы не согласны?

Покупая это платье, София наверняка выбрала это горчичное безобразие именно потому, что хорошо представляла себе, как ужасно в нем будет выглядеть Рейчел.

– Мне крайне неприятно разочаровывать вас, но это мой долг! – чуть ли не торжественно провозгласил Феликс. – Отныне доверьтесь моей мудрости и опыту и позвольте мне руководить вами в подобных вещах. Вы и сами знаете, что со стороны виднее.

Рейчел прикрыла лицо веером, иначе невозможно было скрыть улыбку. Сам Феликс служил наилучшим подтверждением своих слов.

– Надеюсь, я вас не разочаровала? – с притворной озабоченностью спросила Рейчел, втайне надеясь, что это так и есть.

– О! Вам это не удастся, что бы вы на себя ни надели.

Да, попытка явно не удалась. Рейчел огорченно вздохнула. Тут нужно что-то более действенное.

Размышляя над своим затруднительным положением, Рейчел рассеянно оглядела зал, взгляд ее упал на герцога Уэстли, и сердце учащенно забилось. Тетя София представляла герцогу своих гостей; Элеонору Пакстон и ее родителей, мистера и миссис Арчи. В то время как герцог обменивался с ними любезностями, Рейчел украдкой присматривалась и, к своему удивлению, не заметила никакого высокомерия, о котором говорил ее брат.

Герцог выглядел очень элегантно в своем камзоле цвета полночного неба. Правда, одежда его не пестрела вышивкой и не блистала бриллиантами, которые в изобилии рассыпались по канареечному наряду Феликса. Тем не менее герцог производил гораздо-более сильное впечатление и всем своим видом внушал уважение.

Рейчел немедленно покраснела. Боже, она ворвалась к нему в спальню, как... даже подумать стыдно, как кто! Элеонора, случайно встретив ее в коридоре, пришла в недоумение, если не сказать больше. Она, не задумываясь, потащила Рейчел за собой, подальше от комнат герцога.

– Что ты здесь делаешь? – отдышавшись, спросила ошеломленная подруга. – Ни одна уважающая себя девушка даже в мыслях не осмелится подойти к спальне мужчины!

Неудивительно, что герцог посчитал ее бесстыдной.

Но Рейчел и не подозревала, что совершает нечто предосудительное. Ну если она идет к герцогу с таким срочным сообщением, не все ли равно, где они поговорят – в спальне, гостиной, саду или на чердаке! Никто не посвящал ее в тонкости поведения, подобающего молодой девушке. Ее родители умерли слишком рано, а Софии не было до этого никакого дела. Дяде Альфреду тоже не приходило в голову, что пора бы начать вывозить племянницу в Лондон. Она безвыездно жила в Йоркшире, заботясь об Уингейт-Холле.

Феликс, озадаченный ее молчанием, решил привлечь к себе внимание Рейчел. Он достал какой-то, видимо, редкостный платок из кармана, желая похвастаться перед будущей невестой. Но, Боже, как напрасно он это сделал. Если сильнейший запах мускуса, исходивший от маркиза, слегка под выветрился, то платок благоухал необычайно. Рейчел, не переносившая этот запах, тут же начала чихать.

– Я... апчхи... Я... апчхи... не могу... апчхи... мускус...

На глазах у нее выступили слезы. Гости начали оборачиваться, а она никак не могла остановиться. Рейчел просто сбежала от Феликса, торопливо бросив на ходу:

– О, вы должны меня извинить.

Немного придя в себя, она направилась к Элеоноре, но по дороге ее неожиданно остановил Уэстли.

Сердце ее на мгновение остановилось и вновь забилось в бешеном темпе. Она не осмеливалась поднять глаза и попыталась что-то пробормотать, но слова застряли у нее в горле.

Безо всякого выражения герцог произнес:

– Надеюсь, мои поздравления уместны.

Тут Рейчел, позабыв о своем смущении, удивленно посмотрела на него.

– Поздравления с чем?

– С вашей помолвкой с лордом Феликсом.

– Вот еще! – негодующе фыркнула Рейчел, вновь пренебрегая приличиями. – Это все тетя София. Она настаивает, чтобы я вышла за него замуж. Ни за что! Никакой помолвки не было и не будет!

Герцог неожиданно улыбнулся. Отчуждение в глазах растаяло, Рейчел вновь услышала его низкий волнующий голос.

– Вы снова удивляете меня, леди Рейчел, – сказал он загадочно, не отрывая от нее потемневших синих глаз.

Вдруг дверь гостиной с шумом распахнулась, и появилась Фанни Стодарт в роскошном белом парчовом платье с замысловатым узором из синих, красных, зеленых и коричневых цветов. Выход получился весьма торжественный.

При виде Фанни герцог презрительно прищурился и нарочито повернулся к ней спиной.

Как раз в тот момент, когда Фанни резким тоном женщины, не желающей терять ни минуты, спросила у дворецкого: «Где герцог Уэстли?», в зале воцарилась тишина, и вопрос прозвучал гораздо громче, чем она рассчитывала. Впрочем, Фанни это совершенно не смутило.

– Разговаривает с леди Рейчел, – ответил невозмутимый дворецкий.

Фанни с громким щелканьем открыла веер и направилась к беседующим. Рейчел смотрела на нее с ужасом, что показалось Фанни нелепым, а герцог продолжал стоять к ней спиной, как какой-нибудь провинциальный невежа.

Ничуть не смущаясь, Фанни тоненько заверещала:

– Ваша светлость, мне очень неприятно, но я должна поставить вас в известность о том, что ваш слуга крайне невоспитан. Уверена, что как только вы услышите о том, что произошло, то немедленно от него избавитесь!

Уэстли повернулся к Фанни лицом. На этот раз он выглядел, как подобает настоящему герцогу, и она не сразу узнала его в новом обличье. Взгляд, которым он смерил ее, мог бы заморозить Темзу. «Да, этому человеку опасно перечить», – про себя отметила Рейчел.

Медленным тоном он произнес:

– Леди Рейчел, будьте так добры, напомните леди Стодарт о слове, которое я дал ей по ее же просьбе: больше никогда с ней не разговаривать. Заверьте ее, что герцог Уэстли никогда не нарушает своих обещаний.

Фанни в замешательстве уставилась на него, не веря своим глазам.

– Как можно! – наконец истерично вскрикнула она. – Вы не герцог! Вы – конюх! Мерзкий конюх! Эй, кто пустил сюда этого... этого, – Фанни молча хватала ртом воздух.

София, нюхом чуявшая скандал, тут же оказалась рядом. Она тихо ахнула, прижав ладонь к груди:

– Фанни, вы что, потеряли рассудок? Разумеется, это герцог.

Фанни некоторое время не могла оторвать оторопелого взгляда от лица Уэстли, сохранявшего каменное выражение, и, наконец поняв, что ее мечта стать герцогиней окончательно рухнула, в слезах выбежала из зала.

Глядя ей вслед, Рейчел даже пожалела, что не предупредила Фанни. Конечно, честолюбивые мечты все равно были бы разбиты, но, по крайней мере, не так позорно. С другой стороны, все было бы иначе, не реши Фанни испортить жизнь человеку только за то, что он не особенно с ней церемонился.

София заулыбалась, заиграла глазами:

– Прошу прощения, ваша светлость. Я не могу понять, что случилось с этой глупышкой. Боюсь, она не на шутку расстроена.

София взглянула на стоявшие в гостиной часы и виновато сообщила:

– Один из приглашенных, сэр Уальд Флетчер, запаздывает.

Рейчел тихо застонала. Неужели еще и Флетчер?!

– Мы начнем без него, – решила София и призывно посмотрела на герцога, явно ожидая, что он поведет к столу именно ее.

Но герцог повернулся и предложил руку Рейчел, спросив своим глубоким голосом; от которого у нее замирало сердце:

– Могу я сопровождать вас, леди Рейчел?

– Ваша светлость! – оскорбленно воскликнула София, несколько забывшись.

– Слушаю, миссис Уингейт.

Рейчел про себя отметила, как тонко герцог напомнил Софии, что ее племянница графиня. А значит, ее должен вести к столу наиболее знатный гость.

Девушка с трепетом вложила свою руку в руку герцога. От Уэстли исходил слабый, чуть терпкий запах, казавшийся ей удивительно приятным. Даже просто идти рядом с ним было неописуемым удовольствием. Рейчел шла как по облакам.

В обеденном зале, усадив Рейчел, герцог отодвинул соседнее кресло, предназначавшееся Софией для лорда Феликса. Рейчел улыбнулась и облегченно вздохнула, когда этот ничтожный хвастун нашел наконец пристанище на противоположном конце стола рядом с Софией. Как раз в кресле, поставленном для герцога. Представив себе всю глубину разочарования тетушки, Рейчел совсем развеселилась.

Слуги разносили черепаший суп.

Рейчел остро чувствовала, что Джером совсем рядом, и вздрагивала каждый раз, когда его широкие плечи грозили коснуться ее собственных.

Он рассеянно вертел в пальцах бокал, а Рейчел незаметно поглядывала в его сторону, любуясь его ухоженной рукой, на которой не было никаких украшений, кроме фамильного перстня – символа его герцогской власти. Глядя, как его длинные пальцы подглаживают хрустальную ножку бокала, Рейчел вспомнила, как эти пальцы касались ее груди. Кровь прилила к лицу, и ей показалось, что то острое чувство наслаждения вернулось вновь.

Уже меняли тарелки, готовясь подать очередную смену блюд. Место Фанни пустовало. Так же, как и место сэра Уальда Флетчера напротив Софии. Но уж этот непременно появится. Уальд никогда бы не упустил шанса пообедать за одним столом с герцогом Уэс-тли.

Если бы Рейчел или ее отец, как прежде, распоряжались в Уингейт-Холле, Флетчер никогда бы не получил приглашения. Оба они откровенно презирали этого хвастливого сквалыгу за его подобострастное отношение к аристократии и безразличие ко всем прочим, приводящее порой к безобразным поступкам.

Большую часть его громадного состояния составляли угольные шахты. Разумеется, сэр Флетчер считал себя слишком важной персоной, чтобы снизойти к нуждам собственных рабочих. Поэтому требования его были почти за гранью возможного, а платил он так, чтобы шахтеры только не умерли с голоду. Впрочем, и в таких случаях он отнюдь не печалился. Этот умер, придет другой.

О себе сэр Уальд заботился не в пример лучше. Конечно, лорда Феликса ему не затмить, но и о его роскошествах ходили легенды.

Вот кто всегда был в восторге от сэра Уальда Флетчера, так это тетя София. Рейчел нисколько не удивлялась. Эти двое были так похожи и надменностью, и бездушием, и жадным блеском в пустых глазах, и готовностью пресмыкаться, если это необходимо. Когда Рейчел осталась совсем одна, Флетчер возомнил, что он самый подходящий для нее жених. Дело это он считал решенным и однажды заявил свои права на нее, пытаясь поцеловать девушку. Этот поступок настолько возмутил Рейчел, что, не сдержавшись, она высказала ему прямо в лицо свое истинное мнение о нем.

Об этом происшествии стало известно, и с тех пор Флетчер ее возненавидел.

Когда гости уже доедали карпа в винном соусе, наконец-то прибыл сэр Уальд. Низенький и круглый, он был одет почти так же вызывающе, как лорд Феликс. Зеленый шелковый камзол и панталоны того же цвета не украшали его фигуру. Его круглое, как блин, лицо под напудренным париком было белее снега. Он взмахивал руками и дергался, словно его поразил легкий паралич.

– Прошу великодушно простить меня за опоздание, – сказал он каким-то неестественным голосом, не обращаясь ни к кому в особенности. Потом, пошарив глазами, остановился на лорде Феликсе. – Ваша светлость, приношу вам мои самые искренние извинения, – продолжил он, поклонившись пониже, со всем изяществом, на которое был способен. – Но я ничего не мог поделать. По дороге на меня напал этот ужасный разбойник, Благородный Джек, как зовет его неразумное простонародье. Представьте, он меня ограбил.

Рейчел от души развлекалась, наблюдая за стараниями сэра Уальда. Конечно, он принял Феликса за герцога Уэстли. Кем же еще мог быть, по понятиям сэра Уальда Флетчера, этот пышнее всех разодетый господин. Ну, разве не забавно?

К удивлению Рейчел, безразличное выражение, с которым герцог рассматривал вновь пришедшего, немедленно исчезло с его лица при упоминании о разбойнике.

Рейчел в свою очередь оглядела сэра Флетчера. Ах, вот как! Нет массивного золотого кольца с огромным изумрудом, ну просто перепелиное яйцо. Вероятно, Флетчер путешествовал и с изрядной суммой золота и серебра. Он ведь так не любил ни в чем себе отказывать.

Благородному Джеку, безусловно, повезло. Добыча ему досталась отменная. Рейчел знала кое-что об этом разбойнике. По какому-то странному стечению обстоятельств все его жертвы оказывались людьми вроде сэра Уальда и лорда Крайва, которые, по ее мнению, заслуживали того, чтобы их ограбили.

Также ей было известно и другое. Этот грабитель отдавал большую часть денег тем, кто, собственно, и пострадал от непомерной жадности своих хозяев. В случае сэра Уальда Рейчел была уверена – многие его рабочие вскоре получат плоды сегодняшнего вечернего нападения Благородного Джека.

София указала на пустовавшее напротив нее кресло: «Садитесь, пожалуйста, сэр Уальд», – и мигнула одному из слуг, немедленно засуетившемуся вокруг нового гостя.

Флетчер поднял наполненный бокал. Его руки так сильно дрожали, что казалось, вино сейчас выплеснется через край. Чтобы не допустить этого, сэр Уальд в два глотка осушил бокал.

Вышколенный слуга наполнил его снова. Баронет немедленно опорожнил и этот. Бокал как по волшебству наполнился вновь. Слуги в Уингейт-Холле знали свое дело.

– Он отобрал мое великолепное кольцо, – с дрожью в голосе пожаловался сэр. – И сумку с деньгами. В ней было не меньше тысячи фунтов, – добавил он с гордостью, довольно смешной, учитывая обстоятельства.

Зная, как сэр Уальд любит прихвастнуть, Рейчел решила, что он, по меньшей мере, удвоил сумму.. София воскликнула:

– И почему только власти до сих пор не поймают этого негодяя?

Сэр Уальд жадно глотнул вина и сердито ответил:

– Потому что его прячут у себя в деревнях простолюдины.

«Еще бы!» – подумала Рейчел.

Неурожай последних двух лет разорил многих. В округе был голод. Благодаря щедрости разбойника люди смогут дотянуть до следующего урожая. Когда-то крестьяне могли рассчитывать на поддержку хозяев Уингейт-Холла, но тетя София и думать об этом не желала.

София громко сказала:

– Чем скорее повесят этого мерзавца и отъявленного бандита, тем лучше!

Рейчел прекрасно знала, сколько добра сделал Благородный Джек, правда, не тем, кого так обожала тетушка. Удивляясь собственной смелости, она не менее громко заявила:

– Благородный Джек носит свое прозвище вполне заслуженно, он, может быть, честнее и добрее многих лордов.

Уэстли повернулся к ней и посмотрел с явным интересом. Безрассудно защищать грабителя в присутствии ограбленного. Закон, безусловно покарал бы Благородного Джека со всею беспощадностью, но ее это мало заботило. Сейчас Рейчел защищала того, кто спасал местных крестьян от голодной смерти. Да и способ она не считала столь уж неприемлемым.

– Его называют Благородным, потому что он наносит урон лишь кошельку и чванству своих жертв, – с вызовом заметила она. – Все они, слава Богу, живы и здоровы. А деньги их – у тех, кому они нужнее. – Последнее заявление было, пожалуй, лишним.

И София поспешила перебить ее:

– Что за глупости ты болтаешь, девочка? Этот человек наводит ужас на всех добропорядочных подданных.

– Вы испытываете ужас, леди Рейчел? – вдруг насмешливо спросил Уэстли, внимательно прислушивавшийся к спору.

«Кому предназначалась эта насмешка? Мне, за то, что я защищала Благородного Джека? Или Софии?» – подумала Рейчел.

– Нет, ваша светлость. Представьте, я даже надеюсь, что Благородного Джека не схватят никогда. София ужаснулась:

– Да ты в своем уме?

Но Рейчел отнюдь не собиралась сдаваться:

– Уж я-то знаю, как много добра сделал Благородный Джек.

Рейчел повернулась к герцогу, словно ища поддержки. Почему-то ей было важно, чтобы именно он понял ее, и она продолжала, обращаясь именно к нему:

– Благородный Джек – это наш Робин Гуд. Он грабит богатых, но только чтобы помогать бедным. В конце концов – это своего рода возмездие за жадность, за жестокость. Это «мужичье», как изволит говорить сэр Уальд, теперь голодает. И они любят этого разбойника, потому что в крайней нужде только он приходит им на помощь.

Тетя София готова была испепелить Рейчел взглядом.

– Боюсь, ваша светлость, моя племянница не понимает, о чем говорит!

– Очень даже хорошо понимаю! Любой из них скажет вам, что Благородный Джек гораздо щедрее, чем многие из сидящих за этим столом.

Рейчел с горечью посмотрела на Софию, а затем на сэра Уальда, который приканчивал четвертый стакан вина. Она и вправду испытывала потрясение от своих собственных слов, которые выпалила в эти сытые лица.

Флетчер ответил ей взглядом, полным ненависти. Его рука больше не дрожала, на щеках заиграл румянец. Рейчел припомнила фразу, однажды сказанную ее отцом: «Смелость этого человека прячется на дне бокала». Сэр Уальд и впрямь на глазах обретал утраченную было самонадеянность.

Он победоносно оглядел собравшихся и хвастливо заявил:

– Позвольте порадовать вас: Благородный Джек не остался безнаказанным. У меня под сиденьем был спрятан пистолет, и я выстрелил в него, когда он убегал. Могу поспорить, он ранен смертельно.

При этих словах мистер Арчи, мистер Пакстон и Тоби дружно рассмеялись. Все хорошо знали, каким бездарным стрелком был сэр Уальд.

Но герцог, странно встревожившись, спросил;

– Вы уверены, что ранили его?

Сэр Уальд, уже изрядно набравшийся, смерил Уэстли уничтожающим взглядом.

– Разумеется, я его смертельно ранил, глупец, – сказал он тоном абсолютного превосходства. – Я замечательный стрелок.

Рейчел показалось, что она даже кожей почувствовала холод, который распространился от герцога. Джером ледяным тоном процедил:

– Для вас я – ваша светлость. Впрочем, у нас вряд ли будет время для беседы.

Сэр Уальд сник на глазах. Он же собирался произвести на герцога самое благоприятное впечатление, а вместо этого так промахнулся! Он что-то залепетал о пережитом волнении, все, мол, от этого, мол, затмение разума и... и...

Уэстли посмотрел на Флетчера с таким презрением, что голос баронета пресекся на середине фразы. Сэр Уальд вжался в кресло, стараясь сделаться меньше и незаметнее. Будь на то его воля, он бы провалился сквозь землю. Выражение толстого лица сэра, Уальда показалось Рейчел, таким комичным, что она рассмеялась, правда, очень негромко.

Но герцог, обернувшись, посмотрел на нее так, будто она неприлично хохотала во весь голос. Его глаза потемнели, как предгрозовое небо. Понизив голос так, что его могла слышать только Рейчел, он холодно спросил:

– Что же вы находите веселого в том, что смертельно ранили человека, пусть даже он и разбойник?

Она опешила от такого превратного понимания ее поступка и чуть слышно прошептала:

– Простите, ради Бога, я смеялась над Флетчером. Он ведь собирался всячески обхаживать герцога Уэстли, а вместо этого оскорбил вас. Я и мысли не допускаю, что он мог попасть в Благородного Джека, не то что смертельно ранить. Этот хвастун самый ужасный стрелок во всем Йоркшире.

– Вы уверены? – спросил Уэстли со странным напряжением в голосе.

– Конечно. Всем известно, что сэр Уальд промахивается мимо мишени с десяти шагов, даже когда усердно целится в нее.

Ее убежденность явно принесла облегчение герцогу, хотя в тот же самый момент в душу Рейчел неожиданно закрались сомнения.

А что, если она ошибалась? Что, если сэр Уальд действительно убил Благородного Джека? Кстати, почему это так волнует герцога?