Полночный час

19

– Ты, должно быть, забыла запереть клетку, – предположила Грейс.

– Нет! Я никогда не оставляю клетку открытой! – У Джессики дрожали губы, а на глаза наворачивались слезы. Пережитых ужасов ей вполне хватало, чтобы полностью впасть в отчаяние.

– Кто такой Годзилла? – донесся до ошеломленных женщин приглушенный голос Доминика Марино.

– Ее хомяк, – пояснил Тони так же тихо.

– Он, наверное, спрятался где-то в доме, – произнесла с робкой надеждой Джессика. – Ведь дверь все время была нараспашку.

– Мы его найдем, – повторила Грейс и тут же поспешно оглянулась, так как рука Тони настоятельно тянула ее за локоть. Кивком головы он показал ей, что желательно было бы поговорить с ней наедине в холле.

Убедившись, что его поняли, Тони отпустил локоть Грейс и вышел из комнаты. Она последовала за ним. Джессика опустилась на колени и заглянула под кровать в поисках своего любимца. Доминик, не очень, как видно, обеспокоенный судьбой хомячка, вернулся в ванную.

Очутившись в холле, Тони и Грейс несколько секунд молча смотрели друг на друга.

– Я бы не хотел настраивать вашу дочь против ее кузена, но мне кажется несомненным, что все это натворил именно он. Если кого и подозревать в этом злом озорстве, так именно вашего племянника.

– Пола? – Грейс уже устала возмущаться и лишь задала вопрос: – Какие у вас основания подозревать малыша?

– Проделка как раз в духе мальчугана его возраста. А после того, как обнаружилась пропажа хомячка, дело для меня окончательно прояснилось.

– Зачем, по-вашему, Пол проделал все это?

– Из мести. Ваша дочь забрала у него Годзиллу. Вот он и решил ей отплатить сторицей. Или чтобы подразнить ее. Кто знает, какие мыслишки могут возникнуть в его головке? Я не берусь предугадать, вы – тоже. – Тони пожал плечами. – Прежде чем мы пойдем дальше в расследовании, было бы неплохо вам действительно звякнуть сестрице, пусть она у него как следует спросит.

Грейс смотрела на него озадаченно. Сейчас ей уже хотелось, чтобы преступником оказался именно Пол, чтобы кошмар наконец развеялся.

– Что ж! Так я и поступлю. – Она решительно обогнула внушительную фигуру Марино, словно памятник, возвышающуюся над нею, и направилась к телефону в своей спальне. Совсем неуместная мысль мелькнула у нее – женщине на каблуках гораздо легче сохранять свое достоинство в общении с высокорослым мужчиной, чем в кроссовках. «Боже, какая ерунда лезет иногда в голову», – устыдилась своей глупости Грейс.

Естественно, она подняла Джекки с постели. Пока Грейс, путаясь в словах, объясняла сестре причину столь позднего звонка, а потом ждала, когда Джекки разбудит и допросит Пола, Марино через открытую Дверь наблюдал за ней.

Вряд ли он ожидал, что она будет подавать сестре по телефону какие-то условные сигналы – бред собачий – или начнет выкладывать при нем какие-то известные ей подробности о связи Джессики с наркобизнесом, но явно он, пользуясь случаем, изучал ее обитель со спокойной наглостью профессиональной ищейки.

Спальня – это всегда отражение характера того, кто здесь спит или мучается бессонницей. Это нечто интимное, и только ордер на обыск позволяет полиции шарить глазами там, где человек остается наедине с собой.

Что же увидел Тони Марино? Грейс было не стыдно за свою обстановку, за вкус, проявленный ею при покупке мебели. Все было выдержано в одном строгом стиле – и кровать, и шкафы, и комод, и ночной столик, и кресла. Черное дерево и соответствующая ему обивка, занавеси и покрывало. Бронзовые лампы – нигде не было дешевого пластика – и только матерчатые абажуры. Зарабатывая, как сейчас ей казалось, бешеные деньги в адвокатской конторе, Грейс могла себе позволить устраивать жизнь, как ей хочется. Вплоть до тщательного подбора ткани на занавески, ковра и даже переплетов книг на книжных полках. Она смотрела на все это и радовалась до определенной поры. Ее вкус чувствовался и в тех немногочисленных украшениях, которыми она владела. Нитка настоящего жемчуга и серьги и сейчас лежали на крышке комода вместе со щеткой для волос с черепаховой ручкой.

Джекки, конечно, потребовалось время, чтобы устроить Полу допрос первой степени, и трубка, прижатая к уху Грейс, безмолвствовала. В ней отдавалось лишь ее учащенное дыхание. Овальное зеркало в тонком бронзовом ободке над комодом отражало то, что ей совсем не хотелось сейчас видеть, – лицо нервной, почти не владеющей своими эмоциями женщины, совершившей только что глупейший поступок, позвонив глубокой ночью сестре и взбудоражив этим ее и так неспокойное семейство.

И теперь она ждала результата, прижав трубку к уху, бледная, с осунувшимся лицом, с глубокими тенями под глазами, которые ее старили. Шокированная собственным отражением, Грейс мгновенно усилием воли напустила на себя равнодушный вид. Но морщинки и круги под глазами не исчезли, выдающийся вперед нос не стал короче и соблазнительней, а тонкие и вдобавок пересохшие губы не стали более пухлыми. И не убранные в прическу длинные пряди никак не красили ее.

Короче, она далеко не секс-бомба.

А Тони Марино во все это вглядывался по долгу службы, а может, просто от скуки, пока кажущееся ему совершенно ясным дело не будет, к общему удовлетворению, разрешено. К своему ужасу, Грейс поняла, что мысли ее в этот момент занимают не последствия допроса маленького Пола, а совсем уж безумная идея, что будет, если Марино сделает пару шагов, переступит порог ее спальни, закроет за собой дверь и что он будет делать потом – откликнется ли на зов братца Доминика и на голос Джессики, призывающей мамочку, или промолчит, зажмет рот Грейс, совершит над ней насилие. И будет ли это насилием.

Ее вернул к действительности вполне здравомыслящий ответ Джекки по телефону.

Грейс, выслушав сестру и извинившись, тотчас же повесила трубку.

– Пол говорит, что он этого не делал, – произнесла она как могла холоднее.

– Как вы считаете, он не врет? – тут же был задан очередной вопрос.

К Грейс вернулся ее прежний апломб. Кажется, он не догадался, о чем она думала в последние пару минут. И, слава богу, никогда не догадается.

Она начала обходить его, потому что Марино загораживал ей путь обратно, в спальню Джессики. Если б он не отодвинулся, ей пришлось бы коснуться его. Ну и что тут такого? Нормальная реакция женщины, у которой сексуальные чувства еще не умерли после долгих лет одиночества. Ей нечего пугаться самой себя.

А то, что он возбуждает в ней эти чувства, вполне безвредно, даже в некотором смысле полезно для самоутверждения. Как-никак все же развлечение в ее монотонном образе жизни. Инстинкты нельзя подавлять постоянно, иногда нужно выпускать пар, однако сохраняя контроль над собой.

– Сказать по правде, я не думаю, что Пол способен на такие поступки. Во-первых, он слишком мал. Он не так уж хорошо пишет. И ему не придет в голову столь хитрый способ.

– Но кто-то же это сделал.

Его каменная тупость вновь начала раздражать ее. От потаенных сексуальных мыслей не осталось и следа. Он опять стал чужаком и противником, с которым ей захотелось помериться силами в поединке.

– Пораскиньте мозгами, мистер детектив. Я не думаю, что это простое озорство. Я считаю, что кто-то намеренно терроризирует Джессику. Я уверена, что все это связано с вашим расследованием наркобизнеса сети в Хеброне. Я думаю, что на Джессику пало подозрение в стукачестве, и теперь ее предупреждают, чтобы она держала рот на замке.

Краем глаза она заметила, что Петере и Стейн, нагруженные каким-то таинственным для нее оборудованием, снова вошли в комнату Джессики. Марино мгновенно уловил ее реакцию.

– Мы действуем именно так, как вы хотите, то есть относимся к происшествию серьезно. Но у меня другое мнение, отличное от вашего. Мне кажется, что вы преувеличиваете роль Джессики в этом деле. Если это не глупая и жестокая шутка, а я по-прежнему в этом убежден, то надо рассмотреть иные варианты. Вы сказали, что имели стычку, назовем это ссорой, с дочерью в ночь, когда мы с Домни подобрали Джессику на улице. Расскажите об этом подробнее.

– Я… – начала было Грейс, но Джессика оборвала ее на полуслове, выскочив из спальни:

– Мам! Я все у себя обыскала. Годзиллы нигде нет!

Глаза ее уже покраснели от слез. Джессика побледнела и была близка к истерике.

– Ты колола инсулин? – спросила Грейс. Разумеется, среди треволнений сегодняшнего дня Джессика могла забыть про необходимую и столь неприятную для нее инъекцию.

– Да, мама, да! – Предвестники уже близкого шторма ощущались во взгляде Джессики. – Да, я ела вовремя, да, я проверяла кровь. А теперь оставь меня в покое, прогони этих полицейских и позволь мне заняться поисками Годзиллы.

– Джессика Ли! – воскликнула Грейс, называя дочь полным именем, что делала очень редко. Но даже это не подействовало на Джессику. Словно штормовым ветром ее сорвало с места. И она устремилась вниз по лестнице.

Грейс не решилась встретиться взглядом с Марино после столь бурного конфликта. Однако он был тактичен, выдержал положенную паузу и спросил спокойно, как будто их беседа и не прерывалась:

– Расскажите все в подробностях о проникновении в ваш дом – о первом и о втором.

Грейс вздохнула. Ей следовало извиниться за грубость Джессики, но она не сделала этого. Подавив желание немедленно последовать за дочерью и помочь ей в поисках Годзиллы, она начала уже надоевшие ей самой объяснения:

– Я подобрала на улице медвежонка, отнесла его в дом, потом вызвала полицию.

Воспоминания о той жуткой ночи вновь повергли Грейс в дрожь. Марино был дьявольски пунктуален.

– Кража игрушки из спальни Джессики никак не может быть связана с наркобизнесом, правда?

– Откуда я знаю? Может, и связана! – Грейс разозлилась. Но разум ей подсказывал, что ей надо не злиться, а искать путь к спасению и себя, и дочери от ночного призрака.

– А кто-нибудь преследовал Джессику до того, как мы с Домиником застукали ее на покупке наркотиков?

– Не знаю. А кто еще, кроме привидений с кладбища? Не знаю, ничего не знаю… – вырвалось внезапно у смертельно усталой, с трудом держащей себя в руках женщины. Марино воспринял ее взрыв с пониманием, продиктованным, вероятно, профессионализмом. Мало ли ему приходилось выслушивать впадающих в истерику женщин, когда дело касалось их отпрысков.

– Шутки подростков бывают очень злыми и бьют в самое больное место. Вам ли не знать этого, ваша честь.

– О боже! «Шутки»! Так это у вас называется на полицейском жаргоне? Меня лично они напугали до смерти.

– Я это понял, – произнес он с сочувствием. – И не хочу сказать, что вы реагируете неадекватно. Наоборот, вы правы. Я представляю ту картинку, кото рая запечатлелась у вас в памяти. Вы бежите через темный сад, преследуя неизвестно кого, какую-то неясную тень. Может быть, это дружок вашей Джессики или случайно забредший на ваш участок бродяга У вас нет доказательств, что он побывал в вашем доме и ничего ценного у вас не пропало…

Предупреждая ее возражения, он решительно вскинул руку.

– Да, конечно, кроме любимчика вашей дочки – плюшевого медвежонка, брошенного на мостовой Но этот медвежонок мог оказаться там в силу разных причин. Совсем необязательно, что его кто-то украл, а потом выкинул. К тому же Джессика не могла сегодня сказать конкретно, что кто-то следил за ней У нее лишь было тревожное ощущение по этому поводу. Так обычно пишется в полицейских рапортах, которые никуда дальше не идут. Это могло быть преследование приятельницы, решившей пошутить, или ревнивого ухажера или просто плод ее воображения, рисунок могильного камня и мрачная надпись на зеркале – другое дело, мы все это видели. Но и это выглядит скорее озорством. Все, что произошло, выглядит ребяческой шалостью, не более. У вашей дочери весьма изобретательные на всяческие проделки друзья.

– Вы не воспринимаете это серьезно?.. – Грейс даже задохнулась от возмущения. – Опасность грозит моей дочери, а для вас это детские шуточки?

В глазах Грейс Тони Марино потерял все те немногочисленные достоинства, которыми она его наделила, превратился в никчемное существо. Несколько неосторожных слов, и профессионального полицейского, мужчины, который вызвал у нее симпатию, мгновенно не стало.

– Это не совсем так… – начал было он.

– Убирайтесь! Если вы так трактуете инцидент, произошедший в нашем доме, то убирайтесь отсюда немедленно.

– Я понимаю, ваша честь, что вы взволнованы, но мы должны закончить свои работы, – пытался утихомирить ее Тони.

– Вам нечего делать в моем доме. Убирайтесь!

Ее реплика пришлась как раз кстати.

В это время как раз появились полицейские, нагруженные аппаратурой. Тони выслушал их короткий рапорт, и они направились к выходу.

– Одну минуту, судья Харт, – задержался он. – Выслушайте меня. Я чувствую, что вы мне не доверяете, но на все сто процентов уверен, что это проделки какого-нибудь озорника из числа знакомых Джессики.

– Шалости озорника? – Грейс повысила голос. – Я до сих пор дрожу от страха, когда вспоминаю об этих шалостях.

– Вполне понятно, что вы испугались. Это естественная реакция. Но все-таки подумайте, что, в конце концов, такого уж страшного произошло? Вы видели, что кто-то пробежал по вашему дворику среди ночи. Вы не знаете, кто это был. Возможно, какой-нибудь соседский юнец, вздумавший пошляться ночью. Как это сделала, вы уж меня простите, и ваша дочь. Может быть, он каким-то образом откололся от остальной компании и искал Джессику. У вас нет доказательств, что он вторгся в ваш дом, нет следов взлома, и ничего ценного не было похищено.

Он поднял руку, останавливая ее возражения.

– О'кей. Вы скажете сейчас о медвежонке, любимой игрушке вашей дочери, найденной вами в придорожной канаве. Но он мог оказаться там по каким-то нам неведомым причинам. Совсем необязательно, что его выкрал из вашего дома, а потом выбросил на дорогу какой-то злоумышленник. И далее, сегодня Джессика якобы видела, что ее кто-то преследует. Чувствовала, ощущала, но не видела кого-то конкретно. Это мог быть ее приятель, который вздумал сыграть с ней шутку, обожатель, слишком робкий, чтобы признаться в своих чувствах, а возможно – простите, что я подобное допускаю, – что все это плод ее воображения. Другое дело – тут я не могу оспорить, – что кто-то начертал на зеркале гнусную надпись. Мы все убедились в этом. Но является ли это угрозой? Сомневаюсь. Скорее это выглядит опять же глупым озорством. Я бы, на вашем месте, присмотрелся бы попристальнее к вашим озорникам-племянникам или подругам Джессики, чем подозревал во всем этом крутых парней из наркобизнеса.

– Вы считаете меня дурой? Вы не верите, что кто-то серьезно угрожает моей дочери?

– Вы не так поняли… – начал было Марино.

– Убирайтесь! Немедленно. Если вы не относитесь к происшествию с должной серьезностью, то здесь вам делать нечего. Покиньте мой дом!

– Подумайте, ваша честь. Я понимаю, что вы сейчас не в себе, но все же надо смотреть на вещи реально.

Их дальнейшую перепалку прервало появление Доминика, которому, вероятно, уже надоело ждать брата.

– Ты идешь? – спросил он.

Их спокойствие ударило по натянутым нервам Грейс.

– Я еще задержусь на минутку, – этой фразой Тони словно плеснул воду на раскаленную плиту.

– Убирайтесь! – прошипела она.

Он, словно бы нарочно дразня ее, заговорил ровным голосом:

– Если б я счел, что какая-то опасность угрожает вашей дочери или вам, то, поверьте, мы бы камня на камне не оставили, но нашли бы преступника. Я знаю ваше мнение о происходящих событиях, но я почти на сто процентов уверен, что тот, кто проделывает с вами эти гадкие шуточки, всего лишь какой-то озорник. Они не представляют для вас серьезной угрозы. Это баловство, простое ребячье баловство.

– Вы повторили это уже бессчетное количество раз, так что больше не утруждайтесь, – произнесла Грейс, обретая ледяное спокойствие. – И я абсолютно не согласна с вами. Но спасибо, что пришли. И до свидания.

– Погодите. – В его тоне тоже ощущалась усталость. – Если еще что-то случится, вызывайте меня. Неважно, будет это днем или ночью, в любое время. Если услышите подозрительный шорох за окном, я тут же приеду. Я знаю, что вам боязно жить здесь одним, а также знаю, что все люди склонны к преувеличениям, когда они напуганы. Что бы ни произошло, я все проверю. И я собираюсь тщательно расследовать этот эпизод с зеркалом, хотя у меня и есть по поводу его свое мнение, отличное от вашего. Ну как, о'кей?

– Прощайте, детектив, – коротко ответила они на его длинную тираду.

Грейс открыла дверь, выпуская его. Тони задержал на ней взгляд, словно хотел еще о чем-то спросить, но каменное выражение ее лица подсказало ему, что лучше не мешкать с уходом.

Грейс тщательно заперла за ним дверь. Скрытая за ледяным спокойствием ярость no-прежнему клокотала в ней. Несколько мгновений она простояла неподвижно, вцепившись пальцами в дверную ручку Ей требовалось взять себя под контроль, чтобы Джессика не догадалась, насколько ее мать взволнована всем произошедшим. Затем Грейс еще раз проверила запор и прошлась по всему первому этажу, убеждаясь, что все окна закрыты и задвижки на месте. Дверь из кухни во двор была также ею проверена.

Джессика находилась в кухне и нарезала на мелкие кусочки яблоко. Ей не следовало бы злоупотреблять фруктами. Одно яблоко она уже сегодня съела.

– Не много ли фруктов на сегодня? – спросила Грейс, указывая на яблоко. Слова вырвались у нее помимо воли, и она сразу же пожалела, что произнесла их.

Джессика взглянула на нее со жгучей обидой.

– Это для Годзиллы. Он любит яблоки. Если я положу ему в клетку яблоко и поставлю клетку на пол, может быть…

Ее голос внезапно угас. Она, не договорив, опустила глаза, но продолжала кромсать яблоко.

– Ты это хорошо придумала, – похвалила Грейс.

Она достала из шкафчика пару блюдец, переложила на них нарезанные кусочки. Потом Грейс помогла дочери навести внутри клетки порядок и разложить перед крохотным красным домиком хомячка приготовленное для его обитателя лакомство в надежде, что Годзилла ночью проголодается и вернется.

Хотя она умело скрывала свое состояние от Джессики, злость и страх – причем в равных пропорциях – по-прежнему одолевали ее. К моменту, когда надо было укладываться в постель, страх, очевидно, возобладал. В эту ночь они с Джессикой, по обоюдному согласию, спали вместе в просторной кровати Грейс. Вернее, спала одна Джессика, крепко прижавшись к матери. Грейс бодрствовала, прислушиваясь к далеким раскатам грома и стуку дождевых капель по крыше. Она боялась даже закрыть глаза, хотя дверь спальни была на запоре. Ведь, как оказалось, никакие замки не уберегают от проникновения зла в их дом.