Единственным достоинством своей мамаши он считал ее умение готовить рисовый пудинг лучше всех на свете. Он соскреб ложкой все остатки со дна эмалированной миски, доел с наслаждением, аккуратно закрыл крышкой и поместил опустошенную им миску обратно в холодильник. «Хорошенький сюрпризец для предков», – подумал он с ухмылкой. Завтра воскресенье, а потому его тяжко уставший после трудов праведных папаша явится домой к ленчу, и мамаша готовила пудинг специально для него. А когда обнаружится, что кушать-то и нечего, вот будет потеха!
Дом был погружен в темноту. Светился лишь экран телевизора в спальне мамаши, да на секунду зажегся свет в холодильнике, когда он открывал дверцу и ставил туда миску. Мамаша уже давно храпела вовсю, как обычно, не выключив свой телевизор. В кухню доносились слабые шумы и обрывки разговоров. Тупая, как всегда, дребедень из того киношного старья, что крутят по ночам.
Старший братец как раз закончил трахать Каролин на кушетке в подвале и теперь выводил ее наружу через заднее крыльцо. Из окна кухни ему было видно, как они крадутся, держась за руки, к машине Донни. Подслушивать и наблюдать за ними тоже было неплохим развлечением, но не слишком волнующим. По-настоящему волнующими для него были другие занятия.
Попозже он подберется к дому Каролин и подглядит, как она переодевается, готовясь ко сну. Конечно, она не будет знать, что он подсматривает за ней. Но ее спальня была на первом этаже, а занавески на окне неплотно сходились посередине. Прижавшись глазом к стеклу, он вполне мог наслаждаться бесплатным шоу.
Он еще не решил, отправиться ли ему туда сегодня ночью. Зрелище ожидало его всего лишь в одном квартале отсюда. До Каролин он мог добраться дворами, срезая путь, минуты за три, но у него был по-настоящему насыщенный день, и к концу его он изрядно утомился.
Хороший это был день. Наполненный. Он доставил свой подарок Джессике, вернее, два подарочка, а потом долго околачивался поблизости, ожидая, когда судейская дамочка дойдет до точки и позовет полицию. Он бы еще подежурил или вернулся бы на место часам к одиннадцати, чтобы убедиться, что и второй его подарочек обнаружен и судья в юбке вызывает полицию вторично. Два раза за один день – уже рекорд! Но шел дождь, сидеть и мокнуть в кустах не хотелось и он отправился в кино. В конце концов он просидел там три сеанса, заплатив за один, и добрался домой как раз вовремя, чтобы послушать дуэт братца и Каролин в подвале и съесть рисовый пудинг, приготовленный для папаши.
Однако сейчас дождь кончился, и прогулка к Каролин обещала быть приятной. Он истратит на дорогу и на шоу максимум минут двадцать, а затем уляжется в теплую постельку и уснет в радостном предвкушении утреннего взрыва эмоций и мамашиного плача по исчезнувшему пудингу.
Разумеется, сомневаться ей, кто это сделал, не придется. Старший брат рисовый пудинг не любил и даже в рот брать отказывался.
Ну и черт с ней, с мамашей! Пусть вопит, пока не посинеет!
Он нахлобучил бейсболку, вытащил из шкафа прихожей кожаную куртку на случай, если вновь пойдет дождь, и выскользнул через заднюю дверь из дома.
Воздух был прохладный, трава мокрая, а каждый раз, задевая какой-нибудь куст, он получал солидную порцию ледяного душа. Перелезть через несколько жалких заборов, разделявших дворики, для него было делом пустяковым, но деревянные слеги, на которых держался штакет, оказались жутко скользкими. Его левая нога сорвалась, он потерял опору и наткнулся животом на заостренные верхушки штакетин. Боль, которую он ощутил, разозлила его. Хромая и испуская сквозь зубы грязные ругательства, он добрался до жилища Каролин.
Пролезая сквозь просвет в живой изгороди, он увидел, что Донни и девчонка все еще стоят возле дома, целуясь, обжимаясь и без конца желая друг другу доброй ночи.
Он с завистью глядел на них, пока Донни, наконец, не оторвался от своей подружки и не направился к своей машине. Каролин махала ручкой ему вслед, а Маленький Братец уже занимал позицию напротив щелочки между занавесками.
Каролин, как и положено, преспокойненько вошла в свою комнату и зажгла свет.
Приникнув вплотную одним глазом к стеклу, он получил отличный обзор.
Он видел и ее кровать, и платяной шкаф, и ее белого жирного персидского кота, расположившегося в ногах кровати на покрывале. С сосредоточенным вниманием кот, как и его невольный сообщник за окном, наблюдал, как Каролин раздевается.
Боже, как же она была хороша! Выбрать себе в подружки первую красотку школы – это вполне соответствовало стилю жизни Большого Братца. Ему всегда доставалось самое лучшее. Если мамаша готовила стейки на ужин, то Донни получал самый из них большой. «Ему это нужно», – говорила она при этом. Она покупала ему дорогую одежду, потому что в такой одежде он хорошо смотрится. Так она говорила. Родители уплатили половину стоимости его машины и выплатили всю его страховку. А Маленькому Братцу пришлось выложить все свои жалкие сбережения на покупку мотоцикла, и у него не было страховки. Все, что Донни хотел, он получал. Маленький Братец подбирал остатки, и то если ему повезет.
Комната Каролин была выкрашена в голубой цвет – ее любимый, как ему было известно. Вероятно, под цвет ее глаз. Мебель в спальне была белой, кое-где с позолоченными краями, в каком-то сказочном стиле, названия которого он не знал.
Он мог видеть Каролин сразу и сзади и спереди, отраженную в зеркале. Она расчесывала волосы, стоя перед зеркалом, вделанным в дверцу платяного шкафа, куда она убрала свою одежду. Теперь на ней были только трусики и шелковый голубой лифчик, из которого прямо стремились наружу белоснежные, как сливки, груди.
Единственное, что портило ему все удовольствие от зрелища, – это мысль о том, что Донни имеет возможность не только созерцать ее прелести, но и наслаждаться ими.
Каролин вдруг замерла, как будто услышала что-то ее испугавшее. Он никак не мог потревожить ее – от него не исходило никаких звуков. Он проследил за ее взглядом. Она смотрела на своего кота, а проклятый кот уставился на окно, как будто почуял его присутствие.
Дерьмо! Прежде чем он успел смыться или хотя бы пригнуться, занавески раздвинулись, и перед ним возникла Каролин, отделенная от него лишь тонким прозрачным стеклом.
Он чуть не обмочился в штаны.
Он свалился камнем на землю, надеясь, что она не разглядела его в темноте, находясь в освещенной комнате. Полоска света из окна падала на траву. Край ее был как раз возле его головы. Но потом полоска померкла. Это она задернула занавески.
Только сейчас он смог набрать в грудь воздуха. До этого он вообще не дышал. Внутри у него все дрожало. Быть застигнутым за мерзким подглядыванием ему никак не хотелось. Это могло обернуться большими неприятностями. Даже больше чем неприятностями. Все подумают, что он извращенец. А родители вообще изваляют его в дерьме.
– Донни? Донни, это ты?
Каролин уже была снаружи, накинув на себя что-то воздушное. Неуверенной походкой она обогнула угол дома, вглядываясь в темноту.
Она ищет своего милого Донни!
Удаляясь от нее на четвереньках, он вдруг сообразил, что на нем бейсболка Донни с эмблемой «Чикаго Буллз» и кожаная куртка брата.
Она вполне могла принять его за Донни.
Слава богу, она не узнала его. Только б поскорее унести отсюда ноги!
– Донни? Где ты?
К дому примыкала пристройка – сарайчик для хранения садовых инструментов. Он укрылся в его тени, а потом проник внутрь, натыкаясь на пустые цветочные горшки, лопаты и грабли, на громадные мешки с удобрениями, размером больше его. Сердце его бешено колотилось, ладони вспотели от волнения. Если он попытается перебежать через двор, она непременно его увидит. Одна надежда, что ей скоро надоест шляться вокруг дома, и она уберется восвояси, к себе в спаленку. Если ему повезет и она не заглянет в пристройку.
Но когда в его жизни ему везло?
– Донни?
Он осмелился поднять взгляд и увидел, что Каролин приближается к нему, идет прямо на него. Было очевидно, что она его видит и думает, что он – Донни. Иначе она не шла бы так смело, без колебаний.
– Донни? – Голосок ее был нежный, мелодичный, лишь немного озадаченный.
Ничего не оставалось делать, как встать с четверенек на ноги. Она наткнулась на него.
– Я думала, ты ушел. Ты что-нибудь забыл? Я… – Слова застряли у нее в горле, как только она коснулась его. – Ты не Донни, – сказала Каролин, будто выдвигая против него обвинение.
Вот так всегда в его жизни!
– Я… – начал он и не смог продолжать. Да ему и сказать было нечего.
Она прямо взбесилась, поняв, кто перед ней, отдернула руку, скривила личико, словно унюхала нечто отвратительно смердящее. Куда делась ее нежность? В голосе звучали металл и ледяное презрение.
– Ты подглядывал за мной, ублюдок, хотел увидеть, как я раздеваюсь. Ведь правда? Правда? Ты больной, ты это знаешь? Ты больной, ты мерзкий, грязный ублюдок! Я сейчас разбужу родителей. Они вызовут полицию. Они сообщат твоим родителям. Донни превратит тебя в лепешку, и это еще не самое плохое из того, что с тобой будет, гнусный червяк.
Она собралась бежать ко входу в дом, ее волосы взметнулись, яростью дышало все ее стройное, напряженное тело.
– Каролин! Обожди!
Он схватил ее за руку. Он не мог отпустить ее, не мог позволить ей разболтать родителям, полиции, всем. Он должен был остановить ее, образумить, внушить, что она слишком плохо о нем думает, но никаких убедительных слов для нее он сейчас не находил.
– Не трогай меня, извращенец! Убери руки! – Она освободилась резким движением и выскочила из пристройки.
Как ее задержать?
В панике он озирался, словно ждал откуда-то помощи. На глаза ему попалась лопата. Он схватил ее, даже не осознавая, зачем это делает.
– Каролин.
Он догнал девчонку, поймал ее развевающийся на бегу халатик, сильно дернул, развернул ее лицом к себе.
– Каролин, пожалуйста, не говори никому…
Она презрительно засмеялась прямо ему в лицо, и тогда он понял, как должен поступить. Она не оставила ему выбора.
Он взмахнул лопатой над головой Каролин. В самую последнюю секунду он увидел в ее глазах даже не предчувствие, а точное знание того, что ей предстоит сейчас умереть от его руки, что это неизбежно.
Когда лопата ударилась о ее голову, Каролин лишь только открывала рот для крика. Удар был так силен, что лопата отскочила от черепа. Звук был неприятный, будто тыква разбилась от удара об асфальт. Каролин оседала на землю, а звук этот все еще терзал его слух.
На всякий случай он нанес ей еще один удар.
Затем, наверное, целую вечность он стоял над ней и смотрел на ее обмякшее тело у своих ног. Кровь текла у нее из носа, изо рта, из ушей, сочилась из двух широких ран на голове. Чтобы выйти из ступора, ему пришлось здорово встряхнуться, как отряхиваются собаки, выйдя из воды. Он снял с себя куртку Донни и обернул ею голову мертвой девчонки. Он не должен был оставлять за собой кровяной след, по которому копы легко его обнаружат.
Ему надо было куда-то временно спрятать тело, пока он не придумает, что делать дальше.
Пот струился по его лицу и насквозь промочил рубашку, хотя ему не было жарко. Он ощущал озноб.
Подняв Каролин – безжизненная, она весила тонну, гораздо больше, чем он ожидал, – он отнес мертвое тело подальше от дома на случай, если ее предки проснутся и примутся искать свою дурочку.
Все надо делать по порядку.
Положив ее за изгородью, он вернулся, срезал кровяное пятно на траве в том месте, где ее голова касалась земли, и прикрыл свежим дерном, добытым в дальнем, заброшенном уголке соседнего двора.
Закончив заметать следы, он уже к этому моменту составил точный план своих дальнейших действий.
Он улыбался и не чувствовал никакого беспокойства. Ибо если поначалу все было черным-черно, то теперь горизонт озарился радужным сиянием и впереди замаячил самый замечательный финал всей этой истории.
Маленький Братец придумал, как ему выиграть сражение с судьбой.