Полночный час

40

Его рот так и влек к себе. Сумочка Грейс упала на пол с глухим звуком. Обняв его за шею, Грейс ответила Тони поцелуем и с жадной настойчивостью прижалась к нему телом.

Ощущая, как безжалостно уходит время, она торопливо нащупала и расстегнула «молнию» на его кожаной куртке. Пока Тони освобождался от куртки, она занялась пуговицами на его рубашке.

– Боже, как я хочу тебя, – прошептал Тони ей в ухо, обдав щеку горячим дыханием.

Его ласкающий рот скользнул по ее виску, щеке, добрался до нежной шеи. Руки его тоже принялись за работу. Ее жакет последовал туда же на пол, куда его куртка и ее сумочка.

Грейс промычала что-то невнятное и снова жадно прильнула к его губам.

Ладонь его гладила ее груди, и соски тут же откликнулись на эту ласку. Тонкая шелковая блузка и почти прозрачный бюстгальтер никак не защищали ее от жара, источаемого его руками. Ладони его сжигали зыбкую преграду, и сквозь нее исследовали контуры ее тела, и находили эрогенные зоны там, где она и не ожидала, – на шее, вдоль позвоночника, на талии.

Одновременно ее пальцы закончили наконец возиться с последней пуговицей на его рубашке и проникли внутрь, касаясь теплой кожи.

– Как снимается эта чертова блузка? – нетерпеливо спросил Тони, прекратив на мгновение целовать ее. На его лице отражались одновременно раздражение, нетерпение и неудовлетворенное желание.

Грейс испытывала то же самое и все же не могла не улыбнуться, глядя на него.

– Там пуговичка сзади на вороте.

Тони схватился за край блузки и избавил от нее Грейс, сняв через голову. Он отправил блузку на пол, где уже валялась их другая одежда, и оставил Грейс лишь в кружевном белом бюстгальтере, юбке и туфлях.

Сквозь тонкий нейлон он ласкал ее груди. Руки его казались вездесущими, властными, и на их прикосновения чутко реагировало ее тело. От охватившего ее желания у Грейс ослабли колени.

Ее лифчик недолго сдерживал напор Тони, ему не составило труда справиться с крючками и петлями. Бюстгальтер скользнул по ее рукам и упал на пол. Грейс опустила взгляд, посмотрела на себя, обнаженную до пояса, и вновь подняла на него глаза.

Груди у нее были небольшие, но упругие, с коричневыми кружками набухших сосков. Тони не мог отвести от них взгляда, и глаза его потемнели так, что стали почти черными. Загорелые руки Тони казались бронзовыми на фоне ее кожи. Они легли на талию Грейс, чуть повыше пояса юбки, и кожа ее ощутила приятную шероховатость его ладоней.

Сердце Грейс билось все учащеннее. Кровь разбегалась по сосудам горячими потоками, ее толчки она чувствовала где-то глубоко внутри себя.

– Сексуальнее тебя я еще никого не встречал в жизни, – произнес он с придыханием.

– То же самое я подумала про тебя, – откликнулась Грейс с легким смешком.

– Значит, нам с тобой по пути, – сказал Тони, глядя ей в глаза.

Он наклонился и подхватил ее на руки с такой легкостью, будто она почти ничего не весила. Она расслабилась в его объятиях, предвкушая то, что ждет ее дальше.

– Теперь я знаю, что мне нравится в мужчине! – заявила она, подтрунивая над ним во время его маневров при проходе через довольно узкую дверь.

– Что?

– Его мускулы.

Грейс улыбнулась и теснее прижалась к нему. Обнаженные ее груди дразняще касались густой поросли на его груди. Тони улыбнулся ей в ответ.

– А в тебе есть все, что мне нравится в женщинах. Полный комплект! И я люблю каждую частицу тебя, все до единой.

Он нес ее через столовую, кухню и коридор в свою спальню и по дороге беспрестанно целовал.

Покрывало на кровати, куда Тони уложил ее, сшитое из пестрых квадратиков ручной вязки, было на удивление мягким. Его рука проникла в обтягивающие ее бедра узкие трусики, и от его прикосновения вспыхнул такой жаркий огонь, что весь свет перестал существовать для Грейс – все, кроме него, ее возлюбленного Тони Марино.

Она сбросила туфли, а он освободил ее от остатков одежды, причем сделал это, не переставая ласкать ее. На какой-то момент Тони отстранился, чтобы раздеться самому. Руки его дрожали при этом, а глаза не отрывались от желанной женщины, лежащей на его постели. Она села, приняв наиболее скромную позу из тех, что могла принять совершенно обнаженная женщина, – подобрала колени к груди и обвила их руками.

Не только мозг, но и все клеточки ее тела ждали в вожделении, что же произойдет дальше. Грейс уже не ощущала себя тридцатишестилетней женщиной, матерью почти взрослой дочери, служительницей Фемиды, прошедшей через замужество и развод и через несколько кратковременных любовных связей. Она снова превратилась во влюбленную юную девушку, в нежное прекрасное существо, только что открывшее для себя чудо плотской страсти.

Взгляд ее буквально впился в мужчину, который смог возбудить в ней подобное упоительное чувство. А он, осознавая, что она с нетерпением ждет его, что мешкать далее невозможно, накрыл ее своим телом.

Опять их губы встретились в поцелуе, затем сплелись языки, и больше никаких предварительных ласк уже не требовалось. Желание их было обоюдным и острым. Он застонал, она застонала в ответ, раскинула ноги, а потом обвила ими его бедра.

– Тони… Тони! – вскрикивала она, когда он брал ее яростно, вонзаясь глубоко и со всей силой, жарко дыша ей в открытый рот.

Она выгибалась, изворачивалась, цеплялась за него, пока, наконец, не замерла в неподвижности, лишь сотрясаемая мелкой дрожью, когда в последний раз он вошел в нее и задержался на долгие мгновения, опустошая себя.

Способность реально смотреть на вещи вернулась к ней не сразу. Грейс ни о чем не думала, упоенная своими ощущениями. Она сонно улыбнулась, уткнувшись лицом в его плечо. Через некоторое время он; пошевелилась и уперлась взглядом в циферблат будильника на столике возле кровати. Сладкий дурман сразу же слетел с нее.

12:35. Грейс ахнула.

– Тони! – Она встряхнула его за плечо.

Он лежал на ней, горячий, потный, тяжелый, его плоть все еще оставалась внутри ее лона. Она была буквально пригвождена к постели и, несмотря на все старания, выбраться из-под него самостоятельно не могла.

– М-м-м… – отозвался Тони и, не открывая глаз, стал водить губами по ее шее.

Он как будто нарочно нашел самое чувствительное местечко, и дрожь пробрала ее до кончиков пальцев.

– Тони, нам надо вставать! Я должна быть в суде через двадцать минут. Мне нельзя опаздывать!

Он только приподнял голову. Все его тело было по-прежнему неподвижным и давило на нее.

– Ты… прекрасна… и сексуальна… и… – произнес он, отделяя одно слово от другого долгими поцелуями.

– Не время, Тони! – взмолилась Грейс.

Как бы она ни была влюблена, чувство долга взывало к действию. Позже она вернется мысленно в эти счастливые мгновения, но сейчас никак не может позволить себе блаженно улыбаться и выбросить из головы то, что она судья, которому следует явиться в зал заседаний ровно в час дня.

Тони состроил недовольную гримасу и скатился с нее, улегшись на спину и совсем не стесняясь своей наготы. Руки он подложил себе под голову вместо подушки и стал наблюдать с некоторой долей иронии, как она выбирается из постели.

– Тот, кто утверждает, что слабый пол романтичен, очевидно, никогда не занимался с женщиной любовью.

– Спасибо, ты очень любезен. И остроумен. – Мельком оглянувшись на него и показав язык, Грейс скрылась в ванной, чтобы наскоро принять душ под аккомпанемент его добродушного смеха.

Тони появился в ванной минутой позже, едва она успела намылиться, заглянул за занавеску и с интересом принялся изучать ее фигуру, словно видел впервые.

– Я собираюсь присоединиться к тебе, – сказал он с двусмысленной улыбкой.

– Который час? – заменила вопросом Грейс резко отрицательный ответ, готовый сорваться с ее языка.

– 12:39.

Грейс снова ахнула и стремительно выскочила из ванной, на ходу закутываясь в купальное полотенце.

Тони преградил ей путь, заставил ее руки пройтись в который раз по восхитительным контурам его обнаженного тела, наградил поцелуем и занял место, которое она только что покинула.

– Поторопись! – потребовала Грейс, когда услышала, что он включил воду.

В спальне она сразу заметила, что Тони предусмотрительно собрал всю ее одежду, до этого разбросанную в беспорядке по комнате. Все предметы – бюстгальтер, трусики, пояс с чулками, блузка, юбка и жакет были аккуратно разложены на покрывале. И туфли ее он аккуратно поставил рядом с кроватью.

Торопливо натягивая одежду и все время поглядывая на часы, Грейс раздумывала о том, что только женщина без капли мозгов в голове могла бы устоять против такого мужчины, как Тони Марино, и не влюбиться в него.

Грейс не могла вспомнить, было ли когда-нибудь раньше так тепло, так хорошо у нее на душе. Она уже полностью оделась и обувала туфли в момент, когда Тони появился в дверях комнаты. Слава богу, он все-таки обмотал бедра полотенцем, но все равно его атлетическая фигура выглядела настолько соблазнительно, что Грейс едва не начала вновь скидывать с себя одежду. Взгляд на часы уберег ее от такого неразумного поступка.

– 12:43! Поторопись, Тони, – проговорила она умоляюще.

– Быстрее меня управиться просто невозможно, – улыбнулся он. – По-моему, я поставил рекорд.

– Одевайся, – прошептала Грейс и отвернулась, чтобы не поддаться соблазну. Ни для этого, ни даже для обмена шутками уже не было времени.

«Хорошо, что мужчинам не требуется столько времени возиться, приводя себя в порядок, как женщинам», – подумала Грейс, проводя щеткой по волосам, мазнув губы помадой и слегка припудрившись. Впрочем, к ее удивлению, она показалась себе в зеркале вполне благопристойно выглядящей. Ни следа от недавней бурной любовной сцены не наблюдалось.

Невольно ее взгляд упал на фотографию в рамке, стоящую на каминной полке. Рамка была из темного дерева, фотография – небольшой по размеру. Она не особенно бросалась в глаза. Со снимка улыбалась девочка лет десяти-одиннадцати. Открытое платьице не скрывало ее трогательной худобы. У нее были прямые длинные волосы, черные, как у Тони, и большие, словно бы удивленные темные глаза. Растянутый в улыбке ротик открывал ровненькие зубки. Она широко раскинула руки, как бы демонстрируя, какое цветочное богатство окружает ее. Девочка стояла среди кустов великолепных роз в полном цвету. Они были настолько хороши, что Грейс, глядя на снимок, почти ощутила их густой аромат.

Снимок был цветным, но черные волосы девочки, белый бант, белое платье и нежно-кремовые цветы – все вместе создавало впечатление черно-белого изображения. И в этом было нечто странное, призрачное, немного пугающее.

У Грейс почему-то сдавило горло и захотелось заплакать.

Тони встал у нее за спиной, готовый мчаться, куда прикажет ему госпожа судья. Он улыбался, довольный еще одним рекордом, поставленным в скоростном одевании, но тотчас выражение его лица изменилось. Он посмотрел на снимок, потом на Грейс, и она поняла, что рядом с нею стоит уже совсем другой человек.

– Она была очень красивой, – тихо сказала Грейс.

Тони взял с полки фотографию, погладил пальцем стекло, прикрывавшее снимок.

– Правда? Мне тоже всегда так казалось, – произнес он едва слышно. Такой крепкий, полный жизненной силы мужчина в это мгновение казался полностью сломленным своим горем.

Грейс поняла, что ему хочется выговориться, разделить с кем-то хоть на краткий миг свою неизбывную тоску, а если она намерена и дальше быть с ним, ей придется нести эту ношу.

– Она здесь на снимке такая радостная. Чей это сад? – тактично продолжала Грейс, несмотря на цейтнот, в котором она оказалась.

– Ее. Ее собственный. Она так любила ухаживать за цветами. Я сфотографировал Рейчел в последнее лето ее жизни. Поздней осенью она умерла. Мы с ней однажды отправились в розарий неподалеку и скупили все, что у них имелось в наличии. Я вскопал землю во дворике дома, где мы жили тогда… в Кливленде, привез хорошую почву и рассадил кусты. Я был готов на все, лишь бы Рейчел выжила, и думал, что радость может пересилить болезнь. После ее смерти, уезжая из Кливленда, я выкопал кусты, взял с собой и посадил их здесь. Разве я мог оставить их там неизвестно кому?

Грейс вспомнила кольцо колючих, по-осеннему унылых кустарников, окружающих его дом.

– Значит, они теперь растут здесь?

Он кивнул.

– Время от времени я вспоминаю, что их надо поливать, но они ни разу не зацвели с тех пор, как я переехал сюда. Наверное, их нужно выкопать, выбросить или сжечь, но у меня не поднимается рука. Ведь это розы Рейчел.

Имя дочери он произнес угасшим голосом.

– О, Тони… – Грейс почувствовала, как слеза набухла в уголке ее глаза и потекла по только что тронутой пудрой шеке. Она встала на цыпочки, потянулась, поцеловала его твердый подбородок, а потом мягкие, теплые губы. Он обнял ее, но тотчас увидел, сколько времени на его часах.

– Без шести час!

Тони вернул фото дочери на место на каминной полке, разомкнул объятия.

– Если мы поторопимся, ты опоздаешь всего на пять минут.

– Боже! – Ей так не хотелось покидать его в эти минуты.

Он же решительно увлек ее прочь из дома, через дворик, к машине.

– Не думай, что я постоянно предаюсь своему горю. Надеюсь, ты могла убедиться, что это не так.

Его рука крепко обхватила ее стан. Он подталкивал Грейс вперед, и они оба летели словно на крыльях. Правда, для этого Грейс приходилось чаще, чем он, переставлять ноги. «Миссис Кратчер, наверное, теряется в догадках, что это с нами», – с долей злорадства подумала Грейс.