Полное собрание сочинений в 8 томах. Том 2

Нет, нет, Протей, не убеждай меня,

Не развит ум у юных домоседов.

Когда б любовь твои златые дни

Не приковала сладостною цепью

К живому взору девушки прелестной,

Я пригласил бы в спутники тебя,

Чтоб чудесам земли дивиться вместе,

Чтоб, сидя дома, молодость свою

Не расточил ты в суетном безделье.

Но если полюбил, то счастлив будь, мой друг,

Как был бы счастлив я, узнав любви недуг.

Итак, ты отплываешь, Валентин.

Прощай же, милый. Если ты увидишь

Диковину, достойную вниманья,

То вспоминай Протея. В миг удачи

Позволь с тобою счастье разделить.

В опасности доверь свое несчастье

Моим молитвам. Помни, Валентин,

Что о тебе молюсь я непрестанно.

Что молишься по книге о любви?

Да, что молюсь я по любимой книге.

По мелкой книжке о глубоких чувствах,

О том, как море переплыл Леандр.

Нет, по глубокой книге о любви,

Глубокой, как пучина Геллеспонта[141].

Но ты бы Геллеспонт не переплыл:

В любви увяз ты вместе с башмаками.

Не будь глупцом, при чем тут башмаки?

При том, что взял не по ноге ты обувь.

Как! Покупать мольбами лишь презренье,

Мильоном вздохов — только строгий взгляд!

Тяжелыми, бессонными ночами —

Мгновенье счастья! В длительной игре

Выигрывать лишь горесть неудачи,

Проигрывать ценой горчайших мук!

Нет, видно, ум твой побежден безумьем,

Иль ты на глупость выменял его.

Так вы глупцом считаете Протея?

Ты от любви становишься глупцом.

Не понимаю ваших опасений —

Я не влюблен.

Вы, сударь, раб любви.

А кто оседлан глупостью любовной,

Тот, верьте мне, от мудрости далек.

Мудрец сказал бы: как в нежнейшей почке

Гнездится червь, так в самый сильный разум

Внедряется любовь.

Но и другое

Сказал бы он: как почка, не раскрывшись,

Внезапно вянет, съедена червем,

Так юный ум, охваченный любовью,

До срока вянет, обращаясь в глупость,

И, зелень потеряв еще весною,

Обещанных плодов уж не дает.

Но бесполезны умные советы

Тому, кто хочет глупости служить.

Простимся ж. Мой отец уже в дороге,

Меня он провожает на корабль[142].

Я также провожу тебя.

Не надо,

Простимся здесь, любезный мой Протей.

Пиши в Милан почаще, сообщай мне

И о твоей любви и обо всем,

Что здесь в мое отсутствие случится.

Я также буду обо всем писать.

Да будешь, милый, счастлив ты в Милане.

Да будешь дома счастлив ты. Прощай!

Он ищет славы, я ищу любви.

Он ради славы с другом расстается,

А я собой, друзьями, целым миром

Пожертвовать готов моей любви.

Ты, Джулия, виновна в том, что я

Теряю время, от наук отбившись,

Не слушаю разумных рассуждений,

Не сплю, не ем, томлюсь, коснею в лени.

Поклон мой вам, синьор. Вы не видали,

Где мой хозяин?

Только что был здесь

И в порт ушел, — сейчас он отплывает

В Милан.

Бьюсь об заклад — отплыл!

Я тоже собирался плыть в Милан,

Да вот отстал, веронский я баран.

А так всегда: пастух чуть зазевался,

А уж баран невесть куда девался.

Ступай! Когда ты сядешь на корабль,

Он будет от крушенья обеспечен, —

Не под водой, а в петле твой конец[143]!

А я найду посланника получше.

Когда такой неисправимый шут

Вручил прекрасной Джулии посланье,

Она могла над ним лишь посмеяться.

Скажи, Лючетта, мы теперь одни:

Ты, значит, мне советуешь влюбиться?

Да уж пора бы. Только не споткнитесь.

Из множества синьоров, что приходят

Развлечь меня игрой или беседой,

Которого, по-твоему, мне выбрать?

Вы называйте их, а я отвечу,

Как в простоте сердечной разумею.

Откроем счет красавцем Эгламуром[144].

Красив, учтив, речистей всех других,

Но я скажу: для вас он не жених.

Ну, а Меркацио? Щедр и денег тьма.

Э, денег тьма, да много ли ума?

Так кто же — не Протей ли благородный?

Простите мне, болтушке сумасбродной!

Тебе? Простить? Да что за чепуха!

Язык всегда доводит до греха.

Прилично ль мне! Мое ли это дело:

Таких синьоров я хулить посмела!

Что ж, и Протей не лучше остальных?

Вот он для вас — единственный жених.

Ты это можешь доказать?

По-женски.

Он всех милей мне — значит, лучше всех.

Отдать ему любовь мою?

Надеюсь,

Вы не хотите вышвырнуть ее?

Но он один мне сердце не волнует.

Но он один все сердце вам бы отдал.

Он о любви своей не говорит.

Тем жарче пламень, чем он глубже скрыт.

Не любит тот, кто слов любви страшится.

Не любит тот, кто в ней спешит открыться.

Как разгадать мне, что в душе таит он?

Пожалуйста, прочтите: вот письмо.

«Для Джулии». Кто пишет?

Прочитайте, —

Узнаете.

Кто дал его тебе?

Слуга синьора Валентина, Спид.

Он от Протея шел, и я случайно

С ним встретилась. Простите, синьорина,

Что я взяла письмо на ваше имя.

Клянусь моей невинностью, ты сводня!

Как! Принимать любовные записки

И соблазнять неопытность мою!

Поистине достойное занятье,

Но, видимо, тебе оно подходит.

Возьми письмо и отнеси немедля,

Иль на глаза не смей мне попадаться!

Заступницу любви вы так браните!

Ступай!

Уйду, чтоб дать вам поразмыслить.

Письмо мне страшно хочется прочесть,

Но как-то стыдно вновь позвать Лючетту,

Просить о том, за что сама бранила.

А все ж она порядочная дура.

Я — девушка, чего ж она ждала?

Она меня должна была заставить

Прочесть письмо. Всегда в устах девицы

Под строгим «нет» улыбку прячет «да».

О, глупая любовь! Как злой ребенок,

Она кусает няньку, а потом

Целует розгу. Я гнала Лючетту —

И так хотела, чтоб она осталась!

Я гневно брови хмурила, а сердце

От радости улыбкою сияло.

Так позову Лючетту, в наказанье

Себе самой, и попрошу прощенья.

Лючетта!

Что угодно, ваша милость?

Когда обед?

Не скоро, к сожаленью.

Не то вы утолили бы свой голод

Едой, а не попреками служанке.

А что ты так поспешно подняла?

Да ничего.

Чего ж ты наклонилась?

Бумажку ненароком уронила.

И что ж, бумажка эта — ничего?

Да ничего, что бы меня касалось.

Тогда не тронь — оставь ее для той,

Кого она касается.

Вы правы.

Она сама за сердце тронет ту,

Кто слов правдивых не толкует ложно.

Тебе твой милый написал стихи.

Их можно спеть, но вы должны на голос

Их положить, — вы в этом мастерица.

Подобный вздор моих трудов не стоит,

Пой на мотив: «Блаженный свет любви»[145].

Но стих тяжелый, а мотив — веселый.

Да что ж он — гири подвязал к словам?

Вы спели б сами — вышло б мелодичней.

А ты не можешь?

Слишком высоко.

Давай письмо, плутовка!

Разберемся.

Возьмите верный тон, — и песня будет

Чудесная. Пока ваш тон фальшив.

А ты дерзка.

Тут нужно петь дуэтом,

Ваш голос должен тенор поддержать.

Твой бас все портит.

Я ведь за Протея

Стараюсь.

Прекрати-ка болтовню!

Любовные мольбы, признанья...

В клочья!

И пусть лежат, а ты ступай, Лючетта,

Не смей их подбирать — я рассержусь.

Ишь, недотрога! А ведь как хотела б

Сердиться вновь — за новое письмо!

Когда б я рассердилась хоть за это!

Вы, руки ненавистные мои,

Зачем слова любви вы разорвали?

Как злые осы, сладкий мед сосете,

Кусая насмерть медоносных пчел!

Я в искупленье каждую бумажку,

Обрывок каждый нежно расцелую.

Не стыдно ль? «Доброй Джулии» — он пишет.

В отместку за свою неблагодарность

Я брошу имя «Джулия» на камень,

Я растопчу свою пустую спесь!

Смотри: «Любовью раненный Протей».

О сладостное раненое имя!

Лежи отныне на моей груди,

Пока твои не исцелятся раны.

Их боль я поцелуями смягчу.

А ведь Протей здесь назван был три раза.

О ветер милый, не умчи ни слова,

Дай мне собрать по буквам все письмо.

Но лишь не имя «Джулия»! Ты, буря,

Взмети его на край скалы прибрежной

И с вышины в морскую бездну кинь!

А! вот! В одной строке он назван дважды:

«Протей влюбленный, горестный Протей —

Прелестной Джулии». Я это разорву...

Нет, ни за что! Ведь правда, как красиво

Соединил он наши имена!

Я лучше приложу одно к другому:

Целуйтесь нежно, ссорьтесь, обнимайтесь.

Сударыня, обед уже готов.

Вас ждет отец.

Иду, иду, Лючетта.

А что ж клочки — останутся лежать,

Чтоб выдать нас?

Возьми их, если хочешь.

Когда я подбирала их, вы были

Разгневаны, но все ж я их возьму.

Ведь здесь они простынут.

Вижу, вижу,

Без них тебе и жизнь уж не мила.

Коль видите, вы так и говорите.

Я и сама все вижу — не слепая!

Идем, идем. Пойдешь ты, наконец?

Каким, Пантино, важным разговором

Мой брат вас задержал в монастыре?

Шла речь о вашем сыне, о Протее.

И что же говорил он?

Удивлялся,

Что ваша милость позволяет сыну,

Теряя дни, сидеть бесплодно дома,

Меж тем как люди победнее родом

Шлют сыновей за прибылью и славой,

Тот — на войну, чтоб испытать фортуну,

Тот — в море, чтобы земли открывать,

Тот — в университет, во храм науки.

Он говорит, что сын ваш преуспел бы

В любом из мною названных занятий,

И мне велел настойчиво просить вас,

Чтоб сын ваш дома больше не сидел,

Не пожалел бы в старости бессильной,

Что мир широкий смолоду не видел.

Меня не нужно долго убеждать

В том, что ему твердил я целый месяц.

Я знаю сам, что он теряет время,

Что не созреет ни умом, ни сердцем,

Покуда школу жизни не пройдет.

Мы лишь в трудах приобретаем опыт,

А время совершенствует его.

Куда ж послать мне сына, посоветуй.

Но ваша милость, вероятно, знает,

Что друг Протея, юный Валентин,

Не так давно в столицу перебрался

И состоит при герцоге.

Я знаю.

Отправьте также сына ко двору,

Чтоб он учился рыцарскому делу,

Изысканным речам и обращенью,

Беседовал с вельможами и видел,

Каким быть должен юный дворянин.

Совет хорош. И мне он так по сердцу,

Что я б ему последовал немедля,

Когда бы вдруг представился мне случай

Тотчас же ко двору его отправить.

Осмелюсь молвить: завтра дон Альфонсо

И с ним другие знатные синьоры

В Милан поедут к герцогу, чтоб лично

Свои услуги предложить ему.

Что ж, общество прекрасное для сына.

Я прикажу! Пусть едет в добрый час!

О светлый день! О сладостные строки!

О нежные признания в любви!

Ее рукой здесь говорило сердце,

Здесь клятва — чести девичьей залог.

Когда б отцы наш брак благословили,

Согласьем наше счастье закрепив!

О Джулия, небесное созданье!

Мой сын, что за письмо в твоих руках?

Ах, мой отец, привет от Валентина,

Доставленный мне нашим общим другом.

Дай мне письмо, посмотрим, что он пишет.

Он пишет, мой отец, лишь об одном:

Как он любим и как живет счастливо,

Как благосклонно герцогом он принят.

Зовет меня — с ним разделить фортуну.

А ты б хотел откликнуться на зов?

Я подчиняюсь только вашей воле,

А не порывам дружеских желаний.

Его порыв совпал с моею волей.

Не удивляйся, я решенье принял,

Я так хочу! Да, так хочу — и все.

Ты должен будешь вместе с Валентином

Пожить в гостях при герцогском дворе.

Тебе я назначаю ту же сумму,

Какую шлет его отец ему.

Готовься в путь. Поедешь завтра утром.

Я так решил, не вздумай возражать.

Синьор, так быстро я не соберусь.

Прошу вас, на день, на два отложите.

Вслед за тобой пошлю твои пожитки.

Мы кончили, ты едешь завтра утром.

А вам, Пантино, поручаю сборы.

Задержки я не разрешу. Пойдемте.

Чтоб не сгореть, от пламени бежал я,

Но вот упал в пучину и тону.

Ему письмо я показать боялся,

Чтоб не восстал он на мою любовь.

Но тем, что скрыл мою любовь трусливо,

Я сам же на любовь мою восстал.

О, как весна любви напоминает

Апрельский день, изменчивый полет!

Едва блеснуло солнце золотое,

На небе туча темная встает.

Синьор Протей! Отец велел позвать вас.

Он хмурится! Прошу, поторопитесь.

Что делать сердцу? Молвив «да» в ответ,

Сто тысяч раз воскликнуть хочет «нет»!

Синьор, перчатка ваша?

Нет, как видишь.

Мои — на мне.

А эта — ни на ком.

Жаль, что она не ваша.

Покажи-ка.

Моя! Она моя! Дай мне ее!

Божественной руки покров прелестный!

О Сильвия, Сильвия!

Я вашему неназванному другу,

Как вы велели, написал за вас.

Я это сделал крайне неохотно,

Но долг мой я исполнил, госпожа.

Благодарю вас, мой слуга любезный!

Письмо прелестно.

Верьте мне, синьора:

Писать неведомо кому, вслепую —

Нелегкий труд, я был в больших сомненьях.

И вы свой труд считаете чрезмерным?

О нет, синьора, я писал для вас.

Велите — сотни писем напишу я.

И все ж...

Вы фразу строите отлично.

Я знаю, что идет за многоточьем:

И все ж молчу. И все ж мне дела нет.

И все ж возьмите. Я благодарю вас,

И все же впредь вас утруждать не буду.

И все же будешь, все же — будешь все же.

Я вас не понял. Вы им недовольны?

О нет, оно написано прекрасно,

Но, если вы писали с неохотой,

Возьмите, — возвращаю вам его.

Письмо, синьора, — ваше!

Нет, синьор.

Я вам писать велела, но письмо

Не нужно мне. Оно всецело ваше.

Я больше чувства в нем хотела б видеть.

Позвольте мне другое написать.

Но, написав, его вы за меня

Прочтите сами. Если чтенье вам

Доставит радость — будет превосходно.

А не доставит радости — тем лучше.

Я думаю, доставит, — что тогда?

Тогда за труд себе его возьмите.

Прощайте, мой слуга.

Невиданно-невидимая скрытая игра!

Точь-в-точь, как скрыт на роже нос, на башне — флюгера!

Мой господин решил за ней поволочиться,

Но учит обожателя его же ученица.

Отличный ход! Ослам влюбленным в назиданье:

Он сам, как секретарь ее, себе же настрочил посланье.

Ведь вы писали часто ей, она ж из страха и приличий

Не отвечала вам — таков у честных девушек обычай.

Она боялась, что посыльный предаст ее, и против правила

Любимому письмо любимой писать любимого заставила.

Едва возможно будет, я вернусь.

Храните верность — и скорей вернетесь.

Возьмите, вот, от Джулии на память.

Свершим обмен. Я вам дарю свое.

И закрепим наш сговор поцелуем.

Я буду верен, вот моя рука.

И если в сутки час один случится,

Когда бы не вздыхал я о тебе,

Пусть небо мне пошлет, как святотатцу,

Любую кару. Но отец мой ждет.

Не возражай, — подходит час прилива.

Уйми же слез прилив. Такой прилив

Меня лишь бесполезно задержал бы.

Прощай!

Ушла? Ни слова не сказав?

Да, такова любовь, она безгласна.

Она в делах находит выраженье,

Но не в словах.

Синьор Протей, вас ищут.

Иду, иду. Увы, в прощальный миг,

Любовь, нам изменяет твой язык.

Ну, Сильвия, я вижу, ты в осаде!

Отец ваш в добром здравьи, Валентин.

Как отнеслись бы вы к письму от друга

С хорошей вестью?

О, я был бы счастлив

Любой хорошей вестью из Вероны.

Известен вам земляк ваш дон Антонио?

Да, герцог, он достойный дворянин

И окружен всеобщим уваженьем.

А у него есть сын?

Да, есть, мой герцог.

И сын достоин своего отца.

Вы знаете Протея?

С детских лет.

Как самого себя, его я знаю,

Немало дней мы вместе провели.

Я был тогда беспечным празднолюбцем, —

Я расточал в пустых забавах время

И совершенством ангелоподобным

Свой юный дух украсить не стремился.

Зато Протей умел свой каждый день

Использовать умно и благородно.

Он жизнью молод, знаниями стар,

Умом созрел, хотя годами зелен.

И, словом, яркий блеск его достоинств

Любые похвалы мои затмил бы,

Настолько щедро наделен он всем,

Что составляет славу дворянина.

Но если он действительно таков,

Нет спора, он любви моей достоин,

Достоин быть советником моим.

Так вот, синьор, он к нам приехал ныне

И погостит, надеюсь, при дворе.

Его мне хвалят в письмах и вельможи.

Я думаю, вам эта весть по сердцу.

О, мне здесь не хватало лишь Протея!

Тогда примите гостя по заслугам.

Я обращаюсь, Сильвия, к тебе,

И к вам, любезный Турио, — прошу вас.

А Валентина мне просить не нужно.

Я к вам сейчас его пришлю.

Синьора,

Я вам о нем рассказывал не раз.

Он был бы здесь со мной, когда б любовь

Его глаза своим волшебным взором

Не заманила в плен.

И, вероятно,

Их отпустила для другого плена?

Нет, он свой плен не сменит на другой.

Тогда он слеп. Но, будучи слепым,

Как мог он к вам сюда найти дорогу?

Владычица, но ведь любовь стоока.

Любовь не может видеть. У нее

Нет вовсе глаз.

Да, для таких влюбленных,

Как вы, синьор. Уродство ей противно.

Довольно, господа! А вот ваш друг.

Привет тебе, мой дорогой Протей!

Синьора, я прошу у вас для друга

Особой благосклонности.

Пусть будет

Уверен в благосклонности моей,

Когда он тот, чьих писем так вы ждали.

Да, это он, синьора, разрешите

Ему, как мне, слугою вашим быть.

Таких высоких слуг я недостойна.

Нет, вашей благосклонности высокой,

Синьора, недостоин ваш слуга.

Довольно обсуждать, кто недостоин.

Примите, госпожа, его услуги!

Я преданность почту за высший долг.

Кто верен долгу, тот всегда бывает

Вознагражден за верность. Вы желанный

Слуга для недостойной госпожи.

За эту дерзость меч мой наказал бы

Любого.

Как! За то, что вы желанны?

О нет, за то, что недостойны вы.

Пойдемте, Турио, со мною. —

Вас, новый мой слуга, я оставляю,

Чтоб вы могли потолковать друг с другом.

Беседу кончив, приходите к нам.

Мы оба тотчас к вам придем, синьора.

Ну, расскажи, как все там поживают.

Твои друзья здоровы, шлют поклон.

Ну, а твои?

Все были в добром здравье.

А как твоя любовь?

Я помню, друг мой,

О ней подчас ты не хотел и слушать.

Рассказы о любви тебе докучны.

Протей, во мне найдешь ты перемену.

Я искупил презрение к любви.

Покорный властным мыслям о любимой,

Не ем, не сплю, не ведаю покоя,

Тоскую днем, ночами слезы лью.

Любовь мне за презренье отомстила,

Сон отогнав от покоренных глаз,

Чтобы всечасно видели они,

Как безутешно раненое сердце.

О милый друг! Любовь — владыка смертных.

Я побежден, и для меня отныне

Страданья нет сильней ее страданий,

Нет радостей возвышенней и чище,

Нет мысли, нет беседы вне любви.

Еду и сон, всю жизнь и все желанья

Отныне заменила мне любовь.

В твоих глазах твою судьбу читаю, —

Не это ли была твоя богиня?

Она, мой друг, — небесный ангел мой.

Небесный? Нет, ее краса — земная.

Божественная!

Не хочу ей льстить.

Но мне польсти — хвала нужна влюбленным.

Ты подносил мне горькие пилюли,

Когда я был влюблен, — так принимай

За меру — меру.

Нет, скажи мне правду,

И если не божественна она,

Признай ее царицей земнородных.

За исключеньем Джулии.

Мой друг!

Без исключений, если ты не хочешь

Мою любовь жестоко оскорбить.

Как! Я не вправе предпочесть свою?

Я сам тебе открою, в чем могло бы

Ей предпочтенье быть: в высокой чести

Шлейф Сильвии носить, чтобы земля

Не возгордилась тем, что поцелует

Ее одежды край и не решила

Проститься с летом, зеленью, цветами

И облачиться в вечные снега.

Оставь, мой друг, напыщенный свой тон!

Прости, Протей, но все бессильно меркнет

Пред Сильвией. Все совершенства жалки

В сравненье с ней, единственной.

Смотри же,

Оставь ее в единственном числе.

Нет, ни за что. Мой друг, она моя.

И я мое сокровище живое

Не отдал бы за десять океанов,

Хотя б нектаром влага их была

И золотом — береговые скалы,

И драгоценным жемчугом — песок.

Прости, мой друг, что о тебе забыл я,

Но мысль моя поглощена любовью,

А глупый мой соперник — он богач

И потому любим ее отцом.

Ты видел, он отправился за нею,

Вот почему и я спешу туда.

Ты сам ведь знаешь, как любовь ревнива.

Но ты любим?

Мы тайно обручились.

Теперь еще побег нам предстоит,

А там — венчанье. Я уж все обдумал.

По лестнице веревочной я влезу

В ее окно, и да хранят нас боги!

Пойдем ко мне, мой дорогой Протей,

Ты мне поможешь делом и советом.

Ступай вперед, а я приду потом.

Сейчас мне нужно в гавань ненадолго,

Чтоб с корабля забрать свои пожитки.

Ну, а затем немедленно к тебе.

Мой друг, ты не задержишься?

Нет-нет!

Как сильным жаром заглушают слабый

Иль клином выбивают клин другой,

Так прежний образ, созданный любовью,

Пред этим новым образом померк.

Глаза ль мои, хвала ли Валентина,

Моя ль неверность, красота ль ее

Мой разум безрассудно помрачили?

Она прекрасна, да, но не прекрасна ль

И Джулия, которую люблю я.

Люблю? О нет! Любил в былое время.

Моя любовь растаяла, как воск,

Перед огнем утративший подобье

Того, чем прежде восхищал он взор.

И мнится, охладел я к Валентину,

Любовью воспылав к его любимой.

Но, если я люблю ее, не зная,

Как полюблю, когда узнаю глубже!

Покуда мне знаком лишь облик внешний.

И что же? Мой рассудок помутился,

И, нет сомненья, мой ослепнет взор,

Увидев совершенство в полном блеске.

Смири, любовь, безумие свое!

Не властна ты? Так завоюй ее!

Измена клятве — Джулии неверность,

Измена клятве — к Сильвии любовь,

Измена клятве — оскорбленье друга.

Я той же силой, что исторгла клятвы,

Увы, к тройной измене принужден.

Любовь клялась, любовь нарушит клятву.

Лишь ты, любовь, на грех меня толкнула,

Открой же, как мне искупить свой грех!

Любил я прежде бледную звезду,

Теперь, прозрев, боготворю я солнце.

Ведь умный клятве глупой изменяет.

Тот слаб умом, чей разум не велит

На лучшее переменить плохое.

Стыдись, богохулительный язык!

Ты оскорбляешь ту, чьи совершенства

С таким восторгом прославлял недавно!

Забыть любовь не мог я, но забыл, —

Забыл тогда, когда любить я начал.

Теряю Джулию, теряю Валентина,

Но, сохранив их, я себя б утратил,

А потеряв обоих, обретаю

Себя в замену сладостному другу,

И Сильвию — возлюбленной взамен.

Я самому себе дороже друга.

Любовь же нам всего дороже в мире.

А Джулия — тому свидетель бог —

Пред Сильвией черна, как эфиопка[152].

О, если умерла моя любовь,

Я Джулию живой считать не стану,

И Валентина я сочту врагом,

Чтоб Сильвия подругою мне стала.

Могу ль я верность сохранить себе,

Не изменяя дружбе с Валентином?

Он замышляет ночью по веревке

В окно к небесной Сильвии проникнуть.

Я это знаю, я, его соперник!

Я должен сообщить ее отцу,

Что с нею Валентин побег замыслил.

Ведь герцог прочит Турио в зятья,

И в гневе он изгонит Валентина.

А там найду я хитроумный способ,

Чтоб Турио, докучному глупцу,

Помехой стать в намереньях любовных.

Дай мне, любовь, для быстрых дел крыла,

Как ты мне ум для замыслов дала.

Дай, милая Лючетта, мне совет,

Тебя любовью нежной заклинаю.

Ты — мой дневник. Ты все мои желанья

Записываешь и лелеешь в сердце.

Дай мне совет, как, чести не затронув,

Мне к моему любимому Протею

Скорее путь желанный совершить.

К несчастью, труден этот путь и долог.

Усердный пилигрим не устает,

Шагами измеряя королевства.

Так я ль устану, на крылах любви

Летя к тому, кто мне безмерно дорог

И наделен небесным совершенством!

Не лучше ль подождать его возврата?

Но встречи с ним мою питают душу.

Ужель ты не сочувствуешь страданьям

Моей изголодавшейся души?

Когда б любви мучения ты знала,

Скорей бы снег пыталась ты зажечь,

Чем погасить огонь любви словами.

Не потушить огонь ваш я стремлюсь,

Но лишь его неистовство умерить,

Чтоб он в границах разума остался.

Чем больше гасишь, тем сильней горит он.

Скользящий тихо по лесу ручей,

Запруду встретив, буйством закипает,

Но если не мешать его теченью,

Он плещет мирно по камням блестящим,

Целуя каждый стебель камыша,

Встречающийся волнам в их дороге,

И, кончив путь, еще прозрачен, кроток,

Вливается он в бурный океан.

Не становись же на пути моем,

И, как ручей, я буду терпелива,

И легким я сочту мой трудный путь,

Когда он приведет меня к Протею.

С ним — отдохну! Так, после жизни горькой,

Блаженствует в Элизии душа.

В какой одежде вы хотите ехать?

Не в женской, чтоб в дороге избежать

Бесстыдного мужского любострастья.

Ты мне поможешь раздобыть одежду,

Какую носят при дворе пажи.

Но волосы тогда остричь придется.

Я подвяжу их шелковою нитью

И заплету двенадцатью узлами[153],

Упрямыми, как верная любовь.

Причудливость и юноше подходит,

Хотя б он старше был, чем я кажусь.

Штаны какого мы возьмем покроя?

Ну, право, смех! Так точно прозвучало б:

«Какой длины, синьор, вам сделать юбку?»

На свой вопрос ответь себе сама.

Вам надо бы штаны с широким буфом.

Оставь, Лючетта, это ведь уродство!

Штаны без буфов ничего не стоят.

Вы хоть иголку спрятать в буф могли бы.

Моя Лючетта, ты меня ведь любишь.

Дай мне костюм, какой найдешь приличным.

Но что, как сплетню пустят обо мне —

О том, что я в подобный путь пустилась?

Не станет ли молва меня бесчестить?

Молвы боитесь, так сидите дома!

Нет, ни за что.

Тогда скорее в путь,

И перестаньте думать о бесчестье.

Когда ж Протей одобрит ваш приезд,

Не все ль равно, кто вашу прыть осудит?

Но вряд ли будет вас Протей хвалить.

Вот этого я не боюсь, Лючетта.

Его слова о вечности любви,

Потоки слез, и клятвы, и моленья

Порукой мне, что буду для Протея

Желанной гостьей.

Да, но это все

Используют мужчины для обмана.

Лишь те, что низки, и для низкой цели.

Протей родился под звездой правдивой,

Слова его прочнее крепких уз,

Правдивее не может быть оракул,

И сердцем так далек он от обмана,

Как от земли далек лазурный свод.

Дай бог вам не найти в нем перемены.

Лючетта, если любишь ты меня,

Не оскорбляй Протея недоверьем.

Люби его — и будешь мной любима.

Ступай за мной, мы все должны собрать,

Что может мне в дороге пригодиться.

Богатство, имя доброе мое,

Владенья, словом, все, моя Лючетта,

Оставлю я в твоем распоряженье.

Взамен — лишь снаряди меня в дорогу.

Не возражай, приступим лучше к сборам;

Клянусь, я больше медлить не могу.

Прошу вас, Турио, оставьте нас на время,

Нам нужно кой о чем поговорить.

Теперь, Протей, готов я слушать вас.

Я, государь, хочу открыть вам тайну,

Которую мне дружба скрыть велит.

Но вам, за вашу доброту и щедрость,

Я, недостойный, расскажу о том,

Чего б не выдал ни за что на свете.

Узнайте, герцог, друг мой Валентин

Решил похитить вашу дочь сегодня.

Он сам открыл мне их преступный сговор.

Я знаю, вы ее решили выдать

За Турио, который ненавистен

Синьоре, вашей дочери. И если

Ее похитят, это будет вам

На склоне лет жестоким огорченьем.

Так вот, во имя долга я решил:

Пускай я лучше другу помешаю,

Зато седины ваши охраню

От множества печалей, что могли бы

Вас привести к безвременной могиле.

Я тронут всей душой. Благодарю вас.

Теперь до гроба я у вас в долгу.

Признаться, я и сам подозревал их.

Мне довелось беседу их услышать,

Когда казалось им, что я заснул.

Не раз хотел я прекратить их встречи,

Отставить Валентина от двора,

Но думалось: быть может, я ошибся,

Напрасно человека заподозрил,

А справедливость — первый долг владык,

И оттого я дружелюбным взором

Искал все то, о чем ты мне поведал,

Но дочь мою, чтоб молодость ее

Надежней оградить от искушенья,

С тех пор я на ночь запираю в башню,

А ключ держу бессменно при себе.

Теперь ее похитить невозможно.

Узнайте, мой достойный повелитель:

К ее окну решил любовник пылкий

По лестнице веревочной взобраться,

И он как раз за лестницей пошел,

Чтоб с нею воротиться, чуть стемнеет.

Вы там его застигнете на месте.

Но всю охоту, государь, прошу я

Так провести, чтоб он не догадался

О том, что я открыл вам план побега.

Ведь я был движим лишь любовью к вам,

А не презренной ненавистью к другу.

Клянусь вам честью, он не заподозрит,

Что я от вас их умысел узнал.

Но вот он сам. Синьор, прошу прощенья.

Куда вы так торопитесь, синьор?

Там ждет гонец в Верону, ваша светлость.

И с разрешенья вашего иду я

Отдать ему два небольших письма.

А эти письма — важные?

Да, в общем.

Я в них пишу, что я здоров и весел,

И счастлив жить при герцогском дворе.

О, только-то! — Тогда побудь со мной.

Тебе свою заботу я открою.

Но никому ни слова, я прошу.

Ты слышал, дочь хочу я выдать замуж

За друга моего, синьора Турио.

Я знаю, ваша светлость, он бесспорно

Жених весьма почтенный и богатый.

К тому ж он добродетелен и щедр,

И муж для вашей дочери — отличный.

Но разве он синьоре не по нраву?

К несчастью, нет. Она дерзка, строптива,

Надменна, раздражительна, упряма,

Чужда и долгу и любви дочерней, —

Все оттого, что с ней отец не строг.

Она своей гордыней, признаюсь,

Мою любовь заметно охладила.

Я так мечтал остаток дней своих

Согреть ее любовью и заботой,

Но обманулся и теперь — женюсь.

Пускай в мужья берет кого захочет,

Но ей за непочтительность к отцу

Лишь красота приданым будет ныне.

К чему ведет рассказ ваш, повелитель?

Здесь дама есть, Вероны уроженка.

Едва узнав, я полюбил ее.

Но, как ни убеждал, ни изощрялся, —

Не мог ее застенчивую скромность

Растрогать старомодным красноречьем.

Хочу твоим я стать учеником.

Я позабыл искусство обольщенья,

Да ведь и нравы уж давно не те.

Так научи, каким путем добиться

Улыбки нежной от прекрасных глаз.

Где речь бессильна, действуйте другим:

Порой для сердца женщины прелестной

Дороже слов подарок бессловесный.

Мой дар она отвергла.

Для начала!

Отвергла то, о чем сама мечтала.

Пошлите новый дар — и в добрый час!

Порой сулит взаимность их отказ,

И ненависть их гнев не означает.

О нет, он часто милость предвещает.

Нас гонят — что ж! — смирим на время кровь:

То в нас хотят сильней разжечь любовь.

И нас бранят, поверьте, лишь для вида:

Уйти, обидясь, — это им обида.

Прямых речей от женщины не жди:

В ее «уйди» звучит «не уходи»;

На похвалы, на лесть ее ловите,

Чернавку божьим ангелом зовите, —

На то мужчине и дается речь,

Чтоб мог он в сети женщину завлечь.

Но этой даме близкие нашли

Достойного и молодого мужа,

А чтоб другой не занял это место,

За нею днем ведут надзор строжайший.

Так я бы ночью к ней рискнул проникнуть.

Дверь заперта, а ключ — в руках надежных.

Пожалуй, к ней и ночью не пройдешь.

А что мешает влезть в ее окно?

Стена крута, окно так высоко,

Что невозможно, не рискуя жизнью,

Добраться к ней.

Ну, это не помеха, —

Веревочную лестницу возьмите,

И если вы отважны, как Леандр,

То проберетесь в башню к новой Геро.

Дай мне совет, — ты опытный повеса,

Где мне такую лестницу достать?

Когда, скажите, лестница нужна вам?

Сегодня в ночь: любовь ведь, как дитя, —

Скорей хватает все, что только может.

К семи часам я лестницу достану.

Но я пойду один, так расскажи:

Как лестницу вернее пронести мне?

Она ведь легкая, — накиньте плащ,

И под плащом ее вы пронесете.

Годится плащ такой длины, как твой?

О да, синьор.

Дай мне его примерить.

Мой государь, тут плащ любой пригоден.

А как его надеть? Прошу тебя,

Дай мне накинуть твой.

Что за письмо?

Кому оно? Как, «Сильвии»? А вот

И лестница, которая нужна мне.

Ну, если так, позвольте вскрыть печати.

«Мои мечты — у Сильвии далекой,

Я им велел не покидать любимой,

Но если б мог я ночью одинокой

Гонцов бездушных заменить, незримый!

В твоей груди — их нежная обитель,

Я вдалеке томлюсь один, ревнуя.

Счастливых слуг печальный повелитель,

Чужое счастье в горести кляну я.

Кляну себя за то, что их послал

Туда, где сам блаженствовать желал».

Что это такое?

«Ты, Сильвия, свободна станешь ночью».

Так вот зачем ты лестницу припрятал!

Но Фаэтон[154], сын Меропса бескрылый,

Задумал править колесницей Феба

И чуть в безумстве не поджег весь мир!

Не хочешь ли звезду с небес похитить?

Обманщик низкий! Наглый раб, ступай!

Припрячь улыбку лести для глупцов,

И если ты уйдешь неотомщенный,

Благодари за то мое терпенье,

А не свои заслуги. Эта милость

Превыше всех благодеяний, мною

Оказанных тебе. Но если ты

Задержишься в моих владеньях дольше,

Чем требуют немедленные сборы,

Клянусь, мой гнев безмерно превзойдет

И ту любовь, с какой тебя я принял,

И ту любовь, что к дочери питал.

Без оправданий! Вон отсюда, слышишь?

О, лучше смерть, чем жизнь в таких мученьях!

Ведь смерть — уход от самого себя,

А Сильвия и я — одно и то же.

В изгнании от Сильвии моей

От самого себя я буду изгнан.

Не это ли — смертельное изгнанье!

Без Сильвии ярчайший свет — не свет,

И радость мне без Сильвии — не радость.

Ужель мечтою мне питать любовь,

Воображать сиянье совершенства?

Но если ночь без Сильвии провел я,

Нет музыки мне в пенье соловьином,

И если днем я Сильвию не вижу,

Нет солнца в небе синем для меня.

Я без нее — ничто. Любимой близость

Дает мне жизнь, и сущность, и основу.

Не смерть — лишь казнь предотвратить могу я.

Оставшись тут, я только смерти жду;

Бежав отсюда, я бегу от жизни.

Мой слух, дружище, глух для добрых слов,

Он оглушен недобрыми словами.

Тогда в молчанье я похороню

Свои слова — они и злы и грубы.

Скончалась Сильвия?

Нет, Валентин.

Но Валентин для Сильвии скончался.

Так изменила мне?

Нет, Валентин.

О, если б изменила, ты сказал бы:

Нет Валентина! С чем же ты пришел?

Ты из Милана изгнан. Да! Ты должен

Покинуть двор, и Сильвию, и друга.

Мой друг, я горем сыт. Еще немного —

И горе с жизнью разлучит меня!

Но Сильвия уже об этом знает?

Да, знает все. Жестокому решенью

Она напрасно в жертву принесла

Те жемчуга, что мир зовет слезами;

Упав к ногам сурового отца,

Она рыдала и ломала руки,

Что, побледнев от горя и тревоги,

Белей казались, чем нагорный снег.

Но ни мольбы, ни клятвы, ни стенанья,

Ни скорбное коленопреклоненье,

Ничто, ничто не тронуло тирана.

Он ей ответил: если Валентин

Промедлит здесь, его казнить велю я.

И дочь свою за то, что умоляла

Простить тебя, он в ослепленье гнева

Велел тотчас же в башню запереть

И угрожал ей вечным заточеньем.

Ни слова больше, если этим словом

Ты не убьешь меня. Но если можешь

Меня убить, так продолжай рассказ:

Дай мне покончить с мукой бесконечной.

Не сокрушайся о непоправимом,

Но что испортил, то скорей поправь.

Оставшись, ты не мог бы с ней встречаться,

Но жизнь и честь поставил бы на карту.

Надежда — посох любящих. Иди,

Ты будешь там, но письма будут здесь.

На этот посох крепкий опираясь,

Пиши их мне, чтоб я передавал их,

Чтоб их на беломраморной груди

Могла твоя возлюбленная прятать.

Но, друг мой, рассуждать теперь не время.

Пора идти. К воротам городским

Я провожу тебя. Мы потолкуем

О том, что для любви твоей полезно.

Пойдем. Во имя Сильвии, спеши.

Послушай, Ланс, коль повстречаешь Спида,

Скажи, чтоб шел он к Северным воротам.

Ступай за ним. Пойдем же, Валентин.

О Сильвия моя, о дорогая!

О горестный, несчастный Валентин!

Не беспокойтесь, Турио; теперь,

Лишенная навеки Валентина,

Она полюбит вас.

Но с той поры

Как изгнан он, я стал ей ненавистен.

Едва я появлюсь, она уходит,

И я уже надежду потерял.

Любовь девичья сходна с начертаньем

На льдине. Чуть повеяло теплом —

И тает лед, и, смотришь, нет рисунка.

Так мысль ее застывшая растает,

И будет сразу Валентин забыт. —

Ну что, синьор Протей, ваш старый друг,

Надеюсь, внял приказу и уехал?

Уехал, герцог.

Дочь моя грустит?

Мой герцог, эта грусть недолговечна.

Ты прав, но Турио думает иначе.

Протей, я полюбил тебя всем сердцем.

Ты доказал мне преданность свою,

И я доверюсь твоему совету.

О, если я вас обману, лишите

Меня и вашей милости и жизни.

Ты знаешь сам, с какой охотой дочь

Я за синьора Турио бы выдал.

Да, герцог.

И тебе небезызвестно,

Что дочь моей сопротивлялась воле.

Пока здесь находился Валентин.

О нет, она упорствует. Как сделать,

Чтоб девочка забыла Валентина

И полюбила Турио?

Есть способ.

Пусть ей наговорят на Валентина,

Что он обманщик, трус и низок родом, —

Три свойства, ненавистные для женщин.

Она поймет, что на него клевещут.

Да, если это скажет враг его.

Но ваша дочь должна рассказ подробный

О Валентине услыхать от друга.

Тогда возьмите это на себя.

Мой герцог, это было бы мне тяжко.

Достойно ль дворянина — клеветать,

Особенно на друга?

Но поскольку

Вы похвалой ему не помогли бы,

То клеветой ему не повредите.

А значит, вам должно быть безразлично,

Чем герцогу вы будете служить.

Мой герцог, я согласен. Если дело

Лишь в том, чтоб развенчать его пред нею,

Она его разлюбит, я ручаюсь.

Но Валентина выбросить из сердца,

Еще не значит в Турио влюбиться.

Поэтому, когда вы отвратите

Ее от Валентина, торопитесь

Любовь ее направить на меня,

И с этой целью, как его хулите,

Так вы меня хвалите перед ней.

Да, в этом я, Протей, вам доверяю.

Я знаю по рассказам Валентина,

Что сами вы в цепях любви томитесь

И навсегда верны своей любви.

Поэтому я вам предоставляю

Свободный доступ к дочери моей.

Она печальна, замкнута, угрюма,

Но вас, как друга Валентина, — примет,

А уж тогда сумейте сделать все,

Чтобы скорей он стал ей ненавистен.

Клянусь вам сделать все, на что способен,

Но мой синьору Турио совет:

Попробуйте поймать ее, как птицу,

В силки любовных песен и сонетов,

Исполненных покорности и страсти.

Ты прав, Протей, могущественна сила

Поэзии, наперсницы богов.

Пишите ей, что на алтарь любви

Приносите вы слезы, стоны сердца, —

Все в жертву столь великой красоте!

Испишете чернила — продолжайте

Чертить хоть кровью пламенные строки.

Орфей, создав магическую лютню,

Поэтов жилы взял для вещих струн[158],

И золотыми звуками она

Смягчила сталь и вековые скалы,

И приручала львов, и заставляла

Левиафана[159], чудище морское,

Покинув глубь, плясать на берегу.

Отдав свой день созданью чудных песен,

Ступайте ночью под окно любимой

И, пригласив искусных музыкантов,

Игрой и пеньем тешьте слух ее.

С молчаньем ночи так согласны звуки

Тоскующей, зовущей серенады,

И для победы нет пути другого.

Лишь тот, кто любит, может так учить.

Я твой совет сегодня же исполню,

Наставник мой, любезный мой Протей.

Прошу тебя, пойдем со мною в город —

Наймем оркестр. А я как раз сегодня

Великолепный выучил сонет.

Его спою — и будет он началом

Любовной битвы.

В добрый час, синьоры.

Мы до обеда, герцог, ваши слуги,

А там — в поход.

О нет, не тратьте время.

Я отпускаю вас, мои друзья.

Так знайте же, мне нечего терять.

Ко мне судьба относится враждебно,

И все мое богатство — в той одежде,

Которая на мне.

И долго жили там?

Да больше года.

Но был бы там и ныне, если б злая

Судьба не встала на моем пути.

Вы изгнаны?

Да, изгнан.

А за что же?

За то, о чем мне тяжко вспоминать.

Я в стычке заколол там человека

И все еще раскаиваюсь в том.

Но я убил его на поединке,

А не ударом в спину.

Если так,

Поверьте, вам раскаиваться не в чем.

И вас изгнали за такой пустяк?

И хорошо, что обошлось лишь этим.

Вы знаете чужие языки?

Да, в юности поездил я немало,

А в общем, я судьбой не избалован.

Ручаюсь плешью старого монаха

Из удалой ватаги Робин Гуда[160],

Он подходящий атаман для нас!

Он мне по сердцу. Господа, два слова!

Хозяин, принимайте предложенье,

Займитесь честным воровством.

Молчи ты!

Не связаны ли в жизненном пути

Вы с кем-нибудь?

Нет, лишь с моей судьбою.

Так знайте, между нами есть дворяне, —

Слепое буйство юности безумной

Нас от людей достойных удалило.

Я сам был изгнан из родной Вероны

За то, что вознамерился похитить

Воспитанницу герцога.

Я также

Из Мантуи был изгнан, — но за то,

Что проучил кинжалом дворянина.

И я в таком же пустяке повинен.

Но к делу! Мы в грехах своих винимся,

Чтоб объяснить вам, отчего пошли мы

В разбойники. Вы статны и сильны,

Притом вы человек с образованьем,

Владеете, как видно, языками,

А нам такой и нужен атаман.

Да, только потому, что вы — изгнанник,

Мы первым делом спрашиваем вас;

Хотите ль быть вы нашим атаманом,

Хотите ль сделать проигрыш доходным

И с нами жить в лесу?

Ответь нам прямо:

Ты хочешь править шайкой удальцов?

Скажи лишь «да» — и станешь атаманом,

И будем мы тебе повиноваться,

Тебя любить и чтить, как короля.

А если ты откажешься — убьем!

Чтоб ты не хвастал нашим предложеньем.

Пожалуй, я — согласен. Остаюсь.

С условием, чтоб вы не обижали

Ни бедняков, ни беззащитных женщин.

Столь подлых дел гнушаемся мы сами.

Пойдем, мы отведем тебя в пещеру

И отдадим в твое распоряженье

Себя самих и все свое добро.

Я Валентина оболгал, и ныне

Мне Турио придется обмануть.

Пообещав хвалить его пред нею,

Я думал только о своей любви,

И Сильвию теперь могу я видеть.

Но Сильвия правдива и честна

И на обеты верности с презреньем

Ответствует, что я неверен другу.

Когда я славлю красоту ее,

Она глумится над моей изменой

И просит клятвы Джулии припомнить.

Но, несмотря на все ее насмешки,

Я перед нею — точно пес ручной.

И я люблю тем преданней, чем больше

Она мои моленья презирает.

Но вот пришел и Турио. Пойду

Любимой петь с ним вместе серенаду.

Как! Раньше нас, Протей, вы прилетели?

Да, прилетел, мой Турио достойный.

Любовь, где не пройдет, перелетит.

Да, но любовь-то ваша ведь не здесь!

Нет, здесь, иначе я бы здесь и не был.

И, может быть, вы к Сильвии явились?

Да, к Сильвии, но ради вас.

От сердца

Благодарю вас. Господа, начнем.

Настраивайте ваши инструменты.

Кто Сильвия? И чем она

Всех пастушков пленила?

Умна, прекрасна и нежна,

Велением богов дана

Ей чар любовных сила.

О слепоте своей скорбя,

Амур к ней приласкался:

«О, как хочу узреть тебя!»

И вдруг прозрел он и, любя,

В ее глазах остался.

Друзья, среди чудес земли

Что Сильвии чудесней?

Мы к нежной Сильвии пришли,

Мы ей гирлянды принесли,

Ее мы славим песней.

Не беспокойтесь, Турио, клянусь вам,

Я так искусно дело поведу,

Что хитрости моей вы удивитесь.

Где встретимся мы с вами?

У фонтана

Григория святого. —

Привет вам, благородная синьора.

Благодарю за музыку, синьор.

Скажите, кто вы?

Если бы вы знали,

Насколько чисты помыслы мои,

Вы узнавать умели бы мой голос.

Синьор Протей?

Ваш преданный слуга.

Что вам угодно?

Слепо подчиняться

Желаньям вашим.

Очень рада слышать.

Так вот мое желанье: убирайтесь

Немедленно домой! Ты, лжец, предатель,

Иль думаешь, я так глупа, ничтожна,

Что лестью соблазнить меня ты можешь,

Как обманул ты клятвами другую?

Ступай, пади пред нею на колени,

Моли прощенья у ее любви!

А я клянусь — клянусь царицей ночи,

К твоим мольбам не снизойду вовеки

И домоганья лживые твои

Всем разумом, всем сердцем презираю.

Мне стыдно, что с тобой на болтовню

Я трачу время.

Госпожа моя,

Скрывать не стану, я любил другую,

Но ведь она скончалась.

Я свидетель,

Ее пока не опускали в гроб.

Допустим, это правда, но твой друг,

Твой Валентин, он жив, а ты ведь знаешь,

Что мы обручены, и не стыдишься

Своей любовью друга оскорблять!

Идет молва, что Валентин скончался.

Тогда и я мертва, моя любовь

Навек погребена в его могиле.

Позвольте воскресить ее, синьора!

Нет, воскреси любовь своей любимой,

Иль вместе с ней свою похорони.

Он этого не слышал.

О синьора!

Вы так жестокосердны, но молю вас,

Отдайте мне на память свой портрет,

Висящий в вашей комнате. Я буду

С ним говорить, вздыхать пред ним и плакать,

И вашу тень, сам обратившись в тень,

Любить неугасающей любовью.

Живую, лицемер, вы разлюбили б

И в тень бы превратили, как меня.

Мне неприятно быть кумиром вашим,

Но вам, лжецу, пожалуй, так подходит

Молиться тени и любить подобье,

Что вам портрет дарю я. Завтра утром

Кого-нибудь пришлите за подарком.

Покойной ночи.

Я спокоен буду,

Как пленник, ждущий казни поутру.

А ночь из всех ночей моих бессонных

Была и самой длинной и тяжелой.

Меня синьора Сильвия просила

Зайти к ней нынче. Этот час настал.

Я для каких-то важных дел ей нужен.

Синьора Сильвия!

Кто звал меня?

Слуга и друг ваш.

Это Эгламур?

Синьор, примите тысячу приветствий.

И столько же приветствий вам, синьора.

Я к вам пришел так рано, чтоб узнать,

Какой могу быть службой вам полезен.

Ты — рыцарь, мой достойный Эгламур.

Клянусь тебе, в моих словах нет лести.

Ты просвещенный, мудрый и отважный,

Ты справедлив и прям. Тебе известно,

Что всей душой люблю я Валентина,

Но мой отец меня желает выдать

За Турио, ничтожного глупца.

Ты сам любил. Ты мне сказал когда-то,

Что, безутешной горестью теснимый,

Печалясь о возлюбленной своей,

Ты над ее безвременной могилой

Поклялся верным быть ей даже мертвой.

О Эгламур, я в Мантую решила

Уехать, — там живет мой Валентин.

Но на дорогах, говорят, опасно;

Прошу тебя, будь спутником моим.

Подумай, как разгневан мой родитель,

Подумай, как в разлуке я страдаю,

И скажешь сам, что вправе я бежать,

Чтобы спастись от мерзкого союза,

Который проклят небом и судьбой!

Мой добрый друг, молю тебя всем сердцем,

А в нем страданий — как песчинок в море, —

Будь провожатым Сильвии несчастной!

Но если ты не можешь, обещай мне

Молчать о том, что я тебе открыла,

И я тогда решусь бежать одна.

Всем сердцем вам сочувствую, синьора.

И, зная ваших горестей причину,

Охотно буду вас сопровождать.

И о своей судьбе я не забочусь,

Я лишь для вас прошу у неба счастья.

Когда же в путь?

Сегодня ввечеру.

Где встретимся?

У брата Пьетро в келье.

Пред ним я исповедаться хочу.

Я встречу вас у врат монастыря.

До вечера, прекрасная синьора!

Мой добрый друг, мой Эгламур, прощайте.

Тебя зовут Себастьян? Ты мне сразу

Понравился. Окажешь мне услугу?

Все что угодно! Все, что буду в силах!

Благодарю. —

Так вот ты где, мерзавец!

Скажи, где прошатался ты два дня?

Ступай к чертям! Иль разыщи собачку,

Иль на глаза не смей мне попадаться!

Чего стоишь? Взбесить меня решил?

Из-за слуги всегда краснеть я должен!

Себастьян, будь моим слугою ты.

Мне нужен юноша, который может

Исполнить мой приказ умно и тонко,

Не так, как этот пентюх толстокожий.

А ты лицом приятен и воспитан

И, если я в тебе не ошибаюсь, —

Удачу можешь принести и счастье.

За это я и взял тебя. Так вот что:

Ступай к синьоре Сильвии тотчас же

И ей отдай кольцо мое в подарок.

Его владелица меня любила.

Но вы ее, должно быть, не любили,

Когда с ее подарком расстаетесь.

Или она скончалась?

Нет, жива.

О горе мне!

Тебе? При чем же ты здесь?

Я не могу не пожалеть ее.

Ты? Почему ты Джулию жалеешь?

Она не меньше, видно, вас любила,

Чем вы синьору Сильвию? И что же,

Ей дорог тот, кто позабыл ее,

А вы влюбились в ту, кто вас не любит.

Всегда с любовью жизнь в противоречье,

Вот почему вскричал я: горе мне!

Ну, не печалься. Отнеси кольцо,

А с ним письмо. Вот комната синьоры.

Скажи, что за обещанным портретом

Явился ты, и, получив портрет,

Лети ко мне тоску мою развеять.

Ах, многие ли женщины могли бы

Такое поручение исполнить!

Протей, бедняга! Ты лису приставил

Твоих ягнят пасти. А я-то дура!

Мне жаль того, кто надо мной смеется!

Едва ее увидел, он с презреньем

Отверг меня, а я люблю его

И оттого жалею. В час разлуки

Ему кольцо дала я, чтобы вечно

Меня он помнил, а теперь должна я —

Посол несчастный! — Сильвию просить

О том, что запретить бы ей хотела,

Отдать ей то, что отобрать хочу,

Хвалить того, кого браню всем сердцем.

Не я ли с ним сама обручена!

Чтоб стать Протею преданным слугою,

Должна предать я самое себя.

И, сватая любимому невесту, —

О господи! — я жажду лишь отказа.

Привет вам, госпожа! Нельзя ли мне

Сказать синьоре Сильвии два слова?

Я — Сильвия. Но что же вам угодно?

О, если это вы, прошу терпенья —

Я с порученьем прислан.

От кого?

Синьор Протей меня прислал, синьора.

А, верно, вас прислал он за портретом?

Да.

Хорошо. Урсула, мой портрет!

Отдай его Протею, но скажи,

Что Джулия, которой изменил он,

Подходит больше комнате его,

Чем эта тень.

Вот вам письмо, синьора.

Простите, я случайно передал вам

Не тот листок. Ах, вот он, ваша милость.

А покажи-ка мне еще раз тот.

Прошу простить, я не могу, синьора.

Возьми! Я не хочу и видеть, что мне пишет

Твой господин. Я знаю, там полно

Любовных клятв, неслыханных обетов, —

Он лжет с такой же легкостью всегда,

С какой его письмо я разрываю.

Синьора, вам кольцо он посылает.

Кольцо? Тогда позор ему вдвойне!

Он сотни раз твердил, что это — память,

Что это милой Джулии кольцо —

Залог любви, врученный в миг разлуки.

И пусть он осквернил его изменой,

Я Джулию не стану оскорблять.

Она благодарит вас.

Что такое?

Благодарю вас за участье к ней.

Бедняжка, мой синьор ее обидел!

Ее ты знаешь?

Так же, как себя.

Я часто плакал над ее печалью.

Она, быть может, знает, что Протей

Ей изменил?

Я полагаю, знает.

И в этом горьких слез ее причина.

Она красива?

Нет, была красива,

Когда могла в любовь Протея верить.

Она была красавица, как вы.

Но в зеркало давно она не смотрит.

Под маскою не прячется от солнца[162],

И воздух розы щек ее убил,

Ее чело лишилось лилий белых,

Подобно мне, теперь она смугла.

А ростом высока она?

Как я.

Когда мы с ней в комедиях играли,

Мне часто роли женщин доставались,

И были платья Джулии мне впору,

Как будто шил портной их для меня.

Вот почему известно мне, что ростом

Мы с ней равны. А как-то раз случилось,

Что я всерьез ее заставил плакать.

Я Ариадну представлял тогда,

Убитую предательством и бегством

Изменника Тезея[163]. Я играл

Так живо, был так неподдельно грустен,

Что госпожа моя разволновалась

И горько зарыдала. Пусть умру я,

Когда не плакал сам ее слезами.

О благородный мальчик, как отрадно

Должно быть ей сочувствие твое,

Когда она покинута, забыта!

Сама я плачу, думая о ней.

За то, что госпожу свою ты любишь,

Дарю тебе мой кошелек. Прощай!

Как Джулия благодарить вас будет,

Когда вы с нею встретитесь, синьора!

Она добра, прекрасна, благородна.

И если ей так жаль меня, — быть может,

Она отвергнет сватовство Протея.

Любовь, любовь! Как над собой ты шутишь!

Но вот портрет соперницы. Посмотрим.

Пожалуй, дать такое платье мне,

Лицом бы оказалась я не хуже.

Но, право, живописец ей польстил.

Иль, может быть, себе я льщу невольно?

Она темноволоса — я светла.

Но если он ее за это любит,

Я завтра же парик надену темный.

Глаза у нас обеих голубые,

Но у нее гораздо ниже лоб.

Так что же в ней он любит? Чем я хуже?

И что во мне он мог бы порицать,

Не будь Амур шальным, слепым мальчишкой.

Неси же, тень, соперницу твою —

Другую тень. Бездушное подобье!

Тебе молиться будут, поклоняться.

Но если в поклонении кумиру

Есть чувство, пусть моя живая плоть

Заменит этот образ бестелесный.

Я пощажу тебя во имя той,

Кто так скорбит о Джулии, — не то бы

Я вырвала глаза твои пустые,

Чтоб разлюбил тебя мой повелитель.

Позолотило солнце хмурый запад.

Условленный уже подходит срок,

И Сильвию тотчас я должен встретить.

Она придет. Влюбленные иль точны,

Иль сонное опережают время.

Но вот она. —

Синьора, добрый вечер!

Аминь, аминь. Ступай вперед, мой рыцарь,

И жди за монастырскою оградой.

Боюсь, отец велел за мной следить.

Не бойтесь, лес недалеко отсюда,

Мы добежим — и будем спасены.

Синьор Протей, как Сильвия теперь

Относится к моим смиренным просьбам?

Она, пожалуй, стала благосклонней,

Но все же в вас не нравится ей что-то.

Но что же? Или ноги слишком длинны?

О нет, скорее — чересчур худы.

Надену сапоги, чтоб округлить их.

Ты шпорами любовь не обратишь

К тому, что от природы ей противно.

А нравится ли ей мое лицо?

Она его считает слишком белым.

Плутовка лжет! Я темен, точно мавр.

Но жемчуг бел, а темные мужчины,

Как говорят, в глазах красавиц — жемчуг.

Да, этот жемчуг ослепляет женщин, —

И, право, лучше с глаз его долой!

Ей нравится беседовать со мною?

Рассказы ваши о войне ей скучны.

Но о любви и мире — интересны?

Ей было б интересней услыхать,

Что с миром ты ушел — и не вернулся.

А что она о храбрости моей

Сказала вам?

Она молчит об этом.

А что сказать, когда храбрец труслив?

Известно ль ей мое происхожденье?

Известно то, что вы от высшей знати

Свой род ведете.

Из князей в шуты.

Она слыхала о моем богатстве?

Да, и жалеет вас.

А почему?

А потому, что им осел владеет.

Да ведь оно заложено.

Вот герцог!

А, Турио! Протей! Синьоры, кстати,

Вы Эгламура нынче не встречали?

Нет.

Нет.

А дочь мою?

Я не встречал.

Так, значит, дочь бежала к Валентину,

И Эгламур ее сопровождает.

Да, это так. Их брат Лоренцо встретил,

Когда он шел, в молитвы погруженный,

Лесной тропой. Он Эгламура знает

И думает, что с ним была она,

Хотя под маской он лица не видел.

Затем она хотела к брату Пьетро

На исповедь прийти, но понапрасну

Он ждал ее весь вечер. Я уверен,

Что Сильвия бежала. Мой Протей,

Седлай коня, скачи до поворота

На Мантую, — они туда спешили.

Там под горой я назначаю встречу.

Скорей, синьоры, следуйте за мной.

Однако нрав строптивый у девицы!

Бежать от счастья! Я за ней отправлюсь —

Не из любви к упрямице, о нет,

Но отомстить хочу я Эгламуру.

А я отправлюсь только из любви,

Я к Эгламуру злобы не питаю.

А я пойду — не мстить ее любви,

Но стать помехой для его любви.

Ну, ну, терпенье! Мы вас отведем

К начальнику.

Мне горе так привычно,

Что это горе я стерплю легко.

Ведите же ее.

А где тот малый,

Который с нею был?

Удрал, как заяц.

За ним пустились Мозес и Валерий.

Веди ее к начальнику. Ступай!

А я в погоню, — мы его поймаем,

Ему засад в лесу не миновать.

Пойдемте, я вас отведу в пещеру

Начальника. Вам нечего бояться.

Он справедлив, а с женщинами — рыцарь.

Как быстро в нас рождается привычка!

Мне лес безлюдный, глушь и полумрак

Милей, чем пестрый и богатый город.

Я здесь брожу один, никем не видим,

И вторю песне томной соловья

Стенаньями тоскующего сердца.

Красавица, живи в моей груди,

Люби приют, счастливый лишь тобою,

Не то печаль изгложет эти стены

И рухнет опустелое жилище.

О Сильвия, мне душу воскреси,

Утешь страдальца, ласковая нимфа!

Что там за крик? О чем шумит ватага,

Возведшая в закон лишь своевольство?

Иль бедный путник в этот лес забрел?

Хотя меня вся шайка полюбила,

Как трудно мне обуздывать их буйство!

Но спрячься, Валентин, сюда идут.

Чтоб вам услугу оказать, синьора, —

Хоть вы моих не цените услуг, —

Я жизнью рисковал, и этой шпагой

Наказан вор, грозивший чести вашей.

Так неужели я не заслужил

В награду хоть улыбки благосклонной?

Я меньшей не придумаю цены,

Да меньше мне и дать вы не могли бы.

Не сон ли все, что вижу я и слышу?

Дай мне, любовь, терпенья хоть на миг!

О господи, взгляни, как я несчастна!

Несчастною могли вы стать, синьора,

Но я пришел и счастье вам принес.

Мое несчастье в том, что ты посмел

Приблизиться.

А я несчастна буду,

Когда ты станешь близок ей.

О небо!

Я предпочла бы, чтобы лев голодный

Меня в лесной трущобе растерзал,

Чем быть тебе обязанной, предатель!

Бог видит, как люблю я Валентина.

Он дорог стал мне, как души спасенье,

И столь же (я спасением клянусь!)

Мне лжец Протей вовеки ненавистен.

Прочь от меня, я повторяю, прочь!

За нежный взор твой, за одну улыбку

В объятья смерти кинусь я с восторгом!

Ужель сулит мне рок неотвратимый

За всю любовь — лишь ненависть любимой?

Ты сам не любишь ту, кем так любим.

Припомни, как ты в клятвах рассыпался

Пред Джулией, твоей любовью первой.

И эти клятвы в ложь ты обратил,

Чтоб кинуться за новою любовью.

Нет, ты неверен, если только верность

Не многолика. Впрочем, верность многим

Еще, пожалуй, хуже, чем неверность.

И лучше бы не клялся ты совсем,

Чем клялся многим, а солгал бы всем,

Изменник дружбе!

Кто же другу в жертву

Любовь приносит?

Только не Протей!

Нет, если даже нежным красноречьем

Я не могу ваш гнев обезоружить,

То, как солдат, я силой вас заставлю

Ответить мне любовью на любовь.

Прочь руки!

Я сломлю твое упорство!

Презренный лжец! Прочь руки!

Валентин!

Так вот что значит быть притворным другом!

Ты предал все — и дружбу и любовь!

В твою измену я бы не поверил,

Когда бы сам ее не увидал.

Теперь сказать вовеки не смогу я,

Что хоть единый друг есть у меня.

Как верить, если правая рука

Столь вероломно изменяет сердцу!

Протей, ты стал чужим для Валентина,

Ты подорвал его доверье к людям.

Больней всех ран — невидимая рана.

Мой друг — мой враг! О подлый век обмана!

Я виноват, мне стыдно, Валентин,

И если можно искупить обиду

Признаньем и раскаяньем глубоким,

Прими его. Моя вина не больше,

Чем скорбь моя.

Тогда я все забыл.

Я верю вновь, что друг мой чист и честен.

Да, верю! Или пусть меня отвергнут

И небо и земля: они прощают

Тягчайший грех, и даже гнев господень

Пред искренним раскаяньем стихает.

А чтобы ты увидел дружбы щедрость,

Я уступаю Сильвию тебе.

О горе мне!

Что с мальчиком, смотрите!

Мой мальчик милый! Что с тобой случилось?

Открой глаза, поговори со мной.

Ах, добрый мой синьор, Протей велел мне

Отдать синьоре Сильвии кольцо,

А я забыл.

Но где ж кольцо, проказник?

А вот оно.

Как, покажи поближе!

Ведь это то кольцо, что в день разлуки

Я отдал Джулии.

Синьор, простите!

Я попросту ошибся, вот кольцо,

Которое вы Сильвии послали.

Но как тебе досталось то кольцо?

Его, прощаясь, Джулии вручил я.

Мне Джулия сама его дала

И принесла сюда его сама же.

Как, Джулия!

Смотри, Протей, на ту,

Чье сердце помнит пламенные клятвы

Твоей любви. Ты лгал мне, вероломный!

Красней, стыдись, что ты меня заставил

Надеть мужской костюм, хотя едва ли

Постыдна маскировка для любви,

И скромность утверждает, что мужчине

Постыднее от слова отступиться,

Чем девушке — мужчиной нарядиться.

От слова отступиться? Ты права!

Но ведь мужчина стал бы совершенством,

Когда б он постоянством обладал.

Непостоянство — всех грехов исток,

В нем, нерожденном, скрыт уже порок.

Храни я верность Джулии моей —

Ужели счел бы Сильвию милей?

Давайте руки, я соединю вас,

И дружеский союз ваш никогда

Да не смутит коварная вражда!

Клянусь, мое исполнилось желанье.

Клянусь и я.

Сюда, сюда! Добыча!

Оставьте их! — Мой герцог, вашу милость

Приветствует изгнанник Валентин.

Как, Валентин!

И Сильвия меж ними!

Она моя!

Прочь, Турио, не то

Мой ярый гнев тебя настигнет смертью.

И Сильвию не называй своей,

Иль ты Милана больше не увидишь.

Не смей ее хотя б мизинцем тронуть

Иль осквернить ее своим дыханьем!

Синьор, синьор, прошу — не горячитесь!

Осел безмозглый тот, кто лезет в драку

За девушку, которой он отвергнут!

Пускай красотка достается вам!

Тем более ты мерзок и ничтожен,

Коль так стремился ею обладать,

А пятишься при первой же угрозе.

Но, я клянусь высоких предков славой,

Ты мне по сердцу, храбрый Валентин!

Ты королеву в жены взять достоин,

И я забыл, что оскорблен тобой.

Вернись в Милан. Какой бы сан высокий

Ни попросил ты, я на все согласен.

Ты дворянин, твой род и стар и славен, —

Бери же Сильвию, ты заслужил ее.

Благодарю! Я счастлив, государь!

Но я во имя Сильвии прошу вас

Мою исполнить просьбу.

Говори!

Не для нее, но для тебя — исполню.

Изгнанники, к которым я примкнул, —

Я вам клянусь — достойнейшие люди.

Простите им все то, что совершали

Они в лесу, и дайте им вернуться

В свои дома. Вы можете, мой герцог,

Доверить им важнейшие дела.

Согласен. И тебя и всех прощаю.

Ты знаешь их, распоряжайся ими.

А мы пойдем, забудем все тревоги

В пирах, в веселье, в шумном торжестве.

Но путь ваш долог. Я осмелюсь, герцог,

Заставить вашу светлость улыбнуться.

Как нравится вам этот юный паж?

Мальчишка грациозен. Он краснеет.

От граций больше в нем, чем от мальчишки.

Что означает ваших слов игра?

Я расскажу вам, если разрешите,

И ход судьбы вас удивит немало.

Пойдем, Протей, ты должен в наказанье

Прослушать повесть о своей любви.

А там сыграем обе свадьбы наши.

Единый дом, единый дружный пир,

Единое безоблачное счастье!