О нет, пора любви – не светлая весна,
Разлюбленная мной;
В ней день шумлив и слишком ночь ясна,
Истома, грусть, покоя нет, ни сна,
Порывы странные, стремленья в мир иной…
Я не могу любить весной.
И в душный летний зной томительна любовь -
Цветок ночной она.
Ей дай туман, завесы приготовь,
С восходом солнца спрячется любовь,
Свой кубок золотой не осушив до дна.-
Нет, в летний зной я холодна.
Любовь мою живит лишь меркнущий закат,
Где вздохи разлиты,
Увядших трав осенний аромат,
Последний блеск под сумраком утрат,
И вспышки дерзкие, и жадные мечты
Больной, но сладкой красоты.
Пасмурно. Дождь зарядил утомительно.
Холодно, сыро, темно.
Серые будни проходят медлительно,
Сердцу вздохнуть не дано.
Крупные капли, как слезы бесплодные,
В окна тоскливо стучат.
Только мечты не уснули свободные,
Только желанья не спят.
Игры в камине ведя прихотливые,
В пляске дрожат огоньки.
К свету прикованы взоры пытливые,
Мысли мои далеки.
Жажду восстать я от сна непробудного,
Мертвенный сбросить покров.
Жажду я тайного, страшного, чудного,
Огненно-красных цветов…
Осень стремленья зажгла беспокойные,
Сердце змеей обвила.
Снятся мне образы, образы стройные,
Гибкие снятся тела.
Слышу я возгласы скопища бурного,
Близкие вижу уста…
Блещет в потоке сиянья пурпурного
Мраморных ног красота.
Чьи наслажденья равняются с нашими
В мире нездешних утех?! -
Спелые гроздья сожмутся над чашами,
Дерзкий послышится смех!
Будут измятые розы и лилии
Брошены в пламя костра…
Будут кружиться и падать в бессилии,
Будут плясать до утра!..
Силы иссякнут, и в миг пресыщения
В сердце сойдет тишина.-
Холодно… тускло… исчезли видения,
Гаснет камин. Я одна.
Искры чуть тлеют, и уголья черные
Яркие скрыли огни.-
Пеплом засыпьтесь, мечты непокорные,
В мраке, душа, отдохни…
Колеблются ветви дыханием бури,
И пасмурно всюду, и грустно везде.
Мы, вольные птицы, мы, дети лазури,
Укрылись от холода в теплом гнезде.
Прижавшись друг к другу, внимаем спокойно
Напевам без звуков и гимнам без слов.
Мы счастливы вместе. Нам сладко, нам знойно
Под тенью ненастной седых облаков.
Пусть мглой и туманом природа одета,
Пусть множатся сонмы разорванных туч-
Мы – дети лазури, мы – гении света,
Над нами сияет немеркнущий луч!
И хмурая осень нам кажется маем,
И в бурю нам снятся весенние сны.
Мы жизнью играем, мы песни слагаем,
Беспечные песни во славу весны.
И пусть там летят не мгновенья, а годы,
Живут, умирают, смеясь иль стеня.-
Мы – вольные птицы, мы – дети свободы,
Мы тонем в лазури безбрежного дня!
1896–1898
– Moloch, tu me bru tes!
Salambo, XI, Flaubert
____________________
Молох, ты меня жжешь!
«Саламбо», XI, Флобер (фр.)
Ты жжешь меня, Молох! – Лишь только
вольной птицей
Готова мысль моя в лазури утонуть,-
Ты сетью огненной мою сжимаешь грудь.
И грезы яркие усталой вереницей
Опустятся на бренные цветы,
И в необъятности лазурной
Вся ширь небесной красоты -
Потеряна для вспышки бурной
Под пеплом тлеющей мечты.
Ты жжешь меня. Молох! Глумясь над мукой
скрытой,
Над сердцем, над умом и волею моей,-
На девственный расцвет моих весенних дней
Ты, злобствуя, дохнул отравой ядовитой.
Ты детским снам суровый дал ответ,
Безумием зажег мне очи,
Затмил восторги лучших лет,
Повив в покровы мрачной ночи
Непобедимый вечный свет.
Ты жжешь меня, Молох! Но не рабой покорной,
Со скрежетом зубов плачу я дань тебе.
И, духом сильная, не падаю в борьбе.
Туда, на высоту, мой путь змеится торный,
Где ждет покой иного бытия.
И, вольная, как ветер вешний,
Поет о счастье песнь моя,
Быть может, чище и безгрешней
Призывных трелей соловья.
Мы с тобой в эту ночь были оба детьми,
О мой друг!
Мы с тобой в эту ночь были оба детьми,
Но теперь, если мрак нас обступит вокруг,-
Опоясан кольцом холодеющих рук,
Поцелуем ты губы мои разожми,
Ты меня утоми.
Если раны не зажили в сердце твоем,-
О забудь!
Если раны не зажили в сердце твоем,
Успокой эту боль, заглуши как-нибудь,
Хоть на миг отдохни, хоть на миг дай
вздохнуть!
Если долгая ночь нас застанет вдвоем,
Позабудь обо всем.
Если струны звучат, – пусть порвутся, звеня,
О мой друг!
Если струны звучат, пусть порвутся, звеня,
Мы раздвинем цепей заколдованный круг,-
Неизведанных ласк будет сладок недуг…
И тоской, незнакомой с сиянием дня,
Истомишь ты меня!
Я жажду наслаждений знойных
Во тьме потушенных свечей,
Утех блаженно-беспокойных,
Из вздохов сотканных ночей.
Я жажду знойных наслаждений,
Нездешних ласк, бессмертных слов,
Неописуемых видений,
Неповторяемых часов.
Я наслаждений знойных жажду,
Я жду божественного сна,
Зову, ищу, сгораю, стражду,
Проходит жизнь, – и я одна!
Юный мой сад и цветущ, и богат,
Розы струят в нем живой аромат,
Яркие – будто раскрытые жадно уста,
Матово-бледные – девственных плеч красота,
Чуть розоватые – щек заалевшихся цвет,
Есть и другие, – которым сравнения нет.
Нет им сравненья, но дышат они и цветут,
В зное томятся – и бури, как счастия, ждут.
…
Вихри, сомните махровые венчики роз!
Тучи, несите им громы сверкающих гроз!
Жгите их, молнии, чистым небесным огнем,-
Пусть отживают весенним ликующим днем!-
В полном расцвете, без жалких утрат,
Пусть умирает и гибнет мой сад!
Слыхал ли ты, как плачет ветер Юга
О рощах пальм, забытых вдалеке,
Когда от мук смертельного недуга
И злится он, и мечется в тоске?
Видал ли ты, как вянут в полдень розы,
Едва успев раскрыться и расцвесть,
Под зноем дня, когда замедлят грозы
Нести дождя живительную весть?
Знавал ли ты бесплодное страданье
От жгучих грез, рождаемых в бреду?
Поймешь ли ты, что значит ожиданье,
Поймешь ли ты, что значит слово: «Жду!»
Осенний дождь утих -
И слышно листьев тленье.
Я жажду ласк твоих,
Я жажду их -
Мое томленье!
Приди! – В мертвящий день
Внеси дыханье бури,
Любовь мою одень
В лучи и тень
И блеск лазури.
С тобой и под дождем,
И в сумраке ненастья,
Горя одним огнем,
Найдем вдвоем
Тепло и счастье!
Я обниму тебя так крепко, что тоска,
Сжимавшая мне грудь в отчаянье разлуки,
Утихнет и замрет, и будет далека,
И будут мниться сном пережитые муки.
Я обниму тебя так жарко, что сильней
Не станет жечь огонь негаснущий Эреба,
Который ждет меня за счастье этих дней,
За то, что для тебя я отреклась от неба.
Я обниму тебя так нежно, что в раю
Святые ангелы, из выси недоступной
Взирая на любовь безмерную мою,
Не назовут ее нечистой и преступной!
1896–1898