Поль Робсон

ВСХОДЫ

У дверей сомервиллской средней школы застыла сухопарая фигура ее белого директора Аккермана. Издали завидев его, школьники, спешившие на занятия, испуганно умолкали и, почтительно поздоровавшись, старались побыстрее проскользнуть в здание. Аккерман равнодушно взирал на подопечных, не удостаивая никого из них даже кивком головы.

По коридору пробежал шустрый мальчуган с бронзовым колокольчиком в руках, известившим о начале уроков.

Аккерман продолжал стоять на крыльце. Он ждал опоздавших. Проходила минута, другая, недовольство директора усиливалось, а излить его было не на кого. Школьникам был хорошо известен злобный нрав Аккермана, и они избегали лишний раз попадаться ему на глаза. Опоздание неминуемо влекло за собой встречу с директором, а уж тут не обойдется без брани, оскорблений или даже физического наказания.

Дом преподобного Робсона находился всего в ста шагах от школы, что и являлось причиной нередких опозданий Поля на утренние занятия: близость дома к школе словно гипнотизировала обычно аккуратного и расторопного Поля. Он не всегда точно рассчитывал время, и тогда ему предстояла пренеприятная встреча с Аккерманом. Понятно, что директор невзлюбил подростка с первых дней появления Поля в сомервиллской школе.

Поль Робсон поневоле привлекал к себе внимание окружающих. Высокий рост (около метра девяноста), атлетическое телосложение, манера вести себя скромно, но без самоуничижения, с сознанием собственного достоинства — уже это выделяло Поля из толпы сверстников. Уильям Дрю Робсон считал необходимым привить Полю навыки поведения, обеспечивающего относительную безопасность негра, который живет в окружении белых.

Конечно, все люди равны, внушал отец, но излишне доказывать это истинным хозяевам Америки. Более того, напрасно и недопустимо создавать впечатление, что негр сомневается в превосходстве белых. Трудись честно, по возможности двигайся вперед, но не забывай о благодарности, не столь важно кому и за что. Было бы видно, что ты благодарен Иначе тебя сочтут спесивым и отнимут у тебя то, чего ты добился своим трудом.

Главное же — не делай ничего, что дало бы им основание бояться тебя, — при этих словах голос отца становился тревожным, — ибо тогда рука подавления, которая по временам может слегка ослабить свой нажим, обязательно превратится в кулак, и он уже в который раз сокрушит тебя.

Тактика нехитрая, по выверенная несколькими поколениями черного меньшинства Америки. На первых порах Поль старательно следовал ей.

В классе он с одинаковым усердием занимался гуманитарными и точными науками и был лучшим учеником, хотя не стремился выдвинуться или соревноваться с одноклассниками. Постигая премудрости учения, Поль находился под сильным влиянием старшего брата, Билла, наделенного глубоким аналитическим, но чрезвычайно беспокойным умом. Человек широко образованный, Билл все еще никак не мог найти точного применения своим способностям и знаниям. Неуемной его натуре претило все постоянное. Он метался от одного занятия к другому, но ни от чего не получал удовлетворения.

Основной его специальностью была медицина, но врачом-практиком Билл так и не стал. «Я уверен, что поставленный перед обычной задачей вправить сломанную кость, Билл задумался бы бог знает над чем, — с доброй иронией вспоминал о брате Поль. — Может быть, над историей вправления костей, восходящей к древним египтянам, или над молекулярным строением костей вообще, или, что более вероятно, над разрешением какой-нибудь проблемы медицинской теории, даже отдаленно не связанной со стоящей перед ним задачей».

Наведываясь в Сомервилл, Билл большую часть времени проводил с младшим братом. В занятиях с Полем раскрывался незаурядный педагогический дар Билла. Он заставлял Поля доискиваться до первооснов, подвергать сомнению очевидное, находить связь между разнородными, казалось бы, явлениями. Благодаря Биллу учение становилось для Поля увлекательной игрой. От ставшего брата унаследовал Поль и любовь к спорту. Однако в американском футболе и бейсболе для мальчика существовал один авторитет — брат Бен. Быстроногий, обладавший мощным и точным ударом, прекрасно видевший поле, Бен мог бы при благоприятных обстоятельствах стать выдающимся спортсменом.

В школьной футбольной команде Поль был защитником. Уроки старших братьев не прошли даром. Поль не только надежно прикрывал свои ворота, но и успевал возглавить нападение, обводя подряд трех-четырех соперников, и нередко эффектно завершал атаки. Возгласами «Вперед, Поль!» школьники подбадривали товарища. Даже болельщики команды соперников выражали одобрение его искусной игре.

Но был на стадионе человек, которого спортивные успехи Поля Робсона приводили в дурное настроение. Впрочем, директора школы раздражало вообще все, что касалось Поля: хвалебные отзывы учителей о подростке и дружеское отношение к нему белых учеников, восторги преподавателя пения, сделавшего Поля, несмотря на его, директора, протесты, солистом школьного кора. Аккерман не упускал случая, чтобы унизить подростка, показать ему его неполноценность рядом с такими образцами рода человеческого, к каковым причислял себя директор.

Но однажды его фантазия иссякла, и он, будучи не в силах придумать достойное наказание для. Поля, отослал его к отцу. Раздумья преподобного Робсона над неожиданным педагогическим демаршем Аккермана были прерваны дрожащим от негодования голосом Поля.

— Послушай, отец, я теперь большой. Мне все равно, что со мной сделаешь ты, но если этот противный старик хоть раз тронет меня пальцем, я клянусь, что сверну ему шею!

Испытующе глянув на сына, отец, видимо, понял, что угроза недалека от исполнения, и оставил просьбу Аккермана о наказании без последствий.

Расист-директор избрал Поля Робсона объектом для гымещения своей ненависти к неграм, поскольку тот в глазах Аккермана олицетворял собой не только физическую силу, но и даровитость черного населения Америки. И в этом Аккерман был неодинок.

Еще в 1865 году в штате Теннесси создается ку-клукс-клан. Эту реакционную террористическую- организацию основали белы®- расисты — судья Томас Л. Джонс и шесть его единомышленников, бывшие офицеры-конфедераты.

О ку-клукс-клане Поль слышал много разных историй, хотя лишь малая их толика попадала на страницы газет.

Как раз в 1915 году, когда семнадцатилетний Поль Робсон закончил сомервиллскую школу, был создан «новый ку-клукс-клан», заменивший старую организацию, унаследовавший все ее порядки, но начавший действовать в более широких масштабах. Создателем «нового ККК» был некий У. Симмонс, тридцати пяти лет от роду, потерпевший неудачу в качестве проповедника методистской епископальной церкви. К идее обновления ку-клукс-клана Симмонс приплел после того, как ознакомился с деятельностью других тайных и легальных обществ, активным участником которых он являлся. Так, в братстве «Лесничих мира» он заслужил титул полковника, был командиром и национальным адъютантом ассоциации «Ветераны испано-американской войны», числился среди королевских маронов, членов «Великого ордена рыцарей-тамплиеров», состоял в иных масонских ложах.

Основной целью «нового братства людей с умом и характером» оставалось подавление движения черного населения Америки, боровшегося за свои права.

Возродившись на Юге, «невидимая империя» за считанные месяцы распространила свое влияние на большинство американских штатов. В 1916 году членами ку-клукс-клана являлись уже 100 тысяч человек. Белому обывателю нравилась атмосфера таинственности вокруг ККК, его привлекали внешне эффектные ритуалы клансменов: водружение национального флага, сожжение гигантских деревянных крестов, ночные шествия, во время которых мрачные фигуры в белых и черных балахонах, в высоких капюшонах с прорезями для глаз и носа зловеще следовали по центральным улицам городов и поселков.

Американскому мелкому буржуа пришлись по душе демагогические призывы ККК в защиту морали (что, кстати, обеспечивало обществу мощную поддержку со стороны белого женского населения), выступления против господства крупных монополий, такие благотворительные деяния, как пожертвования крупных денежных сумм церковным организациям.

Росту популярности ку-клукс-клана в немалой степени способствовал и выход на экраны США в 1915 году фильма американского режиссера Дэвида Уорка Гриффита «Рождение нации». Вряд ли можно было объяснить простой случайностью то, что этот незаурядный фильм, отмеченный талантом постановщика и исполнителей, появился в год пятидесятилетия образования ку-клукс-клана.

Мастерски воссозданные Гриффитом эпизоды недавней истории — баталии гражданской войны, капитуляция генерала Ли, убийство президента Линкольна — соседствовали со слащавыми сценами из жизни южан — семейств Камеронов и Стоунменов. Одну из дочерей Камерона преследует ее бывший слуга-негр. Девушка погибает, и ее брат, найдя труп, клянется отомстить. Увидев, как белые мальчишки, закутавшиеся в простыни, пугают негритят, он немедленно мастерит балахоны себе и своим товарищам. И вот уже новоиспеченные клансмены чинят расправу над чернокожим насильником. Друзья казненного мстят, клансмены защищаются и, к радости изнервничавшегося обывателя, одерживают победу. Благодаря ку-клукс-клану Камероны и Стоунмены обретают покой и благополучие.

Маловероятно, чтобы Поль Робсон оказался в числе зрителей этого откровенно расистского фильма. Пойти в кинотеатр, где демонстрировалось «Рождение нации», было бы для негра безумием. В южных штатах показ фильма нередко заканчивался тем, что возбужденная толпа, едва дождавшись финала, бросалась на поиски жертвы. И горе тому темнокожему, который оказывался на ее пути. Несчастный и ведать не ведал, что его настигала кара за муки и лишения каких-то вымышленных Стоунменов и Камеронов…

Когда наступало лето, желанная для школьников и студентов пора каникул, Бен Робсон отправлялся в штат Род-Айленд, на знаменитые курорты Атлантического побережья, и брал с собой Поля.

Но братья ехали туда не отдыхать, хотя кого могли оставить равнодушным горячие золотые пески и нежная прохлада бирюзовой воды? Бен нанимался официантом в курортный ресторан, а Поль там же работал кухонным мальчиком. Он мыл посуду, чистил кастрюли и сковородки, сбивался с ног, выполняя бесчисленные распоряжения поваров и их помощников. И так каждый день, с четырех часов утра до поздней ночи. Заработанные братьями деньги существенно подкрепляли скудный семейный бюджет Робсонов.

И все же скромные доходы семьи не позволили Полю, с отличием окончившему школу в Сомервилле, поступить в университет Линкольна, где некогда учились его отец и старший брат Билл. Но судьба пока благоволила к юноше, стремившемуся получить образование. Администрация частного колледжа Ратжерса в Нью-Брансуике, расположенного в пятнадцати милях от Сомервилла, объявила о конкурсных экзаменах для выпускников школы штата. Успех на экзаменах обеспечивал право на получение стипендии в течение всех четырех лет обучения в колледже.

Упорства и усидчивости Полю не занимать. Не очень беспокоит его и неожиданно возникшее препятствие: поздно узнав об условиях приема в колледж Ратжерса, он не успел пройти положенные предварительные испытания по предметам начальных классов средней школы. Что ж, в отличие от своих соперников, которым предстоит отвечать лишь на вопросы программы последнего класса, он готов экзаменоваться по любой школьной дисциплине. Профессора колледжа высоко оценили знания юного Робсона. Его ответы отличались точностью и уверенностью, в суждениях чувствовались глубина и основательность — качества, невозможные без каждодневного упорного труда.

С 1766 года, когда был основан колледж Ратжерса, только двум неграм удалось переступить порог этого старейшего учебного заведения Америки. Осенью 1915 года в его аудитории уверенно вошел третий темнокожий студент — Поль Робсон.

Появлению Робсона в стенах колледжа предшествовало еще одно испытание, которое Поль также успешно выдержал. Он участвовал в конкурсе на лучшего оратора, организованном для школьников штата Нью-Джерси, выбрав для выступления речь Уэнделла Филлипса о герое освободительной борьбы гаитянского народа Франсуа Доминике Туссене-Лувертюре.

Полю доводилось слышать об авторе речи, имя которого с благоговением произносили американские негры. Юрист по образованию, Уэнделл Филлипс посвятил жизнь делу уничтожения расизма во всех его проявлениях. Выступив в 1859 году в защиту Джона Брауна, он возглавил революционное крыло движения аболиционистов, требовавших полной отмены рабства в США. В годы гражданской войны между Севером и Югом Филлипс убеждал республиканцев призывать негров в армию, вооружать их для борьбы с рабовладельцами. Последовательно и настойчиво отстаивал он права негритянского меньшинства и в американском конгрессе, членом которого являлся в течение многих лот. По словам Фридриха Энгельса, Филлипс «сделал больше, чем кто-либо, за исключением Джона Брауна, для уничтожения рабства и успешного ведения гражданской войны». Деятельность этого страстного борца за свободу не замыкалась в границах Американского континента. Он выступал в поддержку Парижской коммуны, заявлял о своей солидарности с I Интернационалом, с сочувствием следил за развитием революционного движения в России.

В первые месяцы гражданской войны Филлипс произнес в Нью-Йорке и Бостоне речь о Туссене-Лувертюре. Обращаясь к слушателям, таким яге, как и он, представителям «саксонской расы», Филлипс доказывал идею равенства всех людей, независимо от цвета их кожи. Он рассказывал драматическую историю жизни «чистокровного африканца», «первого среди негров» раба, ставшего выдающимся полководцем, государственного деятеля, отменившего рабство на освобожденной от английских завоевателей земле Гаити, мученика, плененного французскими колонизаторами.

И вот спустя полвека Поль Робсон произносит пылкие слова Туссена, приведенные в речи Филлипса:

«Бог дал нам свободу. Франция не имеет права отнять ее у нас. Сжигайте города, уничтожайте посевы, огнем артиллерии взрывайте дороги, отравляйте колодцы. Пусть белые на себе испытают все те ужасы, которые они готовят нам!»

Белых обывателей, а таких было большинство в зале колледжа Ратжерса, где проходил конкурс ораторов, не интересовали ни давние события борьбы гаитянцев, ни трагическая судьба Туссена-Лувертюра. Они снисходительно внимали звучащим со сцены речам древних — Цицерона и Квинтилиана, терпеливо выслушивали пространные выступления творцов американской демократии Вашингтона, Франклина, Джефферсона, Линкольна. Жители Нью-Брансуика собрались здесь, чтобы отдохнуть, развлечься, наблюдая за соревнующимися подростками, умилиться радости победителей, посочувствовать неудачникам. С благодушным безразличием встретили они появление на сцене рослого широкоплечего негра, кое-кто даже поаплодировал ему за смелость. Но скоро благодушие публики сменилось настороженностью, за которой не замедлил последовать взрыв возмущения: этот чернокожий парень осмелился выступить с речью, оспаривавшей идею превосходства белых!

По признанию Робсона, он в то время не слишком дотошно вникал в смысл читаемого им текста, а больше заботился о выразительности и четкости дикции и «не имел ни малейшего представления о значении того факта, что негр произносил эту речь перед аудиторией, в основном состоявшей из белых». Но выбор семнадцатилетнего Поля все же не был случайным. Его пытливый ум и обостренное чувство справедливости подсказывали ему, что он должен находиться рядом с теми, кто борется за подлинную демократию и истинную свободу в Америке. Повторяя пламенные слова, Робсон подтверждал свое желание быть причастным к этой борьбе.

Годы «новой свободы», провозглашенной 28-м президентом США — Томасом Вудро Вильсоном, не принесли облегчения американским неграм. Лидер демократической партии, перебравшись в Белый дом, предпочитал не вспоминать о предвыборных обещаниях всячески содействовать защите интересов темнокожего населения Америки. Позорная система разделения людей по признаку расовой принадлежности и цвету кожи не только сохранялась, но и приобретала более изощренные формы в виде многочисленных законов, лишавших негров избирательных нрав во всех бывших рабовладельческих штатах и ограничивавших свободу передвижения по стране, возможность получить образование, работу. Участились случаи линчевания. Только по официальным данным, в 1916 году шестьдесят шесть раз собирались суды Линча, выносившие скорые, неправые и безжалостные приговоры. На Юге горели деревянные кресты ку-клукс-клана. Негров, пытавшихся защитить себя и своих близких, уничтожали с нечеловеческой жестокостью — вспарывали животы, сжигали на кострах, душили, расстреливали. «Соединенными Линчующими Штатами» с горечью называл свою страну американский писатель-демократ Марк Твен.

Но давно канули в прошлое времена терпеливого и всепрощающего дядюшки Тома, чьи христианские умонастроения приводили в умиление бесчисленных читателей талантливой книги Гарриет Бичер-Стоу. Иные идеалы вдохновляли ныне американских негров на борьбу с бесправием и угнетением. С гордостью произносили они имена Ната Тернера, возглавившего в 1831 году восстание против виргинских рабовладельцев, бесстрашного Джона Брауна, неукротимого Фредерика Дугласа, призывавшего негров с оружием в руках отстаивать свою свободу, героини гражданской войны Гарриет Табмен. Возникали национальные негритянские организации. В 1905–1915 годах были основаны «Ниагарское движение», Национальная лига борьбы за равноправие, Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения (НАСПЦН), Национальный расовый конгресс и Ассоциация по изучению жизни и истории негритянского народа. Лидеры и активисты этих организаций, представлявшие пока еще немногочисленную негритянскую интеллигенцию, требовали от правительства соблюдения одного из основных принципов Декларации независимости 1776 года: «Все люди сотворены равными, все они одарены своим создателем некоторыми неотъемлемыми правами, к числу которых относится право на жизнь, свободу и стремление к счастью».

Негритянское движение в США не было однородным. Такие деятели, как Букер Т. Вашингтон, призывали к отказу от политической борьбы и пытались ограничить движение программой развития негритянского предпринимательства в сельском хозяйстве и ремеслах. Националистическое крыло, возглавляемое Маркусом Гарви, строило авантюристические планы переселения миллионов американских негров на землю их отцов с целью создания «Великой Африканской империи». Наконец, организация «Ниагарское движение», объединившая лучшие силы негритянской интеллигенции, выступала с требованием предоставления неграм «всех прав, которые принадлежат американцам, родившимся свободными, — прав политических, гражданских и социальных». Эта организация стала предвестницей учрежденной в 1909 году Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, одним из руководителей которой был основатель «Ниагарского движения», выдающийся ученый и публицист Уильям Дюбуа. (По мнению американского историка-коммуниста Г. Аптекера, с созданием НАСПЦН в США началось современное негритянское освободительное движение.)

Ряды НАСПЦН быстро росли. В 1918 году в 165 ее отделениях состояло около сорока пяти тысяч человек. Огромной популярностью пользовался журнал ассоциации «Крайсис», выходивший в Нью-Йорке под редакцией У. Дюбуа. «С помощью журнала «Крайсис» и наших сотрудников и друзей, — писал У. Дюбуа, — мы могли постоянно и систематически, в четкой и ясной форме излагать перед всей страной законные чаяния американских негров и факты, касающиеся их положения. Мы старались организовать негров как политическую силу и заставить страну почувствовать ее». Благодаря усилиям черных и белых активистов ассоциации большая часть дискриминационных законопроектов, внесенных в конгресс США в годы правления администрации Вильсона, не была принята. Однако, выступая против одиозных проявлений расизма, буржуазно-либеральное руководство НАСПЦН явно страшилось массовых организованных выступлений негров в защиту своих прав, а именно к этому и призывали У. Дюбуа и его сторонники.

Занимаясь в колледже Ратжерса, Робсон слышал лишь отзвуки той напряженной и острой политической борьбы, которая велась истинными патриотами Америки. Время от времени в его руки попадали номера журнала «Крайсис», и Поль зачитывался смелыми полемическими статьями Дюбуа о сложных проблемах американской действительности, о положении негров в США и на Африканском континенте, о международных отношениях. Недостаток информации лишал Поля возможности свободно ориентироваться в хитросплетениях политической жизни Америки, но главный смысл статей Дюбуа, посвященных негритянскому вопросу, был ему понятен: белые и черные участники рабочего и негритянского движений должны объединиться в борьбе за социальный прогресс.

В минуты, когда прочитанное поражало новизной или совпадало с тем, что он уже открыл для себя, у Поля возникало желание поделиться с кем-нибудь из соучеников своими впечатлениями, мыслями, хотелось поговорить, поспорить. Но вместо товарищеского участия Поль встречал почти враждебную настороженность. Робсон особенно остро чувствовал ее в первые месяцы учебы в колледже, студентами которого были в основном дети состоятельных родителей.

Он сидел в аудитории как-то незаметно, в углу, за специально для него поставленным столом. Во время занятий мог полагаться только на свои силы, сознавая, что ни советов, ни разъяснений со стороны белых сверстников и учителей он не получит. Часами просиживал над книгами, не ограничивался учебниками и хрестоматиями. Увлекшись историей, искал труды разных авторов, сопоставлял различные, зачастую противоположные точки зрения по одному и тому же вопросу, пытался самостоятельно оценивать исторические события прошлого, осмысливать их значимость для его, Робсона, времени. Книги давали ему знания, которых он жаждал. Со знаниями он постепенно обретал уверенность и спокойствие, качества, которые были столь необходимы для^- него, единственного негра в колледже Ратжерса.

В окружении белых соучеников Поль вновь убеждался в мудрости отцовского наставления: «Не делан ничего, что дало бы им основание бояться тебя». Он следовал ему, не показывая превосходства в знании греческого, латыни или французского, не торопясь с ответами на уроках математики и физики, не стремясь удивлять глубиной познаний учителей географии и истории, не навязывая себя окружающим, но и не сторонясь их. Поль привыкал к колледжу, к его порядкам, традициям; а в колледже, казалось, уже свыклись с этим молчаливым добродушным гигантом, который предпочитал тишину зала библиотеки шуму студенческих развлечений. Свыклись настолько, что решение футбольного тренера Джорджа Фоетера Сэнфорда включить Поля Робсона в сборную колледжа ни у кого не вызвало возражений.

Футболисты Ратжерса усердно готовились к матчу с давними соперниками — студентами Принстонского университета. Десятилетиями Принстон одерживал верх над Ратжерсом во всех видах спортивных состязаний. Администрация и питомцы колледжа грезили о реванше. Победа над сильной командой могла восстановить некогда высокий спортивный престиж Ратжерса, вновь привлечь к колледжу внимание меценатов, что должно было умножить доходы и учебного заведения, и его руководителей.

Матч проходил на сгадионе Принстона под яростный рев местных болельщиков, особенно возмущенных тем. что на поле их города осмелился выйти негр. Поль был настолько поглощен игрой, что ire замечал злых лиц и не слышал оскорбительных выкриков. Выиграв очередную схватку за мяч и крепко зажав его под мышкой, он устремился к Н-образным воротам соперников, ловко увертывался от преследователей, перепрыгивал через бросившегося ему в ноги защитника и приземлял мяч за линией ворот в зачетном поле соперников.

Принстонцы быстро сообразили, кто из команды Ратжерса представляет для них наибольшую опасность. Поля «опекали» несколько игроков, которые под одобрительные возгласы зрителей били его ногами, стараясь угодить шипами бутс в коленный сустав или в ахиллесово сухожилие, хватали за руки, рвали на нем майку. Все тщетно, остановить Робсона было невозможно. Никто не мог сравниться с ним в точности передачи мяча, в видении игровой ситуации, в стремительности передвижения по полю.

За победой в Лринсгояе последовали новые успехи футболистов Ратжерса. Сэнфорд торжествовал: его подчиненные стали своеобразной достопримечательностью штата, их игру высоко оценил сам Уолтер Кеми, крупнейший в США специалист по американскому футболу. В течение двух лет «Одиннадцать из Нью-Джерси» почти не знали поражений, чему в немалой степени способствовала талантливая игра левого нападающего команды Доля Робсона. Когда футболисты Ратжерса сокрушили считавшуюся непобедимой команду «Фордхэм», «Нью-Йорк таймс» поместила статью, озаглавленную: «Фордхэм» раздавлен мощью Робсона». В ней, в частности, говорилось: «Робсон — был колоссом на футбольном поле, о который разбивались надежды «Фордхэма». Он постоянно оттягивал на себя двух игроков. Временами трое, а то и четверо противников валились на землю, когда он пробивал путь к их воротам». В 1917 году Кемп назвал имя Робсона в числе лучших игроков страны.

«В девяносто девяти матчах из ста, — рассказывал Робсон спустя четверть века корреспонденту «Нью-Йорк таймс» Роберту ван Гендеру, — я играл с улыбкой. Но однажды терпение мое иссякло, и я чушь было не дал велю переполнявшей меня ярости». На очередную игру Ноль вышел, еще полностью не оправившись от тяжелых травм лица и правой руки. После нескольких успешных атак на ворота противника Робсон, убедившись в явном преимуществе своей команды, заручился согласием тренера и выбрал для себя более безопасное место, среди защитников. Заметив это, один из них, некто Келли, не скрывавший неприязни к Робсону, немедленно переместился поближе к Полю и, улучив момент, сильно ударил его в лицо. Не помня себя от боли, Робсон схватил обидчика и поднял его над головой. Только резкий окрик Санфорда: «Роби, не забывай, что ты играешь в команде колледжа!» — заставил Поля отпустить оцепеневшего от страха Келли.

К тренеру Робсон испытывал двойственное чувство. Юн был благодарен Сэнфорду за то, что тренер взял его в команду, за то, что не жалел ни сил, ни времени, готовя из Робсона игрока высокого класса, за то, что относился к своим подопечным в равной степени доброжелательно и строго. Не могла не вызывать уважения и фанатическая преданность Сэнфорда спорту. Тут все для него были равны, независимо от цвета кожи, от социального положения, от политических взглядов и убеждений. Возможно, он по-своему любил Поля, видя в нем не только талантливого спортсмена, способного реализовать самые смелые тренерские планы, но и человека, уравновешенность, скромность и мужество которого помогали поддерживать в команде дух товарищества, без чего были бы невозможны победы.

Но тот же Сэнфорд перед началом матча с футболистами Виргинского университета неожиданно для всех объявил о замене Робсона другим игроком, объявил без каких бы то ни было объяснений, избегая смотреть в сторону ошеломленного Поля, с которым еще вчера на равных обсуждал тактику предстоящего боя с виргинцами, выискивал уязвимые стороны противника, распределял обязанности каждого игрока «Одиннадцати из Нью-Джерси».

Впервые «лучший левый крайний страны» следил за игрой товарищей, сидя на скамье для запасных. Здесь он узнал причину замены: виргинцы наотрез отказывались играть с командой, в составе которой был негр. Сэнфорд прекрасно понимал, что отсутствие такого игрока, как Робсон, грозило поражением футболистам Ратжерса, и все-таки уступил требованию виргинцев.

Решение Сэнфорда вызвало недовольство студентов колледжа. Многие не жалели крепких словечек в адрес тренера и открыто выражали сочувствие Полю. Негодовала негритянская община Нью-Брансуика. Джеймс Карр, первый негр, окончивший колледж Ратжерса в 1892 году, написал ректору Уильяму X. С. Демаресту гневное письмо, в котором обвинил руководство колледжа в том, что оно, испугавшись «наглого вызова», изменило принципам справедливости и «принесло свои убеждения на алтарь компромисса».

Характерно, что, вспоминая о тех случаях, когда ему приходилось сталкиваться с проявлениями недоверия, зависти, враждебности со стороны белых соучеников или преподавателей, Робсон почти всегда заканчивал рассказ словами: «Позднее мы стали друзьями». И здесь он не грешил против истины. У Поля были друзья среди черных и среди белых. Самые разные люди тянулись к нему, привлеченные его добросердечностью, спокойным умом, искренностью, не исключавшей деликатности, наконец, физической мощью, в которой напрочь отсутствовала агрессивность.

Постепенно исчезало чувство одиночества, угнетавшее Робсона в первые месяцы учебы в колледже, и Поль, ободренный вниманием и уважением новых товарищей, стремился полнее выявить свои возможности в науках и спорте.

Играя в американский футбол, он пробовал себя и в других видах спорта, занимался легкой атлетикой, бейсболом, баскетболом, боксом. И снова успех сопутствовал ему. За два года Робсон завоевал двенадцать призов. В колледже не было равных ему в искусстве метания диска, копья, толкания ядра.

В 1918 году студенты Ратжерса единодушно приняли Поля в члены старейшего в Америке студенческого общества «Фи Бета Каппа», название которого было образовано начальными буквами греческих слов, являвшихся девизом общества: «Философия направляет жизнь». Целью общества была организация дискуссий по философским, литературным, социальным и политическим проблемам. В каждом американском университете и колледже существовали подобные общества, объединявшие студенческую элиту и носившие порой такие загадочные названия, как «Клуб заварного пудинга» или «Шапка и череп». «Фи Бета Каппа», основанное еще в 1776 году, считалось наиболее влиятельным и представительным. Стать его членом мог только тот студент, который преуспевал в изучении гуманитарных наук. Поль с гордостью носил цепочку с золотым ключиком от символических часов «Фи Бета Каппа».

С радостью разглядывали знак ученой доблести Поля старые друзья — официанты курортного ресторана на Атлантическом побережье, где Робсон, как и прежде, подрабатывал в летние месяцы. Один из официантов, пожилой негр с круглым добродушным лицом, частенько объяснял вполголоса какому-нибудь завсегдатаю, украдкой показывая на Поля, шустро сновавшего между столиками: «Это тот самый Робсон из Ратжерса»», выжидал паузу, а потом выразительно добавлял: «Стопроцентный американец».

…Лето выдалось жарким. Изнывающие от жажды курортники переполняли ресторан, рассчитывая утолить ее крепкими напитками со льдом. Охлажденные джин или виски приносили минутное облегчение, а после двух-трех порций спиртного иные посетители, забыв про жару и про все на свете, обретали хмельную развязность, и тогда чернокожим официантам приходилось нелегко, особенно доставалось Полю. Нетрезвые обыватели каким-то образом улавливали его неприязненное отношение к ним и не скупились на оскорбления и издевательства. Приходилось терпеть, стиснув зубы, выслушивать незаслуженные упреки, выполнять приказания, отданные оскорбительно-надменным тоном.

Самообладание редко изменяло Робсону, но однажды он не смог себя сдержать. За один из столиков, которые он обслуживал, уселась шумная компания, потребовавшая самых изысканных блюд и дорогих напитков. По бледным, не знавшим загара лицам, по лихорадочно блестевшим глазам Поль безошибочно определил игроков, которым, видимо, не терпелось расстаться с шальными деньгами, добытыми в результате удачной игры в покер или в рулетку. Такие просиживали здесь до закрытия ресторана, а потом с пустыми кошельками возвращались в гостиничные номера, чтобы после нескольких часов беспокойного сна вновь испытывать судьбу, не отводя воспаленных глаз от бешено вращающегося круга рулетки.

Поль принес заказанные блюда и напитки, с непроницаемым лицом выслушал циничные шутки в свой адрес и уже собирался отойти к другому столу, как вдруг почувствовал, что кто-то схватил его за полу куртки.

— Ты дурно воспитан, парень, ткнул мне в лицо подкосом и не соизволил попросить прощения, — низкий хрипловатый голос звучал угрожающе. Даже не взглянув на его обладателя, Робсон резким движением высвободил куртку и быстро вышел из зала. Через несколько минут ею вызвал владелец ресторана, который потребовал объяснений у строптивого официанта и, не получив их, сказал, что увольняет Поля.

В раздевалке к Робсону, корившему себя за несдержанность, подошел пожилой добродушный официант.

— Не переживай, Поль, — участливо сказал он, — послоняйся где-нибудь два-три дня, пока эти ребята не уберутся отсюда, а потом возвращайся, поможем.

И друзья помогли Робсону. Им удалось уговорить владельца ресторана отменить его решение. Поль вернулся в душные залы, воздух которых был пропитан табачным дымом и испарениями потных тел, возвратился к привычной каждодневной сутолоке ресторана, к его куражившимся посетителям.

Позднее он не раз с благодарностью вспомнит своих товарищей — официантов из Род-Айленда, простых, добрых и порядочных людей, готовых постоять за себя и за друга. Порой ее они напомнят о себе либо кратким письмецом, либо устной весточкой с оказией, сетуя- на то, что «старина Поль» забыл их, сообщат, что ждут его, место для него всегда найдется, поскольку он и работник сноровистый, и парень надежный…

В мае 1918 года в возрасте семидесяти трех лет скончался Уильям Дрю Робсон. Безутешную скорбь родных покойного разделяли многочисленные друзья и благодарные прихожане. «Со смертью преподобного У. Д. Робсона наша община потеряла человека, который вел скромную, но плодотворную работу среди своего народа, — говорилось в редакционной статье сомервиллской газеты. — Г-н Робсон был человеком сильного характера… Он очень хорошо знал особенности людей своей расы и всегда интересовался их благополучием. Его всегда возмущала всякая попытка принизить его народ или нарушить его права. Он обладал темпераментом, который породил так много ораторов на Юге. Прекрасно понимая нужды людей, он сумел объединить их вокруг церкви. Его деятельность оказала влияние на- всех цветных жителей штата. Его будет очень недоставать здесь». В память об Уильяме Дрю Робсоне власти штата назвали его именем квартал домов в Нью-Брансуике.

«Гордостью моих мальчишеских лет был мой отец. Я любил его как никого- во всем мире…» Именно такими словами начал Робсон свою книгу-исповедь «На том я стою», увидевшую свет в августе 1958 года. Память об отце он бережно хранил всегда, в трудные минуты мысленно советовался с ним, часто вспоминал его мудрые наставления. Он был за многое благодарен отцу, ему был обязан первыми серьезными успехами в учении, достижениями в спорте. Уильям Дрю Робсон воспитал в сыне глубокую любовь к лучшим творениям человеческого разума в литературе, музыке, живописи, научил ценить и беречь духовное богатство народа. Отец истово верил, что «тот, кто стремится к свободе? должен овладеть вершиной знаний», и сумел передать эту веру Полю.

Колледж Ратжерса Робсон окончил с отличием, защитив 29 мая 1919 года диплом. Дипломная работа Поля была посвящена проблемам юридической гарантии полных гражданских прав всех американцев, включая негритянское население. Эти проблемы он рассматривал на примере 14-й поправки к конституции США, которая провозглашала равенство американских граждан перед лицом закона и гарантировала! защиту правительством их жизни, свободы и собственности. Поправку, принятую в 1868 году, Робсон назвал «наиважнейшей»; по его убеждению, она могла и должна была сыграть огромную роль в развитии и укреплении демократических институтов страны. Профессор, руководитель диплома, дойдя до этого утверждения, сделал на полях рукописи пометку: «Сильно сказано!», имея в виду тот очевидный факт, что на протяжении полувека 14-я поправка защищала не столько права человека, сколько право собственности, охраняла лишь интересы верхушки общества, сосредоточившей всю политическую и экономическую власть в Америке. Ограниченность действия поправки сознавал и Поль, давший диплому название «14-я поправка — спящий гигант американской конституции».

Нерешенные проблемы единства американской нации нашли отражение в речи Робсона, подготовленной им для участия в конкурсе ораторского искусства на выпускном вечере.

«Мы, люди, принадлежащие к угнетенной расе, — говорил Поль, — осознаем, что наше будущее — это в основном плод наших собственных усилий… Мы ведем борьбу, стремясь доказать, что знания могут быть приобретены в трудных условиях; что бедность может уступить место изобилию; что неизвестность не является абсолютным препятствием для достижения успехов и что дорога к счастью и благополучию всегда открыта для тех, кто идет по пей решительно; что ни былое рабство, ни сохраняющиеся предрассудки не могут погасить пламени самоуважения, отнять смелую мечту или парализовать усилия; что никакая сила вне человека не может помешать ему сохранить собственное благородство и ощущение причастности к своему времени и поколению».

Робсон призвал представителей белой расы руководствоваться «новыми принципами», которые побуждали бы к проявлению сострадания — чувству, по его словам, помогающему осознать назначение цивилизации. Оно, по его словам, должно состоять в достижении счастья и утверждении духа общности людей.

«Братские чувства необязательно предполагают близость и глубокую дружбу, а предполагают уважение и справедливость. Необходимо жить в братстве».

Свою речь Робсон закончил страстным призывом продолжать борьбу до тех пор, «пока все американцы не будут иметь равные возможности, а единственным мерилом человека станут его способности; пока люди своим созидательным трудом не создадут идеальное общество; пока белые и черные не пожмут друг другу руки, сознавая, что все люди — братья».

…Пройдет сорок четыре года. На площади столицы США у памятника-мавзолея А. Линкольна соберутся двести пятьдесят тысяч черных и белых американцев, участников массового похода на Вашингтон. К ним обратится священник из Атланты Мартин Лютер Кинг, общепризнанный лидер движения за расовое равенство.

— Есть у меня мечта… — проникновенно скажет Кинг, словно поверяясь самым близким и дорогим собеседникам. — Я мечтаю о том, что в один прекрасный день наша страна возвысится, чтобы жить в полном соответствии с принципами нашего кредо: «…Все люди сотворены равными»… Я мечтаю о том, что в один прекрасный день мои четверо маленьких детей будут жить в стране, где о них будут судить не по цвету кожи, а по цельности их натуры. Есть у меня мечта…

Четвертого апреля 1968 года пуля белого расиста оборвет жизнь Кинга, который избрал ненасильственный путь борьбы за свободу и равноправие своего народа…

Немногое изменится для американских негров за четыре десятилетия. Хотя оставят поверхностные отметины индустриальные бумы и затяжные экономические спады, пролетит стороной вихрь научно-технической революции, глубоко ранит небывалая по цинизму и человеконенавистничеству кампания по разрушению и уничтожению духовных ценностей, развязанная истинными хозяевами Америки. В источник своих доходов превратят они безнравственность и вседозволенность. И первой, если не главной жертвой разгула преступности, наркомании, торговли человеческим телом станут негры.

В современной Америке — столпе «западной цивилизации и демократии» — средний заработок негритянской семьи вдвое ниже заработка белой. Негры образуют треть американских семей, живущих в условиях полной нищеты. Почти на четверть века отстают черные американцы от белых по уровню образования. В два раза выше детская смертность. Больше половины узников американских тюрем составляют негры, больше половины убитых полицейскими за последние годы тоже негры.

Немногое изменится для американских негров за четыре десятилетия…