Ползучий дом

2. Всё по-русски, т. е. через задницу

Отправились втроем: Арамов, Сергей и его не то подручный, не то напарник — долговязый парень лет под тридцать, давно не утруждавший себя стрижкой. Тяжелая челюсть, уныло опущенные плечи. Павиан, одним словом. Еще одна жертва скрещивания обезьяны с фонарным столбом… Ну, и хватит описаний.

По правилам здесь очень много чего нужно сказать. По правилам нужен хотя бы краткий экскурс в историю. Биография персонажей, внятное разъяснение who is who и what is what, и почему успешная строительная фирма никак не построит себе пристойное здание (сапожник без сапог, блин), и кто начистил рыло ведущему специалисту по эксклюзиву, и какой, к ёханной матери, век на дворе… Расслабьтесь. Никто здесь по правилам играть не будет. Ни персонажи, ни автор. И без того проблем до черта. У автора они не прекращаются, у персонажей — прямо на вокзале и начались.

Выяснилось, что движение СИБТ[1] на ветке Москва — Старославянск с промежуточной остановкой Академтаун прекращено на неопределенный срок. Старославянские транспортники бастуют. И как долго собираются наслаждаться свободой волеизъявления, никому неизвестно.

Маэстро синтеза рухнул куда-то за грань отчаяния:

— Сейчас если СИБТом — только в обратном направлении: Европа — Канада — Аляска — Сибирь. Кругосветка.

— А если не СИБТом?

— Тогда — в справочный узел, искать маршрут.

Строители переглянулись.

— Идите, мы догоним позже.

Существует народная примета: если на выходе из дома роняешь ключ — ничего хорошего нынешний день не принесет. К категории оброненных ключей автоматически причисляются забарахливший в пути кар, рухнувшее через дорогу дерево, колонна что-то демонстрирующих неформалов или каких других черных кошек навстречу… Но приметы существуют для тонких чувствительных людей. Из наших путешественников к этому биологическому виду можно причислить только одного. Но этот один очень хотел «домой на Алекто».

А пока тонкий чувствительный сидел перед справочным терминалом, перебирая все возможные перекладные маршруты вплоть до товарных составов и гужевого транспорта, два сопровождающих его бревна вылезли через сортирное окошко в глухой подсобный двор, обошли депо с подветренной стороны и теперь приценивались к древней кирпичной стене. Узкие окна маячили где-то на высоте четвертого этажа стандартного дома, под самой кровлей, ниже не было.

— Ну… половину можно по скобам пройти. Только они очень нежные. Не слишком нагружать.

Валера хмыкнул:

— Не прикасаясь, ага. А дальше?

— Вон там карниз дохлый.

— Метра три от верхней скобы. У тебя антиграв в кармане?

— Прослойка выкрошилась. Если пальцы влезут в щель…

— Не влезут. Смотри, — напарник приложил подушечки пальцев к шву между кирпичами.

— Но хоть какая-то опора будет. Просто нужно двигаться не задерживаясь.

— Ох, навернемся…

— Так чего решаем — ну его на?

— Уговорил, полезли.

Надо сказать, и скобы (которые должны послужить этим приматам лестницей на первом этапе маршрута) расположены не слишком удачно. Не друг над другом, а елочкой, и весьма прилично разнесены. Первая — у самой земли (на хрен она там нужна, спрашивается?), остальные — выше-влево, выше-вправо. Всего пять штук.

Взявшись за третью по счету скобу, Сергей забросил ногу на вторую ступеньку «нежной» лестницы. Повис диагонально, пытаясь найти хоть какую-нибудь опору для правого ботинка. Чтобы идти дальше следовало выпрямиться, а чтобы выпрямиться — отпустить железку, в которую он вцепился как в родную. Ощупывая пресловутые щели между кирпичами, содрал край ногтя. Хорошее начало.

— В балете бы тебе работать, — съехидничал напарник.

— Я посмотрю, как ты полезешь… Чего встал, как статуй? Придержи!

Придержал. Сергей выпрямился, перехватился за четвертую скобу.

— Хватит курить, иди следом.

Следом все-таки полегче: Сергей вытянул приятеля за руку. Теперь оба стояли на одной и той же древней железяке, за другую держались. Нижняя протестующее подрагивала.

Следующая опора, по закону елочки, располагалась правее. Валера с грехом пополам переместился влево от напарника, чтобы тот мог двигаться дальше. Верхняя скоба задрожала тоже.

Теперь — то же самое упражнение с наклоном влево. Верхняя железяка устала и поехала куда-то по своим делам. Валера размазался по стене, одной рукой, как атлант, со всей дури выталкивая Сергея вверх. Самому затем пришлось спрыгнуть: проложенный напарником путь не оставил шанса продолжателям.

— Не слишком нагружать, значит?! — разозлился Валера. — Эй, ты, осторожнее копытами!

Ухватился за железяку, на которой стоял теперь Сергей, и резко подтянулся, шаркая ботинками по кирпичу:

— Руку!..

Третья скоба тоже не вынесла насилия. Напарники вешними сосульками повисли на пятой, последней.

— И что дальше?

— Расслабиться и подумать.

— Ага. Ща наш турник сыграет, как все предыдущие. Оно и к лучшему. Пока еще падать невысоко.

— Здесь везде невысоко.

— Да?.. — удивился Валера.

— Меня в юности выбросили с третьего этажа, по большой пьяни. Ничего не помню. Ничего не повредил. Правда, с тех пор не пью.

— Это — симптом, — проникновенно заметил напарник.

— Симптом чего?

— Того. И очень своевременная ностальжи — тоже.

— Блин!.. Так вон же кирпича не хватает. Если подтянуться и запихнуть туда руку…

— Вперед.

Сергей резко бросил тело влево-вверх, сунул ладонь в обнаруженную брешь, сжал в кулак. Кулак расклинился в дыре, но висеть на нем было не слишком серьезно. К тому же болезненно.

Где наша не пропадала? Где только, на хрен, не пропадала. Валера подтянулся, распластался по стене и замер на измученном турнике на выпрямленных руках.

— Попробуй встать мне на плечи.

— И что?

— Если повезет — дотянешься до того дохлого карниза.

— А если не повезет?

— Чего тебе терять? Все равно уже не пьешь.

Плечи друга не вызывали сомнений в надежности. Правда, друг вместе со своими плечами испытывал долготерпение скобы библейских времен. Последнее обстоятельство сводило надежность практически к нулю.

— Эх, мать…

Сергей запихнул правую руку в ту же брешь, где уже застряла левая, и начал изобретать асаны, доступные разве что йогам высшей ступени посвящения. Кое-как взгромоздивши один ботинок на скобу, а второй — на плечо товарища, он снова оказался в диагональном положении. Только на сей раз было некому подпихнуть снизу.

Вытащил правую руку из дыры между кирпичами. В живописном состоянии, как после наждачной шкурки.

Всякая мысля, знамо дело, приходит опосля. Он таки нашелся, экономичный способ перемещения. Стараясь двигаться как можно мягче (если нечаянно выдернуть вторую руку из спасительной дыры… всё, привет, опять начинаем здоровый образ жизни), Сергей нашарил в кармане нож, воткнул по самую рукоятку в щель между кирпичами, попробовал опереться. Ну… авось выдержит. Только после этого разжал левый кулак, вытащил руку и медленно перенес тяжесть направо. Вынул нож, взгромоздился напарнику на плечи, плавно выпрямился. Валера проскрипел что-то непечатное.

До карниза не хватает совсем чуть-чуть…

— Лерыч, еще немного вверх податься можешь?

— Пошутил?!

— Тогда — смертельный номер. Ща прыгать буду. Прости, если что.

— Ну, и ты… Может, курить бросишь.

Смертельный номер удался. То есть, получилось ухватиться за карниз. Но для многострадальной скобы это оказалось последней каплей.

В планы Валеры отказ от курения тоже не входил. Когда скоба начала медленно, но целеустремленно вываливаться из стены, он вцепился в ноги приятеля чуть выше ботинок.

Оконная решетка издевательски маячила всего в метре над карнизом. Подтягиваться с восьмидесятикилограммовой гирей на ногах учили далеко не всех.

— Звездец, приехали… — простонал Сергей.

— Извини. Хорошо держишься?

— Как… тебе сказать.

Пальцы побелели. Даже кровь из-под содранного ногтя уже не сочилась. Обуревало настойчивое желание взбрыкнуть хорошенько и помочь другу раз и навсегда избавиться от пагубной привычки. Но тут снизу раздалось победное:

— Есть!..

— Чего?

Гиря на ногах стала легче. Сквозь тяжелое дыхание донеслось:

— Нашел, за что ухватиться… Держись крепче, я еще сорваться могу.

— Не советую. Курить брошу, но убью.

Железная хватка чуть выше колена. Синяки гарантированы. Но зато в следующий момент тяжесть исчезла совсем. Напарник повис рядом на карнизе.

— Как это ты?..

— Слегка пешочком. По стене.

Сергей догадался:

— У тебя ботинки на рифленой подошве?

— Ага.

— И ты, гад, полез вторым?

— Но ты же пластичнее.

— Я тебе потом морду набью. Набил бы сейчас, но нечем.

— Ладно, вылезать-то собираешься?

— Опять я?

— А кто?..

Из последних сил Сергей пошел на рывок и вцепился в оконную решетку. Упражнение не осталось безнаказанным: карниз постигла участь давешних скоб.

— Руку!..

Нижеследующий (вернее, аналогичный) способ выживания красочно обрисован в мемуарах одного известного барона — того угораздило провалиться в болото вместе с лошадью. В некотором смысле Валере было проще, он двигался пешком (лошадь уже одолела этот участок маршрута). Но как ему удалось придать себе ускорение за счет уже вываливающегося карниза, навеки останется тайной даже для него самого.

Сергей ухватил запястье напарника:

— Вот чучело неуклюжее!

— Сам-то! Сухожилие мне порвал.

— Отпустить?..

Через секунду на решетке висели оба. Решетка подалась под тяжестью в полтора центнера и… нет, не рухнула. Дуракам, как известно, везет, хотя бы на финише. Просто откинулась вниз и припечатала обоих по башке. Приматам, как известно, терять нечего. Вот были бы мозги — было бы сотрясение, да.

Цирк на Цветном бульваре отдыхает. И на Ленинских горах — тоже.

Сбивать замки не пришлось, поскольку они за давностью лет претерпели усушку и утруску, проще говоря — отсутствовали. Окно распахнулось без дополнительных усилий. Скрючившись в три погибели, друзья уселись на подоконнике. Валера потер запястье. Сухожилие — нет, не порвано, но синяк останется, факт.

— Так… ну, а дальше что?

Карниз — он же подоконник — опоясывал здание практически целиком. Поскольку передвигаться иначе в оконной нише высотой меньше метра было невозможно, налетчики, как два контуженых удава, поползли в обход здания.

В углу нашли вентиляционную трубу, один конец — на крышу, другой — почти у пола.

— Хлипкая, — с сомнением заметил Валера.

— Не. Клеймо «Best air» видишь? Умеют работать, я у них брал.

— Ага… А глаз прямо над спуском, это хорошо.

— Убьем?

— Не будь вульгарен. Лучше придержи.

— Чего придержать?

— Меня, тормоз.

— Грыжу я с тобой заработаю… За что тебя хватать-то?

— За яйца, блин! — прорычал напарник, свешиваясь головой вниз.

Сергей одной рукой обнял как родную ту самую хлипкую трубу, а второй взялся за карниз, в обхват груди друга.

— Не, так не пойдет, — заявил Валера. — Ты мне пространства для маневра не оставил. Подальше.

— Так?

— Еще дальше.

— Ну, и улетишь к едреням.

— Нормально все. Расслабься.

Теперь Сергей держался за карниз на уровне причиндалов напарника, почти в соответствии с его пожеланием. Весьма стрёмная сексуальная позиция, зато пространство для маневра появилось.

Валера повис над камерой слежения, перерезал один единственный тонкий проводок. Выглядело как вполне естественный обрыв… После чего начал медленно выпрямляться, опираясь ладонью все о ту же трубу. Пока что фирма «Best air» держала марку.

Вот тут-то и сказались особенности свободного маневрирования.

— Ох, мать!..

Почти выпрямившись, уже схватившись одной рукой за карниз, Валера нечаянно поддал его головой и рефлекторно дернулся. А Сергей, следуя рекомендации, успел расслабиться, и как раз в этот момент выпустил напарника из объятий.

Не воздушные акробаты, да. Невозможно быть гениальным во всем.

Валера сорвался с карниза и повис на ослепшей камере. Камере это, естественно, не понравилось. Ее конструировали отнюдь не в качестве гимнастического снаряда.

Инстинкт самосохранения — великая штука: этот филин (или дятел?) успел перехватиться за «Best air» — что оказалось существенно надежнее, чем хвататься просто за air, best он и в Африке best — и в мгновение ока съехал вниз.

— Ффу… Ну, ты там где, тормоз?

— Левитатор хренов…

Короче, обошлось. Хотя — как это ни вульгарно — несчастная камера все-таки была убита без шансов на реабилитацию. Да и черт с ней. Что так, что эдак, сразу никто не заметит. Они здесь, в депо, больше на запись работают. Это ж не вокзал. Сюда далеко не каждый день всякие мудаки лазают по внешней стене. Что тут делать нормальному мудаку (клиника не в счет)? Кабина СИБТ — не кар и не флайер. Ее не угонишь, а если угонишь, то не продашь. В наше продвинутое время никого ведь не посещает гениальная идея угнать поезд метро… В общем, случай атипичный, как пневмония на всю голову.

— Вот. Только эта, на других срисуют.

— Лерка, блин, и на этой срисуют…

В зал, переговариваясь, вошли двое механиков. Диверсанты едва успели нырнуть под облюбованную кабину и затихарились между полозьями.

— А если она сейчас тронется?

— Типун тебе.

(Если она тронется, можно совершенно бесплатно получить много вольт. Но мы не ищем легких путей.)

К счастью, механики надолго не задержались. Покрутились вокруг соседней кабины и погнали ее в ремонтный отсек.

— Все, вперед.

Да уж, вперед. Пока единственная доступная таратайка не послала воздушный поцелуй. Шутки шутками, а где тогда прятаться, если еще кто заглянет?

Сергей вытащил из кармана лазерный резак. Задумчиво на него посмотрел. Потом на товарища. Потом — на лобовую панель кабины.

Напарник, в свою очередь, задумчиво посмотрел на лобовую панель. Потом на резак. Потом на товарища:

— Где у нее защита от взлома, знаешь?

— А где? — невинно поинтересовался Сергей.

— Дай сюда, умелец.

Валера отобрал у напарника инструмент и уставился на него, будто увидел впервые в жизни:

— Блин.

— Что такое?

— Им ведь можно было ступеньки в стене вырезать.

(Можно. Но мы не ищем легких путей.)

Черканул на лобовой панели какой-то замысловатый иероглиф[2]. Крышка транспортного блока распахнулась. Взломщик пояснил:

— Они все однотипные. На инерционках, карах, флайерах. Различия есть, но небольшие.

— Так вот чем ты занимался до «Галактики».

— И этим тоже. Перчатки дай.

…Через полчаса диверсанты с грехом пополам выбрались наверх по той же самой трубе. На сей раз труба угрожающе вибрировала. Терпение небезгранично даже у тех конструкций, которые best.

Сергей взглянул сквозь ближайшее окошко во двор:

— Блин!

— Что?

— Тут, оказывается, пожарная лестница есть.

…Но мы не ищем легких путей.

Строго по расписанию кабина СИБТ рейсом Москва — Санкт-Петербург выкатилась из депо. Но проследовала почему-то не к питерской платформе, где дожидалась толпа народа, а к безлюдной Москва — Академтаун — Старославянск, приняла на борт всего троих и отбыла — опять же строго по расписанию, только не туда, куда надо. Диспетчерская зафиксировала нарушение курса, но останавливать кабину на ходу опасно для пассажиров. СИБТ ломается крайне редко, но метко: людей приходится эвакуировать флайерами. Вот такие дела. Из-за чего случился программный сбой, теперь предстоит разбираться бастующим старославянским транспортникам. Так им и надо. Хватит бастовать потому что. Бездельничать мы все любим.

Двери закрылись, кабина тронулась. Ласково-торжественный голос изрек:

— Дамы и господа! Вас приветствует General SIBT Company. Наш транспорт проследует в Старославянск безостановочно. Приятного путешествия.

— Как — безостановочно? — всполошился маэстро. — Нам выходить в Академтауне!

— Карен, вам когда-нибудь случалось прыгать с транспорта на ходу?

— Ну… было как-то раз. В детстве.

— Придется вспомнить детство.

— … Мы ведь не планируем знакомиться со старославянскими копами.

Маэстро вытаращил глаза:

— С копами?.. Вы ее… угнали?!..

— Карен, вы хотите попасть на Алекто?

— Вы сдурели? Завтра по всей трасе будут наши описания!

— Завтра нас здесь не будет.

— … А послезавтра на это событие положат болт.

— … Взлом транспортного блока недоказуем.

— … А поездка шальной кабиной ненаказуема.

И вообще. Проблемы мы решаем по мере поступления. Или проблемы решают нас, как повезет. Чего орать-то, чего истерики закатывать? Тебя везут — ехай. Ясен пень, всю меру безответственности мы берем на себя.

Заработал бортовой матюгальник:

— Аварийная служба призывает вас хранить спокойствие!

— Маэстро, это — вам, — зевнул Сергей.

— Принимаются меры по вашей эвакуации!

— А вот это уже нам… Лерыч! Можешь сделать так, чтобы верхний люк заклинило навсегда?

— Ага.

…Природа не рефлексирует. Индифферентна к морали и лишена комплексов. Если вам довелось встретить комплексующего по какому-либо поводу кобеля или кота, можете не сомневаться: тем же самым подавленным идиотизмом страдает хозяин. Эти создания не в счет, их родовые древа слишком тесно переплелись ветвями с человеческим. Истинная природа существует в режиме нон-рефлекшн. У обезьян комплексов не бывает, внутренних конфликтов — тоже. А финики, лежащие за сверхпрочным стеклом, только подстегивают креатив.

Через час громкоговоритель рявкнул:

— Есть кто живой? Ответьте!

Задремавший было Лерыч встрепенулся:

— Сереж, ответишь?

— Ага, — Сергей подошел к селектору:

— Все живы. В чем проблема? Как — неисправна? Хрен ли вы ее на трассу пускаете, если она неисправна? Конечно. Он нам двери открыл, кредитки наши принял. В Старославянск, куда же еще. Чего-чего? Не понял? Деньги вернут? А потерянное время кто вернет? А моральный ущерб кто вернет? Мы бы сейчас на перекладных уже в Старославянске были. Да чем неисправна-то? Если не сойдем, через пять минут взорвемся, что ли? И вы пускаете на трассу кабины в таком состоянии?.. Не взорвемся? Тогда какого дьявола, я спрашиваю? Беспредел, едрена вошь…

Во время переговоров со спасателями маэстро нервно всхлипывал, а Валера зевал и искал спички для век. После такой напряженной деятельности вздремнуть не дают, гады.

Флайер ушел со связи и взял курс домой.

Кабина СИБТ мчалась про просторам российской средней полосы. Пассажиры спали. В разной степени безмятежно.

Земную академию проскочили ну… можно сказать, безболезненно. Поклонники Карена Арамова выстелили ему ковровую дорожку. Хотя у ковровых дорожек тоже есть свои минусы. Уже глубоко за полночь маэстро, изрядно лишенный пуговиц, растормошил строителей, мирно дрыхнущих в холле:

— Все, друзья. Пропуска есть, рвем когти из этой дурки.

Ребята продрали взор и полезли в рюкзаки за меховой одеждой.

…Мгновенный переход с одной планеты на другую экстремален по сути своей. Предбанника у портала нет, извольте готовить шубу летом, а неглиже — зимой. Если вам в коридоре солидного учреждения встретится почти (или — совсем) голый человек, не спешите делать вывод, что в этих стенах успешно орудует гоп-стоп, или, круче того, в рамках фэншуй администрация наняла стриптизера. Этот неодетый господин — респектабельный сотрудник, который всего-навсего хочет провести обеденный перерыв на шельфе Гламурного моря планеты Ухоногая Креветка. Вполне естественное человеческое желание. Завидуйте, если у вас нет пропуска на Ухоногую Креветку.

Но в нашем случае все совсем наоборот и гораздо не так.

Система Веги. Планета с загадочным названием Цветущая Флоренция. Какая, блин Флоренция, да еще и цветущая? Зубы — и те смерзаются. Кто так назвал, прикололся, что ли?

Не, не прикололся. Тоска загрызла. И колонистов, видимо, тоже: на всем пути от портала до академического комплекса, по обе стороны улицы, во дворах и на площадях — ледяные скульптуры. В этом заповеднике собрана вся тропическая и субтропическая флора материнской планеты: пальмы, магнолии, кипарисы, лотосы, орхидеи. Живые пальмы и орхидеи почему-то отказываются тут расти, выращиваем, какие можем.

— Я за пропусками. Хотите — прогуляйтесь пару часов. Только за город не суйтесь, там аборигены.

— Ну и что?

— Без сопровождающих нельзя. Поведете себя неправильно — вот вам и межрасовый конфликт. И крупный скандал в академии, соответственно.

Вспоминается древняя американская история про терновый куст. Делай что хочешь, только не бросай в терновый куст, ага… А еще существует неистребимое русское правило: если где-то висит «кирпич», то крайне необходимо, жизненно важно… и так далее.

Арамов удалился. Строители остались в холодном дворе академкомплекса, на обледеневшей скамейке под раскидистыми ветвями инжира. Точнее, возле скамейки. Поскольку если присядешь, то примерзнешь напрочь, так и будешь здесь торчать до конца времен в скульптурном ансамбле с инжиром.

Сергей потер распухшую переносицу. Поморщился.

— Официально признанная раса.

— Договор о сотрудничестве.

— Туристов пускают.

— Интересно же…

— А тут — одни кабаки.

— И виртуальные салоны.

Друзья бросили прощальный взгляд на инжир, покинули двор академии и самозабвенно поперлись под «кирпич».

Уже на выходе в бесприютную заснеженную долину Валера остановился и озабоченно спросил:

— Они трансгалакт знают?

— Они же телепаты.

— Думаешь?

— А как еще?

Действительно. Меня вот тоже всегда удивляло: как можно общаться без телепатии? Хотя бы с этими, хомо саспенс. Несут полную семантическую околесицу, понимают друг друга каждый по своему, потом не ведают что творят. А туда же — контакты с другими расами. Как договариваться-то? Теорему Пифагора рисовать? Кто такой Пифагор, вы сами-то знаете? Или, скажем, это: ручки, ножки, огуречек. А у аборигенов мозг расположен в брюшной полости, и перемещаются они методом качения. Нарисованный огуречек, сочлененный с кружочком… Смею вас заверить, они истолкуют это изображение точь-в-точь по Фрейду. Перевожу на трансгалакт: до такой степени непристойная порнуха, что вас там же на месте и переедут, и перекатят, и сочленят, а в итоге пустят на пищу для мозга. Лучше напишите любимое трехбуквенное слово. Оно будет воспринято адекватно, как произведение в стиле экспрессионизма.

Языковый барьер проблемы не сделал: у туземцев оказался лингвоблок. Вполне современный, не рухлядь какая-нибудь. На фоне первобытных шалашей (жерди, переплетенные лапником чего-то среднего между елкой и сосной) прибор смотрелся несколько странно. И не только он. Обогреватель, стоящий зачем-то посреди дороги — весьма рационально, может, он для туземцев какая-нибудь культовая штука? Молчаливый визор, тоже на улице. Фонари, подвешенные на ветвях все тех же недоёлок — полусосен. Возле одной из хижин — снегокат, ни много, ни мало… Цивилизация рулит.

Аборигены — ростом чуть выше метра, две руки, две ноги, прямо (относительно прямо) ходящие. Очень пушные. Трогательное детство человечества.

Окружили гостей:

— Мех? Камень?

Сергей вполголоса выразил недоумение:

— Какой камень?

— Драгоценный. Они ими торгуют. И мехами, — неуверенно отозвался Валера. — Кажется.

По деревьям развешены элементы местной культуры: обглоданные черепа и кости крупных животных. Черепа — рядом с фонарями. Ветреной ночью, когда фонарь то и дело выхватывает из темноты мертвенный оскал давно опочившего зверя — зрелище, должно быть, офигенное. В эстетическом чутье здешним декораторам не откажешь.

Переводчик выдал следующий вопрос:

— Энергоблок?

— А это о чем?

— Наши поставляют. Наверно.

Наверно. Вряд ли земная техника управляется паровой машиной местного производства (если допустить, что туземцы уже доросли до паровой машины).

Сергей прочистил горло и громко сказал:

— Не. Мы — гости.

— Гости. Турист, — хозяева расширили круг, начали быстро меняться местами, вытянулись в цепочку. Ритуал встречи перестроился на алгоритм «для туристов». Пепельно-серый (седой?) абориген выступил вперед, ударил себя кулаком в грудь и что-то гортанно выкрикнул. Лингвоблок перевел:

— Президент.

Затем господин (госпожа? за шерстью хрен разглядишь) президент обвел мохнатой рукой цепочку приближенных:

— Министр.

Указал в обе стороны поселка, на хижины, из которых выглядывали такие же мохнатые физиономии:

— Народонаселение. Гости повезло. Праздник новый год. Встреча лета.

— Слушай, может, я чего не понимаю… — пробормотал Сергей. — По-моему, мы в зоопарк попали.

— Будто ты дома не в таком же зоопарке живешь.

— Толерантность твоя безгранична. Они же питекантропы.

— Да хоть бобры. Расслабься.

…Я намеренно не акцентирую внимание на встрече лета. Вы уже сами все поняли. Гости действительно повезло. И не только в этом, кстати. Удача, что попали всего лишь на праздник новый год, а не на выборы. Хотя, с другой стороны — чем цирк хуже зоопарка?..

Праздник есть праздник, а иностранная делегация есть иностранная делегация. Гостей усадили среди привилегированных мохнатых лиц вокруг… вы подумали — костра? Увы, если бы. На обледенелые бревна вокруг микроволновки. Цивилизация. Вот только фуршет здесь, к сожалению, не изобрели. Или еще какое средство от обморожения задницы.

Из микроволновки было извлечено что-то подозрительно смахивающее на берцовые кости приматов, в количестве нескольких штук. Раздачей занялся лично господин президент. Сначала получил долю он сам, потом — приближенные к его особе лица, следующими — гости. Печку снова затарили, персоны рангом пониже остались дожидаться своей очереди.

Мясо оказалось чуть теплым и совершенно сырым. Но чего не съешь в рамках этикета, на халяву и на холоде?

Сергей взглянул на елочное украшение: гуманоидный череп, висящий над самым почетным местом, а именно — над… гм… креслом президента.

— Мы, случаем, не человечину едим? Или эту… туземщину? То есть, аборигенщину.

— Кто бы он ни был, ему уже все равно, — философски заметил Валера.

…Между прочим, для туземца у этого черепа лоб высоковат. Уж не жертва ли это нечаянного межрасового конфликта? Ему-то теперь, конечно, все равно… Сергей не выдержал укоризненного взгляда пустых глазниц, отвернулся.

Вокруг «стола» на некотором расстоянии вертелось народонаселение. Его никто не приглашал разделить трапезу с представителями власти. Рядовые граждане творили свой праздник, как умели. Ходили нарядные: подвешенные на косматую шерсть, на груди, голове, плечах болтались земные аксессуары — елочные шарики, сосульки, хлопушки.

— Офигеть. Не, ну точно зоопарк.

— Почему? Импортные фенечки — это же круто.

Мимо пробежала маленькая блестящая фигурка. В буквальном смысле блестящая: дитё было одето в костюм из мелких кристалликов, одна лишь мохнатая мордочка торчала наружу.

— А это кто? Местный инфант?

— Или инфанта.

Печку снова открыли. Мелкие сошки из администрации ринулись за своей долей. На сей раз протокола не наблюдалось. Чиновники спешили урвать свой кусочек пирога, то есть мяса, пока первые лица государства не успели догрызть предыдущую порцию.

Запах из микроволновки, почти не заметный гостям, возбудил народонаселение. Оное забеспокоилось, коллективно потянуло ноздрями… Господин президент жестом фокусника извлек откуда-то из собственной шерсти дистанционный пульт управления. Экран визора засветился.

— Футбол, — торжественно изрек глава государства.

Толпа заинтересованно подалась к визору, мудро установленному весьма далеко от кормушки. Возле экрана случился локальный конфликт: задние попытались отпихнуть передних, чтобы не мешали смотреть. Проблема разрешилась естественным порядком: кто посильнее — заняли лучшие места, кто остался не у дел — отправились в бельэтаж. На ближайшие деревья, то есть.

Сергей прищурился:

— Не вижу отсюда. Кто играет-то? Неужели наши с бобрами?

— Не. Наши с нашими.

— А бобрам нах?

— А им не пох?

— Дурдом, ей-богу.

— Да ладно тебе. Сам-то давно футболом интересоваться начал?

— С детства. Еще до всяких политтехнологий.

— Правда? Так ты, оказывается, до всемирного потопа родился?..

Опять открылась дверца микроволновки. В отсутствие избирателей банкет протекал куда естественнее. Кто-то из приближенных потянул было лапу первым. Рык, прозвучавший из уст президента, лингвоблок оставил без комментариев.

На этот раз гостям ничего не предложили. Хорошенького понемножку. Гости и не настаивали, прямо скажем. Они уже ничего не хотели. Они уже удовлетворили собственное любопытство, замерзли, как бобики, и искали повод откланяться.

Передача закончилась минут через пятнадцать — визор задубел и отказался транслировать продолжение записи. Народ, возбужденный увиденным зрелищем, снова потянулся к столу. Революционные страсти накалялись… Но тут один из министров закашлялся, забился в судорогах.

— Грипп, — сообщил господин президент, швыряя в толпу сверток. Население разодрало сверток и начало цеплять на физиономии марлевые повязки.

Меж тем стало ясно целевое назначение сиротливо стоящего на улице обогревателя: его схватили двое чиновников рангом пониже, подключили к энергоблоку, принялись отогревать визор.

— Педофилия, — объявил вождь, указывая перстом на оживший экран.

Избиратели опять подались занимать места согласно отвоеванным привилегиям…

— С-следующими б-будут нанотехнологии. Лерка, п-пошли домой, — простучал зубами Сергей.

— Ч-что, ностальгия? — отозвался напарник.

— Там х-хотя бы об-богреватели работают п-по назначению.

Смыться по-английски не успели. Господин политический лидер насытился, осоловел и отвалился от трапезы. Ткнул обглоданной костью в сторону пришлых:

— С кем честь?

Сергей кашлянул.

— Тьфу ты… Кем п-представиться-то?

— П-президентом не стоит.

— П-почему?

— Академия н-наваляет з-за такие приколы.

— Ага… т-тогда и министром нельзя.

— У т-тебя в роду к-князей не было?

— Кажется, н-не было.

— Н-ни одного?..

Сергей собрался с духом и громко сказал:

— Мы в-возглавляем гильдию с-строителей.

— А к в-вам — п-по обмену опытом, — так же громко добавил напарник.

После этих слов местный синклит как-то резко пришел в движение, утратил остатки торжественности, и, вроде, забеспокоился. Господин президент обернулся к гостям:

— Удивление. Совещаться.

Совещание было глубоким и вдумчивым. Переводить коллективную тарабарщину лингвоблок, к сожалению, отказался, зашелся помехами, но накал страстей не оставлял сомнений: решается важнейшая государственная задача.

— Ч-чего удивительного в с-строителях? — недоуменно пробормотал Сергей.

— Удивительно, ч-что мы со своим п-плебейским рылом…

— …п-примазались к с-сливкам общества, ага.

— М-может, дернем отсюда, п-пока не поздно?

— Ну…б-бегаем-то мы б-быстрее… — Сергей покосился на гуманоидный череп, — …наверно.

— В-все-таки жалко, ч-что ты не князь…

Пока ребята нервничали из-за своего низкого статуса, совещание закончилось. Аборигены резко замолчали, встали и выстроились в цепочку. Господин президент изрек:

— Политические соображения.

— Ох, м-мать…

— Идти, — вождь указал направление:

— Там.

Высший эшелон окружил гостей. Межрасовый и разностатусный конгломерат прошествовал по центральной улице куда-то на выселки. Ох, не к добру это… Одно хорошо: на ходу теплее.

По пути Сергей оглянулся. Воспользовавшись отлучкой власть предержащих, народонаселение азартно предалось грабежу.

Остановились возле лесной проплешины. Господин президент скомандовал:

— Строить. Здесь.

Ребята переглянулись.

— Назвался груздем…

— Политика, однако.

— А если откажемся?

— Пустят на закусь.

— Дурдом…

Огляделись. Стройматериала вокруг до черта.

— А — чем?

— Доставай игрушку.

— Дрова пилить?!

— Иначе — межрасовый конфликт.

Сергей со вздохом вытащил из кармана резак.

— Ладно… хоть погреться.

Ребята засучили рукава. В образном смысле, разумеется. В буквальном здесь даже перчатки не снимешь.

— Музыкальную визитку будет негде оставить, — пожаловался Сергей. — Системный блок не предусмотрен.

— Кто о чем, — фыркнул напарник. — Призрак оперы, блин.

…Пока эти двое в рамках культурного обмена и политических соображений возводят бобровое жилище, я вам скажу удивительной глубины мысль: кроме языковых барьеров существуют еще и понятийные. Допустим, кто-то не владеет трансгалактом — это полбеды: программы для лингвоблоков существуют практически любые, вплоть до ацтекской и шумерской.

Но если этот кто-то — идиот…

Снаружи свежеиспеченная хижина выглядела очень даже неплохо. Выше и нарядней остальных строений поселка. Внутри, естественно, ничего не делали. Хрен его знает, как здесь должен выглядеть интерьер. Может, нужен евроремонт и переборки из мореного дуба. Знать бы хоть, для кого эти апартаменты… А без нутрянки примут, не?

Приняли. Совсем как у нас в старину в конце квартала (на государственной застройке, разумеется).

Все время работы политическая верхушка внимательно наблюдала за действиями гостей, выстроившись неподалеку и тихонько обмениваясь мнениями за порогом слышимости переводчика. Глава правительства держал в лапах что-то отдаленно напоминающее плетеную корзину. Кивнул:

— Удовлетворительно.

Запустил руку в корзину, вытащил сверкающий кристалл, протянул труженикам:

— Удача.

— Блин, — удивился Сергей. — Я думал — угощение отрабатываем.

— Символический заработок, — хмыкнул Валера. — Всего один камешек и тот мелкий.

— Мы же не знаем здешних расценок. Ну… — Сергей нашел политически грамотную фразу:

— Спасибо за доверие! Нам пора.

— …отсюда, к чертовой матери, — аполитично пробормотал напарник, и «туристы» решительно направились к выходу из поселка.

Сзади почему-то опять началось беспокойство. Наконец, лингвоблок прочихался и рявкнул:

— Стоять. Остаться. Здесь остаться.

— Не понял?

— Понравилось. Хотят, чтобы мы остались у них.

— Негров нашли.

— Нужно идти. До свидания, — громко сообщил Сергей.

— Остаться здесь. Стоять, — повторил вождь.

— Мы быстро. За бригадой слетаем — и назад, — Сергей повысил голос до предела:

— Я говорю: соберем людей и вернемся!

Ребята прибавили шаг. Господин президент и его министры семенили следом. Поспевать за долговязыми гостями у них получалось с трудом. Тем более, приходилось тащить с собой лингвоблок, который регулярно выплевывал:

— Здесь. Остаться. Политика. Стоять.

— Что-то уже задолбала здешняя политика.

— Пробежимся…

Бежать в меховой одежде было тяжеловато. Морозный воздух обжигал легкие. Но все рано или поздно кончается. Когда впереди показались верхушки академических корпусов, Сергей оглянулся:

— Оторвались, что ли?

— Они за нами в город не попрутся?

— Звездец, если так.

— Карен предупреждал.

— Карену — ни слова.

Маэстро нашелся в академическом дворе. То ли стучал зубами, то ли лязгал ими.

— Где… вы были? Мы же… договаривались: встречаемся через… два часа.

— Пропуска есть?

Карен покачал головой (или она у него просто тряслась?):

— Пропусков нет. Нужный… человек сегодня отсутствует. Пошли… устраиваться на ночлег. Вот… звери. Черт бы вас побрал.

Не то, что в земной Академии. Нужные люди, административная волокита. Все, как положено.

— Редкая слава долетит до Цветущей Флоренции, — заметил Сергей, когда ребята остались в номере одни.

— Зато пуговицы на месте, — пожал плечами напарник.

…И был вечер, и было утро.

Ничего себе так, приличная гостиница, хоть и провинциальная. Академия все-таки, не абы где. Визор, системный блок, обогреватель. Душ — чуть ли не с кипятком, даром что овес (простите, энергия) здесь баснословно дорог. Сквозь зашторенные плотными теплоизоляционными гардинами окна льется солнечный морозный день.

Одна беда: спать без свитера и бодрствовать без куртки ну никак не получается.

— Сегодня-то мы свалим из этого холодильника? — зевнул Сергей, расхаживая из угла в угол.

— Ага, — машинально отозвался Валера, уткнувшись в справочник-проспект для приезжих.

— Задолбало.

— Ага.

— Бобры еще эти.

— Ага.

Сергей вытащил из кармана вчерашний заработок, подбросил на ладони:

— Он, вроде, мельче был.

— Ага.

— Блин! Червоточина внутри.

— Ага.

— Вот гады.

— Ага.

— Слушай, филин! Чего тебя там так заинтересовало?

Валера оторвался от изучения справочника. Вздохнул:

— Сам читай.

Пока Сергей занимался самоликбезом, Валера внимательно разглядывал сувенир на просвет. Констатировал:

— Шевелится.

— Охренеть. И чего делать теперь?

— Не знаю. Но ты этого заморыша… зародыша уже почти высидел.

— Это я один виноват?!

— Надо же было сунуть в карман меховой куртки.

— А куда было совать, в задницу? Так там еще теплее.

— Межрасовый конфликт обеспечен.

Сергей сокрушенно покачал головой:

— Надо ж так облажаться.

— Не говори.

— Но у них ведь все было как у нас!..

…Целый день брачующиеся торчали в номере, болезненно реагируя на каждый звонок. Выудили из академической базы хренову тучу данных о цветущих флорентийцах и их симбионтах… Народ говорит: лучше поздно, чем никогда. Не знаю, спорный это вопрос. Имеет ли смысл записываться на курсы вождения флайера посмертно? Может и имеет, для очистки совести.

Да. Дятлы те еще. Уж лучше бы продолжали херачить кабины СИБТ.

Наутро тучи не рассеялись.

С вечера Карен вообще не соизволил навестить попутчиков. Явился спозаранку, хмурый и злой.

— В пролете, — диагностировал Сергей, снова заваливаясь на кровать.

— Командировочные — того, — заметил Валера, усевшись на подоконник и задумчиво глядя в окно.

— Торчим здесь…

— … как два сапога в одной жопе.

— … Заняться нечем.

— … Максимыч там звереет, родимый.

— … Офигеть можно.

— … Зашибись.

— Господа, имейте вежливость, — раздраженно заявил Арамов. — Ваши односложные диалоги начинают утомлять.

— Карен, держите свои нервы при себе. По вашей милости мы торчим здесь третьи сутки. Вы, кажется, говорили, что с пропусками уже все решено?

— Я говорил, что у меня есть разрешение на строительство. Это не одно и то же.

— Здорово. Строить — можно, а попасть на площадку — нельзя.

— … Разве только корабль зафрахтовать?

— Перестаньте ерничать, без вас тошно. Нет сейчас этого человека. Который разрешение выдавал. Никого ни черта нет. На сей раз меня отправили в первый отдел. И причем тут, спрашивается?..

— В первый — так в первый.

— … Вместе пойдем.

— … Для разнообразия.

Ребята вышли из номера, хлопнув дверью. Маэстро замешкался и чуть не получил этой самой дверью по лбу. Ибо не фиг.

Рок был неумолим. Непременно решил встать костью в глотке (в трех глотках одновременно). Сверхзасекреченный первый отдел находился, по словам Арамова, на третьем этаже. Обшарили уже и третий, и второй, и четвертый. Вместе со всеми закоулками и примыканиями.

— Ну вас к черту, Карен. Двое суток здесь болтаетесь и до сих пор не выучили где чего.

— Да видел же я его! На третьем этаже, собственными глазами.

— Там лаборатории одни!

Мало того — лаборатории, еще и на каждой двери красная мигающая надпись: не входить, опасно. К чести нашей сказать, это слово мы все-таки понимаем… В коридорах — ни души, как вымерли все. Работают, что ли? В учреждениях такое иногда случается.

И скучно, и грустно, и не у кого спросить про фантомный первый отдел. Простите, люди добрые, сами мы не местные…

На каком-то по счету этапе поисков Лерыч взмолился:

— Может, ну его на? Сделаем пропуска сами. Карен, дайте ваш.

— Погоди, успеешь. Вон, идет кто-то. Сейчас спросим.

По коридору степенно шел человек. Внушительный. И по габаритам, и по имиджу. Вокруг него — еще десяток людей, помельче. И размерами, и, видимо, рангом. Время от времени глава процессии оборачивался к кому-нибудь из свиты и… говорил что-то? Не, не точное определение. Казалось, губы этого живого монумента опечатаны сургучом. Казалось, он отдает распоряжения, не открывая рта.

— Вадим? — удивленно позвал Сергей.

Взгляд монумента скользнул в сторону пришлых, остановился на разбитой физиономии.

Взгляд стал брезгливым.

Потом — внимательным.

Потом — изумленным.

Потом сургуч треснул, губы расползлись в улыбке:

— Сережа! Тебя и не… богатый будешь.

О как. Гости повезло. Праздник новый год, встреча лета.

— Ты в командировке? — улыбнулся Сергей (улыбка получилась кровожадная, но — как можем).

— Я теперь здесь совсем. Кстати, очень хорошо, что я тебя встретил. Планирую модернизировать это здание. Не сейчас, через пару месяцев. Ты на прежнем месте?

— Может, буду поближе. На Алекто… если нас туда пустят.

— А кто вас не пускает?..

… вперед.

Это сон. Не закрывай глаза, когда откроешь — выяснится: просто кошмар. Их уже много было. Каждую ночь. Откроешь глаза — окажешься снова там. Не закрывай.

Вперед. Обратно незачем. И сюда было незачем. Но ты уже идешь.

… бежишь, ползешь, лежишь, снова ползешь…

Это просто бред. Предсмертный. На самом деле ты давно уже не движешься.

Вперед. Терять в любом случае нечего. И там, и здесь — только серость и страх.

Это чистилище. Ты давно уже мертв. Посмотри на небо: разве в мире подлунном может быть такое небо? Посмотри на землю. Она выжжена и разворочена. Преддверие геенны огненной. Монстры, которые тебе мерещатся — тени чудовищ, вышедшие из пекла.

Поздно бояться, все уже случилось.

Вперед.

Тут действительно красиво. Чертовски красиво.

Какого цвета небо — никто не знает, оно всегда в тучах. Обычное время дня здесь — сумерки, обычная температура — тропики, обычная влажность — зашибись.

Толщина облаков — разная. Иногда сквозь них видно солнце, мутный кристалл с вытянутыми лучами. Разноцветными.

Горизонт затянут блестящей взвесью.

Немереное количество радуг. Самой разной ширины, длины и формы — от гигантской размытой полосы через все небо до крошечного пятна на фоне дальней скалы.

Страшно представить, какие тут случаются ураганы…

Края плато постепенно сближаются, сходятся в кряж. Кряж, как хвост исполинского дракона, тянется куда-то далеко за горизонт.

Ближние скалы покрыты… лишайниками, что ли? Свет прожектора выхватывает из этого экзотического ковра ядовито-красные, оранжевые, зеленые, фиолетовые пятна. Как на дне морском. А! Мох такой, называется «сфагнум». (Не то же что фхтагн, хотя и близко по звучанию. В принципе, «… Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн» в идейном отношении здесь очень даже в тему. Зловеще, как в бездне. Того и гляди чего-нибудь проснется и откуда-нибудь вылезет. Картина Босха, ё-мое. Не помните, кто это? Ну, и не надо.)

На отшибе — гостиница для туристов. Смахивает на замок графа Дракулы. Красные отблески на стеклах — зрачки вампира.

— Офигенная готика, — оценил Сергей, вытирая пот рубашкой.

— Улет, — согласился напарник, собирая мокрые волосы в хвост.

— В чем дело, берите мой заказ. Работайте и получайте удовольствие. А жарко — это ерунда, за неделю акклиматизируетесь.

Маэстро и впрямь выглядел хоть сейчас на презентацию. В почти сухой рубашке — в отличие от строителей, которые уже разделись до пояса и боролись с желанием сбросить все остальное, включая собственную кожу. Жарко — это ерунда. Из бани в сугроб прыгали все. И в обратном порядке прыгали. Жить в бане можно. И в сугробе можно. Где наша не пропадала. Везде, на хрен, пропадала.

Местные люди тоже сухие. Даже слишком сухие, что не удивительно: весь жир давно расплавился. На горожанах, независимо от пола, штаны и безрукавки с огромным количеством карманов. Причем, штаны, несмотря на жару, длинные. И ботинки высокие. Должно быть, тут не совсем безопасно соприкасаться с землей. Зато в воздухе никто не летает, никаких тебе накомарников и репеллентов не надо. Офигеть можно: вообще ничего летучего. Только флайеры иногда, но они не местного происхождения… Как же алектианская фауна ухитряется выживать на земле, при всех этих бесконечных подвижках и землетрясениях? Впрочем, в небе здесь тоже неласково.

Научный городок напоминает не то мрачное средневековье, не то лагерь для заключенных.

— К слову, заключенные здесь тоже есть. На спутнике Алекто — зона строгого режима, оттуда сюда присылают бригады на работу. Во-он там их бараки.

— Очень кстати, блин.

Арамов поспешил успокоить:

— Они беды не сделают. Рецидивистов здесь нет, только белые-пушистые. Раньше, говорят, на Алекто случались проблемы из-за соседства со зоной. Зеки оттуда вырывались через портал, погромы в городке устраивали. Начальник станции на коменданта тюрьмы в суд подавал, дело было громкое. А потом как-то все само собой улеглось. Здешний начальник с тюремным теперь не разлей вода, на Алекто тихо… В общем, странная история.

Маэстро помолчал, сменил тему:

— Значит, местные власти отговаривали вас браться за мой дом?

— Ага. Говорят, что замысел — самоубийство, а вы — псих.

— … И мы не лучше, если возьмемся.

— Ну, и как — возьметесь?

Сергей пожал плечами:

— Взялись уже.

…Работа, прямо скажем, та еще. Серпантина нет, вниз — либо флайером, либо лифтом. Лифты, правда, большие. На вездеход рассчитаны. Две штуки, южный и северный. Остались с тех времен, когда люди пытались наладить внизу промышленные разработки. Ни хрена не наладили. Не успеешь нащупать месторождение — бац, неблагоприятный сейсмический прогноз, демонтируй оборудование и сматывай удочки. Не стоит овчинка выделки, решили руководители проекта и смотали удочки совсем. А нам вот теперь предстоит какое-то время существовать в этом неоптимальном режиме. Быстро-быстро собирать платформу и, вплоть до торжественной передачи ключей хозяину, гонять это безобразие туда-сюда по долине, убегая от сейсмических закидонов Алекто…

Но ведь мы не ищем легких путей.

— Во что это встанет? Приблизительно, разумеется. Если все по среднему брать.

— Сейчас прикинем. Так. Платформа, — Сергей обернулся к напарнику:

— Сами?

Валера покачал головой:

— Лучше готовый комплект, — и добавил на внутриведомственном тарабарском:

— В южном филиале Тройки.

Сергей обернулся к клиенту:

— В НПО техники для полевых исследований. Будет немного дороже, но много быстрее.

— Насколько дороже?

— Вряд ли большая разница. Лерыч?

— Почти нет разницы.

— Хорошо, считайте дальше.

— Дальше… Энергообеспечение. Автономное, надо думать.

— Автономное? На чем, интересно? — удивился клиент.

— Солнечники, — предложил Валера.

Сергей взглянул на густые, вязкие тучи.

— Прикинь.

Напарник тряхнул запястьем, нажал что-то такое на массивных наручных часах. Крышка с циферблатом откинулась, внутри оказался миниатюрный бук. Сколько в нем было памяти и соответственно, информации… ладно, воздержусь. Вы не знаете таких цифр. В наше продвинутое время луноходов и перфокарт иной раз кажется фантастикой, что пещерные предки, не владея сегодняшними технологиями, ухитрялись возводить египетские пирамиды, например. Или создавать компьютеры, оснащенные памятью с мистической приставкой «гиго».

— Солнечники — это, наверно, очень дорого, — с сомнением протянул клиент.

— А на поставках блоков в долину вы вообще разоритесь. Не догадываетесь, сколько будет жрать ваше грандиозное сооружение?

— Вес — огромный, оптимальность — ниже плинтуса, — пробормотал напарник, управляясь с мизерной клавиатурой посредством зубочистки.

Маэстро кусал губы. Бесчисленные сомнения раскачивали его разум, как своенравная тектоника многострадальную долину Алекто.

Валера, наконец, выдал:

— Проходит. Десяток на полсотни.

— Что это значит? — осведомился клиент.

Сергей перевел:

— Это значит, что на триста квадратных метров вашей платформы нужно шестьдесят солнечников, с учетом интенсивности здешнего светила.

— Зачем триста? Сто пятьдесят метров — за глаза. Десять на пятнадцать.

— Сколько? А спичечный коробок вас не устроит?

— Поле для гольфа мне не нужно.

Сергей вздохнул:

— Дурдом… Ладно. Преобразователь, пульт управления, корректор, амортизационные блоки, уровень, компенсаторы, противовесы — Лерка, ты пишешь? — крепеж, растяжки, якоря, ограждение, защитная сетка, подсветка, выносная радиоточка… так, крепеж — сказал, а чего я упустил?..

Что касается заказчика, то он упустил все. Отследить компоненты этого словоизвержения было технически невозможно. Ситуация стремительно уходила из-под контроля.

— … ну, и сам дом. Уфф… — Сергей, вроде бы, завершил бесконечную тираду, но вдруг спохватился:

— Ну, да. Антигравы.

— Штук пять, не меньше, — «прикинул» Валера, не заглядывая в шпаргалку.

— Стоп-стоп-стоп, — услышав понятное слово, клиент, наконец, пришел в себя. — Какие антигравы, зачем?

— Вы, кажется, говорили, что можете угодить в зыбучие пески?

— … Или — в свежий разлом?

— Сейсмический прогноз выходит регулярно, с вероятностью девяносто процентов!

— Не боитесь попасть в оставшиеся десять?

— Не боюсь, и не надейтесь! Все, хватит. Извольте показать, во что это обойдется.

Валера последний раз щелкнул калькулятором и развернул дисплей Арамову.

Тот чуть не задохнулся:

— Я хочу видеть смету.

— Какую смету? Ее еще нет.

— Как только будет. Пока не увижу, договор не подпишу.

Строители переглянулись:

— Вообще-то, это не в наших правилах.

— Не сомневаюсь.

— Смета — тоже расходы.

— Не беспокойтесь. Если все по-честному, включите эти расходы в стоимость работ. Но если я увижу там реактивный двигатель, гидропонную оранжерею и луна-парк… никто вам не виноват.

— Кстати! — напомнил Сергей. — Насчет оранжереи. Вы хотели сад вокруг дома. А ураганы?

— Ах, да… Я как раз и хотел что-то ветроустойчивое.

— Тогда это не сад, а защитная полоса. Существуют очень устойчивые тропические породы, как раз для здешнего климата, но они достаточно редкие, поэтому…

— Понял. Забудьте. Ну как, покажете смету — или расстанемся полюбовно?

Сергей вздохнул:

— Покажем.

— Отлично.

Клиент сотворил нечто странное: вытащил носовой платок, пригладил им шевелюру. Смутился, быстро убрал платок в карман.

— Пойдете обедать? Есть кафе на станции, и есть ресторан в гостинице. Ресторан — классическая кухня, но дорого. Кафе — автоматы, но дешево. Вон там, — он кивнул на стоящий поодаль маленький домик.

— А вы?

Арамов покачал головой:

— Диета, мне все это нельзя, — и добавил, направляясь к будке лифта:

— Прогуляюсь пока.

Строители проводили его взглядом:

— Чудной какой-то.

— И жадный.

— И нервный.

— И хрен бы с ним…

«Чертово жулье, — думал маэстро, спускаясь в долину. — На них же крупными буквами написано: проходимцы. Можно было сделать выводы, когда они угнали транспорт. Этот, с разбитой мордой — даром, что у него хорошие связи в веганской академии, и второй, тоже не лучше. Какой-то идиотский фарс, и я в роли главного дурака. Называется, нашел серьезную фирму…»

…единственную фирму, которая согласилась строить дом в долине Алекто.

Долина Алекто заслуживает отдельного упоминания. Здесь все так же, но не так. Наверху все заросло разноцветными мхами, а внизу — выжженная пустыня. Но если присмотреться — то здесь, то там скрюченные тяжкой судьбой растения. Контраст между тайным и явным. Плато — декоративное, нарядное. Долина на первый взгляд безжизненна, но приглядись — живого здесь окажется гораздо больше.

Небо такое же радужное, как наверху. Земля — обезображенный вечными подвижками, где мягкий, а где спекшийся и потрескавшийся песок. Противостояние жизни и смерти, ада и рая, цветистой фантазии и скупой реальности…

— Забыл сказать. По краю платформы должен быть периметр «кокон», — выдал маэстро после долгих мучительных колебаний. И пояснил, хотя его никто не спрашивал:

— Здесь водятся опасные твари.

Это ж надо — до последнего момента сомневаться, стоить ли тратить деньги на собственную безопасность. Офигеть можно.

— Именно «кокон»? Обычный, под напряжением, не пойдет?

— Вы моей смерти хотите? — возмутился клиент. — Это же Алекто.

Удивительное дело. Подумаешь, зашкальная влажность. Зато гораздо дешевле.

— Ладно. Значит, «кокон».

— «Космотехника»? — спросил Валера.

Сергей бросил на клиента взгляд, исполненный вселенской безнадеги. Обернулся к напарнику, покачал головой:

— Вояки. И — за нал.

— Зашибись, — обреченно выдохнул напарник.

— Так будет периметр? — нетерпеливо вмешался клиент. — Только не говорите мне, что он стоит, как антиграв.

— Вы нас разорить решили. Будет вам периметр. Дешевле антиграва… Все, — заключил Сергей. — Пошли домой. Карен, я вам завтра позвоню. Лерка, отправляйся в Тройку. Прикиньте там.