Помни войну

Глава 27

— Наговорил лишнего, и сам не пойму, когда стал безумцем. Но почему мне так захотелось его пристрелить⁈

Вопрос завис в тишине кабинета — Фелькерзам посмотрел на большой будильник. Оставался примерно час до совещания с командирами кораблей, и уже, несмотря на раннее утро, жизнь на эскадре бурлила.

— Донос последует обязательно, и снимут меня с должности в три счета — царю-батюшке безумцы в адмиралах не нужны, они опасны. А поводов для снятия достаточно наберется…

Дмитрий Густавович скрючился от спазма, схватившись двумя ладонями за живот. Теперь он прекрасно понимал, почему Небогатов прекратил преследование эскадры Того — Николай Иванович просто подошел к тому опасному рубежу, когда нет не только желания продолжать сражаться, но подступил страх, который ломает волю. Но с другой стороны закончились снаряды, и угля в ямах осталось очень мало — главные броневые пояса ощутимо выступили над ватерлинией.

Да и сами японцы покинули место сражения первыми, признавая победу русского флота, причем не только моральную. Ведь главные силы Того и Камимуры потеряли две трети ударных кораблей — броненосец и три броненосных крейсера. Теперь у них всего восемь единиц боевой линии, а была полная дюжина. Зато русские потеряли половину…

— Интересно получилось, Николай Иванович — у нас гибли старые корабли, а у японцев устаревшие, которые первыми вступили в строй после войны с китайцами. Но даже такие «лоханки» оказались на уровне наших новых образцов. Так что определенные выводы мы должны сделать сейчас, иначе потерпим поражение, там, где должны победить.

— Вы считаете, Дмитрий Густавович, что мы сможем одолеть противника? Вообще-то, мы прорвались с невероятным трудом.

— Не только мы — посмотрите с другой стороны тоже. Это японцы попытались остановить нас, с невероятным трудом и потерями, которые превысили понесенные их флотом под Порт-Артуром. Два броненосца, считая за оный «Касугу», который таковым и является, пара первоклассных броненосных крейсеров, отличный большой бронепалубный крейсер, к нему быстроходный трехтрубный малый крейсер! Отличный результат, Николай Иванович — идя в Цусиму, я и не думал, что удастся нанести противнику столь чувствительные потери в новых кораблях, и при этом заплатив за выдающийся успех всего одним нашим «Орлом».

— Не совсем так, Дмитрий Густавович — если брать корабли с новой артиллерией, то в список потерь нужно добавить «Сисоя Великого» и оба броненосца береговой обороны. И, возможно, «Императора Николая» — после ремонта он легко набирал шестнадцать узлов, вы его недаром в мой отряд включили во время боя, — Небогатов осекся, на лицо легла тень, видимо, адмирал вспомнил те обстоятельства, при которых погиб броненосец.

— Но тогда в японский список надо включить все три «симы» — ведь они столь же резвые, и вооружены были новой артиллерией. И тогда, против трех наших кораблей линии, японцы потеряли четыре своих. А два своих броненосца береговой обороны мы обменяли на пять крейсеров, причем все они, кроме одного, примерно равного с ними водоизмещения. Так что, как не крути — убытки у них гораздо серьезнее, и вряд ли сейчас Хейхатиро Того сейчас пребывает во благости.

— У нас в линии был еще «Адмирал Нахимов», и его артиллерия действовала вполне успешно.

— Приплюсуем «Чийоду» в японские потери — ведь это тоже броненосный крейсер, как не крути, пусть и маленький, но резвый, и с новыми пушками. Так что шесть против десяти, и по водоизмещению у японцев немного больше потерянный тоннаж. Что касается совсем старых кораблей, то у нас выбыло два «князя», у врага китайский броненосец, небольшой фрегат «Фузо», три совсем дряхлые развалины, плюс маленькая канонерская лодка — но все это добро нужно перечислить в рапорте, что я и сделал. И счет, скажу я вам, получился весьма внушительный.

Дмитрий Густавович протянул Небогатову листок бумаги, что подготовил к отправке на «Высочайшее Имя». Николай Иванович перечитал бумагу несколько раз, и очень внимательно. И с немым потрясением в глазах посмотрел на Фелькерзама — если по гамбургскому счету сравнивать, то русский флот одержал безоговорочную победу, ведь имелось еще восемь вспомогательных крейсеров весьма внушительного водоизмещения, три малых парохода, занесенных в список как войсковые транспорты с грузами. Затем устаревший минный крейсер, «дестройер», один большой и пять, либо восемь малых миноносцев, или миноносок, как их иначе именовали.

Число последних подсчитать крайне сложно — если судить по выловленным пленникам, то пять, но если верить собственным глазам, видевшим взрывы и гибель корабликов, то уже восемь. И за все это «богатство» заплачено тремя русскими эскадренными миноносцами общем тоннажем в тысячу сто тонн, на два порядка меньше, один к ста примерно.

— Нам нечего стесняться, Николай Иванович — таким результатом можно только гордиться. Я уверен, в Петербурге, а тем более в Лондоне или Вашингтоне, у нас с вами найдется немало завистников и клеветников, которые будут доказывать, что мы потерпели неудачу — но против таких цифр они бессильны. Их ведь уже не опровергнешь, и у нас достаточно в плену японцев, что подтвердят, что так оно и есть на самом деле. А если есть ощутимая победа, весомая, то нужно сделать так чтобы у нас ее не украли, либо попытались обесценить. Наоборот — нам с вами необходимо воспользоваться как можно быстрее ее плодами, и в полном объеме.

Фелькерзам протянул Небогатову еще один листок бумаги, исписанный мелким убористым почерком, с множеством пунктов и параграфов. То был план войны на море, продуманный и детализированный. И посмотрев на углубившегося в чтение Небогатова, Дмитрий Густавович прикурил папиросу и негромко произнес:

— Если государь примет этот план, разработанный нами вдвоем, то есть шанс, причем большой, полностью перехватить инициативу войны на море. Вот только внедрить его в жизнь можем только мы с вами, и никто другой — у них просто ничего не получится.

— Вице-адмирал Бирилев на днях прибудет во Владивосток. Нам придется ему подчиниться.

— Хрен в дышло! Алексей Алексеевич известен токмо своими «крестовыми походами», когда он мотался по европейским монархам, выпрашивая себе ордена и медали. Видимо, в Петербурге совсем плохо с адмиралами стало, раз никто не стремится уехать на Дальний Восток. И правильно, зачем рисковать — страх обгадится, причем очень жидковато, перевешивает возможность увенчать себя лаврами победителя. Никто не собирается рисковать, так что руки у нас с вами развязаны на долгое время. Главное получить всю полноту власти и поддержку сверху. А учитывая скудость в боевых адмиралах, то такая вероятность более, чем возможна.

Ухмылка на лице Фелькерзама стала такой дьявольской, что Небогатов отвел глаза — и это было замечено. Дмитрий Густавович наклонился над столом и негромко произнес:

— Если государь-император не внемлет нашему рапорту, и оставит Бирилева командующим, то тогда да — война будет окончательно проиграна, без всяких шансов. Но нужно стать законченным кретином, чтобы сменить адмиралов, которые реально победили в сражении опасного врага, на того, кто пороха не нюхал, на «паркетного флотоводца». Не думаю, что такое произойдет, все же в Петербурге не клинические идиоты, пускающие слюни. Ну а если, паче сомнений к нашим словам не прислушаются, то с Алексеем Алексеевичем можно поступить как с Рожественским — только Зиновия Петровича я еще пожалел…