Пришёл сентябрь, и город погрузился в ворох опавших листьев, курился горьковатым дымом осенних костров, пах сырой землёй и яблоками — и так до октября. Проходили холодные дожди — и город утопал уже в грязи. Прохожие теряли в лужах галоши, брали извозчиков для переезда через улицу и страстно мечтали о зиме.
В тот день, после карусели, впервые за долгое время Ксения напилась.
Посиделки в трактире с Крылатыми не принесли и тени удовольствия, и чем плотнее становился туман в голове, тем сама она становилась злей.
Чем кончилась ночь, Ксения вспомнить не могла — только долго ощупывала перед зеркалом кровоподтёк, с мрачным ехидством думая, что такой Орлов не захочет её видеть.
Ксения ошиблась. Орлову, кажется, было всё равно. Он весь был погружён в хозяйственные дела — и в Анастасию, которая продолжала обитать в соседнем крыле.
Ксения невольно тешила себя мыслью, что её апартаменты были обустроены гораздо ближе к комнатам Орлова, но утешение это было слабым, потому что Анастасия всё равно была невестой — в отличие от неё.
Дата свадьбы в очередной раз была перенесена.
— Я не могу на ней не жениться, — говорил тем временем Орлов, кружа по шахматной комнате, где только они с Ксенией теперь и бывали вдвоём.
Ксения устала. Просто устала слушать эти слова, повторявшиеся день за днём. Казалось, Орлов и вовсе больше не может говорить ни о чём.
Сама Ксения тоже не могла. При виде Орлова в голове мгновенно всплывала Анастасия — и наоборот.
Впрочем, говорить об Анастасие она тоже уже не могла. Ей было противно от себя самой, но стоило открыть рот, как из него вырывалось:
— Анастасия…
Потому Ксения молчала и смотрела в окно. А когда наступал вечер — ехала в город, в кабак, чтобы напиться до чёртиков и забыть о том, что творилось внутри.
Злость если и ослабевала, то ненадолго — до новой встречи с Орловым. Или с Анастасией, которая ждала её под окном.
Ксении всё чаще казалось, что ещё немного — и она убьёт её. Наплевав на дуэльный кодекс и любые «но». Сны становились всё явственнее, и теперь уже звёзды были ни при чём — она просто видела Анастасию, которой причиняла боль.
В конце сентября Ксения отправилась в Шлиссельбург — узнать о подробностях предложения, которое сделал ей император.
Кюхельдорф рассказал обо всём в деталях, но отметил, что возникли новые обстоятельства, и отправление планировалось в ноябре — нужно было принять решение до тех пор.
Ксения думала. Бродила по улицам, где летом они гуляли с Орловым, останавливалась на набережных… и никак не могла отвлечься от того, что у Орлова есть Анастасия.
В конце концов она завернула в кабак, где тут же обнаружила нескольких знакомых ребят и, разжившись бутылкой вина за их счёт, стала пить, потихоньку забывая обо всём.
— Я ненавижу его… — шептала она и тут же замолкала, надеясь, что никто не услышал.
Ксения не могла точно сказать, сколько выпила, но много — судя по тому, что в тот вечер сама добраться до поместья Орлова не смогла. Двое Крылатых поддерживали её с двух сторон и уже готовы были передать на руки Орлову, когда в прихожей показалась разбуженная Анастасия.
— Капитан! — выпалила Ксения, указывая пальцем на девушку, которая вскинула бровь, но в то же время опасливо отступила назад на один шаг.
— Ксения… — «пойдём спать» — хотел было сказать Орлов, но, заметив Анастасию, замолк.
Анастасия, обнаружив пристальный взгляд графа на себе, брезгливо наморщила носик.
— Граф, ваши гости имеют странные представления о правилах хорошего тона. Уже ночь.
Орлов стиснул зубы.
— Капитан! — повторила Ксения.
Орлов вздрогнул и покосился на неё.
— Вы надумали жениться?
— Об этом знают все, кроме вас, — натянуто улыбнувшись, произннсла Анастасия.
— А знаете ли вы, капитан, — продолжила Ксения, не обращая внимания на неё, — что подобные решения должен бы утверждать ваш полк?
— О чём вы? — сухо спросил Орлов, хотя понял её достаточно хорошо. Такой обычай на флоте действительно бытовал — любой офицер, пожелавший вступить в брак, должен был вначале получить согласие однополчан.
— Смотрите! — Ксения ткнула пальцем в Анастасию, и та отступила ещё на шаг назад. — Вот эта… это… будущая супруга нашего капитана. Как она вам?..
Анастасия вжалась в стену, вдруг почувствовав себя настолько неуютно перед лицом трёх пьяных солдат, насколько могла. Она стояла в расшитом богатой вышивкой халате поверх белой ночной сорочки и домашних туфлях, с ночным колпаком на голове, чуть съехавшим набок, и с локонами, рассыпавшимися по плечам, а трое мрачных людей в мундирах, двое из которых к тому же были небриты, внимательно рассматривали её.
— Ксения, иди к себе! — резко приказал Орлов. — А вам спасибо, господа, что доставили её. Сама бы она точно не дошла.
На том и окончился разговор. Крылатые уехали, а остальные разошлись спать — каждый в свою кровать.
Наутро Ксении было стыдно, как никогда, и видеть Орлова она не хотела, но тот прислал за ней слугу и попросил зайти к нему в кабинет.
Когда Ксения, кое-как расчесавшись и расправив измятый за ночь китель, вошла к нему, Орлов сидел за столом и что-то писал. Приглядевшись, Ксения различила несколько слов:
«Приглашаю вас…» и «С уважением, Ваш…»
Всё остальное скрывала лежащая на столе рука.
— Свадьба назначена на четвёртое ноября, — сухо сказал Орлов.
— А на какое число назначен перенос? — не сдержалась Ксения.
— Переносов не будет, Ксения, — Орлов поднял глаза и холодно посмотрел на неё. — Вы знали, что я женюсь. Знали это всегда. Решайте для себя — устраивает ли это вас.
— Конечно нет!
— Тогда вы свободны. Я вас не держу.
Чего бы ни хотела Ксения, в тот день ей не оставалось ничего другого, кроме как оседлать коня и отправиться в Шлиссельбург. Позволить себе оставаться рядом с Орловым после этих слов она не могла.
В самых первых числах ноября резко похолодало, и к назначенному дню под ногами уже вновь заскрипел снег. Столбом стояли дымы от очагов, и на перекрёстках Шлиссельбурга горели костры, собирая вокруг бродяг, пьяниц, непотребных девок, извозчиков и городовых.
Хотя Орлов к тому времени уже перебрался в городской дворец, свадьбу было решено праздновать в поместье, изрядно растерявшем из-за холода свой уют — фонтаны замолкли, и только сизое море далеко внизу шелестело водой. Орлов, однако, откладывать больше не мог.
На свадьбу были приглашены гайдуки в богатых ливреях — как бывало во времена праматушки императора, когда отец Орлова был приближен к её руке и еженощно навещал императорский будуар. И как почти не встречалось теперь.
Служба их заключалась в том, чтобы без помощи лестницы поправлять восковые свечи в люстрах. Во время ужина, когда наступило время выпить за здоровье гостей, гайдук внёс на серебряном подносе вызолоченные бокалы. Дворецкий подошёл к нему с бутылкой шампанского и принялся разливать по бокалам вино, которое гости выпили под звуки труб и литавр.
В саду, простирающемся от самых окошек дома и оканчивающемся на морском берегу, устроены были ледяные горы, украшенные архитектурой и освещённые разноцветными огнями.
Четыре гвардейца носили по саду на носилках водку. Сопровождавшие их майоры наполняли ковши и угощали всех встречных. От выпивки нельзя было отказываться — иначе содержимое ковша оказывалось у гостя за шиворотом.
Кортеж Ростовых выехал из дома в санях, сделанных наподобие продолговатой лодки, впереди которой находилась вызолоченная птичья голова с длинным носом. Анастасию Орлов не видел с самого утра — как требовал того обряд.
Мысли его то и дело обращались к блокноту, исчерченному цветами, который он рассматривал в рубке корабля и так и не смог забрать с собой. И взглядом Орлов выискивал кого-то в толпе, но так и не нашёл. А потому, надев праздничный фрак, заказанный давным-давно, и который теперь, правда, оказался ему немного мал, накинул на печи песцовый плащ и направился к часовне, стоявшей в саду.