Плач малыша сразу же прекращается и в доме воцаряется тишина. В этой тишине, стук моего бедного сердца, звучит сильнее самой громкой барабанной дроби. Тело пылает, а голова отказывается рассуждать здраво, правильно. Хочется сорваться с места и броситься за ним.
И тут словно вспышка в голове — он сказал, что любит меня. Точно. Он сказал. АЛЕКС сказал, что любит. Меня.
Боже! Неужели я не ослышалась или от перевозбуждения не тронулась умом.
Нет. Он сказал: «люблю тебя…»
Губы плывут в улыбке, а грудь распирает от восторженных вдохов и выдохов.
На волнах счастья, человек часто действует опрометчиво и порывисто. Вот и я, охмелев от восторга, дернулась вглубь дома, чтобы найти Алекса и сказать, что я тоже его очень сильно люблю.
К комнате Алекса подлетаю как на крыльях. Заглянув в приоткрытую дверь, я вижу Степанова, который склонился над кроваткой сына и медленно её покачивает.
— Алекс, — тихим шёпотом зову я мужчину и он тут же поднимает голову, — я тоже тебя люблю… очень-приочень…
Степанов пристально вглядывается в моё лицо, а потом медленно, словно нехотя, отводит взгляд на сына.
— Я никогда тебе не изменяла — ни в мыслях, ни телом… — продолжила я тем же шёпотом, находясь от мужчины на расстоянии пары метров точно, — я очень сильно скучала по тебе…. По твоим губам, по прикосновениям, ласкам, словам…
— Варя, — хрипло останавливает мой шёпот мужчина, — ты не обязана всё это говорить…
— Но я так чувствую! — уже громче говорю я, — Понимаешь! Я так устала от твоих подозрений и недоверия, что просто не могу больше молчать. Ты сам мне дал такое право. Своим признанием. Я раньше одна тебя любила, поэтому не боролась, а ещё боялась. Но теперь в моей душе твоё признание и я стала сильнее. Понимаешь! А под моим сердцем живёт наша доченька, которая хочет твоей любви не меньше, чем я. И которая, я уверена, уже любит своего старшего брата. Ведь через мою кровь, ей передается и моя любовь к Андрюше, и моя тоска по нему…
На последних словах, слезы застилают мои глаза и я пропускаю тот момент, когда ко мне подходит Алекс и сжимает меня в объятьях. Он целует мои соленые губы и бесконечно шепчет.
— Варя, Варенька… Девочка моя. Только не ври мне. Только не обманывай. Я для тебя всё сделаю… Для вас всё сделаю.
Я отрицательно мотаю головой и прижимаюсь губами к его отросшей щетине на щеке.
— Я никогда тебя не обманывала. Просто поверь. Мне от тебя ничего не нужно — только ты и наши дети. Хочешь контракт составим… Я по телевизору видела — в нём пропишем, что я не смогу претендовать на…
— Тшшш, — прерывает поток моих слов Алекс и очень нежно, и осторожно целует мои губы.
— Если всё было так, как ты говоришь, — прерывая поцелуй, шепчет мне на ухо Алекс, — я окончательно уничтожу Ольгу. Сотру её в порошок.
Я отклоняю голову и, заглянув в его темные глаза, с волнением в голосе говорю.
— Давай не будем строить нашу новую жизнь на уничтожении… Бог всё равно её накажет. А мы начнём нашу жизнь с любви и веры.
Мы долго стоим посреди комнаты Алекса и не можем разлепить объятий. А потом вновь просыпается Андрюша и я полностью отдаюсь заботам об ещё одном горячо любимом мужчине. Пусть и маленьком.
Малыш вначале насторожен, но потом словно что-то вспоминает и остаток вечера не сходит с моих рук. Я даже ужинаю с ним вместе — он сидит у меня на руках.
Перед сном, я его так долго купаю, что даже Алекс начинает торопить меня.
— Андрею пора спать, — хрипло шипит мне в ухо мужчина, прижимаясь ко мне сзади, — и нам пора…
Его хриплое «пора» судорожным спазмом отражается у меня в животе и я начинаю дрожать всем телом.
Алекс сам укладывает сына, а я в это время — мою ванную и прибираю игрушки для купания. Почти закончив, я оборачиваюсь на шаги за спиной.
Степанов стоит в дверях ванной комнаты и сжигает меня своим жадным, бешеным взглядом. В эти секунды цвет его глаз темнее угля и самой глубокой ночи, а на лице застыло какое-то болезненно-сумасшедшее выражение.
— Я с ума по тебе схожу, Варя. Весь вечер напоминаю себе, что ты беременная и что тебе сейчас наверняка нельзя ничего из того, что я безумно хочу с тобой сделать. Я напоминаю. Вдалбливаю себе. Но без толку.
При каждом его слове, моё дыхание учащается и в итоге становится сиплым… порывистым. Внизу живота стало так щекочуще-возбуждающе, словно там поселились миллиарды мотыльков.
Уперев попой раковину, я с трепетом наблюдаю его тихие шаги. А когда он подходит, я сжимаю края холодной керамики, чтобы хоть немного охладиться.
От Алекса исходят волны возбуждения, жара и чего-то такого… первобытного… заставляющего хотеть и бояться его одновременно.
— Ва-ряя, — вместе с воздухом, выпускает из легких мое имя Алекс и с осторожностью хищника проводит ладонью от моего виска до плеча, а потом обратно.
Секунда… и он набрасывается на мои губы. Властно. Жадно. Настойчиво. Он берёт, а не отдает. Он выгрызает, а не делиться.
После минуты такого поцелуя, у меня горят губы, но я не сопротивляюсь — пусть наслаждается. Моё время ещё придёт, я точно это знаю. А пока пусть насытиться сам, я подожду. Я умею ждать и доверять ему: пусть и это тоже увидит во мне.
Я не успеваю понять, когда он успел стянуть с меня новые пижамные штаны. Это я осознаю лишь тогда, когда его ладони сжимают полушария попы, а в ухе раздается сиплое бормотание.
— Твоя чертова ночная рубашка… где она, Варя? Хочу оттрахать тебя в ней и выбросить её на хер… Закрыть свой больной гештальт…
— В спальне, — тихо отвечаю я мужчине и тут же оказываюсь на руках.
Он несет меня в спальню.
А потом всё завертелось как в калейдоскопе.
Поворот и Алекс стягивает с меня оставшиеся вещи.
Поворот и он, с выражением извращенца на лице, натягивает на меня старенькую ночную рубашку.
Поворот и он вертит меня вокруг своей оси, и любуется моим «нарядом».
Поворот и… Я вскрикиваю и давлюсь собственным воздухом от резкого вторжения его пальцев между моих ног.
Алекс загибает меня пополам, укладывает грудью прямо на ворох выброшенных на комод вещей, которые он раскидал пока искал ночнушку, и начинает ласкать меня сзади. Его пальцы то выходят из меня, то погружаются на полную глубину. А в это время большой палец ласкает самое чувствительное местечко, отчего я кричу в голос и умоляю его не останавливаться.
И когда я чувствую, что удовольствие перешло все пределы и границы, член Алекса резко входит в меня… на всю длинну. Его стон и мой сливаются и мы погружаемся в такое важное и ценное для нас состояние — мы становимся единым целым. Разлучёнными частицами, которые наконец притянулась друг другу и соединились.
Глаза в глаза.
Он развернул меня. Перевернул на спину, чтобы самому оказаться сверху и смотреть на меня безотрывно. Такой его взгляд я запомню навсегда. Ещё я запомню как мы одновременно улетаем за грани реальности, а потом погружаемся в сладкую негу, и наконец расслабляемся.