Порабощенная

Глава 21

Пока Маркус боролся с кабаном, пот на его лице и мускулистых руках смешался с кровью. Диана с трудом верила своим глазам, но кабан почти перестал сопротивляться, и Маркус веревкой связал его задние ноги. Затем он обмотал веревку вокруг клыков и притянул голову к передним ногам, совершенно лишив зверя возможности двигаться. Он оставил его на земле и пошел к ней через поляну, удовлетворенно ухмыляясь.

— Ты его не убил?! — удивленно заметила она.

Его ухмылка исчезла.

— А ты разочарована?

— Да нет же, Маркус! Мне таких смелых поступков еще не приходилось видеть. — Она протянула руки, чтобы он снял ее с лошади.

— От меня воняет, — грубовато сообщил он. — Запах у кабана отвратительный.

— Не важно, — сказала она и упала на него так, что он вынужден был ее поймать. — Ты такой неосторожный! Я едва не умерла от страха за тебя!

Он разрешил собакам побегать за зайцем, а сам уселся вместе с Дианой на поваленное дерево, чтобы перевести дыхание.

— Без собак мне бы не справиться, — объяснил он. — Я их научил кусать только уши, чтобы не повредить кабана. Я кабанов не убиваю, а отвожу в крепость: там огорожен участок, где мы их выращиваем. Этот — маленькая кабаниха.

— Маленькая? — удивленно переспросила Диана.

— Мужские особи значительно крупнее, но от них меньше пользы.

— Я правильно тебя расслышала, Маркус Магнус? Ты и в самом деле признал, что женская особь более ценная, чем мужская?

Он усмехнулся и заправил выбившийся локон ей за ухо.

— Требуется лишь один кабан или два, чтобы оплодотворить двадцать кабаних и вывести поросят.

— И что же происходит с кабанами?

— Мы их съедаем, разумеется. — Он снял с седла топор и поставил грубую загородку из сучьев, потом огородил ее кольями. — Я не хочу, чтобы до нее добрались волки, пока мы охотимся на следующего.

— Волки? — воскликнула Диана, надеясь, что он шутит. Когда она поняла, что он вполне серьезен, то сказала: — Почему бы нам не отвезти эту кабаниху в крепость? Моя страсть к охоте вполне удовлетворена.

— Ты полагаешь, что средневековые мужчины остановились бы после первой добычи?

— Я совершенно в этом уверена, Маркус.

Он ухмыльнулся:

— Тогда у меня еще больше причин продолжить, пока я не превзойду их.

Ее сердце замерло от восторга, потому что она поняла, что он хочет произвести на нее впечатление. Он и в самом деле ревновал ее к этим «средневековым мужчинам», как он их называл. Но Маркусу Магнусу не о чем было беспокоиться. Он мог превзойти любого мужчину любой эпохи. И она скажет ему об этом, но не раньше, чем они окажутся в постели, где она вознаградит его за храбрость, силу и выносливость, превышающие все возможные пределы.

Когда охота наконец завершилась, они выехали из леса с тремя кабанами. Две кабанихи были привязаны на вьючной лошади, а кабана Маркус взвалил на собственные плечи. Ромул и Рем, едва передвигающиеся от усталости, плелись следом, и, когда охотники приблизились к вилле, Диана с энтузиазмом затрубила в рог. Хотя она все представляла себе иначе, она понимала, что ни одна охота ни в какую историческую эпоху не превзошла бы то, что ей довелось пережить сегодня рядом с ее великолепным римским воином. Она не поменялась бы местами ни с Клеопатрой, ни даже с самой королевой-девственницей[32].

Всю следующую неделю Маркус брал Диану в свои поездки по Аква Сулис, где он следил за ходом нескольких строек, связанных с благоустройством города и района вокруг него. Они ехали по римской дороге, которая тянулась до самого побережья. Диана знала, что за Батом находится великий Бристольский залив, который Маркус называл дельтой Сабрины. Вскоре они оказались на перекрестке; одна из дорог вела на северо-восток.

— Я особо горжусь этой дорогой. Она построена по проекту моих инженеров моими же рабами. Она проходит на две сотни миль — до самого Линдума.

По звучанию Линдум напоминал Линкольн, и Диана вдруг поняла, что это та самая дорога, что ведет от Бата и Эксетера до Линкольна и использовалась даже в эпоху Георга. Она спешилась и благоговейно прикоснулась ладонями к каменным плитам.

— Ох, Маркус, ведь это же великая Фосс-Уэй, наверное, самая знаменитая дорога в Британии! Всего дня за два до того, как я попала в твое время, я стояла на этой дороге и думала о том, что через столько веков можно видеть что-то построенное еще римлянами!

Маркус уставился на нее, обеспокоенный ее рассуждениями. Многое из того, о чем она говорила, было разумно. Иногда ее рассказы звучали неправдоподобно, но он никогда не принимал их за правду, потому что стоит ему в это поверить, как он начнет мучиться от мысли, что она может так же исчезнуть из его времени, как и появилась в нем.

— Камень такого красивого цвета! Его ведь добывают в Бате, то есть я хотела сказать, в Аква Сулис?

Он засмеялся:

— Кому, как не мне, это знать, ведь я владею большей частью каменоломен.

Диана медленно выпрямилась и посмотрела на него так, будто увидела призрак. Когда он произнес слово «каменоломня», что-то щелкнуло в ее мозгу. Возможно ли, чтобы Маркус был графом Батским?

— В чем дело? — спросил он.

— Ни в чем. Абсолютно ни в чем! — быстро ответила она. Идея была такой дикой, что она не могла ничего ему рассказать. Хотела выкинуть ее из головы, но бросала тайком взгляды на его гордый профиль и не могла избавиться от этого наваждения. Внезапно Диана вспомнила, что когда в первый раз увидела Маркуса, склонившегося к ней с колесницы, то приняла его за графа Батского, играющего в дурацкие игры. Марк Хардвик… Марк… Маркус…

Он привел ее на берег реки и вынул свернутый пергамент.

— Наш следующий проект — постоянный мост через реку. Давай я покажу тебе чертеж.

— Нет, не показывай. — Диана посмотрела на берега Эйвона и сказала: — Он будет здесь, где сейчас у вас плотина. Высокий мост с прекрасными каменными арками. Я могу тебе сказать точно, сколько их будет.

— Ты видела мой чертеж! — обиделся он.

— Маркус Магнус, как легко ты находишь всему объяснение! Я не видела твоего чертежа. Он до сих пор стоит, этот мост. Его называют мостом Палтни. Архитектор времен короля Георга отнес на свой счет все заслуги, но он явно украл твои идеи.

Его глаза сузились.

— Так вот как ведут себя потомки! — воскликнулМаркус.

Диана взглянула на него и вдруг поняла, почему он не хочет ей поверить. Они слишком любили друг друга, слишком тесно были связаны, чтобы смириться с угрозой разлуки, с неуловимой, непонятной временной бездной между ними!..

Стоял прекрасный осенний день, возможно, последний в этом году, и они поехали вниз вдоль реки, пока не нашли уютное местечко, где природа устроила прощальный пир перед зимней спячкой.

— Я принес еду, — признался Маркус.

— А я захватила дощечку для письма и стиль!

Маркус застонал:

— У меня были совсем другие планы!

Они спешились, привязали лошадей, и Диана, расстелив свой плащ на траве, села спиной к стволу покрытого золотой листвой бука. Вода пела, будто от счастья, струясь по камням. Жужжали пчелы, собирая последнюю дань с маргариток, а длиннохвостые ласточки летали низко над водой, гоняясь за насекомыми.

Маркус развернул большую льняную салфетку, где лежало холодное мясо и пара жареных голубей, достал хлеб, сыр и оливки, без которых не обходился ни один римский стол. Кубков у них не было, и Маркус показал ей, как надо пить из бурдюка, что немедленно превратилось в веселую игру, прерываемую взрывами смеха, напомнившего им о любви.

Они вытянулись рядом, чтобы было удобнее целоваться. Когда Маркус отстегнул брошь, скреплявшую ее тунику, она забеспокоилась:

— Маркус, я не могу лежать тут совсем голая.

— Зачем голая? Ты можешь надеть мою монету с Цезарем.

— Ты прости, что я критиковала твоего кумира. Простишь? — спросила она, проводя пальцем по профилю Цезаря.

— Только если ты наденешь цепочку, не иначе! Она засмеялась, глядя ему в глаза:

— Ты так хорошо умеешь убеждать. Как я могу тебе отказать?

— «Veni, vidi, vici[33]»! — процитировал Маркус.

— Нет, это я пришла, я увидела и я победила, — медленно сказала Диана, бросая вызов его мужскому достоинству и в то же время зная, что очень скоро именно он покорит ее, когда их любовные игры достигнут своего апогея.

Позднее она уселась между его коленями, а он показал ей, как пользоваться стилем. Когда она научилась выцарапывать понятные буквы на тонком слое свинца, покрывающем дощечку, она взяла новую и сказала:

— Я напишу наши имена, и мы закопаем дощечку, чтобы этот замечательный день запомнился навеки.

Он засмеялся:

— У нас принято закапывать такие дощечки, но на них обычно написаны проклятия.

— Какие проклятия? — с любопытством спросила она.

— Ну, жены, чьи мужья им изменили, пишут что-то вроде: «Проклинаю его, чтоб он сдох, и пусть о нем никто не вспомнит», — а потом закапывают дощечку в надежде, что проклятие сбудется.

Она оглянулась и посмотрела ему в глаза:

— А если жена изменила?

— Тогда муж закапывает жену, а не дощечку.

Это прозвучало как своего рода завуалированное предостережение.

— Тогда мне повезло, что у меня нет мужа, — беспечно сказала Диана.

Его темные глаза чуть сузились, но Диана, увлеченная своим занятием и старанием держать стиль под нужным углом, не заметила тоскливого выражения на его лице. Он из-за плеча следил, как она пишет:

Маркус Магнус,

примипил и главный Аква Сулис,

которого вечной любовью любит

Лиана Давенпорт, 61-й год.

Его палец коснулся цифры.

— А это что? — спросил он.

— Это год, в котором мы находимся.

Маркус покачал головой:

— Сейчас восьмой год правления Нерона.

— Да, я это знаю, но будущие поколения отсчитывают годы от рождения Иисуса Христа. Так что год считается либо до Рождества Христова, либо после.

Маркус воспринял объяснения без возражений. Он слишком любил ее, чтобы спорить и портить недолгие часы общения, которые выпадали на их долю.

Они закопали дощечку среди корней бука, как дети, закапывающие сокровище. Когда пришла пора возвращаться, Маркус посадил ее впереди себя в седло, а ее кобылу повел за собой. Хотя они и провели весь день вместе, он все еще не хотел выпускать ее из рук.

Когда они вернулись домой, Келл сообщил Маркусу, что на следующее утро прибывает Юлий Классициан, и примипилу пришлось немедленно уехать в крепость, чтобы убедиться, что все готово к приезду прокуратора.

Пока Диана лежала одна на высокой кровати с колоннами, ее мысли вернулись назад, туда, откуда она пришла. Ее другая жизнь отстояла от нее на расстояние в тысячу лет и миллион миль. Совсем другая жизнь. Она на секунду вспомнила графа Батского. Удивительно, как много общего между ним и Маркусом Магнусом. А что, если это был один и тот же человек? Неужели такое возможно? Теперь, когда она была самой настоящей женщиной, она понимала, что Марк Хардвик привлекал ее как мужчина. Каждый раз, когда они встречались, между ними пробегали искры.

Как приятно думать, что Маркус может жить снова и снова, возрождаясь через века в том же самом месте, которое он так любил. И если это так, то семнадцать столетий цивилизации не изменили его властного, надменного характера. И слава Богу. Маркус будет Маркусом вечно! На ее губах появилась улыбка, и она заснула.

— Совершенно официально, — сказал Юлий Маркусу, — император Нерон решил оставить Британию в составе империи. — Они сидели в главной комнате крепости, где были развешаны карты.

— Полагаю, твой груз золотых и серебряных слитков с клеймом «DE BRITAN» не дал шансов императору и сенату даже помыслить о том, чтобы отказаться от такого богатого источника доходов.

Юлий перешел прямо к цели своего визита:

— Я собираюсь ходатайствовать, чтобы Паулина сместили. Нам нужен наместник, являющийся государственным деятелем, а не истребляющий туземные племена тысячами.

— Чтобы жить здесь и процветать, римлянам нужна поддержка британцев, — согласился Маркус.

— Да, а Паулин сеет ненависть всюду, куда ни ступит его нога. Его стремление уничтожить племена икенов и триновантов только приводит к волнениям. Нам здесь нужен дипломатичный человек. Только при государственном подходе мы сможем рассчитывать на поддержку британцев.

— Тебе придется вернуться в Рим, чтобы вынести свои идеи на суд императора и сената. Депеши можно легко перехватить, потерять или не так понять.

— Мы с тобой думаем одинаково. Я хочу, чтобы ты поехал со мной в Рим, Маркус. Два голоса куда весомее, чем один. С Нероном я встречусь сам, но я хочу, чтобы ты выступил перед сенатом.

В Маркусе боролись самые разные чувства. Ему страстно хотелось побывать в Риме, снова увидеть отца, свои наследные земли и виллу, хотя он и считал, что его дом теперь здесь. Здесь билось его сердце, и одна мысль оставить Диану была нестерпимой. Однако он всегда на первое место ставил свои обязанности, а не личные соображения. Он был не способен пожертвовать честью ради личной выгоды или еще из каких-то соображений.

— Юлий, ты задал мне головоломку.

— Взвесь все тщательно, друг мой. Я могу пару дней подождать твоего решения. Но на следующей неделе я собираюсь отплыть. Скоро на море начнутся штормы, и плавание станет опасным.

— Приходи сегодня ужинать. Есть один вопрос, который мне хотелось бы тебе задать, но я не решаюсь, а на сытый желудок это сделать проще.

— Если твоя дама, Диана, почтит нас своим присутствием, я с превеликим удовольствием с тобой поужинаю, — ответил Юлий, улыбаясь глазами.

— Если ты будешь моим гостем, Юлий, я не сомневаюсь, что она тоже примет мое приглашение, — вежливо ответил Маркус.

Перед ужином Маркус и Юлий расслабились в бане, что было необходимым ритуалом в римском обществе. Их умащивали, мыли, массажировали, и постепенно язык Маркуса развязался настолько, что он смог заговорить на самую важную для себя тему. Прежде чем нырнуть в холодный бассейн, Маркус сказал:

— Я — воин, как ты знаешь. Я завербовался на двадцать шесть лет, из которых шестнадцать уже отслужил. — Его взгляд встретился со взглядом Юлия. — Считается само собой разумеющимся, что солдат не женится.

Юлий сразу понял, о чем собирается говорить Маркус.

— В последние два года правила стали не такими жесткими. Тебе понадобится разрешение, и, если я попрошу его дать, ты его получишь наверняка. — Юлий уже понял, что победил. — Если ты поедешь со мной в Рим, это значительно упростит дело.

— Что же, это явно побудительный мотив, — признал Маркус.

— Значит, твои отношения с леди Дианой вполне серьезны, как я понимаю?

— Да. И мне хотелось бы иметь сына, а ведь моложе я не становлюсь. До последнего времени я был согласен, чтобы брат позаботился о наследнике, но сейчас я неожиданно понял, что мне самому нужны жена и законный сын.

— Ты совершенно прав, Маркус. Это серьезный шаг и мудрый, так я думаю. Мы взрослеем и начинаем понимать, что все смертны, так что, если у нас появляется шанс на счастье, следует хватать его обеими руками и не выпускать. — Он подмигнул Маркусу. — Я готов нырнуть сразу же вслед за тобой.

Через несколько часов Келл привел Диану в триклиний, где оба мужчины в знак приветствия поцеловали ее. Она надела бледно-лиловую столу и темно-красную паллу, застегнутую на одном плече. Золотистые кудри были собраны в пучок, чтобы открыть ожерелье с аметистами вокруг ее гибкой шеи.

Разговор они вели вежливый, ни о чем конкретном не говорили, пока слуги бесшумно и ловко двигались между диванами, но стоило им удалиться, Юлий заговорил о поездке в Рим. Без всякого предупреждения он повернулся к Диане и сказал:

— Я должен убедить императора и сенат, что армию в Британии следует превратить в миротворческую, поручив ей главным образом охрану территории и полицейские функции.

— Ваша задача очень благородна, Юлий. Я всем сердцем надеюсь, что вы преуспеете.

— Если Маркус поддержит меня своим красноречием, я уверен, нам удастся их убедить. Но решать ему.

«Будь ты проклят, Юлий, почему ты не дал мне самому сказать ей?» — подумал Маркус.

Диану могучими крылами накрыла паника, все в ней затрепетало. Из слов прокуратора она поняла, что Маркус нужен в Риме, но что он еще не согласился поехать. Говоря, что он сам должен решить, прокуратор надеялся, что она на него повлияет. Диана не хотела расставаться с Маркусом и не могла отпустить его одного. Маркус представлял весь ее мир, смысл ее существования. Ей показалось, что кусок у нее во рту превратился в золу. Она не смела взглянуть на Маркуса, боясь того, что может прочитать в его глазах.

Юлий опустил пальцы в ароматную воду и вытер их льняной салфеткой.

— Возможно, Диане захочется посмотреть Рим. Маркус воспрянул духом. Он ясно видел, что Юлий отрезает ему все пути к отступлению. Он пригласил Диану, поскольку догадывался, что Маркус без нее не поедет. Разумеется, ему было невдомек, что Диана — рабыня и ее согласия никто не спрашивает, то есть поедет она или останется — решать Маркусу.

Диана перестала следить за разговором. Она смутно слышала, что они говорят об отце Маркуса и землях, которые достанутся ему в наследство. Ее бледное лицо было отстраненным и спокойным, как у лунной богини; казалось, ее совсем не интересует беседа. Но внутри у нее все бушевало, мысли были заполнены Римом, этим Вечным городом. Предложение посетить Рим оказалось настолько неожиданным, что — она совсем растерялась.

Ее ужасала сама мысль о Риме, но не великолепный город был причиной ее страха, а те, кто там жил. Римляне! Из всех римских императоров самым жестоким и гнусным был Нерон. «Нерон — сумасшедший», — подумала Диана с дрожью отвращения. Юлий поведет Маркуса ко двору Нерона, этому средоточию порока. Из книг по истории она знала, что делал Нерон с христианами, так что о ее визите в этот город говорить не приходилось. И все же она в глубине души сознавала, что Маркус сочтет своей обязанностью поехать. А если он уедет, то вернется ли?

«Нет! Нет! — кричало все в ней. — Пусть этот день начнется снова, без визита Юлия!»

Она рассматривала Маркуса из-под опущенных ресниц. Ее глаза тайком ласкали его гордый профиль, его мускулистый торс, его сильные руки, которыми он жестикулировал во время разговора. Ей пришло в голову, что прокуратор так открыто говорил при ней, потому что подозревал, что она имеет влияние на Маркуса. «Пусть будет так на самом деле!» — взмолилась Диана в душе. Она использует все свое влияние, чтобы отговорить его от поездки в Рим. Она сделает все, что только возможно, чтобы он не поехал. Разве не решила она поработить его? Она использует всю свою силу убеждения, чтобы повлиять на его решение, и, если это не поможет, она прибегнет к помощи своего тела. Изображать распутницу с Маркусом — совсем небольшая цена за то, чтобы сохранить огромное счастье, которое они обрели в Аква Сулис!