Порабощенная

Глава 22

Диана удалилась в спальню, пожелав Маркусу и прокуратору спокойной ночи. Она отстегнула брошь, удерживающую паллу на плече, но раздеваться и распускать волосы не стала. Пусть этим займется Маркус.

Полководец проводил прокуратора до носилок.

— Я сообщу тебе свое решение завтра, Юлий.

Вернувшись в атрий, Маркус задумался. Он был человеком быстрых решений всю свою жизнь и лишь о немногих из них сожалел. Почему он так сомневается насчет этой поездки в Рим? Ответ нашелся сразу же. Из-за Дианы. Все дело было в Диане.

Он задержался на нижней ступеньке лестницы и невидящим взглядом уставился перед собой. Как надо себя вести, когда делаешь предложение женщине? Он расстроенно запустил руку в шевелюру. Какой же он дурак! Ведь прежде чем делать ей предложение, следует дать ей волю. А вдруг Диана откажется ехать в Рим? Если она останется рабыней, у нее не будет выбора. Возможно, ему не следует так торопиться с вольной.

Но в душе он сознавал, что уже давно должен был это сделать и сделал бы, если бы не боялся, что она оставит его, став свободной. Доверие. Именно к этому все и сводилось. В браке между супругами должно быть полное доверие, а прежде, чем добиться доверия, надо сказать всю правду.

Так отчего же он так беспокоится? Как рабыня она должна ему повиноваться, как жена она должна ему повиноваться и как любовница она тоже должна ему повиноваться. Если она восстанет, следует ее приструнить. Она ведь всего лишь женщина и должна знать свое место, то есть быть рядом, молчать и повиноваться.

Стоило ему войти в опочивальню и увидеть ее перед зеркалом, как тело отреагировало обычным образом. Сердце пропустило удар, затем застучало так тяжело, что он мог слышать его в горле, в паху и даже ступнях. Кровь горячими толчками будоражила тело, концентрируясь в пенисе, который встал, как хищник, готовящийся напасть на неосторожную жертву. Маркусу осталось только признаться себе, что. Диана была далеко не обычной женщиной.

Но не только тело отзывалось так на ее присутствие. Он наслаждался ее умом, и если не занимался с ней любовью, то с удовольствием с ней разговаривал. Иногда ему даже казалось, что их души соприкасаются. Он и представить себе не мог, что проживет жизнь с кем-нибудь другим. Он приготовил ей подарок, но ждал подходящего момента. Ему хотелось подарить ей этот символ их разделенной любви и жизни так, чтобы она запомнила этот момент навсегда.

Диана игриво взглянула на него из-под ресниц; она притягивала его к себе, как луна притягивает прилив. Он снял с нее паллу, показалось одно обнаженное плечо, и она поежилась от удовольствия, когда его загрубевшие пальцы коснулись ее нежной кожи. Потом он поднял руки, чтобы вынуть из ее волос шпильки, и пробормотал:

— Мне жаль, что Юлий не дал мне самому сообщить тебе про Рим.

— Маркус, я…

Он остановил любимую, приложив палец к ее губам:

— Давай я буду говорить. Мне надо тебе многое сказать сегодня.

Сердце Дианы сжалось: «Прощай. Он хочет сказать прощай!»

Ощущая ее так близко, ему трудно было собраться с мыслями. Он подошел к очагу, чтобы помешать там дрова и как следует сосредоточиться. Вернувшись к ней, он все еще не отводил взгляда от огня.

— Я хочу дать тебе волю, но, прежде чем я это сделаю, между нами должна быть только правда.

Она замерла.

— Я думала, что между нами и так одна правда.

Он повернулся к ней, напряженно глядя ей в глаза:

— Твои рассказы забавляли меня, любовь моя, но настала пора сказать правду. Доверься мне, я не собираюсь тебя наказывать.

Ее окатила волна гнева. От его надменности можно было сойти с ума.

— Накажешь меня? Ты что, до сих пор считаешь, что мы относимся друг к другу как хозяин и рабыня? — Ее гнев мгновенно перешел в ярость. — Позволь мне разочаровать тебя, римлянин. Там, откуда я пришла, рабства не существует. Ты не можешь дать мне волю, потому что я никогда не была твоей рабой. Я не твоя раба и не буду ею впредь!

Он быстрым движением взял ее за плечи и встряхнул так, что она едва не прикусила язык.

— Раз ты сама не хочешь признаться, я скажу тебе. Ты из друидов и послана сюда шпионить. Не считай меня полным дураком. Меня не пугают ваши тайные обряды, не в этом ваша сила. Но необходимо лишить друидов их власти над племенными вождями. Друиды — самая мощная объединяющая сила в Британии. Я знаю, что жрецы и жрицы друидов обучают детей кельтских королей и аристократов, что они являются влиятельными советчиками, питающими ненависть

к Риму, и стараются покончить с его влиянием. Они послали тебя, потому что ты очень красива. Ты должна была соблазнить меня.

Диана, и без того розовая от гнева, покраснела еще больше. А разве не собиралась она соблазнить его?

— Разве ты не понимаешь, что я сделал тебя своей рабой, чтобы защитить? Если Паулин начнет хоть что-то подозревать, ты будешь приговорена к смерти. Ты когда-нибудь видела публичную казнь? Врагу Рима не разрешается просто умереть. Смерть — это избавление. Врага

пытают. — Его голос был резким, он старался, чтобы она поняла, что ее ждет, если она не откроется ему. — Я видел пленников, которых били до тех пор, пока мясо клочьями не слезало с костей. Я видел, как их привязывали к столбу и сжигали. — Совсем тихо он спросил: — Ты когда-нибудь видела, как распинают?

— Прекрати! — Она вырвалась из его рук, глаза сверкали бешенством. —Я не из друидов. Я — христианка. Римляне распяли Христа, так что мне все известно про эти ужасы!

— Христианство — малораспространенный восточный культ, новообращенные считаются атеистами. Ты слишком умна для христианки.

— А ты слишком невежествен, чтобы вести серьезный разговор о христианстве. Мы верим в одно высшее существо, в одного Бога. Как можно считать нас атеистами? — возмутилась она.

Маркус с трудом сдерживался, поскольку понимал, что стоит ему потерять контроль над собой, дело кончится рукоприкладством.

— Они атеисты, поскольку не верят в настоящих богов, — пояснил он ей, как глупому ребенку.

Диана уставилась на него, на мгновение потеряв дар речи. Затем тихо и с достоинством произнесла:

— Пропасть между нами настолько широка и глубока, что через нее невозможно перекинуть мост. Нас разделяет время, Маркус. За столетия, разделяющие нас во времени, христианство распространилось так широко, что захватило весь цивилизованный мир. И смешнее всего

то, что самые верные христиане называют себя римскими католиками, а Рим стал духовным центром христианства.

— Рим — слишком культурный и цивилизованный город, чтобы такое могло случиться! — усмехнулся он.

— Римляне не цивилизованнее и не культурнее диких кабанов. У вас разум ослов, упрямство мулов и нахальство волосатых синезадых бабуинов! — Грудь ее высоко вздымалась от возбуждения. — Я никогда не поеду с тобой в Рим!

Маркус отступил назад, будто увидел змею. Если он ударит ее, одни боги знают, чем это может закончиться. Она умышленно провоцирует его на жестокость.

— Я никогда и не позову тебя! — поклялся он.

Диана схватила свою паллу и промчалась мимо него, одарив тем презрительным взглядом, который королева бросает на прокаженного нищего.

Келл отпустил рабов, убиравших триклиний. Он не хотел, чтобы они слышали, как Диана кричит на господина.

По лестнице спустилась Нола.

— Они снова ссорятся?

— Подслушиваешь, женщина из Галлии?

Она не обратила внимания на укол.

— Пойду к ней, ты иди к нему.

Келл кивнул. Когда он постучал в дверь опочивальни, она распахнулась с такой силой, что Келл отпрянул. Маркус, одетый в тогу с алой окантовкой, рассеянно запустил пятерню в свои короткие вьющиеся волосы.

— Я предложил ей волю, а она швырнула мне ее в физиономию. Клянусь Митрой, черт побери, что нужно этой женщине?

— Это я виноват, хозяин. Я знал, что ее следует выпороть, с первой встречи, но решил, что вы сами с ней справитесь. Я боялся повредить ее красоту.

— Она необыкновенно красива, правда? — задумчиво спросил Маркус.

— Да, правда. Но нам с вами удалось вырастить чудовище, так что теперь она столь же своенравна и избалованна, сколь и красива.

— Как ты считаешь, что мне делать? Пусть опять трет полы?

— Она будет этим наслаждаться, чтобы потом и это использовать против вас. Мой совет — не обращать на нее внимания. Не смотреть на нее и не разговаривать. Ее тщеславие будет уязвлено, и она присмиреет.

Маркус мрачно заходил по спальне.

— Собери ее вещи и отнеси ей.

В абрикосовой спальне Диана перечисляла свои обиды Ноле.

— Он считает, что я шпионка друидов, присланная соблазнить его. Он отказывается верить, что я христианка! Он не верит ни одному моему слову. Если бы он меня любил, он бы поверил!

— Чего хотел прокуратор? — спросила Нола.

— Он хочет, чтобы Маркус поехал с ним в Рим. Ну и прекрасно! Если ему придется обходиться без меня, может быть, он начнет меня ценить.

Новость потрясла Нолу. Возможно ли, чтобы Келл держал поездку в Рим в секрете?

— Сиди здесь. Если ты не будешь обращать на него внимания, он скоро присмиреет.

Прежде чем войти, Келл поскребся в дверь.

— Спасибо, что поделился новостями о возвращении господина в Рим! — с сарказмом заметила она.

Келлу удалось сохранить на лице привычную маску, так что они не заметили, в какой шок повергла его эта новость. Он положил на кровать платья и украшения Дианы.

— Хозяин запрещает тебе появляться в его опочивальне. Он велел вернуть тебе твои вещи.

Диана пришла в ярость:

— Что происходит с этими проклятыми мужчинами?

Нола с милой улыбкой объяснила:

— Когда они молоды, их мозги чересчур мягкие, зато пенис чересчур твердый. Когда они достигают возраста Келла, они страдают от затвердения мозгов и размягчения члена.

— Женщина из Галлии, при виде тебя у мужчины любого возраста всякое хотение как ветром сдует.

— Это зависит от того, насколько хорошо я сумею поработать языком, — двусмысленно заметила Нола.

— Твой язык так остер, что об него можно поре заться.

— Бритт, мой язык способен осушить тебя, — ответила Нола, желая, чтобы за ней осталось последнее слово.

Диане надоели их препирательства:

— Я-то думала, вы беспокоитесь о моих проблемах, но вы, оказывается, озабочены лишь своими. Вам не мешало бы куда-нибудь уединиться, чтобы выпустить на волю свою сексуальную энергию.

Осознав правоту ее слов, Келл и Нола молча и с испугом уставились друг на друга. Келл скованно поклонился и ушел. Нола бросила на Диану обиженный взгляд и последовала за ним.

Следующие два часа Маркус мерил шагами спальню. Его эмоциональный маятник колебался от праведного гнева до ощущения глубокой вины. Он сам все испортил! Он должен был давным-давно занять твердую позицию. Не надо было позволять ей говорить, что душе угодно, когда они оставались одни. При первой же грубости ему следовало перекинуть ее через колено, чтобы ей больше никогда не захотелось ему противоречить.

Вызов, который она ему бросила, до сих пор звучал в его ушах: «Я никогда не поеду с тобой в Рим!» Он сжал зубы. Юпитер свидетель, Келл прав. Ее следует выпороть! Она давно напрашивалась и теперь свое получит. Сейчас у него как раз подходящее настроение.

Маркус выбрал короткую кожаную плетку из своего арсенала, потом заколебался. Если он пойдет к ней в таком гневе, он ее покалечит. Она такая хрупкая, тоненькая, он может ее убить, если ударит. Он минуту подумал. И все же откуда, черт побери, взялась Диана? Она так от всех отличалась, что он готов был поверить, что она действительно пришла из другого времени. Любит ли он ее настолько, чтобы поверить в невозможное и принять ее слова за правду? Он понял, что ради нее, да и ради себя, он должен сделать это: ему не дано выбора. Единственный путь к доверию между ними — принять ее правду.

Чтобы слегка остыть и взять себя в руки, Маркус решил подготовить маршрут будущего путешествия; подошел к письменному столу и достал карты. Скорее всего, они отплывут из ближайшего порта Силарум в устье Сабрины, затем в Британское море, потом Кантабрийское море, мимо Галлий и Испании. Они пройдут узким проливом во Внутреннее море и оттуда к Риму.

Приятно будет снова увидеть отца! Хотя Тит Магнус происходил из древнего благородного рода, он не гнушался зарабатывать деньги торговлей. Только одни оливковые рощи приносили ему огромный доход. Его отец всегда был умным и, деловым человеком, но очень властным. Маркус поморщился. Отец учил его дисциплине с малых лет, но это пошло ему на пользу в его военной карьере.

Маркусу хотелось, чтобы отец познакомился с его прекрасной невестой. Хотя ему уже не требовалось его одобрения, было бы приятно получить благословение отца. Маркус встал и потянулся, потом медленно оглядел спальню, придумывая, как сделать ее еще более привлекательной. Он откинул меховое покрывало на кровати и сунул под подушку Дианы маленькую коробочку из слоновой кости.

Он устал ждать ее возвращения. Сам он считал себя терпеливым человеком, но его терпение не бесконечно. Просто курам на смех! Он чувствовал, как покидают его остатки с трудом достигнутого спокойствия. Маркус тихо выругался и зашагал к двери. Больше ждать он не намерен!

Диана лежала на постели и жалела себя. Может, она проклята? Почему она должна спать одна? Даже Келл и Нола сегодня вместе. Она вздрогнула. Она ждала, что Маркус придет и побьет ее. Изобьет до беспамятства за те оскорбления, которые она швырнула ему в лицо. Почему он тянет? Пусть приходит, тогда все скорее кончится. Внезапно она услышала его шаги у двери и закрыла глаза, делая вид, что спит.

Маркус увидел, что Диана заснула, не погасив лампы. Он слегка убавил огонь и взглянул на нее. Поежился, заметив, что ресницы мокры от слез. Наверное, он кажется такой малышке, как Диана, настоящим чудовищем. И все же, как бесстрашный терьер, она бросалась на него. Внезапно ему остро захотелось защитить ее. Не снимая туники, он лег рядом с ней и осторожно обнял.

— Я не могу без тебя заснуть, — прошептал он ей на ухо.

Как будто просыпаясь от глубокого сна, Диана повернулась в его объятиях, подняла ресницы и взглянула на него, трепетно вздохнув.

Его суровое лицо смягчилось, и на нем появилось выражение обожания. Он нежным прикосновением пальцев утер слезы с ее ресниц, легким движением откинул со лба волосы, потом наклонился и принялся легонько целовать ее в лоб, веки, щеки, уголки губ так нежно, что у нее защемило сердце. Он провел тыльной стороной ладони по ее щекам и подбородку так бережно, будто она сделана из тончайшего фарфора и может разбиться от неосторожного обращения.

Диана всхлипнула. Она и не предполагала, что ее яростный римлянин может быть таким нежным и ласковым. Она подняла руку к его щеке и мягко провела по шраму кончиком пальца. От ее нежного прикосновения по его телу пробежала дрожь, и она подумала, как он чутко откликается на ее ласку. Кто бы мог подумать, что такой сильный человек может быть настолько чувствительным!

Маркус еще крепче прижал ее к себе, шепча ей на ухо слова любви. Его нежность говорила ей, каким он может быть любящим, мягкосердечным и чутким.

— Я люблю тебя больше жизни! — шепнул он. Диана прильнула к нему, обвив его шею руками. — Когда ты вот так прижимаешься ко мне, мои силы удваиваются. Я чувствую себя непобедимым, — шептал он. — Ты разрешишь мне отнести тебя назад, в опочивальню? Я не хочу проводить без тебя ни одной ночи до конца своей жизни.

Его шепот был таким робким, таким личным, что она поняла: он никогда раньше не произносил таких слов. В этот момент никого, кроме них двоих, прижавшихся друг к другу, в мире не существовало. Она не могла ему отказать:

— Неси меня назад. Там мое место.

Маркус поднял ее с постели и крепко прижал к своему сердцу. Когда он вот так ее держал, обернув в теплый кокон своей любви, она знала, что никогда в жизни не была счастливее. Он внес ее в спальню, и кровать с откинутым покрывалом выглядела такой соблазнительной!

Маркус поднялся по ступенькам, осторожно положил ее на постель и сам сел рядом. Он не сделал попытки снять с нее ночную рубашку и не стал раздеваться сам. Вместо этого он взял ее руку в свою и поднес к губам, целуя каждый палец.

— С этого момента я верю всему, что ты мне скажешь. Я люблю тебя и доверяю тебе, Диана.

— Маркус, я тоже люблю тебя. Я просто вне себя, когда мы ссоримся.

Он прижал ее к себе, затем нежно взял за подбородок и наклонил ее голову так, что они встретились глазами.

— Я знаю, что ты любишь меня, сердце мое, но доверяешь ли ты мне?

— Я готова доверить тебе свою жизнь, — поклялась она.

— Именно об этом я тебя и прошу, любимая. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Рим и познакомилась с моим отцом, пока я получу разрешение на брак. После того как я выступлю в сенате с требованием заменить Паулина, мы вернемся в Аква Сулис, сюда, где мы будем счастливы. Ее нижняя губа дрожала, она с восторгом смотрела на него. Сердце переполняла любовь к этому человеку. Он хочет, чтобы она стала его женой, и, разумеется, она тоже больше всего на свете хочет, чтобы он стал ее мужем. Она боится Рима, но никогда не обидит его отказом. Он просит ее доверить ему свою жизнь. Как может она поступить иначе, ведь она верит ему всей душой и сердцем? Она улыбнулась дрожащими губами:

— Да, я выйду за тебя замуж, и я поеду с тобой в Рим.

Маркус посадил ее себе на колени и нежно обнял.

— Спасибо, Диана. Я так боялся, что ты мне откажешь! Теперь я самый счастливый человек на земле!.. — Его губы коснулись ее уха, потом по щеке добрались до губ. Он не накинулся на нее с жадностью, наоборот, он коснулся ее с трогательной мягкостью.

Она протянула руку к его лицу, потом пробежала пальцами по его сильной шее. Ее сердце разрывалось от его нежности. Как может такой физически сильный человек быть столь бесконечно нежным? Ее горло сжалось от невыплаканных слез. Она прижалась лицом к его груди и почувствовала щекой золотую монету. Когда она посмотрела вниз, то заметила: что-то с этой монетой не так.

— Что с ней случилось? — хрипло прошептала она.

— Я велел разрезать ее пополам, — проговорил Маркус. Он сунул руку под подушку, достал коробоч ку из слоновой кости, вложил ей в ладони и затаил дыхание.

Диана медленно открыла коробочку и увидела, что там на шелковой подкладке лежит вторая половина монеты на тонкой золотой цепочке.

— О Маркус!.. — только и могла вымолвить она, и слезы покатились по ее щекам.

— Пожалуйста, не надо слез, любимая, я тебя умоляю! — попросил он осевшим голосом.

— Это слезы счастья. Пока я ношу ее на сердце, ты всегда будешь со мной.

Он глубоко и с облегчением вздохнул, поняв, что для нее это значило так же много, как и для него. Он осторожно надел ей цепочку через голову и увидел, как половинка монеты скользнула в прелестную ложбинку между ее грудей.

— Носи ее как символ моей вечной любви к тебе.

Диана приподняла его половинку бесценной золотой монеты и приставила ее к своей.

— Вместе они составляют одно целое. — Она подняла к нему дрожащие губы в трепетном ожидании, и они медленно слились в самой нежной любви, какую когда-либо испытывали. Они так и заснули, не разжимая объятий, зная, что полностью принадлежат друг другу и в радости, и в горе.