Порочные ангелы

Глава 7

Луиза

Когда я просыпаюсь, то могу поклясться, что на мгновение снова оказываюсь у себя дома с Сан-Хосе-дель-Кабо. Есть что-то похожее в том, как свет попадает на мое лицо через окно.

И в это мгновение я снова счастлива.

Но через секунду я понимаю, что нахожусь так далеко от дома, как это вообще возможно, и события прошлой ночи обрушиваются на меня как лавина. Я сделала это. Я, наконец-то, сбежала.

И прошло всего несколько минут, прежде чем меня опять поймали.

Хавьер Берналь.

Тихо стону, опасаясь, что я не одна, и открываю глаза шире, пытаясь оценить окружающую обстановку. Удивительно, но я не заперта в клетке, стоящей в каком-нибудь грязном подвале. Вместо этого я лежу под покрывалом на мягкой кровати в комнате, похожей на спальню. Здесь есть окно, через которое проникает свет, и через приоткрытую дверь я вижу часть погруженной в темноту ванной комнаты. Больше в этой комнате, не считая облезлых желтоватых обоев, ничего нет.

Как только я понимаю, что в комнате нет никого, кроме меня, то сажусь на кровати. На мне надета мужская льняная рубашка, пахнущая пряным чаем; этот запах действует на меня подобно отбойному молотку, и, внезапно, я желаю, чтобы на мне вообще не было одежды. Одно дело быть голой, и совсем другое — ходить в чем-то более интимном, чем я бы хотела.

Внезапно, я вспоминаю острое лезвие ножа. Охаю и в панике начинаю прощупывать каждый дюйм своего тела, убеждаясь, что все на месте.

Насколько могу сказать, от меня ничего не отрезали, но, когда я случайно двигаюсь, то рубашка натягивается на моей спине, и я чувствую какую-то рану. Прикасаюсь к своей лопатке и вздрагиваю: там порез, только в одном месте. Почему? Что они пытались со мной сделать?

Опускаю взгляд на свои руки и поворачиваю их, изучая. Мне нужно собраться и приспособиться к новой реальности. Это мои руки, а сама я по-прежнему Луиза Чавес. Я свободна от Сальвадора, но нахожусь в плену у другого опасного человека.

И вот я сижу на этой кровати в маленькой комнате с залитыми солнцем стенами, в каком-то не понятно где находящемся месте, и абсолютно не чувствую страха. Не представляю, что они собираются делать со мной. Скорее всего мне нужно бояться, но я испытываю только… грусть.

Мне грустно, потому что моя жизнь стала такой неправильной, и я не могу расслабиться ни на секунду. Грустно, что я, возможно, никогда не увижу родителей снова.

Болезненно сглатываю. Хавьер точно убьет меня. Убийства — это его конек, так же, как и у Сала. В этом отношении мужчины не отличаются. Сал никогда не согласится на условия Хавьера, какими бы они ни были: я недостаточно важна, чтобы вести из-за меня переговоры. Он просто найдет другую женщину, которую будет регулярно насиловать и избивать.

Прошлые семь недель были для меня чистым адом. Сейчас я попала в новый ад, но в этот раз у меня уже нет сил бояться.

Но, вполне вероятно, я смогу найти в себе силы, чтобы снова сбежать. Осматриваю комнату на наличие камер. У Сальвадора камеры были повсюду, и я не сомневаюсь, что Хавьер — один из тех людей, которые следят за каждым твоим движением. Однако камер я не вижу, хотя это вовсе не значит, что их здесь нет.

Осторожно поднимаюсь с кровати, чувствуя боль во всем теле, и заглядываю в ванную, в которой есть только унитаз, раковина и рулон туалетной бумаги. Подхожу к окну и вижу, что на протяжении миль нет ничего кроме деревьев. Это очень похоже на леса, окружающие дом Сальвадора. Возможно ли, что мы по-прежнему находимся в западной Сьерра-Мадре? На улице ослепительно ярко светит солнце, хотя над верхушками деревьев заметны темно-серые тучи.

Я слышу стук в дверь и быстро разворачиваюсь. Мои инстинкты говорят мне надеть что-нибудь — льняная рубашка едва прикрывает мое нижнее белье — и схватить ближайшее оружие, но ни то, ни другое я сделать не могу, поэтому остаюсь практически раздетой и полностью беззащитной.

Стук раздается снова, сопровождаясь звуком открывающегося замка. Почему они просто не заходят, к чему это фальшиво-вежливое обращение? Если они делают это, чтобы сбить меня с толку, то им это удается.

Жду, затаив дыхание, и не отвожу взгляда от дверной ручки. Когда ничего не происходит, я проглатываю свое мужество и подхожу к двери. Держа пальцами дверную ручку, я замираю на мгновение, перед тем как распахнуть дверь настежь.

За дверью оказывается мужчина с подносом, на котором лежит какая-то еда, и стоит чашка кофе. Я помню этого мужчину с предыдущей ночи; его, вроде бы, зовут Эстебан. По лицу меня ударил не он, хотя, возможно, именно он вырезал что-то у меня на спине.

Мужчина косо улыбается мне и выглядит при этом абсолютно невинным, хотя невинность — это точно не про него. У него слегка волнистые волосы, коричневые с несколькими светлыми прядями, и он напоминает мне одного из серферов-хиппи, которых я видела в Лос-Кабосе. Он даже одет как они: широкие шорты и майка, которая не скрывает его мышцы. Единственное напоминание о том, чем он занимается — шрам на щеке. Однако это не делает его уродливым, скорее опасным. Опасным для меня.

— Что это? — с подозрением посматриваю на поднос в его руке.

— Завтрак, — отвечает он, кивая на поднос. — Тортилья, яйца, сальса и свежий манговый сок. Плюс кофе.

— И все напичкано наркотиками, чтобы вырубить меня, — говорю, не доверяя ему не на секунду.

Его улыбка становится ровной, игривой.

— Делай с этой едой все, что пожелаешь: ешь, не ешь — всем плевать. Мы просто хотим проявить гостеприимство.

Мне хочется засмеяться, но потом я понимаю, что он говорит серьезно.

— Хочешь проявить гостеприимство? Отпусти меня тогда, — смотрю в коридор и вижу, что в его конце стоит охранник.

На долю секунды, я думаю, что могу вывалить еду на голову Эсте и, возможно, добавить шрам на его вторую щеку, бросив в нее чашку кофе. Но далеко я не уйду, это точно: где есть один охранник, там есть и другие.

— Боюсь, мы не можем отпустить тебя, пока Сальвадор не заплатит выкуп, — говорит Эстебан. — По-другому никак.

— Тогда мне очень жаль вас, потому что Сальвадор за меня не заплатит ни копейки, — сообщаю я ему.

Мои слова удивляют Эстебана, но вскоре удивленный взгляд исчезает, и он говорит:

— Деньги нам не нужны, у нас их более чем достаточно. Нам нужна определенная доставочная полоса в Баху.

С недоверием смотрю на него и слегка качаю головой. Он что, серьезно? Если да, то они вообще не имеют представления о наших с Сальвадором отношениях. Какое же разочарование они испытают, когда поймут, что Сальвадор ничего за меня не даст. Они испытают разочарование, а я умру.

Когда я не отвечаю ему, он указывает на комнату позади меня.

— Можно войти?

— А если не разрешу, что ты сделаешь?

Он хмурится.

— А ты смелая. Ты хоть понимаешь, что с тобой произошло? Хавьер Берналь не очень милый человек, а ты у него в заложниках.

— Что же ты тогда мне еду приносишь, раз я — заложник?

Он поднимает брови.

— Я просто делаю все возможное, чтобы облегчить тебе жизнь в этом месте. Значит, есть ты не хочешь?

— Иди в задницу и эту еду прихвати с собой, — говорю я, чувствуя, как через меня проносится поток горячей крови.

Обычно я не ругаюсь и не перечу. Если бы это было возможно, мое новое бесстрашие испугало бы меня.

В этот момент я просто уверена, что сейчас Эстебан выплеснет кофе мне в лицо, загонит меня в комнату и изобьет. Но ничего подобного не происходит.

Он просто натянуто улыбается.

— Я просто пытаюсь сделать твое положение более комфортным. Другие этого делать не будут, — его взгляд темнеет. — Но и я могу быть плохим парнем, если ты этого хочешь.

Я верю. Под мальчишеским поведением я вижу гнев, злость и горечь, которые омрачают его истинную природу. Возможно, эта злость не направлена на меня, но она все равно в нем есть. Тот же взгляд был у Сальвадора, только свою испорченность он не скрывал. И хотя я не сомневаюсь, что во всей этой операции Эстебан, возможно, является хорошим парнем, я приказываю себе никогда не воображать, что он на моей стороне.

Не отрывая свой взгляд от его, я медленно шагаю обратно в комнату и захлопываю дверь перед его носом. Потом я не сдвигаюсь с места, ожидая, пока не слышу, как защелкивается замок.

Выдыхаю от облегчения, которое настолько потрясает меня, что я чувствую, что больше не могу стоять. Опираюсь на дверь и медленно сползаю вниз, пока не оказываюсь сидящей на полу. Откидываю голову и смотрю в окно, за которым по-прежнему светит солнце.

Если Сальвадор не выкупит меня, я проведу остаток своей жизни в этой комнате, а если выкупит, то это будет означать возвращение к прежней ужасной жизни. Мне не победить в этой игре.

Единственное, что у меня осталось, это чувство собственного достоинства. Я позволила Салу разрушать меня день за днем, часть за частью. Я не позволю этому повториться здесь. Они могут вырезать на мне что-то, насиловать меня, пытать, сбивать с толку своей гостеприимностью, но они никогда не проберутся мне под кожу. Они не сломают меня и не увидят моей боли.

С этой мыслью я чувствую, как единственная слеза стекает по моей щеке. Сглатываю и приказываю себе остановиться. Эта слеза для мамы и папы, жизнь которых я так отчаянно пыталась улучшить. Это последний раз, когда я плачу.

Они никогда не достигнут самой глубокой части меня.

Звук открывающегося замка будит меня. Я заснула прямо на полу, свесив голову набок, и моя шея теперь болит. Сейчас уже сумерки и солнце давно село.

Внезапно дверь открывается, толкая меня в спину. Кто бы это ни был, вежливость, выражающаяся в ожидании, пока я сама открою дверь, не распространяется на него. Быстро откатываюсь с прохода и встаю на колени, в то время как кто-то входит в комнату.

В приглушенном свете я не могу рассмотреть этого человека, но мне и не нужно видеть его, чтобы узнать. Он смотрит на меня, и я вижу, как мерцают его глаза, в то время как его лицо скрыто в тени.

— Почему ты сидишь на полу? — спрашивает Хавьер гладким как шелк голосом.

Я не отвечаю ему и не сдвигаюсь с места.

Он захлопывает за собой дверь и слегка наклоняет голову в сторону. Даже несмотря на приглушенный свет, я чувствую, что его глаза изучают меня.

— Слышал, ты ничего не ела сегодня. Эсте говорит, что ты послала его в зад. Жаль, что меня не было тут в этот момент. — Когда я снова не отвечаю, он делает шаг в мою сторону и протягивает мне руку. — Поднимайся, — говорит он, ожидая. Я не реагирую, отчего он напрягается и понижает голос. — Я сказал, поднимайся. Мне не нравится несколько раз повторять одно и то же.

В этот момент я замечаю, что он держит что-то в руке. Две вещи, если быть точнее: свернутая веревка и нож. Жду, когда меня кольнет страх. Этот укол почти не заметный, и я не показываю его. А еще, я не делаю того, что мне приказали.

Он быстро протягивает руку и хватает меня за предплечье, притягивая к себе, пока я не оказываюсь прижатой к его груди.

— А ты совсем легкая, да? — спрашивает он ошеломленно; его дыхание едва заметно отдает корицей и табаком. — Такая деликатная, и тебя так легко сломать.

Ну, это мы еще посмотрим.

Я действую инстинктивно и даю ему по носу ладонью свободной руки. Он кричит от удивления или боли и сразу же отпускает меня. Именно это мне и нужно.

Отталкиваю его и бегу к двери. Вцепляюсь руками в ручку и поворачиваю ее, потянув на себя. Когда дверь открывается и внутрь проникает свет из коридора, я испытываю изумительное чувство свободы. Чувство силы, пришедшее в момент, когда я сумела дать отпор.

В жизни не испытывала ничего лучше того мгновения, когда моя рука встретилась с его лицом.

Но это чувство было мимолетным. Внезапно дверь захлопывается, и Хавьер оборачивает веревку вокруг моей груди. Потом он притягивает меня к себе, крепко удерживая сзади.

— Ты в курсе, что заводишь меня, когда так сопротивляешься? — шепчет он мне в ухо рваным голосом. — Хотя ты и без этого меня заводишь, так что тебе в любом случае не победить, — он фыркает. — Теперь у меня кровь идет из носа.

— Значит, сделай так, чтобы по моему лицу тоже потекла кровь, — насмехаюсь я над ним, в то время как мои вены горят от странного адреналина, который проносится через меня.

Он резко вдыхает.

— Нет, моя дорогая. Я никогда не сделаю такого с твоим лицом. Только со спиной. Знаешь, я очень уважительно отношусь к прекрасным вещам. Они, обычно, наиболее опасны. — Ох, хотела бы я на самом деле быть для него опасной. — Знаешь, Луиза, — говорит он, прижимая меня к себе сильнее, отчего я чувствую, как его эрекция упирается в меня сзади, — мы будем продолжать этот танец, пока я не верну тебя твоему мужу. Но ты можешь облегчить свое положение. Я не хочу быть с тобой грубым.

— Нет, — говорю я тихо. — Ты просто хочешь разрезать меня на кусочки.

— Я просто ставлю на тебе небольшое клеймо, — говорит он. — Не выставляй все в таком плохом свете, — он поднимает руку, и сверкающий нож оказывается у меня перед глазами. Я почти вижу, как мое отражение смотрит из него на меня. — Я очень красиво пишу ножом. С трудом заработанный навык. Если бы твоего мужа звали Хавьер, он был бы очень доволен результатом. — Да он совсем придурок. Хочет вырезать свое имя на моей спине и считает это одолжением. — Пошли, — говорит он, быстро оборачивая веревку вокруг меня так, чтобы мои руки были прижаты по бокам. Он завязывает несколько узлов и подталкивает меня к кровати, перед тем как толкнуть меня на нее лицом вниз. Поворачиваю голову, чтобы иметь возможность дышать, и он придавливает ее рукой, чтобы я не могла пошевелиться. — Оставайся в этом положении. — Он расставляет ноги по обе стороны от моей талии и мягко проводит руками по моему затылку, перед тем как схватить меня за воротник. — Тебе идет моя рубашка, — комментирует он, — но без нее ты будешь выглядеть еще лучше, — он подсовывает руки под меня и с силой распахивает рубашку, срывая с нее пуговицы, перед тем как снять ее с одной стороны, оголяя мое плечо.

— Он не захочет меня, когда увидит, что ты сделал, — удается мне сказать.

— Он не увидит мою работу до тех пор, пока я не получу от него то, что мне нужно. А вот сможет ли ваш брак с этим справиться, меня не интересует.

— Ты отвратителен.

— Меня можно охарактеризовать по-разному, но я точно не отвратителен.

— Больной ублюдок.

— Ну, тут не поспоришь. Я знаю, кто я, и нет смысла это отрицать. Так скажи мне, моя королева красоты… Кто ты?

Он наклоняется, чтобы мне видны были его сияющие глаза.

— Этого ты никогда не узнаешь, — говорю я ему, испытывая облегчение от силы в моем голосе.

— Посмотрим.

Он устраивается на моей спине, и я чувствую, как он прижимает тупую сторону лезвия к моему плечу. Холодный метал почти заставляет меня задрожать, но я подавляю это в себе.

— Ты знаешь, что я собираюсь сделать с тобой, но по-прежнему не боишься. Почему? — Теперь его голос низкий и тонкий, словно дым.

Правду ему знать не обязательно.

— А почему ты хочешь, чтобы я боялась?

Комната погружается в тишину. Он не отвечает. Теперь я знаю, что подтолкнула его к худшим действиям. Это будет очень больно, но, до тех пор, пока я не показываю своей боли и не сдаюсь, именно я выйду победителем. В этой извращенной игре я могу обыграть Хавьера Берналя.

— В жизни есть кое-что, чего надо бояться, — наконец говорит он.

— Тебя, например?

Его глаза прожигают мои, но я не отвожу взгляд. Он выпрямляется и переворачивает нож. Потом он надавливает на лезвие, и оно проникает в меня, вызывая резкий, тошнотворный взрыв боли.

— Например, меня, — отвечает он тихо.

Я закусываю губу, когда он вырезает букву «А» рядом с по-прежнему чувствительной «Х». Не знаю, как выглядит его почерк, и мне плевать на это, но, надо отдать ему должное, он делает все очень быстро. Он мог бы вырезать эту букву намного дольше. Боль острая, но зато быстро заканчивается.

— На сегодня все, — говорит он мягким голосом, убирая нож. — Тебе что-нибудь нужно? — Он что, блин, не замечает, что я истекаю кровью от его пытки? Не знаю, что ответить, поэтому молчу, сжав зубы и молясь, чтобы он проваливал. — Ты должна съесть что-нибудь, — продолжает он, по-прежнему оставаясь на мне. — Я, кстати, хорошо готовлю, — он ждет и, когда не получает ответа, наклоняется и дует на мою рану. — Могу принести тебе чистую одежду, у меня для тебя есть хороший выбор. Хотя, возможно, она будет тебе немного длинновата, потому что я не знал твой рост. — Держу рот на замке, и скрываю все свои эмоции, ничего ему не отвечая. Но мысленно я пытаюсь понять, как он стал таким психопатом. Они с Сальвадором так похожи, но в то же время очень сильно отличаются. — Хорошо, — говорит он, выпрямляясь. — Если хочешь упрямиться, то сиди здесь, а я пошел, — Хавьер грациозно слезает с меня, и я слышу, как он подходит к двери и открывает ее. — Увидимся завтра, Луиза Рейес.

За ним закрывается дверь, и я слышу щелчок замка. Только в этот момент я понимаю, что он так и оставил меня связанную на кровати, и я не могу даже пошевелить руками.

Две секунды я пытаюсь понять, как освободиться, а после боль и усталость наваливаются на меня, и я засыпаю.