«Я звал его реликтовым казахом»

Я звал его реликтовым казахом. Он входил в комнату раскованной походкой воина-аламана. И казалось, что на боку его болтается сабля, а там, за дверьми остался боевой конь, бьющий копытом в предвкушении битвы.

Бросив громовое: "Салам!" он опускался в кресло и тут же начинал говорить о былом величии Дешти-Кипчака, о своих армейских подвигах вождя-одиночки, о маленькой Чечне, укусившей большую Россию. При этом он не успевал повторять, что хищник всегда меньше своей жертвы.

Его округлый лоб с залысинами смуглел и лоснился, раскосые глаза поражали недобрым, горячечным блеском.

Я, обычно, терялся во время его визита-вторжения и по существу был лишь несущественной частью его живого, выразительного монолога. Я мекал, мычал, услужливо кивал головой, а сам вспоминал слова некоего австрийского полукровки о том, что традиции нельзя научиться, если она однажды ускользнула из рук.

На мой взгляд, ничьи победы и поражения ничего не доказывают. Есть лишь вечное повторение подобного или то прехождение-гибель, в течение которого избавляются от всех иллюзий. Но моему герою не дано избавиться даже от одной: от веры в собственную исключительность.

Хоть мы и жили с ним в одном великом "Сегодня", стрелки наших часов упрямо не совпадали. И оставалось только удивляться моему терпению и его опьянению собой. И отсутствию катастрофы в наших отношениях. Впрочем, он однажды уехал и, как выяснилось, навсегда. Я, наконец, получил право самостоятельно распоряжаться своим временем. И с тех пор понял для чего существуют могилы: чтобы в них закапывать свое прошлое и жить настоящим, хрупким и щедрым, как восходящее солнце.

Загрузка...