Я бы не позволила этим двум горячим головам убивать друг друга. Если они не могут вести себя как взрослые и поговорить друг с другом, прежде чем нападать, то мне придется стать посредником между ними.
Я встала между Мэддоксом и отцом, прижав ладони к груди каждого из них. Они едва взглянули в мою сторону, слишком занятые тем, что убивали друг друга взглядами.
Маттео тоже держал руку на пистолете, готовый вмешаться, и определенно не в пользу Мэддокса.
— Это ты убил одного из моих людей?
Мэддокс одарил отца страшной ухмылкой. Он напомнил мне ротвейлера, оскалившего зубы.
— Я убил, и сделал бы это снова, если бы моя жизнь была против их жизни. Твои люди пытались всадить мне пулю в голову!
Отец поднял телефон, но не перестал смотреть на Мэддокса.
— Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня забрал. Прямо сейчас.
— Покажи мне моих людей, — приказал он Мэддоксу.
— Я хочу присутствовать при твоем разговоре с ними. Я не позволю тебе придумывать ложь за моей спиной.
— Ты не приказываешь мне, Уайт.
— Папа, — твердо сказала я. — Мне нужно поговорить с тобой наедине. Сейчас же. Пожалуйста.
Папа начал качать головой, но я продолжала умоляюще смотреть на него. Два вышибалы Сферы появились в переулке, и папа показал на машину.
— Забирайте груз и доставьте их в одну из камер.
Мэддокс щелкнул ключами, закрывая машину.
— Никто никого не заберет, пока я не узнаю, действовали ли эти трое по твоему приказу.
Я повернулась к нему, коснувшись его руки.
— Дай мне поговорить с отцом, хорошо?
Мэддокс неохотно кивнул.
Я повернулась к папе.
— Пап, пожалуйста.
— Пять минут, — сказал он, бросив язвительный взгляд на Мэддокса.
Он повел меня внутрь, а Маттео и вышибалы остались снаружи с Мэддоксом.
Мой живот подпрыгивал от волнения. Если отец действительно пытался убить Мэддокса, я не знала, что мне делать. Это хуже, чем утечка информации об Эрле, и это достаточно плохо. Если бы отец приказал своим солдатам нажать на курок, то кровь была на его руках.
Мне было плохо от одной мысли об этом. Я любила свою семью и не хотела разрушать ее, но я также любила Мэддокса…
Как только мы с папой вошли в его кабинет, я почувствовала, как весь груз забот обрушился на меня одной всепоглощающей приливной волной.
— Поклянись, что это был не ты! — закричала я, совершенно выйдя из себя.
Если папа приказал своим солдатам убить Мэддокса и представить это как несчастный случай, то я не была уверена, что смогу его простить. Даже если он сделал это ради моей защиты. Существовал предел того, что я могла принять.
— Следи за своим тоном, — твердо сказал папа, пересекая кабинет к своему столу.
Мои глаза расширились от ярости.
— Я не буду молчать, не тогда, когда ты, возможно пытался убить человека, которого я люблю.
Отец опустился на кресло, выглядя измученным и сердитым. Меня не волновало, что мой тон вывел его из себя. Не после того, что я только что узнала.
Папа молча смотрел на меня почти минуту.
— Любишь?
Я не могла поверить, что он пытается обсуждать мое эмоциональное состояние в такой момент.
— Папа, — твердо сказала я.
Он вздохнул и посмотрел на свое обручальное кольцо. Я никогда не видела его без кольца.
— Я не участвовал в этом.
Я посмотрела на него с сомнением.
— Твои солдаты уважают и боятся тебя. Они выполняют твои приказы, потому что боятся последствий, и ты действительно хочешь, чтобы я поверила, что ты ничего не знал?
— Я знаю только то, что некоторые из моих солдат недовольны моим решением оставить Мэддокса Уайта в живых, а тем более позволить ему обесчестить мою дочь.
— Обесчестить, — повторила я дрожащим голосом.
— Это их слова, не мои.
— Но ты тоже так думаешь.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Марселла.
— А Мэддокс единственный, кто делает меня счастливой!
— Я знаю.
Я колебалась.
— Если ты знаешь, тогда почему пытался убить его?
Папа вздохнул и встал, обогнув стол и обхватив меня за плечи.
— Я не пытался. — он прижал мою ладонь к своему сердцу, затем накрыл ее своей рукой. — Клянусь своей честью и жизнью, что я не знал об их плане убить Мэддокса.
— Поклянись жизнью мамы, — потребовала я.
На лице отца мелькнула улыбка.
— Ты станешь отличным дополнением к Фамилье.
— Пап, — предупредила я, не желая отвлекаться на комплименты, какими бы лестными они ни были.
Ничто в этом мире не значило для папы больше, чем мама. Его любовь к ней безгранична.
— Клянусь жизнью твоей матери. Я ничего не знал о попытке убийства и не одобрил бы. Если кто-то и убьет Мэддокса Уайта, то это буду я.
— Не смешно, — пробормотала я.
— Я абсолютно серьезен.
Я покачала головой.
— Что насчет Амо или Маттео?
— Маттео не стал бы действовать за моей спиной. А Амо смирился с Мэддоксом. Думаю, они ладят.
Они ладили, по крайней мере, лучше, чем в начале, но папа и Амо, проворачивавшие дела за моей спиной, — это все еще обжигало. Я покачала головой, чувствуя, что меня переполняет отчаяние. Я не хотела не доверять своей семье. Слезы навернулись у меня на глазах. Папа коснулся моей щеки.
— Принцесса, в чем дело?
Я подняла на него взгляд.
— Я хочу, чтобы наша семья держалась вместе. Хочу иметь возможность доверять тебе, Амо и Маттео, не хочу бояться за жизнь Мэддокса, когда он с тобой, не хочу оказаться между двух фронтов.
Папа поцеловал меня в лоб.
— Этого не будет, Марси. Я постепенно примиряюсь с тобой и Мэддоксом, но это нелегко. Для отца никогда не бывает легко видеть свою дочь с мужчиной, но для такого человека, как я, видеть тебя с тем, кто был моим врагом, это серьезная проблема, но я готов решить ее ради тебя и твоей мамы.
— Мамы?
— Она хочет, чтобы я помирился с Мэддоксом.
Мне хотелось, чтобы мама была здесь прямо сейчас, чтобы я могла обнять ее.
— Я была бы очень благодарна, если ты поговоришь с Мэддоксом.
Папа кивнул.
— Как думаешь, есть еще твои солдаты, которые хотят убить Мэддокса?
— Я не сомневаюсь. Вражда между нами длится уже слишком долго. Она укоренилась в их мозгах, но теперь, когда я знаю о непосредственной опасности, я положу этому конец, не переживай.
— Лука никому не приказывал убивать тебя, Уайт, — сказал Маттео.
— У меня есть два верных солдата, связанных в кузове фургона, которые пытались убить меня, так что извини, если я не верю тебе на слово.
— Тебе придется поверить на слово Луке и мне. Мы почти семья, в конце концов.
Я показал ему средний палец.
— Я не в настроении для твоих шуток.
Маттео ухмыльнулся.
— Я не шучу. После поцелуя на вечеринке, таблоиды и все в нашем мире ждут официального объявления о помолвке.
Как и всегда, когда кто-то упоминал о помолвке или браке, мое сердце билось быстрее.
Маттео усмехнулся, но у меня не было возможности спросить его, что тут смешного.
Марселла и Лука вернулись через десять минут. Марселла выглядела так, будто плакала, и это заставило мою защитную реакцию включиться.
— Что случилось? — спросил я, направляясь к ней и касаясь ее щеки.
Она улыбнулась мне небольшой, но ободряющей улыбкой.
— Ничего. Я поговорила с папой, и он действительно не имеет никакого отношения к покушению на убийство.
— И ты думаешь, что твой отец сказал тебе правду?
— Да, — ответила она без сомнения.
Черт, как она могла быть настолько доверчивой к такому человеку, как Лука. Если у меня когда-нибудь будут дети, я могу только надеяться, что они будут равняться на меня, как дети Витиелло на него.
— Папа поклялся в этом маминой жизнью. Я ему верю. А ты поверь мне.
Ее глаза умоляли меня.
Я прижался лбом к ее лбу.
— Белоснежка, мое доверие к тебе однажды станет моей смертью.
Она улыбнулась.
— Поговори с ним.
Я приподнял бровь. Затем посмотрел на Луку. Он выглядел чуть менее враждебно, чем раньше, что вряд ли можно было считать улучшением.
— Как сказала Марселла, я бы хотел поговорить с тобой наедине.
Отбросив свои подозрения, я последовал за ним по аллее, пока мы не оказались вне пределов слышимости, даже если не вне пределов видимости остальных.
— Не могу отрицать, что я рассматривал идею избавиться от тебя с того момента, как Марселла призналась в своей связи с тобой.
— Поверь мне, у меня были такие же фантазии в отношении тебя. Мы оба не самые большие поклонники друг друга.
Лука ухмыльнулся.
— Нет, не поклонники, и я не настолько наивен, чтобы верить, что это быстро изменится. Но думаю, мы сможем преодолеть наши обиды на Марселлу. Я не хочу проблем в своей семье. Для меня и моей жены семья это все.
— Марселла упоминала об этом. Честно говоря, в это все еще трудно поверить, но это одна вещь, которой я восхищаюсь в тебе.
Признание этого факта стоило больших усилий, но это была правда.
Лука на мгновение выглядел удивленным, прежде чем его обычная холодная маска приняла прежний вид.
— Я уважаю тебя за то, что ты убил своего дядю ради Марселлы. Я бы сделал то же самое, если бы моя жена попросила меня убить собственного отца.
— Похоже, у нас одинаковые отцы, — пробормотал я.
Лука кивнул.
— В следующий раз, прежде чем предполагать, что я стою за покушением на твою жизнь, сначала поговори со мной.
— Ты должен признать, что с моей стороны не совсем нелепо думать, что ты можешь стоять за покушением твоих людей на мою жизнь. В конце концов, это ведь не в первый раз, верно? И даже не второй. Не думаю, что у меня хватит пальцев, чтобы пересчитать все покушения на мою жизнь за последнее десятилетие.
— Ты пытался убить меня столько же раз, и это старая история. Теперь ты с Марселлой.
— Я был с Марселлой, когда ты надеялся убить меня, распространяя информацию об Эрле.
Лицо Луки потемнело. Он был зол? Может, ему нужно попробовать немного побыть на моем месте.
— Я сказал тебе после того случая, что больше так не поступлю. Я не приказывал своим людям убивать тебя. Я прямо сказал им, чтобы они считали тебя одним из нас и защищали тебя, как защищали бы друг друга.
— Странный способ защитить меня.
— Я позабочусь о том, чтобы этого больше не повторилось, можешь на это рассчитывать, — твердо сказал он, и я действительно поверил ему.
Может, Марселла повлияла на меня.
— Что ты собираешься делать с Пеппоне и Опущенноглазым?
Лука посмотрел на меня с легким весельем.
— Гаэтано.
— Я не потружусь запомнить его имя сейчас, учитывая, что он умрет скоро, как и его друг Димо.
— И ты собираешься быть тем, кто убьет их, как ты убил Димо?
— Не надо меня корить за то, что я убил одного из твоих солдат, ладно? Это была моя жизнь против его жизни, и мне очень нравится оставаться живым. А двое других действовали против твоего приказа, поэтому полагаю, что они будут наказаны соответствующим образом. Разве смерть не является наказанием за такой проступок?
— Не всегда. Я не убиваю каждого солдата, который мне не подчиняется, это зависит от тяжести проступка.
Я кивнул.
— Тогда, думаю, им не придется бояться смерти, учитывая, что они пытались убить только Уайта.
Лука оглянулся на Марселлу и Маттео, которые наблюдали за нами со своего места у фургона, который к этому времени уже трясся.
— Кто-то, должно быть, очнулся, — сказал я.
— Тогда позволь мне с ним поговорить.
Я вытащил ключи из джинсов и бросил их Луке, который поймал и кивнул. Он направился к фургону, а я последовал за ним на несколько шагов. Я чувствовал себя измотанным, все тело болело. Уже второй раз за последние недели мое тело получило несколько травм. Я действительно нуждался в отпуске.
Марселла подошла ко мне с озадаченным видом.
— Почему ты улыбаешься? Вы с папой все выяснили?
— Да, вроде как прояснили, и я улыбаюсь, потому что думаю об отпуске.
— Только если ты возьмешь меня с собой.
Я коснулся ее талии.
— Конечно.
Лука отпер фургон и распахнул дверь. Пеппоне чуть не вывалился наружу. Должно быть, это он стучал в дверь. Когда он увидел Луку, его лицо на мгновение осветилось, прежде чем он заметил меня.
— Отведите их обоих в камеру, — приказал Лука.
— Капо! — позвал Пеппоне, но Лука проигнорировал его, так как двое вышибал схватили Пеппоне и все еще бессознательного Опущенноглазого и потащили их внутрь Сферы.
Марселла взяла меня за руку и тоже стала затаскивать внутрь.
— Я хочу услышать, что они скажут.
Пеппоне выглядел не таким высокомерным, когда стоял в центре камеры. Лука обвел его взглядом, как лев свою добычу.
— Садись, — приказал он.
Пеппоне без колебаний опустился на скрипучий деревянный стул. Опущенноглазый коротко застонал, но не сдвинулся с места.
Лука окинул взглядом своих оставшихся в живых людей.
— Вы пытались убить Мэддокса?
Пеппоне сжал ладони вместе, словно собирался молиться, но не Богу, а Луке. Я прислонился к дверному проему, с любопытством ожидая, к чему клонит Лука.
— Мы сделали это ради Фамильи, Капо. Он враг, иметь его в наших рядах это риск. В конце концов, он предаст нас. У них нет ни одной верной кости в теле. Он не такой, как мы, и никогда им не станет.
Его слова были лихорадочными в своей убежденности. Я стиснул зубы, желая защититься, но сдержался, потому что это допрос Луки. Слова, сказанные Пеппоне, были именно теми словами, которые Лука произнес в самом начале и, возможно, все еще думает.
Мне тошно от этого. Марселла незаметно соединила наши руки за спиной. Она по-прежнему в основном избегала физического контакта, когда рядом был отец.
Пеппоне даже не пытался ничего отрицать. Он признался во всем, и Луке не пришлось прибегать даже к малейшему намеку на пытки, какой позор. Мне бы очень хотелось посмотреть, как Пеппоне будет страдать.
— Неужели ты не понимаешь, что он наша погибель? Мы должны избавиться от него, пока он не обесчестил и Фамилью.
— Надеюсь, ты не намекаешь на то, что я обесчещена, потому что я не чувствую ни малейшей потери чести, — сказала Марселла ледяным тоном, которым славились ее гены Витиелло.
Пеппоне лишь мельком взглянул в ее сторону, после чего снова обратился к Луке.
— Капо, мы сделали это ради тебя и ради Фамильи.
— Мое слово закон. Вы пошли против моего прямого приказа и напали на одного из наших. Мэддокс не враг, и я не позволю обращаться с ним как с врагом.
Я чуть не задохнулся от его слов. Услышав их из уст Луки, я ненадолго усомнился в своем рассудке.
Лука повернулся к своему брату.
— Созови солдат на встречу на электростанции в Йонкерсе.
Маттео кивнул и ушел с извращенной улыбкой, которая все еще вызывала холодную дрожь у меня по позвоночнику, как бы часто я ее ни видел. Он сумасшедший ублюдок.
Пеппоне неистово затряс головой.
— Ты потеряешь поддержку большинства своих людей, если сделаешь это!
Лука не выглядел впечатленным.
— Большинство моих людей доверяют моим суждениям, Пеппоне, а тем, кто не доверяет, я напомню о последствиях.
Я понятия не имел, что это значит.
— Что это должно означать? Почему собрание на электростанции? — спросил я Марселлу, когда мы вышли.
— Именно там произошла последняя кровавая бойня в истории Фамильи. Большинство людей называют ее «Ворота в Ад» из-за этого, и потому что, по слухам, это место, где отец любит делать свои кровавые заявления.
— Кровавые заявления, да?
— Да, он вырвал язык тому, кто посмел оскорбить маму. Сегодня вечером он публично накажет твоих обидчиков. — Марселла подарила мне маленькую, напряженную улыбку. — Папа позаботится о том, чтобы это больше не повторилось.
Я взял ее руку и поцеловал ладонь, затем наклонился, шепча.
— Быть может, ты знаешь способ заставить меня забыть о шоке и боли до тех пор?
Марселла закатила глаза, но я не упустил мелькнувшее в них волнение.
— Возможно.