Интерлакен, Швейцария
11 октября 2006 года
С большим трудом Мэллою удалось найти маячок, который телохранители Джонаса Старра закрепили на нем утром, когда обыскивали его. Они прикрепили его под ремень от кобуры «сигмы». Даже зная, что именно он ищет, Мэллой едва не пропустил устройство. Он снял его и бросил в озеро, затем сунул под пиджак пистолет-пулемет и быстро зашагал по направлению к Интерлакену.
Сорок минут спустя, дойдя почти до самого края озера, он увидел остановку «Изельтвальд». Ждать автобуса пришлось минут десять, и Мэллой решил позвонить Маркусу Штайнеру.
— Я хочу, чтобы ты доставил товар в Нью-Йорк вместо меня. Сможешь?
Сам отлучиться не смогу, Томас, никак не получится. Но мой брат, возможно, успеет на рейс. Завтра утром.
У Матиаса Штайнера была собственная компания, и он проводил в разъездах довольно много времени. Так что его внезапное решение лететь в Штаты вряд ли покажется кому-нибудь подозрительным.
— Вот и замечательно. А деньги я передам тебе чуть позже. Ничего?
— Он у меня, Томас.
— Моне?
— Знаешь, жена просто влюбилась в эту картину.
— Буду в Интерлакене через час. Я отдам тебе товар.
— Мне придется ехать часа три. И знаешь что? Бумажная работа по всем твоим подвигам просто меня убивает, Томас!
— Зато о досрочном выходе на пенсию, насколько я понимаю, речи нет.
— Это точно.
— Буду в баре гостиницы «Юнгфрау».
Затем Мэллой позвонил Хасану Барзани и сказал, что попал в переделку, поэтому «порше» пришлось оставить в лесу, в предгорьях Альп. Неважно, ответил Барзани. Потом спросил, в чем проблема.
— Парень, с которым я вел бизнес, еще с утра снабдил меня жучком, а потом устроил засаду.
— Похоже, маячок оказался плохой.
Мэллой рассмеялся.
— Да нет, вполне нормальный. И мне бы туго пришлось, если бы не внезапная помощь со стороны.
— Ты в порядке?
— Теперь да.
— Могу чем-то помочь?
Мэллой колебался. Небольшая помощь не помешала бы, но торопиться с этим не стоит.
— Возможно. Давай сперва доберусь до тебя, а там решим.
— Ты только слово скажи, Томас.
— Ты не представляешь, как много значат для меня сейчас твои слова.
— Мы же не можем подвести президента!
Минут через двадцать мобильник его завибрировал. Номер незнакомый, но Мэллой ответил.
— Это Кейт Кеньон. Итан сказал, вы звонили вчера вечером и обещали помощь.
— Да. Но он сказал, чтобы я больше не звонил.
— Ситуация изменилась, мистер Мэллой. Нам могла бы пригодиться ваша поддержка, если ваше предложение еще в силе.
— Чем я могу помочь?
— Николь Норт у Джулиана Корбо. Я хочу вытащить ее.
— С каких пор вас интересует доктор Норт?
— Прошлой ночью я видела, как он поджаривает ей ступни факелом.
— О боже!
— Сегодня утром мы звонили людям, с которыми просила связаться Норт. Но они сделали вид, что и представления не имеют, о чем идет речь. Насколько я поняла, единственная их цель — получить картину. Они готовы пожертвовать Николь.
— А вам не все равно?
— Просто я обещала, что вытащу ее. Дала слово.
— Каков ваш план?
— Почему бы нам не встретиться и не обсудить его?
— Сегодня вечером буду в Интерлакене. Хотите поговорить, приезжайте.
— Хорошо.
— Встретимся в парке напротив гостиницы «Юнгфрау», как только стемнеет. И лучше приходите одна.
В баре, сидя за пивом и сэндвичами, Мэллой передал Маркусу пакет с картиной, покинул гостиницу и пересек улицу. Солнце уже садилось за горы, на город спускались сумерки. Мэллой шел, глубоко засунув руки в карманы пальто. В правой была зажата рукоятка маленькой «сигмы», левая в любой момент могла нырнуть за пазуху и выхватить из подплечной кобуры пистолет-пулемет МАК-10.
Летом парк наводняли туристы и отдыхающие, но в середине октября он был практически безлюден, вечер выдался холодный. Мэллой выбрал скамью вдалеке от дороги, сел и принялся размышлять над тем, не делает ли он сейчас самую большую ошибку в своей жизни.
Подошла Кейт Кеньон. Она тоже держала руки в карманах.
— Знаете, кто я? — спросила она.
— Леди Кеньон.
Она улыбнулась.
— Тогда, значит, вы Томас Мэллой.
— Где Итан?
— В данный момент в руках у него АК-сорок семь, нацеленный вам в голову.
Мэллой распахнул полу пальто так, чтобы она увидела МАК-10.
— Как видите, снят с предохранителя. На тот случай, если вы подадите сигнал.
— Вы говорили с Корбо?
— Мне нечего сказать этому человеку.
Кейт медленно вытянула из кармана мобильный телефон.
— По одному номеру, возможно, получится с ним связаться. Я хочу, чтобы вы позвонили ему и договорились об обмене. На завтра, прямо с утра. Скажите ему, чтобы к шести подготовил свой вертолет, пусть он стоит на площадке перед домом. С дальнейшими инструкциями вы позвоните ему позже. Обмен должен состояться между шестью — шестью пятнадцатью. Скажете, что даете ему ровно пятнадцать минут, чтобы добраться до выбранного вами места, в противном случае сделка отменяется.
Мэллой обдумал услышанное.
— И что вы дадите ему, если он туда явится?
Кейт улыбнулась.
— Отдам картину.
— Но у меня ее нет.
— Он это знает?
— Нет.
— Тогда звоните, мистер Мэллой. Вы производите впечатление человека, прекрасно умеющего разыгрывать партию в покер.
— И все же объясните, как мы будем производить обмен без товара?
— Сначала посмотрим, клюнет ли он на наживку.
Ответивший ему мужчина говорил на классическом немецком, тоном человека, которому позвонил подчиненный.
— Да?
— Мистера Корбо, будьте добры, — заговорил Мэллой по-английски. — У меня есть одна картина. Полагаю, он хотел бы ее вернуть.
— Кто говорит? — спросил мужчина на том же языке.
— Томас Мэллой.
— Дайте ваш номер. Вам перезвонят в течение часа.
— Давай Корбо к телефону, иначе сейчас сожгу картину!
— Подождите минутку!
— Вот так-то лучше.
Примерно через минуту в трубке прорезался другой мужской голос.
— Сэр Джулиан в данный момент недоступен, — сказал по-английски он. — Можете все передать через меня. Но предупреждаю заранее: ни о каком вымогательстве и речи быть не может. На противозаконные действия мы не пойдем.
— Видели бы вы, какой костер я уже развел! — заметил Мэллой.
— Но мы же не отказываемся сотрудничать!
— Насколько я понимаю, раз Корбо не хочет говорить со мной, значит, ему не нужна картина.
В трубке послышался новый голос.
— Что вы хотите за нее, мистер Мэллой?
Корбо!
— Во-первых, мне нужна информация.
— Какая именно?
— О докторе Норт.
— Могу передать вам ее в добром здравии. При условии, что у вас есть кое-что взамен.
Мэллой покосился на Кейт Кеньон. Ему совсем не нравилось блефовать, но другого выхода не было.
— Завтра утром, между шестью и шестью пятнадцатью, подготовьте свой вертолет. Доктор Норт должна находиться в нем. У вас будет пятнадцать минут — этого хватит, чтобы долететь до указанного мной места. Там я отдам вашу картину, а вы — женщину. Если затеете свои игры или измените условия сделки… я сожгу картину и открою огонь.
— Вы сожжете картину, и Норт тут же умрет!
— Или завтра утром, или мы заканчиваем разговор.
— Пятнадцать минут — не так много времени…
— Вам его хватит. В вертолете должно быть не больше четырех человек, включая пилота и доктора Норт. Приземлитесь там, где я скажу, и все останутся довольны.
— Почему я должен вам верить? — спросил Корбо.
— Вы птица высокого полета. Если вам не понравится то, что вы увидите внизу, можете в любой момент передумать и улететь. Тем дело и кончится.
— А почему вы думаете, что мне можно доверять? — снова осведомился Корбо.
— Просто решил, что у вас больше желания вернуть картину, нежели убивать меня.
— Мне нужно все это обдумать, мистер Мэллой.
— Думайте, что хотите. Но завтра ровно в шесть утра решение должно быть принято.
— А теперь нам надо убираться из города, — сказала Кейт. Стерла с телефона отпечатки пальцев, положила его на скамью. — Пошли.
Они зашагали через парк к одной из боковых улиц. Целью их было добраться до темного неприметного фургона.
— Можете сесть сзади.
Подходя к машине, Мэллой держал палец на спусковом крючке пистолета-пулемета. Он заметил внутри только одного человека.
— Это Итан?
— Насчет автомата я соврала. Решила, что вы будете больше доверять мне, если подумаете, что я вас боюсь.
— Разве нет?
— Я подумала, что Джулиан Корбо больше всего на свете жаждет прикончить нас. А заодно — и вас тоже. И это делает нас… лучшими друзьями.
Итан Бранд сидел за рулем.
— Простите за то, как я вел себя вчера вечером, — сказал он Мэллою, когда тот сел в машину. — Просто вы застигли меня в такой момент…
— Когда вы вытаскивали Кейт?
Итан завел мотор, фургон отъехал от обочины.
— Как раз готовился к этому.
Девушка обернулась к Мэллою.
— Вечером вы сказали Итану, что мой отец убит. Только в утренних газетах сообщается, что полиция обнаружила тело вчера. Любопытно, как вы так быстро узнали об этом.
— Я был одним из тех, кто его нашел.
Она заморгала, на глаза навернулись слезы. Впрочем, леди Кеньон явно не принадлежала к разряду женщин, которые склонны упиваться своей скорбью.
— Корбо сказал, что он всадил ему пулю в голову.
— Это правда. — После долгой паузы Мэллой заметил: — Может, вы все же скажете мне, каковы ваши планы. Не люблю действовать вслепую.
— Нужно, чтобы вы позвонили ему утром. А ваше личное участие… не обязательно. Хотя от помощи мы бы не отказались.
— Что я могу сделать?
— Позвольте рассказать вам кое-что о Корбо. Даже если вы договорились о сделке, даже если б картина была при вас… он все равно придет за вами, позже. Так что единственный шанс для всех нас — это исчезнуть навсегда. Или покончить с ним завтра.
— Собираетесь убить его?
— Вообще-то мы хотели его похитить.
Мэллой удивленно откинулся на спинку сиденья.
— Но это невозможно!
— Вовсе нет. Нам надо только переправить его через границу. А затем власти США могут его экстрадировать. Этот тип будет стоить миллион долларов, если у нас все получится.
— Но вы не сможете вывезти его с виллы, и уж тем более — за пределы Швейцарии. Вы отдаете себе отчет, сколько вокруг него охраны?
Ведя машину, Бранд внимательно слушал разговор Мэллоя с напарницей, а затем протянул с ярко выраженным южным акцентом:
— Единственное, что нам известно наверняка, так это то, что вчера вечером людей у него стало меньше.
— Ты сделал это… один? Он заявил, что его хотели похитить агенты ЦРУ.
— Вошел один. А вышел с Кейт.
— И все же, сколько человек у него осталось?
— Думаю, около дюжины, — ответила Кейт. — Максимум человек двадцать, причем на вилле они собираются не одновременно, а работают посменно. Часть охраны уезжает в город, другие бойцы приезжают на их место. По крайней мере, так было вчера.
— А нас сколько будет?
— Трое. Это если вы согласны помочь.
— Я могу достать оружие, подключить еще людей. Надо лишь сделать один телефонный звонок.
— Если вы с нами, больше никого не надо. Лишние участники — лишний риск.
— Трое против двадцати?
— Цифра здесь не столь важна, — заметила девушка. — Главное — застать его врасплох.
— В момент передачи?
— А вы имеете хоть малейшее представление о том, что мы у него забрали? — спросила Кейт.
— Портрет Христа начала первого века.
— Это нечто большее, — сказал Бранд.
— Время у нас еще есть. Может, расскажете подробнее?
— Во-первых, это не просто портрет. Это тот самый портрет…
Озеро Люцерн
Корбо повесил трубку и попросил Джеффри Бреммера, чтобы он вызвал Елену Чернову и Ксено. Начальник службы безопасности вернулся вместе с ними, и все трое предстали перед главой ордена. В комнате также остались два телохранителя Корбо; они стояли, прислонившись к стене. Рассказав о звонке Мэллоя, сэр Джулиан спросил Елену:
— Что он задумал?
— Очевидно, он действительно хочет, чтобы вы вылетели в указанное место и произвели обмен.
Корбо покосился на Бреммера, тот кивнул в знак согласия.
В окрестностях было пять гор, до которых можно было долететь на вертолете за пятнадцать минут, и еще две немного дальше. Повсюду один и тот же ландшафт — альпийские луга, огромные серые валуны, густые леса и полное безлюдье на мили вокруг. Каждая гора слишком велика, чтобы точно определить место обмена, а наблюдение за всеми пятью объектами требовало гораздо больше людей, чем имелось под рукой. Взвесив все, Корбо решил согласиться на условия Мэллоя.
— Что мы теряем, отдав ему Норт?
Бреммер покачал головой.
— Ничего, кроме времени.
— А если это ловушка?
— Если в деле замешана полиция, мы узнаем об этом заранее, — сказал Бреммер.
— Опасность кроется в том, — сказал Корбо, — что он может получить заложницу. А мы в обмен — ничего.
— Похоже, эта заложница немного стоит, — заметил Бреммер, пожав плечами. — Мы связывались с Ричлендом из Нью-Йорка, но до сих пор так и не получили ответа. Похоже, ему просто плевать.
— За него это делает Мэллой, — после недолгого раздумья заметил Корбо. — Полагаю, именно он проинструктировал Ричленда, чтобы тот молчал.
— Мэллой не станет рисковать потерей человека из-за картины, — заметила Елена Чернова. — Он профессионал. Если он считает, что сделка может состояться, она состоится. Риск только в том, что мы что-нибудь выкинем. Но он это учитывает и, наверное, подготовился.
— Заручился поддержкой?
— У него в Швейцарии есть свои люди. Возможно, кого-то он приведет с собой. Но нет смысла рисковать жизнью заложника, если вы согласны с условиями сделки.
Корбо обернулся к Бреммеру.
— Я склонен ему верить. Такого шанса больше не представится. Звоните моему пилоту, пусть завтра к шести утра подготовит вертолет.
Интерлакен
— Тамплиеры? — скептически заметил Мэллой.
Он только что выслушал краткую историю портрета Христа, принадлежавшего Пилату. О том, как картину перевезли из Иерусалима в Эдессу, о том, как на протяжении трех столетий она была замурована в городской стене, о том, как ее случайно обнаружили рабочие, проводящие ремонт фортификационных сооружений. И наконец, о том, как в 1098 году она попала к рыцарю-крестоносцу Балдуину, брату Готфрида Бульонского.
— Балдуин приказал тамплиерам охранять этот священный образ. Но когда два столетия спустя орден уничтожили, священники, обнаружившие картину, не признали изображение за Бафомета, голову, которой предположительно поклонялись рыцари, и распорядились отправить вместе со всем остальным имуществом в архивы Ватикана. Пять столетий спустя Наполеон овладел Ватиканом и перевез артефакты в библиотеку Арсенала. Если верить тому, что рассказывал в Париже Оскар Уайльд молодому художнику примерно за месяц до своей смерти, нашлись во Франции люди, оценившие уникальность картины. Они начали использовать ее в колдовских церемониях, связанных с вызовом душ усопших. Какое-то время занимался некромантией и дед Корбо. Это он возродил орден рыцарей Храма и заявил, что будто бы в него вселился дух Жака де Моле, последнего магистра ордена.
— Какое отношение ко всему этому имел Уайльд?
— Корбо набирал членов ордена из самых знатных семей Франции… а также из людей талантливых, выдающихся. Уайльд вполне соответствовал второму определению. Его популярность, мастерство писателя, а также увлечение декадансом делали его весьма подходящей кандидатурой.
— Но разве он не должен был поклясться молчать?
— Если верить его биографу, Уайльд просто обожал тайны, но при этом не слишком умел их хранить. Кроме того, рассказывая Биллу Ланди о картине и о том, как она вдохновила его на написание «Портрета Дориана Грея», он уже знал, что скоро умрет. Ему нечего было терять, и еще, думаю, он понял, что за человек был тот Корбо.
— Шарлатан?
— Настоящее чудовище. Тамплиеры с самого начала глубоко интересовались оккультизмом. Согласно официальным обвинениям, выдвинутым против этого ордена, они даже приносили в жертву младенцев. Не думаю, что на самом деле доходило до этого, но они проводили весьма сомнительные ритуалы. Видите ли, дух может вселиться в человека двумя путями. Временно — это наиболее частый случай, — когда душа умершего входит в тело живого человека и может вещать через него. Более долгое обладание имеет место, когда с помощью черной магии человек начинает верить, что он или она и есть умерший. В этих случаях душа живого изгоняется, чтобы вместо нее в тело мог вселиться призрак. Когда маг оживляет тело, дух возрождается к жизни во плоти жертвы, где и остается. Покинувшая тело душа бродит неприкаянная между жизнью и смертью.
— Вы что же, верите во всю эту чушь?
— Душу ребенка можно забрать множеством разных способов, мистер Мэллой. И для этого вовсе не обязательно применять магию. Думаю, что рыцари-храмовники Корбо облекли процесс в мистическую форму. Они похищали ребенка, воспитывали его, заставляли верить, что в сердце его живет дух тамплиера. Корбо с раннего детства был обучен различным магическим ритуалам. Его соблазняли и манили тени и странные звуки, его мучили воспоминания о том, как тело его сгорает живьем. В нем рос и развивался вкус к власти и желание отомстить предполагаемым врагам. Кроме того, в его руках находился подлинный прижизненный портрет Христа. Так почему же не поверить, что именно в Корбо вселился дух Жака де Моле?
— Хотите сказать, что воспитатели заранее обрекли его на безумие?
— Из психопатов получаются отличные генералы.
— Давайте договоримся так. Я согласен на связь с тамплиерами и частично на то, что вы рассказали мне о Корбо. Пусть я не верю во все это, главное — верит он. Но есть сомнения в том, что представляет собой этот портрет Христа. Так вы говорите, что человек, ставший впоследствии первым царем христианского Иерусалима, приехал в Эдессу и нашел это изображение?
— Сведения о том, что такая картина существовала в Эдессе, подтверждена независимыми источниками. Это не просто теория.
— Но это еще вовсе не означает, что работа аутентична. Это может быть икона первого века. Ничто не связывает портрет Христа с Понтием Пилатом, за исключением легенды.
— Есть два источника, утверждающие, что портрет Христа, «написанный не человеческой рукой» — что бы это ни означало, — еще в первом веке попал из Иерусалима в Эдессу и перешел во владение царя Эдессы Абгара. Еще одну ссылку мы находим у Иринея. Упоминание о портрете Христа, заказанном Пилатом, когда «Христос еще ходил среди людей».
— Но что представляют собой эти… материалы? Они появились на несколько веков позже.
— Ириней пишет о временах, наставших через полтора столетия после распятия.
— Да, мелочь, конечно. Что такое два столетия для историка и летописца?
— Согласен. Времени прошло много.
— Особенно с учетом того, сколь коротка жизнь человека.
— Уайльд говорил о картине как о «портрете Христа, принадлежавшем Понтию Пилату». Не знаю, почему он так называл ее. Но если следовать логике, думаю, что узнал от деда Корбо.
— Который, в свою очередь, услышал эту сказку от тамплиеров. Позвольте спросить кое о чем.
— Пожалуйста.
— Зачем Пилату вдруг понадобилось заказывать портрет Иисуса?
— В ряде восточных традиций было принято считать Пилата и его жену святыми — потому что они защищали Христа от евреев.
— У Пилата была жена?
— Смотрите Евангелие от Матфея. Жене Пилата приснился сон, что муж ее собирается казнить невиновного. И она написала мужу, умоляя не делать этого.
— И все равно не понимаю: почему Понтий Пилат заказал портрет человека, которого он распорядился казнить?
— Не знаю, ничем не могу тут помочь. Известно лишь, что картина старше любой другой легенды об истинном образе Спасителя. Это не означает, что подобный образ существует, но много людей верит этому. Ну и, наконец, вера в то, что именно Пилат распорядился написать картину, — это так к вере для вас. Если вы хотите его сделать.
С этими словами Бранд съехал с дороги и направился к территории небольшого частного аэропорта. Ангар был заперт, свет не горел.
— Ну вот и прибыли, — сказала Кейт. — Если хотите передохнуть и поспать хоть немного, теперь самое время. Встать завтра надо в четыре утра.
— Приятно слышать, — пробурчал в ответ Мэллой.
— В ангаре есть койка. — Она протянула ему ключи. — Так что располагайтесь, чувствуйте себя как дома.
— А как же вы?
— Мы поставили палатку в лесу, примерно в миле отсюда.