Посиделки в межпланетной таверне «Форма Сущности» (СИ)

Ветер Перемен

Шеф встретил меня утром у проходной. Видимо, дело было важным, раз он не поленился спуститься на первый этаж. Хотя, с другой стороны, на нём был новенький импортный костюм — может быть, босс желал покрасоваться перед конторскими дамами? Впрочем, он предпочитал называть Контору фирмой, отдел — «нашим дружным коллективом», а сотрудников — по именам. Демонстрировал демократизм. Между прочим, костюмчик-то ничего. Стоит, пожалуй, поболее моей зарплаты (которую я, кстати, не получал уже три месяца; официальная версия — у танка заклинило орудие, а без защиты кассиры ездить в банк отказываются; по неофициальной же информации весь бронепарк вместе с девочками из бухгалтерии сдали на полгода в аренду якудзе соседнего района в обмен на долю с прибыли). Особый покрой — практически не топорщится на бронежилете и кобуре под мышкой. Да и вообще наш начальник — красавец-мужчина, но, увы, в прошлом, что до сих пор отравляет жизнь ему и окружающим женщинам.

— Здравствуйте, Аркадий, — сказал шеф, взяв меня под локоток: вроде бы ласково, а не вырвешься.

— Здравствуйте, Колумб Аллилуевич, — поприветствовал босса и я.

Пусть вас не смущает импортное имя нашего руководителя. Оно не имеет никакого отношения к официальному первооткрывателю страны равных возможностей, восходит к романтическому периоду в истории государства и расшифровывается следующим образом: «Колыма умножит богатства страны». Легко видеть, что имечко должно быть несколько длиннее. Оно и звучало первоначально иначе — Колумбост, однако к его носителю в школьные годы настолько прочно прилипла кличка Компост, что сердобольные родителю сжалились над чадом и умолили паспортистку забыть о трех последних буквах. Теперь босс весьма гордится редким именем.

— Аркадий, — говорит он, — я знаю, что вы без ажиотажа относитесь к официальным мероприятиям.

Я опускаю голову, старательно демонстрируя раскаяние и готовность к самоисправлению. Однако Колумб — человек опытный и на мой театр не покупается:

— Учтите, Столпнер, предупреждаю вас лично: сегодня в четырнадцать ноль-ноль собрание трудового коллектива.

— Конторы? — с надеждой спросил я. В такой толпе мое отсутствие никто не заметит.

— Отдела. Если бы речь шла о конторе, я бы сказал: «всего трудового коллектива». Пора бы разбираться в терминологии. Если опять не явитесь, поговорим в ином место и по-другому.

И он выразительно погладил ту область пиджака, где всё-таки немного выпирала кобура. Ерунда — не станет он стрелять в живого меня. Не тот человек. Хотя отравить может запросто. В общем, лучше не доводить его до соответствующего состояния. Вон Катенька досаждала ему несколько лет. Он ей угрожал, угрожал — никакого эффекта. В конце концов шеф взъерепенился, и где теперь Катя? В декретном отпуске. А мне это надо? Так что придется пойти.

— Буду как штык в брюхе, Колумб Аллилуевич!

— Следите за лексиконом, Аркадий, — советует начальство и отпускает меня на свободу.

Я забегаю в камеру хранения — сдать авоську с «Калашниковым». Степаныч ворчит, как обычно, что, чем так носить, лучше сразу выбросить. Всё равно, дескать, в случае опасности я не успею его выхватить. Может, и верно, но не люблю, когда ремень натирает плечо.

— Ну, ладно, — завершает он воркотню, — когда убьют, поймёшь, что старших надо слушаться.

— Нет, Степаныч, — говорю я, — у меня на этот случай уже всё расписано. После смерти я к тебе по ночам являться буду. Звенеть цепями и петь «Дубинушку». лишу вас с женой тихих семейных радостей.

Проходную пролетаю пулей. У входа в отдел стоит заместитель начальника Брут Юльевич Тинтобрасс — либерал, жуир, любимец женщин — и жмёт руки опоздавшим. Делает это абсолютно искренне, хотя не преминёт сообщить фамилии проштрафившихся боссу. На Брута Юльевича не обижаются. Во-первых, это почти что единственная его обязанность, а во-вторых, у него довольно сложные взаимоотношения с Колумбом, которого он одновременно подсиживает и поддерживает. Ходят слухи, что Тинтобрасса вот-вот заберут наверх. Бродят сплетни, что Тинтобрасс сам распускает эти слухи. Сейчас он даёт всем расписаться на листочке, в котором сообщается уже известный мне факт о наличии сегодня после обеда собрания с единственным пунктом повестки дня: «Информационно-аналитическое сообщение товарища Козюры К. А. о текущем моменте».

В комнате присутствовало не более половины сотрудников. Остальные потихоньку рассосались — благо, Контора занимала солидное здание с множеством извилистых коридорчиков и тупичков, так что всегда находилось, где укрыться от начальственного ока. Говорят, что в редко посещаем переходе от отдела комплектации к научной библиотеке прошлым летом отыскался бородатый запылённый господин, таившийся там аж с 1913 года. Пересчитывая к календарю текущей Инкарнации, разумеется. Истины ради следует сказать, что настоящих бездельников в отделе практически не было, они уже давненько растасовались по более теплым местам. Но творческий подъём — штука хитрая, от восьми до пяти действует редко, да и сама работа, по крайней мере, в её интеллектуальной составляющей, имеет пульсирующий характер. Впрочем, имитировать трудовой энтузиазм можно и на открытой местности, в частности, за письменным столом. Я всегда с успехом применял дизайнерский метод, разбросав по столешнице в мнимом беспорядке книги, ксерокопии статей, служебную документацию, черновики с выкладками и надёжно упрятав где-нибудь в глубине этих бумажных джунглей истинный объект своего интереса — литературный журнал или какой-нибудь роман, желательно, без иллюстраций. Время от времени тот ангел, который подкидывает нам идеи из своего бездонного мешка, дарил и мне что-нибудь от щедрот, и тогда я покидал очередной опус на полуслове, но… У небожителя слишком многочисленная клиентура, и до меня руки доходили не всегда. Так что я даже обрадовался, когда день дополз до двух часов. Хоть какая-то перемена.

— Ну что ж, — сказал шеф, оглядывая вверенный его попечению личный состав отдела, — народ, как я понимаю, в сборе, можно начинать.

В предыдущей Реализации нам всем пришлось хлебнуть горюшка в пыльных прериях среди воинственных индейских племен, и с тех пор у Козюры выработалась привычка перед началом любого важного дела составлять мебель в круг и назначать часовых. Сам же он садился по-китайски в центре на предусмотрительно закупленный Тинтобрассом лхасский молитвенный коврик.

— Надеюсь, — произнес значительно Колумб Аллилуевич, — все слушали вчера прогноз?

— Не может быть, — ахнула нервная Верочка Коркина. — Неужели опять Ветер Перемен?

— А я только начал обживаться, — вздохнул Юрка Гагур. — Даже ленточку для волос новую купил.

Юра отличался независимостью в речах и поведении. Его самостоятельность распространялась также на одежду и прическу. В частности, в тот момент его наряд включал огромные альпинистские ботинки, дхоти, драную тельняшку и кольцо в носу. Одна половина головы была обрита наголо и покрыта татуировкой на санскрите, вторая же аккуратно расчёсана и заканчивалась пышным хвостом, перехваченным той самой свежеприобретённой тесёмкой. Никто не понимал, каким образом Гагур пробрался в Контору и тем более в наш относительно цивилизованный отдел. Ветеран организации, Гангрен Горынович Придаток распространял клеветнические сведения, что в незапамятные времена, когда Реализация произошла в палеолите, Юра ещё несмышлёным студентом-первокурсником прибился к нашей трибе, да так и остался. В тот период, видимо, он не столь выделялся из массы. Придаток утверждал, что Козюра, который был тогда и моложе, и либеральнее, из-за Гагура буквально съел прежнего начальника отдела кадров. Теперь, дескать, шеф просто не любит об этом вспоминать, сваливая грехи собственной юности на Тинтобрасса. Не берусь ничего утверждать, может, это и правда. Висит же почему-то в кабинете Колумба Аллилуевича чья-то берцовая кость, с которой он лично смахивает пыль, а накануне праздников полирует бархоткой. Он, правда, заявляет, будто ему её презентовал покойный друг, но дарственной надписи я что-то не заметил. Судя по размерам останков, друг был гигантопитеком, а подобные глыбы-человечища встречаются ныне только в заповедных отделах кадров. Во всяком случае, независимо от обстоятельств появления в отделе, Юра — хороший работник. Помимо прямой, приносит он и косвенную пользу. Видя его по эту сторону проходной, застрелились уже три секретчика. Тем самым наша Контора, как и всё общество, становится более открытой.

— Вас, Юрий Юрьевич, я просил бы быть серьёзнее, а лучше помолчать, — отчеканил Козюра. — Кто сегодня опоздал на четыре часа пятнадцать минут?

— Я? — спросил Юра, отвлекаясь от вспыхнувшей было беседы с Верочкой.

— Вы! — взревел босс. — И это уже не первый раз.

— Понимаете, — грустно произнес Гагур, — у меня циферблат с трещиной. Короткая стрелка постоянно в неё проваливается и впивается в запястье, а длинная начинает носиться, как сумасшедшая, и слетает с оси. Вчера мне едва в глаз не попала, — и он приподнял волосы на лбу, демонстрируя шрам; впечатлительные сотрудницы заахали. — У меня и справка есть. Правда, из ветлечебницы, в обычной меня не приняли. Вот. Не обращайте внимания на слова о бешенстве, это просто стандартный бланк.

— Хорошо, оставим это, — вздохнул Козюра. — Мы и так чересчур надолго отвлеклись от основного вопроса. Насколько я понял, радио вы не слушаете, а по телевизору смотрите только боевики и комедии.

— На том стоим, Колумб Аллилуевич, — попытался пошутить Тинтобрасс.

— Подождите, Брут Юльевич. Сейчас не до юмора. Грядёт очередная Инкарнация.

— Что сулят-то? — спросил Гангрен Горынович.

— Как обычно, конкретных предсказаний не делают. Обещают улучшение, укрепление, падение инфляции и рост благосостояния.

— Да они сами ничего не знают, — пискнула Верочка.

— Ты бы, Коркина, думала, что несёшь, — взвился Придаток. — Как это государство может чего-то не знать? Просто — секретная информация. Не для всех предназначенная.

Всю жизнь Гангрен Горынович, почти не осознавая того, тщетно бился с властью за сносные условия существования и в этой борьбе полюбил её трепетно, но сильно.

— Может быть, мне разрешат продолжить? — осведомился шеф. — Брут Юльевич, наведите порядок.

Брут, как человек спортивный, ловко метнул тяжёлую папку в лоб Горынычу и минимум на два часа нейтрализовал активность ветерана.

— Таким образом, уже завтра условия нашей работы могут существенно измениться.

— Господи! — ахнула Вера. — Завтра! У меня же бельё замочено, а утром, наверно, и стиральной машины никакой не будет.

Со своего места вскочила Бригантина Ивановна Шебутная:

— Друзья! Раз на следующий день всё переменится, предлагаю сегодня отправиться отделом в поход с ночёвкой. Встретим новую жизнь в чистом поле.

Бригантина Ивановна провела юность у костров с гитарой, да и сейчас, несмотря на преклонные годы, бегала на лыжах, плавала в проруби, отгоняя закоченевших рыб, и играла в волейбол. Сочиняла песни и прыгала с парашютом. Каждое лето сплавлялась на чём-то хрупком по горным рекам или выкармливала комаров в тайге. Одних она заражала своей неуёмной энергией, других ужасала ею же. Я относился к последним.

— Бригантина Ивановна, — почти умоляющим тоном произнес Колумб, — я ценю ваш молодой задор, но, право же, у нас есть сейчас более важные вопросы. Как, безусловно, известно присутствующим, в данный момент завис важнейший заказ. В первую очередь, из-за нехватки комплектующих, конечно, но имеются и чисто внутренние недоработки отдела. Особенно досаждает отсутствие детали А, без чего в принципе не может быть запущен шпрехшталметр. Если не достанем его к сроку — потеряем объект. Между тем, лозунг дня — борьба за клиента. Потребитель нашей продукции хочет её, и Брут Юльевич ежедневно разжигает у него это желание, расписывая пока ещё лишь проектируемые достоинства оной.

— Типичный случай секса по телефону, — прокомментировал несносный Юрка.

Шеф испепелил его взглядом и продолжил:

— Клиент имеет валюту и жаждет получить за нее товар. Однако расстояние и время ослабляют страсть. И если первое объективно, то второе до известной степени зависит от нас. Посему наиболее ответственные работники отдела пребывают сейчас в командировках, чтобы отыскать недостающие детали. Приятно лицезреть, — голос босса стал саркастичен, — что в наличии остались одни безответственные. Однако и присутствующих никто не освобождал от исполнения профессиональных функций. Не успеем завершить систему вовремя — заказчик удовлетворит свое желание на стороне. И тогда нам не видать не только денег, но и помещений в новом корпусе.

Раздался дружный стон. Контора достраивала современное, со всеми удобствами здание, и комнаты в нем были объектами вожделений всех отделов. Однако руководство организации возвестило, что переедут на новое место лишь те подразделение, которые будут иметь наилучшие финансовые показатели. После этого между отделами завязалась настоящая тайная война. Похищали служебную документацию, вскрывали запечатанные пакеты, перекупали или ликвидировали курьеров. Переманивали друг у друга выгодных клиентов или запугивали страшными историями о неустранённых недоделках и сорванных сроках до тех пор, пока заказчик не ретировался в другую фирму. Совершали диверсии на чужих объектах. По ночам ниндженеры проникали в чужие лаборатории, развинчивали оборудование, подпиливали ножки у стульев, вышибали клавиши пишущих машинок, запускали вирусы в компьютеры и крали копировальную бумагу. Из уст в уста передавали легенду о том, как отважный законспирированный агент седьмого отдела, притворившись незаинтересованным лицом из пожарной безопасности, соблазнил старую деву-делопроизводителя отдела восемнадцать и с её помощью навсегда запутал отношения конкурента с заказчиками. Так что Колумб выбрал верный способ поднять боевой дух подчиненных.

— Следовательно, все должны быть готовы в случае необходимости закрыть грудью бреши в проекте, — при этом руководство почему-то с особым значением посмотрело на наиболее слабую и привлекательную часть «нашего дружного коллектива». Объекты дуплетного начальственного внимания готовно зарделись и захихикали.

Тут дверь комнаты с грохотом рухнула внутрь. Полуразрушенный проём заволокло дымом, из которого прорывались языки пламени.

— Гуроны! — заорал босс. — Всем немедленно на пол! Оружие — к бою! — он явно забыл, что у рядовых сотрудников амуницию отбирают на проходной.

— Есть, шеф, — гаркнул Тинтобрасс и, ловкой подсечкой сбив первую красотку отдела Геллочку (в миру — Геллу Сигизмундовну Цугунгдер), прикрыл её своим телом. Не отрываясь друг от друга, они перекатились под ближайший стол. Вскоре оттуда донесся горячий шёпот — видимо, вырабатывалась тактика грядущего сражения.

Из коридора послышался нарастающий дикий визг, и сквозь пролом в помещение ворвалась массивная фигура в защитной пятнистой форме, крест-накрест перехваченная патронташными лентами, с гранатами на поясе и ручным пулемётом в могучих кулаках. Топоча сапожищами, диверсант вынырнул из дыма и оказался Домной Ильиничной Нехороших, инженером из группы предварительной подготовки.

— Ну, — пробасила она, выразительно поводя стволом, — так когда же будут выполнены мои требования? Или мне силу применить?

Колумб был настолько растерян, что не нашел ничего лучшего, кроме как поднять руки. Но тут, как и в прочих критических случаях, ситуацию и лицо начальника спас Брут Юльевич. Пренебрегая собственными интересами, он вихрем вылетел из-под стола и Коньком-Горбунком вырос рядом с нашей Брунгильдой.

— Домна Ильинична, душечка, — забормотал он, приобняв амазонку за плечи, — ну зачем же так волноваться, изматывать себя? Такая женщина: в самом соку, красавица, мастерица — и навешала на себя всё это, извините за выражение, малоэстетичное железо…

Нехороших давно и безрезультатно вела с руководством борьбу за человеческие условия существования. С её точки зрения, они заключались в том, чтобы ей разрешили работать на дому, появляясь в Конторе только в дни выплат, а также в случаях острой личной надобности. Начальство неизменно отказывало воительнице в удовлетворении чаяний, резонно указывая, что она и в Конторе отродясь ничего не делала. Я лично полагаю, что и та, и другая стороны конфликта не совсем правы, так как, во-первых, очевидно, что организации при любых обстоятельствах ждать от Домны Ильиничны пользы не приходится; если же держать её в безопасном отдалении, то вреда будет меньше, за что не грех и заплатить. Во-вторых, Нехороших вообще следует целенаправленно охранять как ярчайшую представительницу некогда буйно произраставших в наших широтах, но теперь почти вымершего семейства бездельниц живописных разговорчивых. Довольно безобидные в расслабленном состоянии, они так украшали нашу жизнь бессмысленно-возвышенным щебетанием, как голуби в скверах или васильки на полях.

— Для чего, — вещал Тинтобрасс, — для чего утруждать нежные пальчики столь тяжёлыми предметами?

И он осторожно вынул из ослабевших рук Домны пулемет, поддерживая под локоток, подвел её к стулу и усадил. Сразу же вокруг стайкой собрались отдельские дамы, чирикая что-то легкомысленное о жестокости мужчин, бессмысленности жизни в целом и неразрешимых загадках бытия. Шеф перевел дух, встал, отряхнул костюм и, расправив плечи, объявил собрание законченным.

Я задержался в комнате дольше других — разыскивал диск с базой данных — и вдруг обнаружил в укромном уголке за стеллажом слившуюся в поцелуе парочку. Это были Оля и Витя, молодые специалисты, закончившие в этом году разные факультеты одного и того же политехнического института и пришедшие к нам обниматься на свободе. Судя по покрывавшей их пыли, они стояли здесь уже давненько. Точно: Олю мы потеряли во вторник, то есть два дня назад, а Витю шеф, по-моему, полагает находящимся в командировке ещё с прошлой недели. Вздохнув о безвозвратно ушедшей юности, я обмахнул наиболее выступающие фрагменты влюбленных от пыли и вышел.

Задумавшись, я едва не забыл забрать авоську с автоматом. При определённых условиях подобный склероз мог бы оказаться роковым: администрация понимает, что кладовщикам и подсобным рабочим тоже хочется хорошо питаться, и потому за вещи, оставленные в камере хранения на ночь, ответственности не несёт. По дороге домой надо было забежать за хлебом и молоком. У меня есть привычка, сохранившаяся со школьных лет: по мере возможности спрямлять траекторию собственного движения, минимизируя её длину. Вот и сейчас, вместо того, чтобы огибать загородившую путь пятиэтажку, я влез в дыру на первом этаже, пробитую в прошлом году реактивным миномётом при подавлении левого мятежа, и собирался вылезти с другой стороны сквозь пустую раму (стёкла вылетели во время гарнизонных учений: ошибся неопытный наводчик). И едва не вляпался. Совсем близко от моего уха просвистел осколок, а откуда-то из-под ног тяжело застучал станковый пулемёт. Стрелявший из него малый оказался неплохим парнем и пояснил, что местная каморра устроила разборку с приезжей мафией, так что мне лучше сматываться. Я благоразумно последовал доброму совету и, вздохнув, пошёл кружным путем. Из-за этого я едва не опоздал в булочную: её попытались закрыть на час раньше. И наверняка исполнили бы сие коварное намерение, если бы печально известный всей округе инвалид по кличке Гроза Прилавков не выбил дверной засов верной старой базукой. Зато с молоком мне повезло: какие-то ушлые южные ребята угнали грузовик с завода и продавали товар во дворе магазина за полцены. Прямо с кузова. В бортах машины зияли пробоины.

Жена и дочка оказались дома. У них тоже, слава Богу, всё было нормально. Двор рядом с Таниным учреждением, наконец, полностью разминировали и даже обещали клумбы восстановить, а Лариску учили в садике гранаты бросать, и она швырнула свою на четыре метра, но не в ту сторону. Попала, конечно, в инструктора, моя школа. Электрики кончили очередную бессрочную забастовку, поэтому энергия была. По ящику — всё как обычно: политика, экономика, вести с полей боя, культура, спорт. Два седовласых мужа и пронырливый экстрасенс с бегающими глазками и прецессирующей головкой рассуждали о Ночи Перемен и делали свои предсказания. Угадавший получит «Мерседес» или его эквивалент в Грядущей Реальности. Проигравших казнят, сообщил ведущий, смеясь. Хочется верить, что он не пошутил. Потом ещё был американский фильм о любви юноши и девушки к восточным видам единоборства. Телевизор — непревзойденный инструмент для релаксации. Если его не будет в новой Инкарнации, не знаю, как жить станем.

Утром проснулись с женой в широченной кровати под балдахином. Сразу кольнуло недоброе предчувствие. Так и есть: вместо водолазки и джинсов на стуле висели чулки, бархатные шорты, кружевная рубашка и какая-то штука, которая, по-видимому, являлась камзолом. По крайней мере, я примерно так его себе представлял. Всю эту груду венчал — о ужас! — парик. К серванту, который тоже весьма побарокковел и теперь, наверное, назывался буфетом, была прислонена шпага. Вдобавок ко всему вышеупомянутому я с растущим в душе бешенством обнаружил на позиции японской стереосистемы чёртов рояль! Ладно хоть, Таня играть не умеет, это я знал твёрдо. И за то спасибо. Бывший телевизионный угол у окна занимал бювар, украшенный чьим-то усато-бородатым бюстом. Для полноты картины хотелось, что бы это был маркиз де Сад, но, наверняка, окажется каким-нибудь Платоном. Нет, тот плешив. Тогда Ньютоном, или Шекспиром, или, прости Господи, герцогом Ришелье. Или Жорж Санд в сценическом гриме.

Таня встала и прошла в ванную. Х-ха. Оттуда донеслись неразборчивые проклятья. Думаю, она наткнулась на лохань и кувшин с водой. Хорошо ещё, что мы обитали не в Европе — там прежде и биде имелись. Завтрак принесла служанка, в прошлом Воплощении — соседка по лестничной клетке. Видимо, наш социальный статус реорганизовался в дворянство со всеми вытекающими привилегиями. Надеюсь, и с правом первой ночи? Или для этого требуется некий титул? Тогда, наверное, можно поздравить шефа. Во всяком случае, единственное светлое пятно в окружающем мраке. Похоже, у нас и кухарка была. Однако, попробовав пищу, я сделал вывод, что не всегда это — плюс.

На службу пришлось добираться верхом — ноблес, что называется, оближ. С непривычки стёр себе бёдра до мяса. Хотелось верить, что лошадь несильно пострадала. Умное животное, смотрело с упрёком. Контора располагалась в довольно аляповатом замке, незаконнорожденном дитяти готического стиля. У ворот вместо «вертушки» стояли стражники в латах. Один из них был мне знаком — бывший монтёр дядя Вася. Да, какое уж тут электричество. Я приветливо поздоровался, мне дружески пожали руку и тут же отвели в «холодную» за незнание пароля. В некомфортабельном и отнюдь не просторном помещении находились все ранее подошедшие сотрудники, включая генерального директора, графа де Нигматуллина, который, грозно насупясь и побагровев, восседал на единственной здесь скамеечке, предназначенной, видимо, для чистильщика обуви. Сурен, в прошлом — системный программист, а ныне, если я не ошибся, некромант, разъяснил мне, что начальник охраны, Мефодий Петрович Запасный, куда-то отъехал и приказал подчинённым, пока его нет, всех, кто не сможет произнести кодовую фразу, в здание не пропускать, а задерживать для допроса и идентификации. Проблема заключалась в том, что по уставу пароль полагалось сообщать посвященным с вечера, а накануне такой необходимости не было. Однако разве может подобная мелочь остановить исправного служаку? Между тем улов всё пополнялся и пополнялся. Вскоре в помещении стало тяжело дышать, и граф, которого ныне, оказывается, полагалось именовать не генеральным, а сюзереном, перебрался со своим седалищем к зарешёченному окну.

Запасный объявился только часа через два. Говорю это предположительно, так как ни клепсидры, ни песочных часов ни у кого с собой не было, а наручные сгинули вместе с предыдущей Реализацией. Судя по тому, как покачивался Мефодий Петрович, слушая гневный рык Его Светлости, время он потратил не зря. Когда мы расходились по своим помещениям, со двора доносился весёлый стук молотков. Это замковые плотники, которые и в прошлом Воплощении были плотниками, сколачивали виселицу. По-видимому, начальника охраны решили подвергнуть административному взысканию. Я не поверил, честно говоря, в серьёзность намерений начальства. Бескорыстных дураков у нас не принято наказывать. Разумеется, с оказался прав: в итоге Запасного, немного и безуспешно попугав, приговорили вместо пенькового галстука к строгому выговору с удержанием из зарплаты стоимости глаголя и к двум годам повешения условно.

Наш отдел теперь располагался в полуподвале. Толстые стены не пропускали с улицы ни звука. Вообще здесь было мрачновато. Узкие окна-бойницы находились где-то под потолком и почти не рассеивали полумглы. Дополнительным источником света являлись канделябры на столах и пылающий багровым огнём камин. Всюду были развешаны портреты угрюмых старцев с остановившимся маниакальным взглядом широко разверстых глаз. Наверное, это наши нынешние научные предтечи — босс всегда любил подчеркивать преемственность. Это был лучший способ списать свои ошибки на счёт заблуждений основоположников.

В связи с переменой обстановки шеф провел краткий инструктаж:

— Господа, хочу подчеркнуть: наше задание — изготовить гомункулуса. Как можно скорее и максимально жизнеспособного. Именно такую цель поставило руководство в лице Его Светлости. Не секрет, что некоторые члены нашего коллектива недооценивают серьёзность решаемых задач. Так, я до сих пор не вижу господина Гагура. Чем, интересно, он сегодня оправдается? Лакей проспал или лошадь захромала? Лучшие разъезжают по дорогам и сомнительным притонам в поисках недостающих ингредиентов, а оставшиеся обязаны работать, работать и работать, не покладая рук. Алхимия — это прежде всего неустанный труд, и только затем разврат, богатство и общение с дьяволом. Если мы сорвём сроки, милорд граф будет весьма недоволен и наверняка не предоставит нам апартаменты в своём новом дворце. Я был там и видел: высокие окна, удобные широкие столы, паровое отопление, любые реторты и колбы производства лучших стеклодувов Европы, суперсовременные тигли, колодец с чистейшей ключевой водой, мягкие двухспальные кровати в комнатах отдыха персонала и ватерклозет для дам. Если мы вынуждены будем остаться в этом захолустье среди крыс и плесени, представьте, как пострадает наша честь! Про здоровье и жизнь я уж и не говорю! Так за работу, господа!

Между прочим, за печуркой я углядел две обнимающиеся фигуры. Оле новый наряд был весьма к лицу, а Вите — не очень. Интересно, кто их переодел и как это происходит? Все мои знакомые, как и я сам, совершали Перевоплощение только во сне или в беспамятстве. Если задуматься, то состояние влюблённых в данный момент трудно не считать бессознательным. По-видимому, они так и пробыли здесь всю роковую ночь. Ну что ж, по крайней мере, в темницу не попали. Кстати, они же ничего не знают о происшедшем. Любопытно будет взглянуть на них, когда они очнутся и обнаружат все эти перемены. Если очнутся, конечно.

Так и потащились дни за днями. Потихоньку мы втягивались в новую среду, обзаводились соответствующими привычками, уже не путались в обращениях и титулах. Через неделю, проходя по коридору замка из приёмной Его Светлости, где мне должны были подписать кое-какие бумаги (в частности, разрешение на полфунта кладбищенской земли и четыре пальца утопленника), на склад, я обнаружил возбуждённую толпу близ хранилища манускриптов. Вопреки традициям, там перемешались и замковая челядь, и дворяне, и даже дворовые мужики и бабы. Знакомая секретарша Лида, так и прибежавшая сюда с казённым гусиным пером в перепачканных чернилами пальчиках, взволнованно сообщила мне, что архивариус де Манихейский, неловко повернувшись, задел достоинство Сурена де Погосяна, а взбешённый Сурен вызвал обидчика на дуэль, которая и имеет в данный момент быть в вышеуказанном помещении. Я протолкался вперёд. Дуэлянты прыгали со стола на стол, поскальзываясь, палая, сшибая письменные приборы, размахивая шпагами и утробно ухая. Оба достаточно ловко владели оружием, судя по многочисленным шрамам, покрывавшим мебель, пол и даже стены. В воздухе кружились обрывки рукописей. Если что-то и не подверглось воздействию их неуёмной энергии, так это разве что их собственные тела. Да и мудрено задеть противника, фехтуя минимум в пяти метрах друг от друга. Недостаток мастерства они, однако, искупали избытком страсти и, похоже, могли так скакать ещё часа три. Среди зрителей шныряли букмекеры, предлагая заключать пари на исход дуэли. Перед тем, как уйти, я поставил на ничью — и выиграл.

К этому времени Витя с Олей уже не пребывали в тёмном углу лаборатории, как памятник вечной любви. Все-таки несколько странно они смотрелись рядом с полуизготовленным гомункулусом. Гагур, у которого случаются спорадические вспышки гуманизма, подбил меня отволочь их во двор, где он отыскал роскошный стог сена. Пока мы тащили два не таких уж субтильных организма вверх и вниз по лестнице, с трудом разворачиваясь на площадках, я десять раз проклял свою сговорчивость. Однако позже, когда мы достигли цели трудов своих, и я умилился. Молодежь, оказавшись в мягкой траве, быстро выяснила, что средневековое платье, столь пышное и неприступное на вид, таит для знатоков, особенно в лежачем положении, несравненно больше заманчивых возможностей, нежели даже более прогрессивные одежды граждан технологического общества. И они с успехом воспользовались этими преимуществами.

Месяц спустя после Перевоплощения начали возвращаться первые командировочные. Я как раз был во дворе, когда де Козюра встречал Рауля д'Аминова, старшего инженера, то есть, пардон, мага второй категории из группы внедрения. Тот приехал совершенно измотанный, лёжа в пустой повозке с перевязанной левой рукой. Правил какой-то простолюдин, который, доставив седока до места, тут же напустил на лицо обиженное выражение и принялся требовать надбавки за скорость, безопасность и комфорт, не переставая, правда, униженно кланяться и благодарить за честь, оказанную его средству передвижения, кобыле и ему лично. Сэр Колумб, осмотрев экипаж в тщетных поисках необходимого оборудования, потребовал объяснений.

— Вы меня посылали в командировку ещё в той Инкарнации, так? — спросил Равиль. Чувствовалось, что ему пришлось солоно; он сдерживался из последних сил.

— Да, на Север, — подтвердил начальник.

— За струделькакером, правильно? — продолжил д'Аминов.

— Надеюсь, вы его не привезли? — заволновался шеф. — Сейчас он нам абсолютно ни к чему. Я считал, что вы сообразите, проявите инициативу в сложных обстоятельствах.

— Я успел его добыть до Ночи Перемен, — отчеканил Равиль, — и вёз в своем купе. А утром никакого поезда не было, и я сидел на земле среди обломков кареты со здоровенным каменным столбом в обнимку. От меня шарахались кони и прохожие. В конце концов я купил за собственные деньги какого-то мерина спокойного нрава, но он пал от тяжести через пять лье. А потом на меня еще и нападали два раза. Что за век, чёрт побери!

— Камень был черновато-красный и составлял в длину метра три, — побледнев, спрсил шеф.

— Вроде этого. А что?

— Да ведь вы же держали в руках Лингам Калиостро! — заорал Козюра.

— Не может быть, — уверенно возразил д'Аминов. — Конечно, он был великий человек, но не до такой же степени.

— Вы идиот! — заорал шеф. — Недоумок! Невежа! Он так называется, потому что именно Калиостро добыл его из высших сфер бытия. Да если бы вы доставили его, гомункулус, считайте, был бы уже наполовину у нас в реторте.

— Думаю, нижней половиной, — ядовито усмехнулся Равиль.

В этот момент моё внимание было отвлечено криками и громовыми раскатами мушкетных выстрелов, которые раздались в замке. Я побежал наверх, в направлении источника звуков. На площадке третьего этажа в окружении десятка вооруженных мужиков из числа обслуживающего персонала и нескольких пришлых из города санкюлотов возвышалась могучая Мазохистова. Некогда она заправляла в профсоюзной организации, а ныне, за неимением лучшего эквивалента, числилась гранд-дамой полусвета, возглавив пёструю стайку бывших своих активисток. Однако подопечные постепенно со скуки переключились на индивидуальную трудовую деятельность, и она осталась одна. Лишившись и привычных источников существования, и новых доходов, инициативная тред-юнионистка принялась баламутить народ. Тоже занятие, в конце концов, и не из самых бесприбыльных. Судя по тому, что правая грудь дебелой матроны была обнажена, та пришла к выводу, что терпение масс уже истощилось и можно звать их на баррикады. Когда я приблизился, Мазохистова держала речь, и бело-розовая персь, дразняще покачиваясь при каждом резком движении ораторши, как бы выражала всецелую поддержку своей носительнице:

— …И мы не позволим лишить нас главнейших завоеваний предыдущей Инкарнации: права на отдых, права на труд и права на отдых во время труда. Даёшь каждому курицу на завтрак! И пусть не думают, что нас удовлетворят полумеры: только выпотрошенную, поджаренную и с гарниром. Отечественную не предлагайте, не возьмем, нас не проведешь. А тем, которые нашу кровь пьют и сервелатом закусывают, мы скажем: хватит! Мы тоже так пожить хотим. Всем — дворянские звания с соответствующей зарплатой! А ежели кого что не устраивает — границы на Запад открыты. Пусть отправляются в крестовый поход, посмотрят, что там плохо лежит, и нам кой-чего привезут. В обязательном порядке, иначе мы им тут прописку в родовых имениях ликвидируем. А если не выполнят изложенные разумные требования, сроем все замки, засадим поля сорняками репейных пород, а потом бросим работу, будем ходить голые, весёлые и заниматься грабежом и свободной любовью назло врагам. А сейчас, айда, всё разнесем, стулья в окна покидаем и будем сотрудников по этажам гонять. Санкюлоты, вперед, вам нечего терять, кроме своих штанов!

Импровизированный отряд устремился было за предводительницей, сосок которой твердо указывал генеральное направление поступательного движения народовластия, но тут с улицы прибежал маляр Женя Поллитра, сопровождаемый шайкой тинэйджеров неопределённого пола, возраста и нравственности.

— Мужики, — рявкнул Поллитра, жадно пожиравший копчёную рыбину, которая при этом так ёрзала в смуглых потных ладонях и била хвостом, как зомби в руках опытного некроманта, — вот вы тут комаров ягодицами давите, а там по улице передвижной цирк едет.

— Со слоном, — выдохнул разом заветное хор подростков.

— Так чего ж мы ждём? — произнёс рассудительный Бочаров, золотарь, добивавшийся от государства уважительного отношения в смысле поименования себя сантехником. — Двинули животных дразнить. Я тут вчера так же с графским бульдогом развлекался, он меня за задницу цапнул и рубаху порвал. Поте-е-ха.

Отвергнутая Мазохистова, пытаясь удержать тающее кольцо слушателей, решительно обнажила вторую грудь, потом сняла юбку, но ничто уже не могло ей помочь. Цирк был и остаётся самым демократическим видом искусства. Окончательно потеряв аудиторию, ораторша зарыдала, смывая со стены свежую побелку. Однако заместитель милорда по административно-хозяйственной части ключник Фомин быстро прекратил разбазаривание, пригласив революционерку к сюзерену. Похоже, в деле освобождения трудового народа был достигнут взаимоприемлемый компромисс, потому что Мазохистова оставила общественную деятельность и в дальнейшем сосредоточилась на исполнении сложных обязанностей дегустатора яств для Его Светлости.

С тех пор жизнь окончательно вошла в мирное русло. Бывшие прикладники, программисты, электронщики переквалифицировались на удовлетворение более насущных нужд человечества, как то: чёрная и белая магии, изготовление живой воды, добыча философского камня, производство искусственного человека в пробирке и тому подобное. Я лично занимался разработкой левой ступни гомункулуса. Много проблем вызывала плюсна, и я частенько отправлялся в городские командировки в морг, где получал консультации у опытных прозекторов. Это принесло кое-какую пользу и персонально мне: я освоил верховую езду и выучил некоторые новые слова, позволяющие гарантированно расчистить дорогу в толпе простолюдинов. Надо сказать, этот слэнг поразил меня простотой и, в то же время, цветистостью и многозначностью. А мой приятель Мишель Арменянц, к примеру, писал «Инструкцию по управлению Големом Полоумным Самодвижущимся, третьей моделью», хотя сам ГПС-3, к счастью для окружающих, пока еще находился на стадии рабочего проекта, из которой, как все надеялись, и не выйдет. Исправно функционировали бухгалтерия, склад, столовая и библиотека. Подведомственная Конторе мастерская с воодушевлением и энтузиазмом преобразовалась в пытошную, после чего, наконец, выбралась из прорыва и начала с пугающей лёгкостью перевыполнять производственные задания. Директорский шофёр Витя Поц, пожав плечами, пересел в карету и продолжал гонять с прежней лихостью. Теперь он, к тому же, мог практически безнаказанно давить невнимательных пешеходов, чего ему так не хватало в прежней жизни. А скорость — штука относительная. В общем, всё шло хорошо.

Конечно, случались небольшие эксцессы. Так, однажды, примерно в десять утра со двора донесся такой грохот, что все побросали повседневные занятия и кинулись к окнам. Оказалось, у замковых ворот гарцевал на коне незнакомый рыцарь в полном вооружении и молотил по ним солидных размеров булавой. Характерно, что ворота были открыты. Витязь внушил такое уважение стражникам, что их как ветром смело. Что же касается мушкетёров, рекрутированных из инженеров и лаборантов, то они по своей привычке, собравшись в круг слева от крыльца, курили и обменивались впечатлениями по поводу амуниции и выправки всадника. А тот ревел на всю округу, требуя, чтобы хозяин замка, кто он ни на есть, великан или карлик, колдун или гоблин, объявился и сразился с ним в чистом поле. Замечу, ехать пришлось бы далековато — всё-таки центр города. К счастью, как известно из мировой литературы, слова этих паладинов не следует воспринимать всерьёз, обычно это лишь цепь красочных метафор, призванных заполнить паузы между гимнастическими упражнениями на мечах и копьях. Интересно, что в ассортименте возможных владельцев нашего заведения обычный человек отсутствовал. Видимо, граф тоже отметил это обстоятельство, счёл себя лишним на этом празднике жизни и благоразумно укрылся в своем кабинете, у дверей которого застыли с мечами наголо два татуированных смерда с фигурами культуристов. Между тем, искатель приключений у ворот окончательно взбеленился. Отменив прежний заказ, теперь он требовал исключительно дракона, причем сию минуту. Выпадая из стиля, он обещал накостылять несчастному животному так, что его родная мать примет за бегемота; если же искомый ящер выдан не будет, витязь сулил разнести всю лавочку к чёртовой бабушке. Вообще, его проклятия и угрозы в конечном счёте сводились к чьим-то родственникам. Любопытная особенность лексики. Кстати, дракона тщился вывести двадцатый отдел, но, увы, давно и безнадёжно выбился из графика. А жаль.

Ситуация становилась тупиковой. К счастью, выход нашел шеф, по большому счёту, мужик неглупый и сообразительный. Собственно, даже два выхода. Вначале он предложил послать к визитёру, под видом графа, Гагура как наименее ценного из физически боеспособных членов коллектива. Предварительно переодев, конечно. Однако этот план вызвал резкую отповедь Его Светлости, который был оскорблён уже самим предположением, что этого… шевалье кто-либо может принять за него. Возражал и сам Гагур, хотя по другим причинам. Вторая же идея Козюры оказалась несравненно лучше. Суть в том, что один из отделов после ряда разрушительных экспериментов синтезировал дурно пахнувшую золотистую маслянистую жидкость, которую разработчики считали эликсиром вечной молодости. Главным основанием для такого рода заявлений было то, что начальство поручало им создать именно вышеупомянутое средство. Первые клинические испытания показали, что тараканы, мыши, клопы и юные девственницы не выдерживают самого вида и аромата эликсира и в панике покидают лабораторию. Кролик, которого силой заставили принять два глотка жёлтой жидкости, взбесился, расшвырял пытавшихся его удержать экспериментаторов и скрылся в неизвестном направлении. Сотрудники вышеупомянутого отдела утверждали, что теперь лопоухий всегда будет таким же, как в момент приёма их лекарства. Если это правда, то не хотел бы я попасться на пути данного грызуна. Теперь нашим парацельсам требовались в качестве подопытных добровольцы-люди, но таковых что-то не находилось, несмотря на обещанные милордом премию, рыцарское звание и пенсию семье. Так вот, шеф предложил испытать эликсир на приблудном Ланцелоте, но в качестве не внутреннего, а наружного средства. Умельцы-плотники быстро соорудили жёлоб, верхний конец его закрепили на четвёртом этаже, а нижний вывели над стеной и с его помощью окатили нарушителя тишины с головы до ног. Эффект превзошел любые ожидания. Лошадь, на долю которой тоже немало досталось, взвилась и понесла, речь же всадника потеряла всякую связность и осмысленность, и они скрылись в туче пыли, лишь горестное: «Дракона мне, дракона!» — донёс до нас ветер.

Во всём, что бы ни происходило с нами, можно найти нечто хорошее. Только иногда приходится долго искать. Мы, наконец, смирились с новым образом жизни, сумели ощутить его запах и смак, удобно угнездились в отведённых ячейках бытия. Встретили последних командировочных, применили к делу или выбросили привезённые ими агрегаты и тут же разослали наших кочевников за очередными дефицитными ингредиентами. Например, де Козюре срочно понадобилась моча двухголового телёнка и селезёнка повешенного во вторник.

И что же вы думаете? Тут и накрыл нас Ветер Перемен. Курьер из столицы прибыл только накануне вечером, когда в замке почти никого не оставалось. Поэтому первое утреннее впечатление для многих оказалось непереносимым.

Я-то лично успел приготовиться ко всему. Поэтому просто вылез из аквариума, прошлёпал на кухню и попросил компьютер подогреть три порции чичи — две взрослые и одну детскую. Потом разбудил Та-аню и Ла-ари-ску (по-другому говорить не удавалось, видимо, лёгкие вмещали слишком малый объём воздуха, или проявлялось иное, чем у хомо сапиенс, устройство гортани), попытался успокоить их, сказав, что зато они теперь здорово умеют плавать и нырять, а я их и такими любить буду. Ла-ари-ска скоро затихла, играя с Имитатором в подводное сражение, а Та-аня еще долго всхлипывала, свернувшись в клубок в кресле. Слёзы так забавно смотрелись на их лупоглазых зелёных рожицах. Сам-то я, должно быть, то же хорош. Жаль, зеркал в каюте не обнаружилось, наверное, они просто нам не были нужны, так как волосы у нас не росли, а кожа была слизистая и не удержала бы косметики. Какая, однако, потеря для женщин!

Позавтракав, я прошёл в ближайшую артиллерийскую рубку, где уже находились все наши. Кроме, Га-агу-ра, конечно. Мне стало совестно, ведь некоторым пришлось даже воспользоваться лифтом, а добрались они раньше меня. Дав себе слово, что это не повторится, я уселся на своё место у терминала 216-38В. Как обычно, большой экран отображал диспозицию. Жёлтые огоньки обозначали корабли противника, алые — наши. Противостояние продолжалось уже много лет. Орудиям для того, чтобы действовать, требовались колоссальные запасы энергии, и потому выстреливший первым оказывался беззащитным перед противником. Следовательно, ни мы, ни они не имели права промахнуться. Артиллерийская атака требовала точнейшего расчета и стопроцентной гарантии. Вот и корпели мы долгие годы над решением задачи К тел в четырёхмерном пространстве, где К — количество кораблей врага. Мощности компьютеров не хватало, расчётчики ломались, люди — если нас можно было назвать людьми — сходили с ума. Два могучих флота, тщась уничтожить друг друга, дрейфовали в пространстве, используя встречные звёзды для пополнения энергии аккумуляторов, а планеты — как возможный источник математиков и вычислительной техники. Никто не решался стрелять. Так могло длиться ещё очень долго. Философствующие коллеги считали — вечно. А раз немедленный конец нам, в общем-то, не грозил, то пора было обустраиваться. Парни нашли заменитель табака — корень комнатного растения ике — и часами жевали его, уединяясь на корме. Хотел бы я знать того настойчивого маньяка, который сделал сие эпохальное открытие. Так и вижу, как он с энтузиазмом пробует всё подряд, Мичурин слизистоногий. Дамы, за невозможностью использования косметики и никчемностью костюмов для тех, кто вынужден большую часть суток проводить в воде, изобрели непромокаемые пояса на талии (точнее, на том, что они считали талиями) и особые способы переплетать пальцы рук. Мода в этой области постоянно менялась. Шеф, чтобы не сидеть без дела, придумал дежурства у пускового пульта и лично следил за соблюдением графика. Оля и Витя, обнаружив, что целоваться их новыми губами невозможно, в качестве паллиатива непрерывно спаривались в маленьком аквариуме за видеофоном. В воде вокруг них уже резвились десятки головастиков.

В быту мы осваивали новые виды отдыха и развлечений. Как приятно было нежиться в мелкой ванночке под голубоватыми лучами ультрафиолетовых ламп! А веселые семейные игры в столитровом аквариуме?! Вода подсвечена цветными прожекторами, и вся её толща бурлит от множества шаловливых воздушных пузырьков, порождённых мощными компрессорами, укрытыми на дне среди полупрозрачных причудливой формы камешков, которые некогда захватили с родной планеты наши корабли. Я касаюсь скользкого пупырчатого бока жены, и она отвечает мне озорным шлепком перепончатой руки. Дочь играет галькой среди кипения вертикальных струй, и я с удовлетворением отмечаю, как сильно она похожа на мать. Даже её слизь оставляет на мебели пятна того же цвета. И пахнет она так же — расплавленным гудроном, к которому примешано чуть-чуть жжёной резины, аромат которой отдаёт сладостью детства и лёгкой горечью ранней юности. Наверное, тоже вырастет красавицей. Со стороны наши скользящие в пластиковом кубе стройные фигуры с растопыренными дугообразными конечностями наверняка чудесно смотрелись. Да, у меня наконец-то снова был телевизор, точнее, стереовизор, да еще какой — мультиэкранный, с эффектом присутствия и интерактивной приставкой, позволяющей соучаствовать в любой передаче: от фантастического многосерийного триллера «Сухие» о завоевании нашего прежнего мира гуманоидными агрессорами до супероткровенного эротического шоу «В тёплой ямке у пруда». Короче, мы вновь были счастливы.

А между тем на крейсере завелись различные идеологические группировки. Одна, например, предлагала прекратить перестраховочные расчёты, выстрелить по противнику и посмотреть, что будет. Понятно, что состояла она, в основном, из обслуживающего персонала, не обременённого высшим образованием. Другая выдвинула сразу же ставшую популярной идею развернуться и лететь на материнскую планету. Адепты этой концепции исходили из того, что врагу уже тоже всё надоело и он, безусловно, последует нашему примеру. У данного предложения был только один, но очень серьёзный недостаток: никто не знал, существует ли ещё исконный мир, да и нужны ли мы там. А здесь мы всё-таки имеем какое-никакое, но занятие и неплохо обеспечены материально. Третья партия так же, как и первая, отвергала важность работы вычислителей, но из совершенно иных соображений. Она рассматривала изменение диспозиции противника как растянутый во времени акт божественного вмешательства в окружающую реальность, соответственно, отрицала возможность постижения этой картины интеллектуальным путём и рекомендовала экипажу прекратить суетную мирскую деятельность, погрузиться в молитвы и самоочищение и, медитируя, ожидать откровения свыше, которое и разрешит все проблемы. Четвёртая фракция пребывала на крайних позициях: она заявляла, что никаких врагов нет, жёлтые и красные огоньки — чистая фикция, вообще ничто не существует, кроме корабля и, возможно, космоса, поэтому следует прервать нынешнее абстрактное времяпровождение и переключиться на более насущные занятия, а именно на секс, спорт и изящные искусства (под которыми они понимали тот же секс, но изощрённый, а также изготовление столовой посуды методом случайной группировки молекул расплава, циркулирующего по корабельным канализационным системам). Вышеописанные концепции приобрели столько поклонников, что командование всерьёз забеспокоилось и приняло соответствующие меры. Я сам был свидетелем того, как после посещения одной захолустной планеты на борт грузили контейнеры с икрой местных земноводных. По-видимому, руководство махнуло на нынешний экипаж рукой и решило выращивать нового человека. Неизвестно, чем закончились бы эти планы, если бы их успели осуществить. Однако не довелось. Все настолько увлеклись политикой, что забыли следить за метеообстановкой, и на сей раз Ветер Перемен прихватил нас совершенно внезапно.

Однажды утром я обнаружил, что являюсь хромированным цилиндрическим роботом с десятком рук и усечёнными конусами на шарнирах вместо ног. Жена, ТАНЯ-14, была изготовлена из лёгкого серого металла, имела множество манипуляторов, передвигалась на гусеницах и специализировалась на обслуживании жилых помещений. Низкий глуховатый баритон её динамиков приятно контрастировал с высокими тонами моей акустики. ЛАРИСА-123Э, маленький сверкающий кубик с невероятным количеством торчащих во все стороны щупалец, носилась на восьми колёсиках по ангару столь стремительно, что в телекамерах темнело. Она официально считалась нашей дочерью, поскольку именно мы, я и ТАНЯ, совместно её программировали. ЛАРИСА не имела пока полезных для общества функций, поскольку процесс её спецификации ещё не был завершён. Однако мы с ТАНей очень любили дочь и втайне желали, чтобы обучение тянулось подольше. Вообще же наша триада числилась весьма удачной, имела индекс совместимости 171 по шкале Вибратора 12–47. По ночам, когда мы с помощью специальных кабелей объединяли свои электрические, гидравлические и интеллектуальные системы, я ощущал такое наслаждение и такую гармонию, какие не испытывал ни в одном из прежних Воплощений.

Шеф представлял собой огромный малоподвижный параллелепипед с сотней разноцветных лампочек на лицевой панели и памятью, размещённой на сменных дисках. Он предназначался исключительно для руководства прочими устройствами и потому не имел конечностей. В коллективе поговаривали, что данная модель уже давненько морально устарела и подлежит списанию. Зато его помощник, БРУТ, сверкал новенькими индикаторами, поражал приспособляемостью, скоростью обработки информации и большим количеством разнокалиберных кабелей-переходников, которые он, отвергая замшелые традиции, держал на виду и всегда в полной боевой готовности. Дамы жаловались, что при всяком удобном случае он насильно подключается к их самым интимным разъёмам. Кстати, именно эта невинная привычка и тормозила его в служебном росте, но он не унывал и всегда говорил, что карьера не должна мешать удовольствиям. Наше подразделение строило Межтактный Интердурмиксер Фракционный для Суперкомпьютера, который создавался всей цивилизацией на базе предыдущего Сверхкомпьютера. Дело немного осложнялось отсутствием полной документации на МИФ, нехваткой комплектующих, периодическими изменениями требований ВАМПИРа — Высшего Автономного Модуля по Приёму Исследовательских Работ, а также конкуренцией со стороны смежного отдела, который параллельно разрабатывал свой МИРАЖ, предназначенный примерно для тех же целей, что и МИФ. Кроме того, у нас недоставало сотрудников, поскольку многие прочёсывали планету в поисках дефицитных деталей. Из оставшихся активно функционировали тоже далеко не все: одни ввиду преклонного возраста или изношенности внутреннего оборудования, другие из идейных соображений, а ОЛЯ и ВИТЯ, например, замкнули друг на друга входы-выходы и застыли в пароксизме соития, полностью изолировавшись от внешнего мира. К тому же они избрали местом своего экстаза дефицитный вибростенд, тем самым исключив и его из производственного процесса. Конечно, и у создателей МИРАЖа наличествовали схожие проблемы, но от этого было не легче. Кроме того, конкуренты сознательно накаляли атмосферу; например, записали на мнемоид крики восторга и разряды интеллектуального пресыщения и периодически запускали через коммуникатор, демонстрируя народу и, в первую очередь, нам свои фиктивные успехи, отчего босс впадал в бешенство и плевался дисками. На это наслаивались проблемы с профсоюзами, требовавшими ограничить рабочий день семью часами, уравнять (путём изъятия лишних микросхем) интеллектуальный потенциал всех видов техники и поднять напряжение в сети; с командировками, на которые бухгалтерия не желала выделять аккумуляторы; с комиссией, которая проверяла сохранность фондов и отказывалась запротоколировать наличие эмиссера жгутиковидного, поскольку по её бумагам проходил «эмиссер жутковидный». И тому подобное.

Короче, всё шло, как обычно. Похоже было, что и это задание мы в срок не выполним. Зато настроение было лучше некуда, и микроклимат в отделе, в общем-то, не зависел от результатов трудовой деятельности. А ведь это, в конечном счёте, главное, разве нет?

Да и вообще: кто-то из великих сказал, что важна не столько цель, сколько движение к ней. А уж двигаться-то мы умеем, это нам только дай!

Но тут опять пошли слухи о Ветре Перемен.

— И это всё? — спросил слушатель в красном. — Ваша биография нам теперь, в целом, понятна, по крайней мере, её заключительный этап. Но причины появления в таверне как-то остались за кадром.

— Да, — смущённо согласился нетопырь, — история действительно нуждается в эпилоге.

Когда последний посланец вернулся из поездки, и БРУТ, систематизировав данные, доложил, что найдено всё, кроме переносного дисплюера, коего, как точно установлено, вообще не существует, босс вызвал меня к себе.

— Значит, так, АРКАДИЙ, — прогудел он. — Ситуация вам в целом известна. Этот дисплюер — наш последний шанс. Никогда мы ещё не были так близки к цели. Если не успеем его достать в самое ближайшее время, придётся начинать сначала. Профессионалы, похоже, выдохлись, если уж их останавливает такой пустяк, как какое-то там «невозможно». Для настоящего исследователя — правильно я говорю? — ничего невозможного нет. Попадая в тупик, он кидается на проблему, как, понимаете ли, птица кондор, если вы ещё помните, кто это, и не оставляет на ней, фигурально выражаясь, ни одного живого места. В общем, АРКАДИЙ, дело поручается вам. Больше некому.

— Как, а БРУТ? — удивился я.

— Что ты! — шефа даже заискрило. — БРУТ только рад будет, если меня спишут. И ведь не просто на свалку выбросят, а предварительно разукомплектуют, снимут казённые устройства. А я ко всему этому так привык, — и его динамики подозрительно зашипели.

— Но что я-то сумею сделать? — удивился я. — Сказано же: этот чёртов дисплюер не существует.

— В нашей реальности, АРКАДИЙ, — выразительно произнёс он. — В нашей. А вот здесь у меня есть один приборчик, так называемый импровизатор, — он подкатился к пластиковому кубу, снабжённому множеством шкал, но всего одним переключателем типа тумблера, — который перебросит вас в какую-либо иную плоскость бытия. К сожалению, предсказать, куда вы отправитесь, невозможно: выбор осуществляется самопроизвольно. Однако это — наша последняя надежда.

— А если я откажусь?

— Никакие отказы не принимаются. Знаете такое слово — «надо»? Учтите: куда бы вас ни зашвырнуло, вся полнота ответственности за выполнение задания ложится на вас. Вплоть до оргвыводов.

Я почувствовал себя неуютно, словно подключился к сети с повышенным напряжением.

— Да, но как вы меня вернёте назад? У меня всё-таки семья, ребёнок…

— Изобретатель уверял, что через пару часов произойдёт автоматическое возвращение. В крайнем разе, говорит, случайно туда угодил — случайно и обратно попадёт. Энтузиастам, мол, везёт.

— Ну что ж, — пробормотал я. — Попробую, пожалуй, если вы даёте гарантию, — и въехал на постамент.

— Конечно. Никакого риска, — твёрдо заявил босс. — А в случае чего я лично этого фарадея на запчасти разберу. С помощью дистанционного управления модели БРУТ. Ну, вперёд, АРКАДИЙ. Родина в лице меня и нашего дружного коллектива верит в вас. Дерзайте. Нажимайте тумблер.

— Вот так я и угодил сюда. Значит, у вас дисплюера переносного точно нет? Жаль. Хотя, судя по моему наряду, всё равно уже было бы поздно. С другой стороны, если бы мы достигли цели, что дальше-то делать? А так жизнь сохраняет смысл.

— Да что вы? — изумился господин в красном. — Жизнь — штука совершенно бессмысленная. Поверьте мне, уж я-то в таких делах специалист. В конечном счёте, лишь смерть имеет цену. Между прочим, пора уже, наверное, и мне рассказать что-либо из своей богатой биографии.

— Прислушайтесь, — закричал Джон, вскакивая на ноги. — Разве вы ничего не ощущаете?

Присутствующие замерли, обратившись в рецепторы, нацеленные вовне. Да, в окружающей среде явно что-то происходило. Дул с каждым мгновением набиравший силу ветер, отовсюду доносились призрачные звуки, освещение менялось от ярко-белого до багрово-красного.

— Вы не поняли? — спросил Булах, драматически повышая голос. — Похоже, лорд встали и сейчас будут кушать.

— Да, — возгласил алый, раздвигаясь, как телескоп, и явно пытаясь заполнить собой весь свободный объём, — я уже слышу, как скрежещут на несмазанных петлях врата Ада и птицы Преисподней заводят Песнь Голода.

— Ладно, хорош пугать-то, — махнул на него лапой Левый Полусредний. — Инкогнито ваше, дорогой мой, давно уже раскрыто, поэтому незачем изображать здесь гастроли провинциального театра в колхозе «Большие клыки». Лучше подумаем, что нам предпринять для спасения данной экологической ниши.

— А знаете, — слабым голосом произнёс груимед, — мне кажется, что процесс раскусывания и переваривания мог бы составить для меня известный интерес. Я бы, пожалуй, проголосовал за то, чтобы насладиться этими новыми, необычными впечатлениями.

— Я, — взвизгнул кабатчик, — я представляю, что надо делать. Вознесём молитвы к тому, кто неустанно печётся о нас, кто непременно поможет в трудную минуту.

— Ты про спонсора? — удивилась Сью. — Да где его отыщешь в этой глухомани?

Не обращая на неё внимания, Джон бухнулся на колени, не забыв, впрочем, поддёрнуть брюки.

— Творец! — закричал он. — Творец! Выслушай просьбу мою. Не покинь в сложившихся неблагоприятных обстоятельствах этих… как их там… чад своих.

— Ну что вы орёте? — недовольно откликнулась Вселенная. — Прямо верблюд в период гона, прости Господи. Знаете ведь, что я всегда здесь, как привязанный, и со слухом у меня полный порядок. Что нужно-то? Какие-то проблемы?

— Он ещё спрашивает! — возмутился толстяк. — Сам нас втравил в эту передрягу и теперь изображает святую невинность! Нас сейчас сожрут, не видишь, что ли?

— Я-то вижу, — лениво, с ехидцей в голосе отозвался Создатель. — Я, если ты не забыл, вообще всевидящ в рамках данного текста. Просто, может быть, полагаю, что это не худший способ от вас, наконец, избавиться. Трагический финал придаст произведению, во-первых, пикантную горчинку, что оттенит его ироничный, в целом, характер, а, во-вторых, лёгкий аромат изысканного садизма — для шарма.

— Значит, так? — багровея, спросил кабатчик. — Финита ля комедиа?

— А как же, — подтвердил Творец.

— Ну что ж, ребята, — обратился Булах к окружающим, — тогда и у нас нет другого выхода. Прибегнем к последнему оружию выдуманных персонажей. Муза с нами, друзья!

— А не круто берёшь? — пробормотал Полусредний. — Не рано ли использовать крайние методы? Может, он ещё одумается?

— Какое там «рано», — горько произнёс Джон. — Не видишь — издевается же?! Шутки шутит. Вот пусть и веселится в одиночку7 Но пасаран, товарищи.

И, исполняя свой призыв, первый замертво рухнул на пол. Остальные, подталкивая друг друга, как выстроенные в ряд костяшки домино, последовали его примеру. Через мгновение в таверне была лишь груда бездыханных тел.

Хозяин, приподнявшись на локте, открыл один глаз.

— Ну что, доигрался? — ядовито сказал он. — Теперь добирайся к своему вожделенному финалу как-нибудь сам, без нас. Попробуй завести здесь театр марионеток, они уж не взбунтуются. Или таких кукол на тростях. А нас не зови, мы умерли, — и откинулся, побледнев и закатив глаза.

— Нет!! — возопил Творец. — Не хочу на тростях. И на ниточках не желаю. Жажду полнокровных, живых алкаю, самостоятельных. Простите меня, пожалуйста, я больше так не буду!

— А по-другому будешь? — осведомилось какой-то из хладных трупов. — Помыкать нами прекратишь?

— Нет, — честно сказал Создатель. — Не могу. Функция у вас такая, страдательная. Но я осторожно.

— Ладно уж, — сказал дракон, принимая вертикальное положение, — но чтоб в последний раз.

Харчевня закачалась, затряслась, посуда попадала со столов.

— Да сделайте же скорее что-нибудь, — завизжал кабатчик. — Нас уже на съедение понесли.

— Хорошо, — согласился Творец, — приступаю.

Сверкнула молния, и посетители обнаружили себя в пассажирских креслах авиалайнера. Булах сжимал в разом ослабевших руках штурвал. Салон накренился, пейзаж за иллюминаторами, ускоряясь, понёсся прочь в направлении хвоста, воздух за бортом взбесился и взвыл.

— Я не умею вести самолёт! — закричал Джон.

— Тоже мне открытие, — успокоил его Демиург, — но это и не важно, потому что управление вышло из строя.

— И что же нам теперь делать?

— Ничего. Отдыхайте, наслаждайтесь жизнью.

— Но мы же в этом… да, в пике!

— Не волнуйтесь, падение скоро прекратится. Земля близко.

— Творец, мы так не договаривались. Я не согласен менять медленную мучительную смерть на быструю мучительную.

— Вы не сторонник скорости? Тогда попробуем вариант второй.

Затемнение — и все оказались на высоких вертящихся табуретах у длинной стойки бара, сжимая в передних конечностях рюмки с напитками.

— Выпьем, — произнёс голос из замаскированных динамиков, — за благополучное завершение данного повествования.

— Я бы не советовал, — наставительно сказал герой в красных одеждах, он же, как собутыльники уже давно догадались, чёрт.

— Почему? Прекрасное шерри, — принюхался Булах.

— Опыт. Интуиция. Если хотите, профессиональное чутьё.

— Пейте же, — настаивал голос.

— В бокалах яд, — догадался Стон.

— Конечно. Но медленно действующий, — подтвердил невидимка. — И вас никто не будет есть. Напротив, вы сами нечто выпьете. Всё согласно заявке.

Булах выплеснул напиток.

— И это не устраивает? — загрохотал Творец. — Ну, знаете ли, на вас не угодишь. Я тоже, в конце концов, умею сердиться.

Пространство покрылось сетью трещин, предметы и тела странно искривились, принимая дикие, причудливые формы.

— Что происходит? — зарычал Левый Полусредний, выплёвывая из пасти один из своих хвостов.

— Ничего особенного, — отозвался Создатель текста. — Просто я сминаю этот лист в комок и собираюсь швырнуть его в корзину.

— Остановись, — взмолился Булах. — Давай решимся ещё на один вариант. Мы не будем чрезмерно требовательны, клянусь.

— Договорились. Но этот — последний.

Таверна приняла вид гигантской бутыли из-под шампанского с открытым горлышком, дрейфующей в космическом водовороте. Внутри восстановилось первоначальное убранство, вдобавок сквозь толстые полупрозрачные стенки можно было увидеть немало интересного. Мимо, например, проплыла старая летающая перечница с альдебаранцами, за ней — игрушечный заяц с барабаном, некогда потерянный одним моим знакомым мальчиком.

— Создатель, где мы? — спросил кабатчик.

— Вас втягивает в гравитационную воронку, в быту именуемую чёрной дырой. Довольно любопытный природный феномен, кстати.

— И долго мы будем в неё падать?

— С вашей точки зрения — вечность.

— Ну, это меня устраивает, — облегчённо вздохнул Булах.

— Ладно. Кончится вечность — звоните.

— Насколько я понимаю, — подал голос чёрт, — вопрос о нашем дальнейшем физическом существовании временно снят с повестки дня. Теперь можно и о душе поговорить. Как вы догадываетесь, в данном предмете я большой дока. С детства, можно сказать, увлечён. Кстати, моё повествование посвящено и ей. Косвенно, впрочем. Собственно, я хочу прочитать вам кое-какие записи, которые я вёл в течение длительного этапа своей деятельности, — и он извлёк из складок одежды пухлую книжицу в чёрном, конечно же, переплёте. — Не сомневаюсь, что смертные найдут в них немало увлекательного и поучительного. Даты я, с вашего разрешения, опущу, так как в наших местах особое летоисчисление и специфический календарь, непосвящённому они ни о чём не скажут.