Посиделки в межпланетной таверне «Форма Сущности» (СИ)

Дневник одного демона, или Особое поручение Дьявола

С сегодняшнего дня начинаю вести дневник. Согласен, это достаточно необычно для нас, обитателей Ада, существ, вообще говоря, не склонных к созидательной деятельности, но в данном случае речь идет обо мне, личности весьма незаурядной. Хочу запечатлеть для потомков некоторые этапы моей яркой биографии. Побудительным же мотивом послужило оскорбление, нанесенное мне публично, на Ассамблее. Впрочем, обо всём по порядку.

С утра стояла великолепная погода, и ничто не предвещало грядущих неприятностей. Дождь со снегом развезли на дорогах грязь, и навоз, не убранный с той поры, когда по городу прогнали стадо свежезаморенных земных политиков, наполнял воздух благоуханием. Чуть позже прошел метеоритный дождь, и я своими глазами видел, как особенно крупная глыба срезала угол густонаселенного небоскрёба.

Воодушевленный, я вышел погулять и поискать приключений. По обыкновению, начал с того, что устроил засаду возле ближайшего пешеходного перехода. Вообще, я отлично умею маскироваться. Сегодня, например, притворился банкой из-под сельди иваси, и тот, кто видел меня, поклялся бы, что во мне не только совсем недавно содержался именно этот сорт рыбы, но и что он явно перележал допустимый срок. Следовало подкараулить момент, когда какая-нибудь чёртова бабушка захочет перейти улицу, и усилием воли сдерживать смех, пока старушенция, шарахаясь от автомобилей, пересекает проезжую часть. Но едва карга, кляня всё и вся, ступит на вожделенный тротуар — налететь вихрем, схватить в охапку и, прорезав в стремительном полёте транспортный поток, отволочь на исходную точку. Потом церемонно раскланяться и исчезнуть, не дожидаясь благодарностей.

Между прочим, эту игру придумал лично я, чем немало горжусь. Однако сегодня день выдался не рыбный, ни одна старушка возле «зебры» не появилась, а со стариками такой номер проходит хуже.

Зато по дороге в наш образцово-наказательный институт встретил Лысого, Зубарика и Криволапого. У них как раз был период ритуальных пыток, и кожа на боках висела клочьями. Лы приветствовал меня кратким изложением моих достоинств и полным перечнем недостатков. Я в ответ вежливо охарактеризовал стиль поведения матерей всех троих в свободное от чистки выгребных ям время. Зу и Кри нервничали после занятий и чересчур небрежно и легкомысленно повели беседу, сразу же перейдя к моему пресловутому прапрадедушке, действительно имевшему нестандартные личные взаимоотношения с самкой известного Цербера. Подобная невоспитанность оскорбила, буквально вынудив изложить возражения с помощью пулемёта. Лы, который рос в обеспеченной семье и с раннего детства числился хорошей компанией, попрощался противопехотной гранатой, однако я успел кончиком хвоста отбить её в сточную канаву. И зря: в полубессознательном состоянии он позабыл снять чеку, и ценная вещь бесполезно утонула. Я с интересом осмотрел тела. Судя по характеру повреждений, в ближайшие пару эпох им не ожить.

Всё-таки то, что мы бессмертны и лишь развоплощаемся на более или менее длительный срок, в значительной мере обесценивает систему этических норм. Какой, к примеру, толк терять полдня на минировании квартиры соседа, если спустя какое-то тысячелетие он вновь поселится рядом вместе со всей семейной камарильей? Или: переезжаете вы любимую тетушку автомобилем, не щадя новеньких покрышек, а через энное количество веков она опять досаждает вам толстым семейным альбомом. Хотя доверяет почему-то уже значительно меньше. Более того: в данных условиях теряет реальный смысл само понятие наследства, и это обстоятельство лишает Преисподнюю романтики имущественных преступлений.

Лекция была посвящена способам заклятия духов. Любопытное это, должно быть, занятие: притвориться заклятым и, прикрываясь алиби, устраивать хозяину мелкие забавные каверзы. Надо будет как-нибудь попробовать.

Вечером на Ассамблее и случилась та история, из-за которой я завёл дневник. Как обычно, мы фланировали по залу, стараясь развлечь друг друга весёлыми выходками: втыкали иголки в стулья, привязывали чужие хвосты к дверным ручкам, расстёгивали юбки на дамах, подсовывали невинным девицам книжки божественного содержания. Даже дети, и те вносили свою лепту, стреляя из рогаток маленькими твёрдыми шариками и подставляя подножки танцующим. Самые уважаемые или просто отличившиеся за день поднимались по очереди на возвышение и делились с нами воспоминаниями о своих достижениях.

Бал был в самом разгаре, когда на трибуну выскочил этот идиот Подергунчик и начал орать:

— Нечистые! Я вынужден вмешаться в ход празднества, чтобы заявить: среди нас завелись нечестивцы, растленные адепты Небесного влияния. Не далее, как сегодня утром, я был свидетелем того, как присутствующий здесь Длиннохвостый совершил ряд поступков, отдающих добродушием и даже, хоть мне и неудобно произносить это при дамах, состраданием. На моих глазах он освободил троих посвящаемых, подарив им быструю смерть вместо долгих стандартных мук. Ручаюсь, что он сделал это из жалости. Один из троих был его давним приятелем.

Поднялся шум. Старые черти метали искры из глаз, поджигая всё вокруг; молодые демоны прыгали по столам, топча посуду, но щадя бутылки со спиртным; дамы просто визжали, демонстрируя завидный объём лёгких и богатые, но неприятные вокальные возможности. Я бросился к постаменту, столкнув с него Подергунчика; при этом незаметно для окружающих порвал его рубашку, сломал ему левую руку и три ребра, раздробил челюсть, выбил глаз и трижды от души высморкался в его модный галстук. Затем откашлялся и напряг голосовые связки, пытаясь перекричать весь этот гвалт. Я подробно информировал присутствующих об утренних происшествиях, представив себя, разумеется, в самом выгодном свете. Про Подергунчика я практически ничего не сказал, лишь красочно описал, как он метался, пытаясь прикрыть хилым телом Лысого и его приятелей, умолял пощадить их, взяв взамен его жалкую жизнь, и как я, проявляя отточенную, свойственную лишь мне жестокость, вначале хладнокровно пристрелил их, а потом, вдоволь покуражившись, отпустил его на волю продолжать никчемное существование, приносящее лишь страдания, неудачи и насмешки окружающих. Тем самым я нанёс максимальный ущерб всем четверым: им, молодым, полным сил и энергии, и ему, гнусному мозгляку и уродливому недоумку.

К этому времени мерзавец вернулся в зал в инвалидной коляске и успел услышать посвященные ему пассажи. Он аж побагровел и едва не вывернулся наизнанку, пытаясь ответить достойными оскорблениями, но куда ему до меня. Конец моей речи был столь величественно-ужасен, что не могу не привести его здесь дословно:

— Коллеги! Все мы не лишены недостатков. Вероятно, и я порой оказываюсь недостаточно злобен и, к примеру, сразу убиваю там, где ещё мог бы предварительно попытать. В этом виноват и покорно склоняю голову. Но кто и когда мог бы упрекнуть Длиннохвостого в милосердии или, тем более, унеси Дьявол, в любви?! Вы же хорошо знаете меня. Вспомните: разве я хоть раз передал в общественном транспорте деньги на билет? Зато в часы пик я многократно продирался из середины салона к передней двери и обратно. А разве кто-либо ещё включал в электрическую розетку неотрегулированный отбойный молоток во время популярных телепередач? Я никогда не вытирал ноги, посещая чужую квартиру, и не снимал обуви, проходя в комнаты. При этом искусно выбираю момент визита, нанося его тогда, когда хозяева завершают уборку дома или только что закончили ее. Кто, как не я, устроившись на летние каникулы общественным инспектором дорожного движения, установил рекорд Преисподней по количеству и величине выписанных штрафов за неправильную парковку автомобилей?! Именно я в день завершения миссии в качестве блестящего заключительного аккорда, попирая закон так, как никто его ещё не попирал, приговорил двоих нарушителей к смертной казни и немедленно привёл приговор в исполнение. Кстати, кто ещё, кроме отъявленного садиста, выбрал бы такой источник приработка? Большую же часть свободного времени я провожу, трудясь контролёром на автобусных остановках. Это ли не свидетельство коварства и общей подлости характера? Если же я кого не обидел, не задел и не унизил, то обязуюсь восполнить пробел в будущем. Несмотря на отдельные слабости, в целом я плох, и помыслы мои грязны. Верьте мне, черти!

Спич вызвал аплодисменты, обмороки, предложения руки и тела от нескольких хорошеньких дьяволиц, которыми я решил воспользоваться последовательно, и даже три-четыре попытки убийства со стороны наиболее восторженных фанатов. Тем не менее, после завершения оваций практически единогласно Ассамблея решила отдать меня под суд. Не могу быть на них в обиде: в Аду так мало развлечений. Кроме того, я совершенно уверен в исходе дела.

Сегодня состоялся процесс. В состав жюри входили слоноподобный Бегемот и Асмодей, две из трёх голов которого были перекошены даже больше обычного — по слухам, он опять сожрал своего дантиста и мучился от последствий. Председательствовал сам Вельзевул. Он же исполнял функции прокурора — традиционный метод экономии фонда заработной платы. Адвоката, естественно, не полагалось, и я защищал себя сам.

После того, как свидетели сообщили примерно то же, что я описал выше, правда, при этом расцветили серую ткань буден массой ярких эпизодов собственного сочинения, начались прения сторон. Прокурор произнёс хлёсткую обличительную речь, в которой мне были посвящены два крохотных абзаца в конце. Несмотря на мои неоднократные протесты, обращенные к председателю, тот так ни разу и не прервал чрезмерно увлекшегося оратора. Я же в общих чертах повторил свою речь на Ассамблее.

Затем суд удалился на совещание, которое длилось часа четыре. Всё это время из-за закрытых дверей в зал доносились звон ложек и вилок, чавканье, хлюпанье, тосты и приглушённые звуки смеха. Видимо, Бегемот рассказывал свои излюбленные скабрезные анекдоты, которых собрал в разных мирах Вселенной неисчислимое множество. Когда прения завершились, он по рассеянности не снял с шеи роскошную блондинку и так и вышел вместе с ней. Впрочем, старый греховодник не растерялся и, несмотря на неглиже, представил ее публике как секретаря суда. Наконец Вельзевул встал за столом, стукнул молотком по голове зазевавшегося зрителя и объявил решение. И вот тут я был потрясён по-настоящему. Меня признали виновным не только в добродушном убийстве столь некстати подвернувшейся компании, но и в преступной любезности в связи с тем, что я, хотя и в неправильном направлении и с превышением скорости, но всё же перевёл старушку через улицу.

В качестве приговора я был передан под наблюдение районного попечителя безнравственности. Я должен буду ежевечерне отчитываться перед ним за проведенные сутки. Если за относительно короткий период не известной мне заранее длительности не совершу достаточно неблаговидных поступков, мне придётся пойти к Дьяволу, который сам назначит мне способ искупления или характер истязания.

Вот говорят: нет правды на земле. Так я вам скажу, что нет её и ниже.

Первый день «под колпаком». Старался как никогда. Среди ночи четырежды вставал, спускался во двор и раскачивал «крайслер» соседа до тех пор, пока не включалась противоугонная сирена. Каждый раз вой и улюлюканье будили весь дом. Заодно проколол ему шины и нацарапал гвоздём на крыле хорошее слово.

С утра загнал в болото отряд юных дьяволят. Написал на телевидение сотню посланий разными почерками с просьбой показывать побольше научно-популярных передач и концертов классической музыки, причём обязательно в «золотое» вечернее время. Прошелся по городу и со всех газетных стендов повырезал окончания интересных статей и результаты футбольных матчей. Возвращаясь, встретил группу зарубежных туристов, вызвался показать дорогу до гостиницы, завёл в центр трущоб и там бросил. Всех попадавшихся мне девушек в ярких платьях толкал в грязные лужи и на путь порока. Наконец, уже дома открыл краны и затопил нижних жильцов.

Неся доклад попечителю, чувствовал себя героем очерка на аморальную тему или даже передовицы «Из зала суда всех гадов сюда». И что же вышло? Он растерзал мои подвиги в клочки и объявил, что всеми моими поступками движет подспудная тяга к благу. Он просверлил меня рентгеновским взором и откопал в качестве побудительных мотивов добросовестность, стремление к прекрасному, любовь к детям и даже патриотизм. И всё это отразил в бумагах. Ещё немного, и у меня крылья вырастут. Когда же я стал протестовать и потребовал, чтобы он смотрел на дело непредвзято, он заподозрил у меня синдром маниакальных поисков справедливости. Угрожал передать под лечебный надзор. Только этого не хватало.

С горя у меня прорезался поэтический дар. Написал первое в жизни стихотворение:

Неужели начинается шизофрения?

Сегодня пригласил в гости самых надоедливых и скучных родственников. Таковых оказалось большинство. Когда они перемыли кости хозяину и нескольким десяткам неизвестных мне особ, попутно съев и выпив всё, что было на столе, я встал с рюмкой в руке (которую наполнил из отдельного сосуда) и с приличествующей случаю ноткой трагизма в голосе объявил, что вино и пища были мною отравлены. Надо было видеть их лица! Я торжественно выпил за упокой их душ и лишь затем, расхохотавшись, сообщил:

— Как я и предполагал, дорогие мои, у вас начисто отсутствует чувство юмора.

Тут и они принуждённо засмеялись, пытаясь скрыть облегчение и продемонстрировать, что тоже понимают шутки и, более того, с самого начала догадались, что их разыгрывают. Тем не менее окончание междусобойчика прошло напряжённо, и после нескольких партий в «дурака» краплёными картами родственнички разошлись.

Ах, как жаль, что я не мог посмотреть на них в тот момент, когда они поняли, что дурачил их я именно во второй раз, а не в первый.

Так вот, и это маленькое упражнение не было засчитано. Попечитель сказал, что, сообщив гостям про яд, я повёл себя с ними честно (честно! надо же извратить так смысл моих поступков), и, благодаря этому, они могли успеть спастись, если бы догадались зайти к врачу. И это он говорит мне! Кто, интересно, лучше знает мою родню — он или я? Так кому же судить об уровне их догадливости?

Знаете, как его в народе называют? Сокращают длинноватое наименование должности, и получается «райпоп». Райпоп он и есть. Не знаю, в чём причина такого эффекта, но звучит мерзко.

В городе откуда-то стало известно про предположительный диагноз, который мне поставил попечитель. Небось, сам райпоп и проболтался. Недаром они дают при вступлении в должность подписку о разглашении вверенных тайн. Вокруг стихийно организовалось что-то вроде санитарной зоны — обходят за два километра. Должно быть, заразиться боятся. Если бы не моё умение маскироваться и не мины с дистанционным управлением, дни пролетали бы совершенно впустую.

Впрочем, он по-прежнему всё отвергает. Какая чертовская тупость!

Тоскливо. Одиноко. Солнечно. В общем, типичный набросок к картине «Конец Тьмы». С горя пошёл поплакаться в жилетку к Пятаку — двоюродному дяде по матери. Долго рассказывал ему про житьё-бытьё (если тут можно говорить о житье), жаловался на райпопа. Выслушав, дядя Пятак сказал:

— А чего ты, интересно, хочешь? Даже самый гнусный поступок оказывается для кого-то добром, и даже в самом благом деянии содержатся зёрна зла. В мире нет абсолютного Добра и абсолютного Зла. Кроме, разве что, Того, кого у нас не принято поминать. Дьявол — и тот был некогда падшим ангелом. Чистых вещей в природе не существует, всюду смешаны Тьма и Свет, но в разных пропорциях. Так что в каждом объекте можно найти и то, и другое. Вопрос состоит в том, что ты ищешь.

— Выходит, райпоп жульничает? Ловит меня на том, чего я в принципе не могу избежать?

— Конечно.

— Значит, я ошибся, и он вовсе не туп, а, напротив, дьявольски коварен?

— А ты что думал? На такое место кого угодно не поставят. Это же примерный эквивалент заместителя первого секретаря райкома по идеологии, не хухры-мухры. Член провинциального аппарата, номенклатура Его Мерзости.

— Но это же нечестно! То есть, я хотел сказать… неадекватно.

— Слушай, сынок, ты бы поаккуратнее со словами. Помни, где ты находишься. Честность — это по другому ведомству. У нас, знаешь сам, другие качества в почёте. Будешь продолжать в том же духе — пожалуй, и я поверю, что у тебя этот… синдром справедливости.

— И что мне делать, дядя?

— Крепись. Живи, как и раньше. Следи за собой. И жди перемен.

Уходя в очередной раз от попечителя, натянул поперёк парадной двери (они у него открывается вовнутрь) на высоте щиколоток бесцветную леску. Интересно, у этого поступка он тоже отыщет светлые стороны?

Нашёл! Заявил, что я отомстил ему из чувства попранной справедливости. Пожалуй, его ничем не проймёшь. Однако в инвалидное кресло усадить всё-таки можно. Приступаю.

Ну, вот и дождался. Сегодня меня вызвали к Его Мерзости. Не могу сказать, что трепетал от страха. Мне так надоело ожидание, и столь утомили попытки оттянуть неизбежное, что, по сути, было уже всё равно.

Дьявол принял меня в просторном кабинете, оформленном в деловом стиле. По стенам располагались шкафы с сатанистской литературой всех времён и народов. Из газет я знал, что каждая из книг была надписана кровью авторов. Большинство автографов являлись посмертными, но которые — прижизненными, и таковые хозяин особенно ценил. Вдоль окна вытянулся гигантский канцелярский стол, выкрашенный в глубокий чёрный цвет и, по слухам, оклеенный изнутри душами самых прославленных грешников. Это было наиболее эффективным средством от тараканов, которые что-то совсем распоясались и буквально заполонили Ад.

Князь Тьмы не предложил сесть, а, напротив, сам встал и принялся расхаживать по комнате.

— Итак, — сказал он, резко повернувшись, — вы и есть Длиннохвостый?

— Так точно, Ваша Мерзость.

— Это, извините за каламбур, длинно. Я буду называть вас просто Хвост. Есть возражения?

Ещё бы у меня были возражения! Я пока не спятил.

— Как мне доложили, вы совершили ряд действий, не отвечающих безнравственной точке зрения. Сие прискорбно.

— Ваша Пламенность, я…

— Помолчите. Мне охарактеризовали вас как довольно беспокойного чёрта с несомненными признаками интеллекта и тягой к поступкам, извращённым относительно любой господствующей системы морали. Ну что ж. Именно такой субъект мне и нужен.

В помещении явственно запахло мускусом и благовониями. (Интересно, почему люди уверены, что в Аду предпочитают аромат серы? Мы ею топим, используем в некоторых ритуалах, но обонять её для удовольствия?!)

Шёлк и персидские ковры задрапировали стены бывшего кабинета. Пол отрастил ворсистый мех, в коем утопали ноги, неведомо откуда взявшиеся вазы с экзотическими фруктами и полунагие гурии, окружившие Сатану. Сам он сменил строгую тройку с бабочкой на цветастый халат и шальвары и возлежал на пышных подушках, пока девы, не щадя сил, ублажали его.

— Итак, позвольте познакомить вас с обстановкой. Если вы хоть сколько-нибудь наблюдательны, то должны были заметить, как трудно стало размещать свежий контингент. За последнюю эпоху мы соорудили тысячу сковородок и десять тысяч бараков для сна, и места всё равно не хватает. Уже были прискорбные случаи, когда заключённые выпадали за край котла и получали экстремальные ожоги досрочно. Что, как вы понимаете, выхолащивает сам процесс воспитания и лишает охрану удовлетворения от проделанной работы. Кстати, обслуживающего персонала тоже недостаёт, уже приходится вербовать добровольцев из числа поднадзорных. Перспективы ещё мрачнее, каждый год подходят суда с новыми мириадами опочивших грешников. Между тем Рай просторен и, по сравнению с Преисподней, малонаселён. Необходимо в корне менять ситуацию. Вот в этом и будет состоять ваша миссия. Вас командируют на Землю, где вам предстоит вступить в контакт с как можно большим количеством людей и обеспечить непоступление в дальнейшем их душ в наше распоряжение.

— Запомните, — голос Князя Тьмы загремел, заставив уже устроившуюся на рабочем месте красотку подпрыгнуть, — мы не можем использовать методы противника. Никаких славословий в адрес Света, ни восхваления добродетели, ни воспевания имени Всевышнего, которое вам, кстати, по-прежнему запрещено произносить. Наоборот, вы будете рекламировать грех, но не забывать о посмертном воздаянии. Коварство, лицемерие, обман, ставка на самое низменное в человеческой натуре — вот наши принципы, их вы и должны применять. Просто на прелести греха напирайте поменьше, а на последующее наказание — побольше. Всё дело в акцентах, понимаете? Короче, проявляйте инициативу, действуйте по обстановке. Когда чувствуете, что клиент доведён до кондиции, предложите ему подмахнуть договор о продаже души Дьяволу, то есть мне. Кстати, напомните, что подписывать следует кровью, многих это останавливает. Если объект отказывается, то вы, считайте, достигли своей цели. Мы в дальнейшем избавлены от хлопот с его душой, и он переходит в сферу интересов противоположного ведомства. Вопросы есть?

— Да, Ваша Низость? Каков срок командировки?

— Бессрочная. До особого распоряжения. И никаких возражений: воспринимайте это как награду за ваши мелкие добродетели. Кстати, поскольку действовать вам предстоит на Земле, которая относится к числу пограничных областей, работать будете в паре.

Сатана щёлкнул пальцами, и небо за окном прорезала молния. Из переговорного устройства зазвенело контральто секретарши:

— Тебе что-нибудь нужно, Лютик, или это спорадический разряд?

— Пригласи Агиеля, Геллочка. И сообрази мне чего-нибудь выпить, в горле пересохло.

В кабинет впорхнула секретарша, облаченная в форменный кружевной фартучек. Её горло украшала модная татуировка в виде кокетливого извилистого шрама. В руках она держала подносик с большой бутылью и бокалом. Судя по запаху, наполнившему помещение, в сосуде была серная кислота. Вильнув бёдрами, девушка прошла к боссу, и я увидел, кого она привела. О Преисподняя! Это был ангел. Довольно невысокий для своего племени, примерно метр девяносто, упитанный, светловолосый, крылья сложены и замаскированы. А что он на себя напялил! Обрядился во всё белое в стиле земных денди середины двадцатого века. По-видимому, в Небесах открыли академию пошлости и он — один из её лучших выпускников. Пожалуй, в пику ему я откажусь от своих обычных пёстрых одеяний и облачусь во всё алое — под цвет пламени.

Дьявол, не обращая внимания на бокал, опрокинул посудину прямо в распахнутую пасть и в три глотка опустошил её. Потом вдоволь налюбовался на обуревавшие нас с небожителем чувства, вполне взаимные, насколько я могу судить, и, наконец, заговорил:

— Хвост, позволь представить: это твой партнёр, Агиель. Агиель, это Длиннохвостый, но ты его можешь называть просто Хвостом. Надеюсь, подружитесь и наворочаете вместе большие дела. Кстати, дорогой Агиель, вы по-прежнему не желаете пасть? А жаль. По своему опыту скажу: рискованный, но весьма перспективный поступок. Испытаете массу увлекательных ощущений. Рекомендую. Ну всё, вам пора. Орднунг, господа, превыше всего.

Платье Его Мерзости опять начало преобразовываться. По-моему, в эсэсовский мундир. Во всяком случае, гурии съёжились, задрожали и попытались слиться с ковром, а Гелла извлекла откуда-то плётку и нетерпеливо постукивала ею по голенищам высоких блестящих сапог. Я понял, что мне лучше оказаться лишним на предстоящем увеселении духа и опрометью кинулся за дверь. Ангел ненамного отстал от меня. Ну что ж, по крайней мере, в скорости реакции ему не откажешь. И за то спасибо.

Вот мы и на Земле. Довольно своеобразное место. Учитывая царящий вокруг бедлам, неудивительно, что у Ада такая масса подопечных. Тем сложнее наша задача. Для тренировки решил начать с первого встречного и не расстраиваться в случае неудачи (в смысле — успеха, в создавшейся обстановке нежелательного; тьфу, всё на свете перепуталось). Объект сидел на обочине, мерно покачиваясь, в состоянии полного умиротворения, имевшего, судя по виду и аромату носителя, алкогольное происхождение. Его костюм свидетельствовал о том, что хозяин бурно провёл день и ни в чём себе не отказывал. Глядя на него, ангел содрогнулся. Я же скрыл неуверенность под маской напускной бодрости, легкомысленной походкой приблизился к человеку, энергично встряхнул его и тем обратил на себя некоторое внимание.

— Здравствуйте, — с трудом вымолвил субъект. — Вы кто?

— Скажем так, — значительно произнёс я, — мы издалека. У нас к вам дело.

И я с места в карьер принялся совращать аборигена. Было очевидно, что данный тип не занимает высокого положения в социальной иерархии и не обладает чрезмерными материальными возможностями, поэтому я не стал напрягать фантазию и предложил ему стандартный набор коммивояжёра: неограниченный банковский кредит, дворец с фонтаном, бассейном и павлином (почему-то гомо неравнодушны именно к этой птице), женский хор для услад разного рода, повара-француза и ежегодный отпуск на Ривьере. Он относительно сосредоточенно выслушал и отрицательно помотал головой. Я даже не успел перейти к вопросам расплаты. Спохватившись, я добавил винно-водочный подвал, пустил в фонтан виски и заменил абстрактный кредит конкретным миллионом долларов. К моему удивлению, он снова отказался, причём на сей раз заговорил:

— Спасибо, друг, но мне ничего этого не надо. У меня всё есть.

— Да нет, вы не поняли. Я предлагаю вам деньги, наслаждения и абсолютное отсутствие забот и тревог. Взамен, конечно…

— Нет, друг, — перебил он меня. — На выпивку мне хватает, а всего остального не нужно. Лишняя собственность — это лишняя морока, головная боль. Правильно я говорю, брат? — это он обратился к ангелу, который в ответ смог промычать только что-то нечленораздельное. — А так я свободен — и счастлив.

— Значит, отказываетесь? — потребовал я окончательного ответа, держа в руках заранее заготовленный акт о купле-продаже.

— Слушай, ты меня не понял, да? — начал сердиться пленник Бахуса. — Объяснил же уже всё. А я человек такой: сказано — отрезано. И бумаги твои убери. У меня принцип: ничего не подписывать.

— Ну что ж, — резюмировал я. — Рад, что ты — человек принципиальный.

Затем я выпрямился, принял величественно-небрежную позу и, обращаясь уже к ангелу, сказал, не скрывая иронии и торжества:

— А ты знаешь, по-моему, он исповедует классическую доктрину нестяжательства. Бери его — он твой.

За последнее время я сошелся с Агиелем несколько ближе. Ничего, общаться можно. Не так уж он хорош, как я опасался. Правда, разговаривая, незаметно для меня (как он полагает) крестится.

От первого успешного несоблазнения я так возгордился, что решил не размениваться на мелочи, а работать одновременно с большими коллективами. Вопрос в том, как завязать исходный контакт. В конце концов, появиться сразу в своём истинном обличье — это слишком грубо. Вначале всё-таки следует быть поделикатнее.

Посоветовавшись с Агиелем и, естественно, не получив от него никаких полезных рекомендаций, придумал переодеться странствующими проповедниками. Насколько я могу судить, это лучший способ собрать вокруг себя толпу. Главное — вести себя поэксцентричнее, а вот это как раз вовсе не проблема.

Я надел одно поверх другого два длинных пончо, полы которых мели землю, огромные зеркальные очки, накладные ногти по пятнадцать сантиметров длиной, кудрявый огненно-рыжий женский парик и высокий тюрбан с пером. Агиеля я почти не стал изменять — экзотичнее, чем есть, его уже не сделаешь. Лишь подмазал ему губы малиновой помадой, подкрасил ресницы и соорудил повязку через левый глаз.

Пришлось, конечно, подсуетиться с наглядной агитацией, дать рекламу в газеты и на ТВ, но зато, когда мы появились на трибуне, нас ждали не менее трёх сотен слушателей. Нельзя было обмануть их чаяний, и перед тем, как перейти к главному, я устроил немножечко обещанного цирка:

— Собратья! — выл я, вертясь и подпрыгивая (ангела я заставил воздеть глаза и руки к небу и ритмично качать головой). — Солнце и Луна вошли в дома свои, закрыли двери на засов, отключили телефон и не платят за электричество. Близится предсказанный мудрецом Пфэ из рода Непорочных Мальчиков Конец Третьего Света. Железный кабан Явеселназловсем вышел на тропу войны и гоняет по ней чёрного карлика Бокассу. Дональд Дак покинул семейный вигвам и подставил Кролика Роджера. Восемь мертвецов поднялись из могил и встали в очередь за спаржей. Покайтесь, дети мои, и, очистившись, вступайте на путь Тёмного Света, — подобную ахинею я нёс ещё часа полтора.

Лишь затем, овладев размякшей аудиторией, я занялся делом.

— Огонь идёт за мной, и дождь смывает все следы. Что же делать Знающим, если распахнуты Врата Смерти и девятиглавая богиня Прошёлтаракан отбирает у входящих всё, что у них осталось, будь то вещественное или нематериальное, а избыточно богатым отвешивает добрый пинок в зад? Не лучше ли продать души сейчас, пока они имеют некоторую ценность, чем бесплатно предоставить их в распоряжение потусторонних сил? Вы только послушайте перечень услуг, которые предлагает наша фирма.

И я развернул перед ними тот же каталог, что и перед незабвенным анонимным алкоголиком, да прольются на него Небеса пивом и текилой. При этом, взвесив уровень аудитории, я изначально внёс в ассортимент опробованные на первом клиенте поправки. Ну и дамам (естественно, кроме «розовых») гарантировал вместо женского хора команду профессионалов по бодибилдингу, включая персонального Шварценеггера для каждой.

Далёкий потомок, ты можешь спросить, для чего я вообще излагал позитивную часть сделки, вредя — в контексте ситуации — самому себе, если можно было ограничиться негативом, безусловно обеспечивая отказ потенциального донора? Увы, сие недопустимо. Согласно Двухстороннему Пакту, всякие операции с душами считаются недействительными, если объект не получил полной информации. Проще говоря, если я не рассказал бы человеку о выгодных сторонах продажи вышеупомянутой частной собственности, то отказ от подписания Акта ничего бы не значил.

Ну, а в моём случае публика так распалилась, что стало ясно — можно было обойтись и менее яркими красками, рисуя соблазнительность греха. Хотя и так, клянусь Сатаной, я не слишком старался. Что ж, придётся компенсировать за счёт упора на Воздаяние. Здесь я превзошёл себя, описывая посмертные муки:

— Вас ждут бараки без мусоропроводов и кондиционеров, а сковородки, на которых вас будут поджаривать, не имеют тефлонового покрытия! В Адских магазинах бройлеры продаются непотрошёнными, купальники — лишь самых немодных фасонов и расцветок, а туалетная бумага — без перфорации. В книжных лавках дамам предлагают лишь брошюры о воспитании детей-монголоидов, а мужчинам — любовные романы, созданные в развивающихся странах Центральной Азии. А супермаркетов у нас вовсе нет! И, кстати, нигде не принимают кредитных карточек. Феминисток мы направляем в гаремы, а адептов негритюда — в рабство. Сторонники расовой сегрегации всех цветов кожи вместе трудятся в каменоломнях. Но самое ужасное — для грешников у нас по телевидению всего одна программа, и по ней с утра до вечера выступают протестантские проповедники.

Как вы понимаете, дело происходило на Западе. В других регионах пришлось бы несколько сместить акценты. Так, выступая в Север ной Корее, я бы рассказывал о публичном поношении памятников Ким Ир Сену, в котором слушателей заставляли бы участвовать, а в России сообщил о еврейском происхождении правителей Преисподней. Для большего эффекта я подключил метеодекорации в виде свинцово-тёмных туч на горизонте, раскатов грома, молний, разбивающих на части деревья, и пронзительного свиста ветра в вышине. Агиель тоже не подвёл, исправно, хотя и однообразно, грозя гневом Господним.

Но случилось именно то, чего я опасался. Меня подвела человеческая беспечность, извечная неспособность этого рода заботиться о будущем. Или, напротив, чрезмерная расчётливость, когда синица в руках представляется более полезной для организма, чем журавль в небе. Поскольку дополнительные калории бульона из журавля не окупят расходов энергии на его поимку. Короче говоря, практически весь обработанный контингент рвался подписать договор. Лишь четыре дамы поинтересовались, нельзя ли заменить Шварценеггера на Вуди Аллена? Ну и вкусы! Увы, я не мог им отказать в столь мелкой просьбе.

В результате всех наших трудов эти смертные образовали длиннющую очередь (по-моему, они вдобавок пригласили друзей и родственников, но у меня уже не было сил протестовать), и мне пришлось их обслуживать до темноты. Когда всё кончилось, на Агиеля было просто жалко смотреть.

Ночи мы проводим в мотеле близ входа в Чистилище. Там мне явилась Муза. Заметим, что сия девица лёгкого поведения завела привычку посещать меня в дни неудач. На память о свидании оставила четверостишие, лишь косвенно связанное с последними событиями:

От коллективных форм работы я вынужден отказаться. Видимо, человечество до них не доросло. Придётся вернуться к индивидуальным методам воздействия.

Для начала решил заняться каким-нибудь представителем интеллигенции. Эта хилая, но мозговитая поросль лучше прочих способна взвесить и оценить последствия тех или иных шагов. Не доверяя уже интуиции, применил метод свободного поиска и в результате вышел на писателя. Сперва я был разочарован, но потом решил, что пейзажи и нравы Ада произведут наиболее сильное впечатление именно на деятеля искусства.

Надо отдать ему должное, от предложенных мной соблазнов он презрительно отмахнулся, заинтересовавшись лишь наслаждениями; однако и тут проявил себя новатором, потребовав включить в ансамбль несколько юношей дополнительной ориентации и несовершеннолетних обоего пола. Затем, подумав, попросил усилить тягу к извращённости у всего персонала, вплоть до повара-француза и старика-садовника, и добавить Шварценеггера, поскольку (цитирую) «это будет так божественно мерзко, так очаровательно грязно». Кстати, заставил меня совершить обратный обмен миллиона на неограниченный кредит, причём продемонстрировал порядочную въедливость, что плохо сочеталось с проявленной им вначале брезгливостью. Непоследовательная натура, романтик, можно сказать. Главу о возмездии слушал невнимательно. Оживился лишь во время пассажа о книжных магазинах, уточнив, что давно уже ничего не читает, поскольку не видит ни в современной, ни в классической литературе ничего конгениального собственному творчеству. Полюбопытствовал, правда, как в Аду с выпивкой, но услышав про некачественный самогон с высоким содержанием сивушных масел, остался вполне удовлетворён. И мгновенно, игнорируя бормотания Агиеля, расписался в договоре, причём палец разрезал сам столовым ножом в масле с прилипшими крошками. Лишь потом снизошёл до объяснений и втолковал ангелу, что жизнь на Небесах чересчур скучна и добропорядочна для человека творческого, а вот пребывание в Преисподней несравненно разнообразнее и привлекательнее, так что даже без какой-либо компенсации с моей стороны он завизировал бы пресловутый акт, чтобы иметь посмертную гарантию. А на Земле развлечения на свой вкус он бы и сам нашёл, без нашей помощи. В его альтруизм я, правда, не поверил, да уж ладно.

Дни тянутся за днями, а моя первая победа так и остаётся единственной. Если Всевышний действительно создал людей по своему образу и подобию, то я не сел бы играть с ним на деньги его колодой. Не хотел бы я предстать перед Сатаной, когда тот узнает, сколь «успешно» я выполняю его поручение. С каждым очередным конфузом, обременявшим лишней жертвой и без того переполненный Ад, Агиель смотрит всё более вызывающе. Хоть должен был бы рыдать, между прочим. Ой, как бы не случилось, что в результате моей блестящей деятельности после возвращения и жить мне будет негде. Когда, наконец, пристроят к Преисподней обещанное девятое измерение?

Уже не отказываюсь ни от кого. Сегодня встретили субъекта, в глазах которого появлялся характерный маслянистый блеск от любой попадавшейся на его пути фемины моложе пятидесяти, если, конечно, у последней в избытке имелись вторичные половые признаки. А уж когда он видел девиц в поре созревания, мне просто становилось страшно. Взгляд его прожигал их насквозь, определял количество, цвет и фасон белья, проникал далее в самые увлекательные глубины и, по-моему, оплодотворял. По крайней мере, трёх юных нимф он точно походя дефлорировал. Сверхъестественный тип! А в мозгу его непрерывно происходило такое, что куда там индусам с их провинциальными камасутрами. Пожалуй, и обитателям Преисподней пора к нему на выучку.

Ну и что, всё равно ничего не получается, почему бы и с ним не попробовать? По крайней мере, ясно, чем его можно соблазнить, а чем — запугать.

Разговор с Мышиным Жеребчиком (назову его так) я начал под видом коммивояжёра, распространяющего порнографические картинки и спецмассажёры, и когда перешёл от отвлекающего манёвра к истинной сути дела, взор его был мечтателен, нежен и доверчив. Я же говорю, что знаю, чем таких взять. По мере того, как я описывал способы, коими мой визави овладеет большей частью прекрасной половины человечества при полном потворстве и даже активном соучастии последней, он багровел, наливался кровью и вскоре стал положительно опасен для общества. Чтобы избежать эксцессов, я несколько сбавил обороты и последующие перечисление количества, масти, активности и поз потенциальных партнёрш, а также гарантии физиологической мощи носителя инфернальных сил дал скороговоркой.

— Хвост, — зашипел мне на ухо Агиель, — ты уверен, что разумно выбрал собеседника?

— Отстань, — сказал я. — Не видишь: процедура в самом разгаре.

Потом я обернулся к Жеребчику:

— Но, естественно, после смерти вы расплатитесь сторицей. Для начала мы предадим вас в руки садисток. О, это настоящие мастерицы своего дела. Вы познаете прелести кожаных плетей, раскалённых игл и применённой не по назначению бормашины. Потом вас сделают гермафродитом с нарциссовым комплексом, и вы окажетесь жертвой трагического парадокса, когда наличествуют и активная, и пассивная составляющие, между ними вспыхивает влечение, их ничто не связывает, но отсутствует физическая возможность реализовать чувство. Между прочим, — вспомнил я, отвлекаясь на миг в сторону, — у жителей Бетельгейзе ввиду особого устройства органов не возникло бы подобной проблемы. Их мы и наказываем по-другому. Далее мы вернём вам прежнюю оболочку, но под гипнозом внушим синдром Пигмалиона, и вы, потешая публику, станете кидаться с брутальными намерениями на каждую статую женского пола, вплоть до пресловутой барышни с веслом. Напомню, всё это будет длиться не года — эпохи. Затем начнёте исполнять обязанности султана-импотента с бесчисленным гаремом и будете сгорать от постоянного неутолимого желания. А ещё вас превратят в осла со всеми его скотскими инстинктами. Ну, в шкуре животного, считайте, вы просто отдохнёте перед действительными испытаниями, потому что в заключение магические чары переплавят вас в женщину, нет — в юную несовершеннолетнюю девственницу, живущую на окраине города. Я так и вижу: вот вы, пугливая, прелестная и беззащитная, пробираетесь по узким кривым улочкам домой. Темно, фонари давно разбиты хулиганами, а за кустами притаились и раскрыли похотливые объятья маньяки, маньяки, маньяки! Вы нежны и фригидны, — меня уже несло, — а они — нет. Бросаются на вас стаей, и тут появляется Он. Большой и сильный. Он разгоняет кодлу — по крайней мере, до следующего вечера — и провожает вас до дому. Вот он-то и окажется главным сексуальным садистом. Ух, и достанется же вам! А истинного спасителя — Благородного Гарри — в нашем сюжете нет. Потому что это не триллер, а порнография с насилием.

Я остановился передохнуть, воспалённо дыша. Фантазия иссякла.

— Ну и… потом, наверное, всё сначала. По кругу.

Буркалы Жеребца наполнились влагой. Испугался очень, что ли? Я пригляделся. О ужас! Несомненно, это были слёзы счастья.

— Спасибо, спасибо, — повторял он. — Какие изыски, какие новые незабываемые ощущения! Благодарю вас. Я весь дрожу, когда думаю, что мог бы их лишиться, покаявшись и раскаявшись. Один осёл чего стоит! Вы и не представляете, каких вершин я достигну с его-то физическими возможностями. Где поставить роспись?

Ну, и что мне теперь прикажете делать? На что упирать, что затушёвывать? Такое чувство, что, независимо от моих ухищрений, исход один — очередной задействованный договор.

На память о знакомстве у меня остался очередной стишок:

Разочаровавшись в мужчинах, решил вновь заняться слабым полом. Высмотрел было вполне подходящую старшеклассницу, но тут Агиель отодвинул меня в сторону.

— Извини, но теперь моя очередь. Смотри и учись.

Он материализовался перед девушкой, когда та сидела в своей комнате и делала уроки. Естественно, перепугал до смерти. Удачное начало. Молодец. Потом, помедлив, принял своё, так сказать, истинное обличье — с крыльями, нимбом, венцом, лирой и прочими аксессуарами. Вплоть до ночной рубашки, которую на Небесах, насколько мне известно, называют хитоном. Ну, хитон там или не хитон, а я бы сию хламиду ни за что не надел. Впрочем, не предстал перед барышней неглиже, и на том спасибо. Вообще же, по-моему, он действовал по заранее обдуманному плану. Да я, собственно, давно заметил, что у него зреют подспудно некие намерения. Посмотрев на себя в зеркало, ангел несколько (сантиметров на тридцать) увеличился в росте, расширил плечи, расчесал кудри на пробор, опустил венок на правую бровь и расправил крылья.

— Дщерь моя, — пророкотал Агиель, нависая над столом, — вслушайся в сии слова, ибо я ниспослан к тебе свыше.

— Ой, а это обязательно именно сегодня? — пролепетала малышка, сжимаясь под пронзительным взором. — У меня завтра контрольная по биологии, а я ещё ничего не выучила.

— Сказано: не медли, ибо час близок.

— Очень близок? — робко спросила юница.

— Ну не то чтобы очень, — признал небожитель. — Но, в общем, так полагается говорить. И ещё записано, — вновь усилил он тембр, — вот стою у двери и стучу.

— Так это Он стоит. Я вы вообще без стука в спальню к женщине вошли. Это, между прочим, невежливо. Вдруг я здесь как раз переодеваюсь. Или вообще без лифчика.

Здорово она его. По-моему, ангел смутился, но быстро восстановил апломб:

— Не до стыдливости сейчас. Призываю тебя: покайся и очистись, ибо я пришёл вывести тебя на путь Света и Истины. Сними тонкое платье своё, там тебе не понадобятся ни французское бельё, ни лифчики.

— Мне нельзя без бюстгальтера — грудь провисает, — пожаловалась девушка. — Вот если бы у меня были титьки, как у Сью Таккер! Хотя у неё, наверно, силиконовые, просто не хочет признаваться. Ну и что: искусственные они или настоящие, а мальчишки к ней так и липнут. Даже Томми, и тот…

Совершенно растерянный, Агиель меланхолично вертел ручку регулятора яркости нимба. А ещё говорят, что в Раю понимают человеческую природу. Нет, уж если где и проживают знатоки людской натуры, так это в Преисподней. Наконец ангельское терпение иссякла, и он взорвался.

— При чём тут размер ваших молочных желёз?! — орал смиренный слуга Всевышнего. — Я тебе не школьная подружка. Меня не интересуют длина твоей юбки или фасон трусиков. Всё это ты немедленно снимешь и наденешь власяницу. Ух, как она станет натирать в самых нежных местах!.. Днём будешь трудиться и поститься, а по ночам молиться. Лучше всего, конечно, если уйдёшь в монастырь, — деловито распоряжался Агиель, — но, в принципе, монашествовать можно и в миру. Главное — храни дух и тело в чистоте. Никакого секса, поняла?!

— Как, и с Томми нельзя? — спросила девушка, и глазки её наполнились слезами.

— Я же сказал: разврат под запретом.

— А мы с Томми и не… не… не развратничаем. Мы просто занимаемся любовью! И… и… и не забываем о безопасности.

— Всякая плоть греховна, — настаивал на своём ангел. — Так и быть, разрешаю любить друг друга. Но духовно. И невинность блюди! И он пусть к тебе присоединяется. Воздержание полезно. А то развели тут резинки, спиральки, пилюли. Так и норовят обмануть Господа.

— Томми ни за что не согласится.

— Ну и чёрт с ним, — рявкнул Агиель и тут же, спохватившись, принялся креститься. — В смысле — наплевать на него. Тебя ждёт высшая, лучшая судьба. Ты отринешь все земные радости и наслаждения, все удовольствия, добровольно примешь на плечи крест свой и повлачишь его, стоически перенося брань, насмешки и побои окружающей черни. Вскоре стройная фигурка твоя согнётся от забот и тяжких трудов, власы поседеют и наполнятся перхотью от мытья некачественным шампунем, зубы расшатаются и искрошатся, глаза поблекнут, кожа огрубеет и покроется морщинами. И вот тогда, когда станешь старой и страшной и люди, завидев тебя, будут в ужасе шарахаться, ты сможешь с гордостью сказать: я бежала утех мирских и сохранила девственность для Господа. Которому она, кстати, даром не нужна… хотя о чём это я?.. И тут уж будь спокойна — вряд ли на неё хоть кто-нибудь покусится. Зато после смерти присоединишься к нам, обитателям Небес. Научишься играть на кифаре или лучше на арфе — у нас арфистки в дефиците, никто не хочет тяжеленную бандуру на себе таскать. И будешь целыми днями бродить по полям, заросшим асфоделем, петь вместе с нами хором, нырять в струях зефира и исполнять что-нибудь классическое.

— Вроде стриптиза? — невинно поинтересовалась школьница.

— Дурацкие шутки, — отрезал ангел. — Вроде Чайковского. И питаться нектаром и амброзией в кампании таких, как я… А всего-то и нужно — прочесть один договорчик и отказаться его подписать. С вышеупомянутыми последствиями, конечно.

— Что ещё за договор?

— Обычный акт купли-продажи с Дьяволом. О получении неисчислимых благ земных в обмен на бессмертную душу. Гёте не читала?

— А ты не перегибаешь палку? — спросил я Агиеля, незримо стоя рядом. — В конце концов, имеется и промежуточный вариант: она просто отвергает документ, но не совершает перечисленных тобой чудачеств, попадает в Чистилище и тихо-мирно проводит время до Суда. Я там был, неплохое местечко, кстати. Нас обоих устроил бы такой вариант, между прочим.

— Нет, — гордо заявил ангел. — Только чистая победа, только хардкор!

— Спасибо, — сказала девушка, — за подробную и поучительную беседу. Я правильно поняла, что в Преисподней буду лишена вашего приятного общества?

— Да, конечно, — самодовольно подтвердил небожитель. — Что мне там делать?

— Не зарекайся, — покачал головой я. — Ой, не зарекайся.

— Ну что ж, — задумчиво произнесла она, — пожалуй, я пойду на эту жертву, — и аккуратно вывела в соответствующей графе фамилию и имя.

И ведь я предупреждал дебила! По-моему, это был первый случай в истории Разума, когда действующий ангел уговорил смертного продать душу Дьяволу. Посмотрели бы вы на Агиеля в этот момент. Он застыл, как громом поражённый. Мне показалось, что он готов был пасть. Только этого мне и не хватало.

— Ладно, дружище, — сказал я потенциальному противнику. — Ну, соблазнил девушку. Со всяким может случиться. Пойдём в гостиницу.

И всё-таки проблема должна иметь решение, нутром чувствую. Просто надо сосредоточиться, отключиться от внешних раздражителей и подумать. Хорошенько подумать.

Что-то я давно не заполнял дневник. Дела, знаете ли, заботы. Прошёл всего год, а как всё изменилось. Аду больше не угрожает захлебнуться в волнах земных грешников. Разумеется, приток есть постоянно, но он введён в разумные рамки и отрегулирован. Интересно, что и Небеса удовлетворены. Я более не являюсь рядовым коммивояжёром, занимаю ответственный пост, у меня большой штат сотрудников и, что особенно важно, сотрудниц, значительный доход за счёт комиссионных и солидное, устойчивое положение в номенклатуре Преисподней. Агиель служит у меня помощником по связям с Раем. Его Мерзость весьма доверяет мне и приглашает на главные шабаши года, даже обещал дать эксклюзив на проведение операций с душами, но, полагаю, обманет. Мой опыт намереваются внедрить на всех обитаемых планетах.

И всё потому, что мне удалось-таки решить нашу маленькую задачку. При этом я, как и рекомендовал Сатана, использовал худшие качества. Теперь мы всячески стремимся к тому, чтобы как можно большее количество смертных заключило соглашение с Дьяволом, активно рекламируем выгоды, получаемые человеком в результате данной сделки, и, конечно, добиваемся успеха. Во всех смыслах.

А причина перемен — в маленькой приписке, которую я внёс в стандартный текст договора. Всего одна фраза, а как перевернула ситуацию! К обоюдной выгоде Верха и Низа! Вот оно, сочинённое мной последнее предложение Акта:

«В случае предсмертного покаяния субъекта-носителя настоящее соглашение признаётся аннулированным».

Ни больше, ни меньше.

Ну как? Не правда ли, поистине дьявольское коварство?!

— Вот вам одна из множества происшедших со мной историй, — сказал Длиннохвостый, захлопнув чёрную книжицу и убирая её в таинственные глубины своего одеяния. — Когда-нибудь прочту ещё кое-что забавное. А здесь, если кому-то интересно, я провожу вполне заслуженный отпуск. Он у персонала Преисподней чертовски долгий.

— Всё понимаю, — сказал нетопырь, — и как инженер могу высоко оценить простоту и изящество предложенного вами решения. Но одно до меня не доходит: для чего вы вообще продолжаете скупку душ? Ведь ваша вставочка лишает договор всякого смысла.

— Э-э, не скажите, — возразил чёрт, — всё-таки мы до известной степени упорядочиваем взаимоотношения с клиентурой и одновременно как бы наталкиваем её на определённую мысль. Но даже если отодвинуть данные соображения в сторону, остаются ещё вопросы престижа. И, наконец, польза пользой, но сам процесс доставляет такое наслаждение!

— Между прочим, — обратился он вдруг к груимеду, занятому своими мыслями, — помнится, у нас вышли определённые трения по поводу вашего легкомысленного заявления, что таверна в частности и весь мир в целом созданы лично вами.

— Вы сомневаетесь в моих словах, — удивлённо спросил Пронзительный Стон.

— Безусловно, — откликнулся нечистый. — Я, например, категорически отказываюсь считать себя исчадием вашего разума. То есть исчадием — да, но не воображения столь тривиального и материального создания. Не смешите. Утверждаю, что и сей приют странников, и мы, его населяющие, существуем реально, а вы — или романтический фантазёр, или просто не вполне здоровы, и ваши приключения — бред больного рассудка.

— Вы оскорбляете меня! — вскричал Стон.

— Нет, просто требую решающего эксперимента. Попробуйте-ка нас развоплотить.

— Может, лучше не надо? — засомневался Левый Полусредний. — Ресторан очень приятный, сидим хорошо, кампания тёплая. А вдруг он действительно всё это выдумал? Тогда пусть уж лучше останется, как есть, безо всяких экспериментов. Очень жить хочется. Нравится мне это дело.

— Нет, пусть докажет, — упёрся чёрт.

— Действительно, давайте рискнём, — неожиданно поддержал его обычно осторожный Джон. — И так ведь в гравитационный мешок падаем. Что нам терять, кроме своей дыры?

— Ну, хорошо же, — мстительно произнёс груимед и крепко зажмурился. — Сейчас узнаем, кто был прав. Порхающая, я иду к тебе.

И, бормоча что-то под нос, он принялся самоуглубляться, уменьшаясь в размерах и расплываясь по контуру. Зрелище было страшноватым. Тело груимеда растягивалось то в одном, то в другом направлении, искажалось, покрывалось рябью, как изображение на экране телевизора, заглушаемое помехами. Сью первая заметила, что Пронзительный Стон как-то незаметно стал плоским и со спины выглядел жутко, словно дырка, вырезанная в пространстве. Потом он стремительно побледнел, будто выпитый незримым вампиром, и вовсе пропал, даже без щелчка.

На том месте, где он только что находился, появился крошечный источник света, горящая точка, ослепительная, словно миниатюрная звезда. Несколько секунд она, пылая, неподвижно висела в воздухе в полуметре от пола, как приготовившаяся к броску кобра, и вдруг молниеносно расширилась, разрослась, распахнулась, бесшумно взорвалась, стирая с ткани бытия и Джона, и Левого Полусреднего, и Длиннохвостого, и Аркадия, и занятую лишь в нескольких эпизодах Сью, и ещё более незаметную Хатци, и прочих посетителей, и саму таверну, и даже порядочный кусок окрестного космоса. И, наконец, саму себя.

Вселенная исчезла. Реальность воображения была безвидна и пуста, как непочатый лист бумаги. И была тьма над бездной, и лишь дух Создателя носился над водою. Хотя нет, воды тоже не было, только Творец реял где-то там, во внешней среде.

И тут раздался тихий хлопок, и всё явилось вновь: и харчевня, и хозяин, и рассказчики, и едоки-выпивохи, описанные и даже неописанные — словом, все, кроме груимеда. Для него одного эксперимент окончился печально, он выпал из настоящего повествования.

— Ну, что я говорил? — воскликнул Длиннохвостый.

— Не знаю, не знаю, — пожал плечами Булах. — По-моему, дела не так просто обстоят. Самого Пронзительного что-то нигде не видать. Да и у меня чувство, будто некоторое время я не существовал.

— Когда кажется, надо креститься, — сказал чёрт с таким видом, словно произнёс нецензурщину.

— Как говаривал шеф, разливая водку на двоих, — пробормотал Аркадий, — истина всегда посередине.

— Ладно, это всё мелочи, — патетично заявил Джон. — Главное — заседание продолжается.

— А что там, за бортом? — спросил с интересом дракон. — Пора бы произвести разведку, — и направился к выходу.

За ним последовал кое-кто из наиболее отчаянных посетителей, включая Длиннохвостого.

— Постойте, куда же вы? — обиженно закричал Джон. — А я? Я тоже хочу что-нибудь рассказать.

— Ладно, подождём, — согласился чёрт. — Окажем хозяину уважение. Только не очень долго, а то, Дьявол побери, засиделись уже.

— Да я совсем коротко. Ну хоть что-то, для успокоения души. Вот, например, лимерик собственного изготовления:

Один джентльмен из Айдахо

Трепетал, как стемнеет, от страха,

Но на кладбище жил

Средь зловещих могил

И вставал лишь ночами из праха.

Написано по следам действительно имевших место событий, господа. Мог бы поведать о них подробнее…

— Не нужно, — перебил нечистый. — Благодарим за доставленное удовольствие. Однако, если уже вместо нормальных историй стишки пошли, точно пора закрывать лавочку. Эй, режиссёр, гасите лампы.

Камеры перестали стрекотать, юпитеры померкли один за другим, электрики смотали проводку. Автор крупно вывел слово