– …пятьдесят два, пятьдесят три, пятьдесят четыре! – торжественно объявил Гней, сгребая в кучу монеты из медвежьей шапки. – Итого: двенадцать симарций серебром, сорок восемь – латунью, одна золотом, – кто её положил, интересно? – восемь серебряных имперских монет и пятьдесят четыре медяка. Неплохой улов, как считаете?
Корнелию отпаивали холодной водой: бедняге стало так жарко, что она едва не упала в обморок.
– Может, мне нужен рыбий хвост? – стонала она. – Я буду ползать в траве и пускать пузыри. Как думаете, может, людям такое нравится?
– А ну отставить сомнения, – велел Марк, который в это время подсчитывал деньги, перепавшие ему во время игр. – У меня тридцать две латунью, две серебром и один серебряный фрахейский квимет. Один мужик пытался поставить свой пояс, я его послал. Вы это… – он смутился, – пересчитайте потом, я, может, ошибся где.
Фауст забрал опустевшую чашку и мельком глянул на россыпь около Марка.
– Всё верно. А мужику, может, зря отказал? Хороший ремень-то за пару серебряных зайдёт.
– Так то хороший, – проворчал тот, – ты видал, как здесь люди одеты? Так, где наш счетовод? – он сгрёб монеты в кучу и отправил в ту же медвежью шапку. – Поделишь потом всем на дорогу.
– Нам сначала нужно отметить, – возмутился Гней, – потом всё поделю, что останется. Пойдёмте хоть в кабак здешний зайдём. И еды на дорогу надо взять.
Корнелия покачала головой. Похоже, от мыслей об алкоголе её начало мутить ещё сильнее. Она грустно посмотрела на чашку, которую у неё уже отобрали, и свернулась в клубочек.
– Я устала просто смертельно. Идите, если хотите, а я, пожалуй, спать лягу. И воды мне принесите ещё.
Фауст встал с места и хлопнул в ладоши. Похоже, пора было снова становиться старшим.
– Так, ребят, поднимаемся и идём, – велел он. – Праздновать будем здесь, чтобы избежать лишних вопросов. Я останусь с нашим Феликсом, чтоб он окончательно не убился. А вы принесите с кабака всё, что посчитаете нужным.
Корнелия подняла руку в благодарности и тут же бессильно уронила её обратно себе на колени. Парни встали, чуть покряхтывая, и, забрав с собой шапку, направились на улицу.
– Ну, ты чего? – Фауст сел около девушки. – Совсем плоха?
Та махнула рукой.
– Если они принесут воды, а потом позволят поспать, то завтра я оживу и смогу снова на всё ворчать, – она слабо улыбнулась. – Но, право, летом я лучше буду кататься с вашими номерами, а уж осенью – Феликсом.
– Или кошкой?
– Или кошкой, – девушка тихо хихикнула. – А теперь давай помолчим, пожалуйста, иначе меня прямо тебе на платье стошнит.
Фауст осторожно поправил её подол, чтобы не споткнуться, и прошёл к мешку со своими вещами. Во-первых, стоило переодеться, чтобы очистить выходное платье от сажи, а, во-вторых, слова Корнелии напомнили ему о старых задумках достаточно зрелищных номеров. Он достал книжицу в кожаной обложке и полистал её страницы. О, вот оно. Да, Корнелия по своему росту идеально вписывалась в качестве подручного. А ещё её можно будет вызывать из толпы вместо случайного добровольца…
– Нам налили бесплатно! – в шатёр ввалились Марк с Гнеем с полными руками еды, весёлые и раскрасневшиеся, – мы всё даже унести не смогли, сейчас снова пойдём! А ещё…
– А ещё я остаюсь здесь на завтра, – важно объявил Марк, картинно встав в позу, – меня попросили остаться с играми на свадьбы, очень уж им зашло. Так что, душечка, отсыпайся, никто тебя на рассвете отсюда не увезёт.
– Так, я протестую! – Фауст захлопнул книжечку и повернулся к парням. Снеди они и правда принесли будь здоров: несколько бутылок, корзина овощей, пара утренних булок и три связки колбасы. А ведь ещё и унесли не всё! Ну что ж, до следующего городка пропитание есть. – Я планировал к вечеру переправиться через Левсан, чтобы в ближайшиедвадня добраться до первой деревни во Флоосе.
Марк развёл руками.
– А тебя никто не заставляет. Идите, куда шли. Мы ж на Ромашке, мы догоним. Всё равно все встретимся в столице. Ещё посмотрим, кто первый приедет.
– А я, – негромко отозвалась Корнелия, – не унесу Феликса на своих двоих, а лошадь эта без хозяина не поедет. Да, Марк, давай останемся. На свадьбах-то, небось, заработок побольше светит. Мишки не будет, но подыграть на танцах смогу.
Марк, улыбаясь, смотрел на парней.
– Ну что? Договорились?
Фауст тихонько засопел, но, собравшись с силами, кивнул. Ему теперь и самому хотелось остаться на праздник, но его-то, в отличие от Марка, никто не звал. Гней тем временем уже разложил стол, перепачканный в копоти и порохе, и поставил на него корзину с овощами.
– Хоть ты-то со мной пойдёшь? – Фауст повернулся к столу. Гней кивнул.
– До самого моста, мастер. По карте затем развилка как раз на две дороги, которые ведут к столице. А в городе уже встретимся все вчетвером. Так, а я бегу за пивом для нас и водой для Феликса, а то ж передумают ещё!
– Ээй, – простонала Корнелия, – хватит меня так называть, мы же договаривались!
Гней поклонился девушке и торопливо прошёл к выходу из шатра.
– На самом деле, – прошептал он, откинув полотнище и обернувшись к ребятам, – я трактирщику так и сказал, что вода для медведя. Так что, – он поднял руки, – это не оскорбление. Ну, бывайте! Скоро вернусь.
Марк принялся раскладывать продукты на столе, предварительно протерев его от копоти краем рукава. Корнелия взяла оттуда огурчик и принялась тихонько его грызть.
– Может, чего посерьёзней? – заботливо спросил Фауст. Та покачала головой.
– Отложите мою долю, я оставлю её на дорогу. Завтра-то, небось, накормят, на празднике-то.
Парни пожали плечами и приступили к трапезе. Обсуждать было нечего. Номера были одни и те же, реакция зрителей – тоже, новых впечатлений от выступлений не было уже с два года. Всё, что было нужно – отдохнуть и набраться сил. Марку – перед завтрашней работой, а Фаусту – перед долгой дорогой до чужеземных деревень. Они кивнули запыхавшемуся Гнею, когда тот пришёл с четырьмя огромными полными кружками, и молча подвинулись, чтобы он мог сесть рядом.
***
Крик первых петухов застал Фауста под столом. Он сонно потёр глаза и сел, едва не ударившись макушкой. Марк уже сидел чуть поодаль, разбирая свой свёрток и протирая игровые камушки. Ему сегодня, верно, придётся вспомнить все развлечения, с которыми он знакомился ещё в детстве. Гней и Корнелия спали: один – прямо на траве, раскинув руки, а вторая – на мягкой медвежьей шкуре в обнимку с опустевшей чашкой. Марк заметил шевеление под столом и ободряюще кивнул.
– Рад, что ты наконец со мной. Вам бы выехать до полудня, пока погода хорошая. И еду с собой всю заберите – кто знает, когда получится снова подзаработать.
– Пожалуй, ты прав, – пробормотал Фауст, выбираясь из-под стола. – Феликса не буду пока будить, пусть отсыпается, а вот этого братца уже пора, – ребята уже давно звали Корнелию именем её подопечного, не вкладывая, однако, в это никаких ругательных смыслов. Корнелией она была в Аркеях, в храме или на семейных встречах, когда одевалась в богатые платья, или со строгим лицом сидела за обеденным столом, или изучала бесчисленное содержимое библиотек. Но здесь, в шатре или на телеге, ворчащая, растрёпанная и смешная, не быть Феликсом она просто не могла. – Давай, поднимайся! – он потряс Гнея за плечо, – собираться пора!
– Да я заплачу… – пробормотал он, – да всё верну… а? Что? – он подскочил. Фауст покачал головой.
– Пожитки свои собирай, говорю, и выдвигаемся, пока жара не настала. Пешком до переправы весь день добираться.
Гней поворчал немного, но послушно сел на месте. Собирать было не много. Они уносили с собой весь реквизит, а он уже с ночи был сложен в мешки. Корнелия и Марк продолжали дальше путь без красочных фокусов: было бы странно, если б медведь вдруг начал ставить фейерверки. Столик ребята оставляли Марку, чтобы тот увез его на лошадке. Оставалось только поделить всё имущество да ту еду, которая осталась после ночного пиршества.
– И не забудьте, – напутствовал Марк, продолжая раскладывать свои камушки и напёрстки, – на переправе предупредить, что мы скоро проедем. Вас-то пропустят сразу, а мне без этих ваших храмовых знаков придётся кругленькую сумму отвалить.
– Да всё помним, – отмахнулся Фауст, который принялся рассовывать по сумкам хлеб и репу, – они ещё и доплатят, чтоб вы от них уехали поскорее.
Корнелия тем временем тоже уже проснулась. После прохладной ночи она чувствовала себя явно свежее. Потянувшись, она села на медвежьей шкуре и тоскливо смотрела на сборы.
– Ты правда уверен, что это безопасно? – наконец спросила она. – Ладно мы, мы вдвоём и на Ромашке… но вы-то поодиночке. Да ещё заграница.
– Мы сумеем за себя постоять, – мягко улыбнулся Гней, перевязывая свои пожитки. – Все пути вдоль реки Левсан просматриваются нашими дозорными. А дальше… дальше как пойдёт.
– До новолуния две с половиной недели, – словно не слыша, продолжила девушка, – успеть бы добраться до столицы. Ярмарка же. А вы дождётесь? Вы точно дождётесь? А вдруг мы задержимся?
Марк вздохнул и сгрёб в кучу свои камешки.
– Мы не опоздаем, Корнелия, – неожиданно серьёзно сказал он, – после переправы всего два пути. Кого-то из наших мы нагоним ещё до въезда в город. Не беспокойся попусту.
Девица кивнула и снова свернулась в калачик, как ночью. Фаусту было немного лестно её беспокойство: всё-таки Феликс был знатным ворчуном, и никто из ребят не подозревал, что на самом деле мишка их очень ценит. Безопасность в дороге была для них настолько привычной, что сами они к поездке относились достаточно беспечно. А в крайнем случаелюбых разбойников можно напугать самым простым фокусом из своего запаса.
Гней взял в руки узелок со склянками и булками и поднялся на ноги.
– Ну что ж, – он пытался бодриться, но, кажется, беспокойство Корнелии передалось и ему. Всё же в одиночестве они путешествовали впервые. – Вам, ребят, удачи сегодня на свадьбе. Феликс, обними невест от моего имени, – девушка рыкнула ему в ответ, но после сразу улыбнулась, – а нам, похоже, пора, – он чуть помялся на месте, глядя, как Фауст берёт в руки свои вещи.
– На новолуние в городе, – кивнул тот. – Кто первый приезжает, разведывает обстановку и зазывает народ. Скоро увидимся, – он ободряюще улыбнулся и пошёл к выходу. Снаружи ярко светило солнце, после полумрака шатра глазам было непривычно и больно. Марк и Корнелия молча сложили руки у сердца, прощаясь, и вернулись к своим делам.
– Ах ты ж моя хорошая, – пробормотал Гней, доставая из складок платья яблоко. – Ну-ка, иди сюда, – Ромашка, увидав лакомство, послушно подошла к парням. От ночных представлений она уже давно научилась прятаться за шатёр, чтобы можно было сделать вид, что вокруг ничего не происходит. – Веди себя хорошо, – велел он, подав ей яблочко, – хозяин с тобой небось поласковей обращается, чем я.
– Эй, ну всё, – позвал Фауст, – нам пора.
Гней потрепал на прощанье кобылку за ушами и побежал вдогонку.С утра погода и правда была приятней, чем вчерашним днём. Народ вокруг суетился, готовясь к вечерним праздникам: мужики носили столы, девки бегали со скатертями и стульями. Жаль было покидать деревеньку в самый разгар веселья, но храмовым мастерам здесь уже нечего было делать. Второй раз на одно и то же никто смотреть уж точно не захочет.
– А знаешь, – неожиданно заявил Гней, когда ограда деревеньки осталась позади, – не так уж это и плохо. Нет, правда, отличная идея. Мы с тобой можем показать одно и то же в разных местах, и охватим больше народу. А Марк с Корнелией смогут после пройти по всем дорогам и соберут, право, ещё больше нашего. На одном концерте люди дадут меньше, чем на двух.
– То-то и оно, – усмехнулся Фауст. – А на осень и правда нужно придумать новое. Если охватим ещё и весенние ярмарки, то весь год горя не будем знать.
– Мне и так год неплохо живётся, – улыбнулся он. – А что твои лаборатории?
Фауст поморщился.
– В моём отце удивительно сочетается охота оставить меня дома и нежелание пускать в кабинеты. Я понимаю, почему не пускает, – признал он, – двое мастеров в лаборатории – это ещё хуже, чем две хозяйки на кухне. Но, право слово, всё его недовольство нашими поездками – это стыд за то, что старший сын тратит образование на потеху. Если я привезу домой больше денег, он, может, смягчится немного.
– А, – задумчиво отозвался Гней, – так вот зачем…
– …к тому же, - тихо добавил Фауст, глядя куда-то под ноги, – мне куда больше нравится приносить своими знаниями веселье, а не боль. И я сам не знаю, к чему приведёт моё назначение, если вообще его дождусь.
Уже знакомый подлесок они пересекли молча. Солнце уже стало в зенит и принялось нещадно печь головы. Тут ещё и деревца как некстати кончились.
– Надо было, – проворчал Фауст, вытерев пот со лба, – выходить в ночь. И на свадьбах бы погуляли, и по самому солнцепёку не пришлось бы шагать.
– Ничего, ничего, – бодрился его попутчик, – зато раньше прибудем на место. На ночь привал придётся, конечно, сделать, зато уже через два дня, верно, кто-то из нас уже будет показывать представление в имперском кабаке. Эй, глянь-ка, а не мост ли это?
Фауст прищурился, закрыв глаза рукой от яркого солнца. Далеко впереди, и правда, виднелась крепостная башня, на которой развевался бело-золотой флаг. Это зрелище их приободрило настолько, что они припустили в два раза быстрее.
– Я думал, что мы дальше, – признал он, – а ведь последней деревни, похоже, и на карте-то у нас не было. Надобно будет отметить.
Чем ближе они подходили к реке, тем более зябко становилось вокруг. Левсан была глубокой, полноводной рекой, шириной в иных местах не меньше десятка верст. Ветер приносил с неё холодный, влажный воздух, и ребята уже почти начали тосковать по солнцу, под которым было так жарко всего пару мгновений назад.
Дозорные, похоже, давно уже их заметили. Отряд стоял перед мостом, перекрывая проход вперёд. Из бойниц башни на них угрожающе смотрели наконечники стрел. Командир вышел вперёд.
– Нам не докладывали о вашем переходе, – хмуро сообщил он. – Разрешение есть?
Фауст хлопнул глазами.
– Разрешение? На переправу?
– На пересечение границы, дубина. Документ с печатью королевской семьи. Нет – пошли вон отсюда, пока собак не спустили.
Стрелы в бойницах угрожающе качнулись.
– Глаза разуй! – рявкнул Гней, сорвал с шеи цепочку и ткнул в лицо вояке храмовый медальон с медной каплей. – Открыл ворота быстро! Или мне по возвращению в Аркеи доложить на вас в храм Порядка?!
Командир взглянул на медальон в его руке, перевёл взгляд на цветущее древо на груди Фауста и побледнел.
– Просим прощения, мастера, – пробормотал он, низко согнувшись в поклоне. – Конечно, проходите. Простите мою дерзость. Открыть дорогу! – крикнул он в сторону башни. Дозорные вокруг него расступились, и ворота начали подниматься с громким, пронзительным скрипом. Гней проворчал что-то едва слышно под нос, и принялся застёгивать цепочку на вороте.
– Как-то ты с ним совсем грубо, – тихонько отозвался Фауст. – Зря, может?
– И ничего не зря, – возмутился тот, – насмотрелся я на этих солдафонов на складах. Пока не рявкнешь на них, даже ведь и не почешутся. Ты для того столько лет учился, чтоб всякий сброд тобой помыкал?
Парень покачал головой. Мост через Левсан был важной дорогой их города: через него север связывался с югом, увы, не всегда по мирному поводу. То Флоос, то Фрахейн получали право переправиться через реку, и тогда борьба государств вспыхивала с новой силой.На обеих берегах реки стояли укрепления Мотаса, и каждый незваный гость с любой из враждующих сторон серьёзно рисковал, проходя по окрестностям. Дозорные просто делали свою работу, и, как ему показалось, достаточно неплохо. По крайней мере, очереди и беспорядков он не видел.
Когда ворота наконец поднялись, ребята ступили на каменную кладку моста и осторожно прошли вперёд. Командир провожал их уважительным, но всё равно немного виноватым взглядом. Впрочем, зрелище это вызывало больше веселья, чем сочувствия.
– А, кстати, – Фауст повернулся к нему, – здесь скоро должна проехать телега. Девица тебе по пояс – она тоже храмовая служащая, и парень чернявый – это сын Сервия, портного из центральных кварталов рядом с Аркеями. Мы их будем ждать по другую сторону. Пропусти уж их без помех, будь так добр.
Мужчина поклонился. Кажется, дело улажено – а значит, Марку не придётся платить за переправу. Так, а как же он, интересно, планировал перебраться через мост? Знал ведь наверняка про разрешения от властей!
– Ну что, – Фауст, щурясь, оглядывался по сторонам: бойницы и смотровые площадки возвышались по всей длине моста. Каждый шаг через реку просматривался с любых сторон. – Я планировал пойти по восточной дороге, если не возражаешь. Там должны быть три деревушки…
– …если наша карта опять не врёт, – не выдержал Гней.
– Если она не врёт, – согласился Фауст, – три деревушки и почти что прямая дорога. У тебя, выходит, одна деревня и городок покрупнее, но и крюк неплохой. Должны собрать примерно поровну, да и до столицы дойдём почти одновременно. А обратно спросим у Корнелии, какой дорогой они добирались, и поедем по другому пути. Так мы сможем везде отметиться.
– Слушай, – Гней остановился и серьёзно взглянул ему в глаза, – а если Корнелия не зря беспокоится? Как будем друг друга искать?
Фауст шумно выдохнул. Кажется, об этом надо было подумать до выхода с деревни. Но уверенность в плане была настолько сильной, что он даже не допускал мысли о возможной неудаче.
– Если кто не приедет до ярмарки, – наконец ответил он, – того поедем искать по дороге. Марк, верно, нас опередит, на Ромашке-то. Так что беда может случиться либо со мной, либо с тобой. А мы… мы знаем, где шёл каждый.
Гней кивнул. За отсутствием выбора это казалось единственным разумным решением. Мост кончился, ворота по эту сторону открывались с таким же мерзким скрипучим звуком, от которого шумно вспорхнули все птицы с окрестных деревьев. Дозорные кивнули им на прощание и отдали команду в башню. До развилки было всего несколько шагов. Гней повернул налево, Фауст – направо.
– На новолуние в столице? – улыбнулся первый.
– На новолуние, – Фауст приложил ладонь к сердцу. – Не опоздай! Нас, верно, весь город ждать будет, с такой-то подготовкой по округе.
– Не опоздаю, – пробормотал Гней, повторив прощальный жест, – и не надейся.
Пронзительный скрип прервался глухим стуком. Ворота закрылись. Пути назад больше не было.