Последнее танго в Бруклине

Глава XVII

– Могу вам быть чем-нибудь полезна? – спросила Эллен, не отрываясь от дисплея. Рядом с ее креслом встала высокая блондинка в очках, поражавших дешевой металлической оправой. Где-то Эллен ее видела, только не помнила, где, да и имя позабыла.

– Можете, даже очень можете.

Ах вот оно что. Голос этот кто же не узнает.

– Здравствуйте, Мэрион. Как поживаете?

– Не скажу, чтобы так уж хорошо.

– Вы, конечно, обеспокоены состоянием вашего отца, но я говорила с врачами, и они считают, что вскоре можно ожидать полного выздоровления.

– Так, стало быть, вы даже говорили с его врачами? – Мэрион и не думала скрывать неприязненных интонаций.

Эллен чуть помедлила.

– Но, видите ли, я ведь их всех знаю…

– Мне казалось, состояние здоровья пациента обсуждают исключительно с его прямыми родственниками.

– Да, но вы не приходили его навестить.

– Еще бы, мне вообще ничего не сообщили, только сегодня утром я узнала от Сары, что произошло.

– Отец не хотел вас беспокоить.

– Вот как? Значит, он не хотел меня беспокоить. А может, это вам не хотелось, чтобы я тут была поблизости?

Глупо, подумала Эллен, и Мэрион явно не сознает, в какое она себя поставила глупое положение. Но пусть не думает, что ей удастся выместить на Эллен свои конфликты с отцом.

– У него в палате, – сказала она, – есть телефон. Он может звонить кому угодно и в любое время».

К этому Мэрион не была готова. Лицо ее вытянулось.

– Послушайте, Мэрион, хочу вам сказать, что я тут человек посторонний. Пожалуйста, выясняйте свои отношения друг с другом самостоятельно.

– Во всяком случае, ваше присутствие этих отношений не улучшает.

– И чего бы вы от меня хотели?

Выражение лица Мэрион смягчилось.

– Можно я присяду?

В Эллен все так и кричало: не связывайся с нею, не связывайся! Ничего хорошего от этих разговоров не будет. Но ведь не откажешь же. Она осмотрелась – в углу, где была полка с журналами, сейчас никого нет: «Пройдемте туда».

Усевшись напротив, Мэрион принялась пристально изучать лицо Эллен, как будто перед нею была пациентка с серьезными нарушениями. Наконец, она заговорила:

– Эллен, вы имеете немалое влияние на моего отца, он вам доверяет и так далее, но… но вы же очень молоды, он старше вас вдвое, не менее, то есть у вас разница в возрасте тридцать пять лет, вы это сознаете? Тридцать пять!

Эллен молча ждала, когда на ее голову упадет топор. И ждать пришлось недолго.

– Неужели вам никогда не приходило в голову, что связывающие вас с отцом отношения могут оказаться пагубными для здоровья – и его здоровья, и вашего?

– Нет, не приходило, – ответ Эллен прозвучал безапелляционно. Да и все равно, что бы она ни сказала, Мэрион с ее точки зрения не сдвинешь.

– Я ведь говорила уже, что я психолог, и у меня большой опыт, – продолжала ее гостья, – так вот, знайте, что существует целая научная теория на тему иллюзий старости: мужчины с годами склонны отрицать то, что неизбежно с ними произойдет, и начинают искать в качестве партнерши все более молодых женщин, ставя над собой совершенно недопустимые опыты.

– А о сложностях в отношениях между дочерью и отцом тоже существует научная теория?

Мэрион напряглась, но самообладания не потеряла.

– Вот что, Эллен, я чувствую, как я вам не нравлюсь… но меня к вам привела исключительно забота об отце. Вы ведете себя крайне эгоистично.

– Эгоистично?

– Конечно, хотя для вас все это в данный момент выглядит очень романтично. Но года через два у него усилится артрит, он не сможет ходить, придется обзаводиться креслом на колесиках, и тут вам встретится кто-нибудь молодой, а его вы бросите – доконав.

Эллен решительно поднялась: довольно, поговорили.

– Вот что, доктор Джекобс, выслушайте и запомните: Бен дорог мне, а это значит, что я от него не откажусь, что бы ни случилось. И нет нужды мне вам объяснять, что, если человека любишь, надо быть готовым разделить с ним любую беду.

Тут поднялась и Мэрион. Да и что ей оставалось делать, ведь Эллен ясно показала, что разговаривать им больше не о чем.

– Ну что же, – сказала она от двери, – мне ясна ваша позиция. И выбора вы мне не оставляете.

Это еще что такое? Эллен смотрела, как Мэрион шествует по коридору, и на сердце ее было неспокойно. Совершенно ясно, что она любой ценой постарается их оторвать друг от друга. Ничего из этого не получится, уж она-то Бена знает, но навредить им – такое Мэрион по силам.

Рихард откинулся в кресле, любуясь своими тщательно ухоженными пальцами хирурга. Перед ним сидели трое и, слушая их, он то и дело чувствовал, как у него непроизвольно растягиваются в усмешке губы.

Говорил Таро Хасикава.

– Доктор Вандерманн, я согласился на встречу с вами, так как на ней настаивали эти джентльмены, – кивок в сторону Рона и Милта, – однако я должен с самого начала уведомить вас, что пересадка сердца павиана для моего отца неприемлема, хотя, спешу вас уверить, решение, конечно, должны принимать вы, справедливо считаясь крупнейшим специалистом в данной области.

– Понимаю, – Рихард говорил подчеркнуто бесстрастно. – Но со своей стороны я тоже считаю нужным предупредить вас, что шансы у вашего отца крайне невелики, так как он не соответствует правилам, установленным для предоставления органов нуждающимся в операции.

– Мне об этом постоянно напоминают, – в интонациях Хасикавы сквозило легкое раздражение, – но я прихожу к выводу, что эти правила действуют не столь уж неукоснительно. Если не ошибаюсь, губернатор Пенсильвании, Кейси, получил вне всякой очереди и сердце, и печень, так?

– Не располагаю всей информацией, касающейся этого случая, – ответил Рихард, ничуть не смущаясь. – Впрочем, губернатору Кейси, во всяком случае, очень повезло, даже если правила соблюдались неукоснительно: дело в том, что отнюдь не всегда необходимые органы удается получить без проволочек. Пожалуй, такие примеры можно пересчитать по пальцам.

– Ну вот что, док, – Рон обещал Милту, что лезть ни во что не станет и, ерзая на стуле от нетерпения, до сих пор и вправду не вмешивался в разговор, но теперь его выдержка иссякла. – Вам что, никто не сообщил, что за деньгами в данном случае остановки не будет?

Рихард слегка поднял брови.

– То есть, если я вас правильно понял, имеются средства для приобретения нужного органа в одной из стран, где такая торговля не считается противозаконной, – в Индии, скажем, или в Египте? Но все равно остаются две проблемы – он поднял вверх свой длинный палец: во-первых, каким образом доставить приобретенный орган в Соединенные Штаты менее чем за пять часов или же, и это во-вторых, как доставить в страну, предоставившую орган, нашего пациента, который, очевидно, не выдержит такого путешествия. – Рихард покачал головой. – Поверьте, пересадка пациенту сердца – павиана самое разумное решение и, больше того, единственное, которое нам остается.

Хасикава все это время смотрел куда-то в сторону.

– Доктор Вандерманн, – проговорил он едва слышно, – мы не могли бы с вами побеседовать наедине?

– Разумеется, – кивнул Рихард. Милт вскочил, потянув Рона за рукав.

– Мы в коридоре, если понадобимся, мистер Хасикава.

Японец его словно не замечал.

– Что он еще надумал, прохиндей чертов? – зашептал Майкелсон, едва за ними закрылась дверь.

– Не волнуйтесь. Японцы жутко скрытные, кто же этого не знает. Но надо положиться на Вандерманна. Он все устроит, как полагается. Сидите себе и не дергайтесь. – Милт прихватил бумажную сумку, двинулся по коридору. – Если что, я в палате 307.

– Что это вы там забыли?

– Да вот… хочу кое-что передать другу, который в аварию угодил, он здесь лежит.

– Недолго только, вы мне можете понадобиться.

– Да что вы, в самом деле, просто как маленький… Деньги, только и всего, а остальное само устроится.

– Вы так думаете?

Милт широко улыбнулся: надо же, никогда не видел босса в таком состоянии.

– Да что там думать, врач-то он хороший, умный врач, значит, найдет какое-нибудь завалящее сердечко и прямо тут, в Нью-Йорке.

– Папа, я суп тебе сварила куриный, вот как мама делала, – Мэрион изо всех сил старалась говорить ласково.

– Спасибо большое, – в его голосе не чувствовалось растроганности.

– Медицина, конечно, далеко продвинулась, – попробовала пошутить она, – но с этим ни один антибиотик не сравнится. Пойду подогрею у сестер, а вот и соломка.

– Я могу ложкой.

– Ну конечно, можешь.

– И вообще, тут меня куриным бульоном каждый день пичкают.

– Как это?

– Да вот Милт недавно заходил, так принес целую кастрюлю. Сара наварила.

– Ах так… – Она была явно разочарована, но постаралась справиться с собой. – Знаешь, я так хорошо обо всем поговорила с твоим лечащим врачом, и он сказал, что тебя скоро выпишут. Причем никаких осложнений в будущем он не предполагает.

– Да? А чувствую я себя что-то паршиво.

– Ну, ты же понимаешь, боли не могут так вот взять и пройти, у тебя внутри и кровоизлияния оказались, и разрывы, но это все заживет. Надо проявить терпение. Я уже приготовила тебе ту комнату рядом с кухней, так что…

– Нет, я вернусь к Эллен.

С минуту она пристально на него смотрела, прикидывая, какой сделать следующий ход. Придвинулась к его постели.

– Папа… ну почему тебя должна ставить на ноги чужая женщина? И вправе ли ты ее этим обременять?

– Послушай, Мэрион, – начал Бен, однако она его тут же перебила.

– Нет, папа, с твоей стороны просто нехорошо все взваливать на твою хозяйку – она, кстати, такая милая. Пойми, тебе ведь очень сильно досталось. Значит, многое придется теперь переменить. Для начала закрой свой зал…

– Ни в коем случае, – Бен так энергично затряс головой, что боль тут же разлилась по всему телу.

– Но, папа, надо же вести себя разумно. Неужели ты воображаешь, что тебе по силам махать этими гантелями? Хорошо, что вообще жив остался, вот что я тебе скажу. И не забывай, тебе ведь почти семьдесят.

– Знаю, не нужны мне твои напоминания! – раздраженно оборвал ее Бен.

– Напрасно ты злишься, я должна тебе об этом напомнить, хоть и неприятно. А кто же еще об этом тебе скажет? Ты ведь сам знаешь, что я права, просто признаться не хочешь.

– Оставь меня в покое, Мэрион, – у него иссякли силы, чтобы с нею препираться. Он и правда очень устал.

– В Принстоне тебе будут созданы все условия. Поставлю у тебя в комнате новый телевизор с дистанционным управлением, лежи себе, программы переключай…

– Не надо мне никаких телевизоров!

– Да тебе просто поскорее надо выбраться из этой жуткой больницы, тогда сразу и приободришься. А сейчас, когда все болит, того не можешь, этого нельзя, конечно, твое самолюбие страдает, я же вижу, не слепая. – Она провела ладонью по его жесткой щетине. – Знаешь, я сама хочу тебя побрить, можно?

– Еще чего! Я даже мисс Толстухе этого не разрешаю. Словно услышав за дверью, что прозвучало ее прозвище, толстуха шумно ввалилась в палату.

– Все, время для посетителей кончилось. Лекарства пора принимать.

Мэрион направилась к выходу.

– Подумай о том, что я тебе сказала, папа. Он промолчал.

– Я ведь дочь тебе, не забывай. Кто еще о тебе позаботится?

– Ты бы лучше о себе позаботилась.

– Ну хорошо, хорошо. Просто помни, папа, я всегда с тобой.

Бен прикрыл глаза.

– Видать, с дочкой славно поговорили, а? – закудахтала толстуха. – Какая красивая она у вас, а уж похожа – прямо копия!

– Угу, – буркнул он.

– Ротик открыли! – в руках у сестры появилась пластиковая чашка, в которой она помешивала ложечкой.

– Это еще что?

– Я же вам говорила, мистер Джекобс, от димедрола этого часто запоры получаются. А у вас уже два дня стульчика не было, два дня, вот оно как. А без этого как же нам вас выписывать? Вот, выпейте-ка, и все мигом устроится, – в чашке болталось что-то белесого молочного цвета.

Она не отступала от него, пока он не выпил все до дна, потом, довольная, ушла, махая пустой чашкой.

Едва за нею затворилась дверь, Бен утер слезы, которые еле сдерживал все это время. Мэрион довела-таки его, как он ни старался. Без конца на самые больные точки нажимала. Господи, никогда еще в жизни не чувствовал он себя таким старым.

Голди с увлечением что-то читала, раскрыв журнал, когда Эллен так на нее и налетела, заметив, что та сняла халат.

– У тебя что, перерыв? Пойдем кофе выпьем. Голди кивнула, но не отрывалась от статьи.

– Что это так тебя заинтриговало?

– Да вот пишут, как трахаться без предохранения, – понимаешь, придумали способ, как женщина может натянуть ему резинку, а он даже и не заметит.

– Шутишь, что ли?

– Ничего не шучу. Значит, берешь резинку…

– Какую резинку? – поинтересовалась сестра Кларита, выросшая за их спинами.

– Перчатки резиновые, – ответила Голди, и глазом не моргнув, только прикрыла страницу ладонью. – Я теперь и на кухне ничего без резинок не делаю, а вы, сестра?

– Я тоже, само собой, – монашка с любопытством взглянула на Голди, – все так делают, да так и рекомендовано, только все равно, все под Богом ходим, и никакие тут резинки не помогут.

– Вот именно, сестра, я как раз это самое и стараюсь втолковать Эллен, – и Голди послала ей нежнейшую улыбку.

– Может быть, попьете с нами кофе в буфете, сестра? – предложила Эллен.

– Да, спасибо вам, милая, только меня срочно вызывают в травматологию, неприятности у них какие-то с родственниками пациента, вот я и понадобилась, чтобы все утрясти.

Они смотрели, как она бодро шагает по холлу, метя длинным подолом линолеум, – так вот и парит, словно ожившая скульптура Манцу.

– Она что, малость ку-ку, да? – подмигнула ей Голди.

– Что ты, – запротестовала Эллен, нисколько не лукавя. – Послушаешь, иной раз и правда кажется, что она с причудами. Но ты бы видела ее за работой – класс, скажу я тебе. Можешь не сомневаться, раз ее вызвали в травматологию, значит, по-другому им уж никак не обойтись.

Так и оказалось. Выходя из кафетерия, они снова увидели сестру Клариту. Она стояла посреди холла, окруженная кольцом евреев-хасидов, в длиннющих черных сюртуках и угольного цвета шляпах, из-под которых выбивались, подступая прямо к бородам, седые лохмы. Все они размахивали руками, что-то громко выкрикивая в состоянии крайнего возбуждения. А монашка, по одежде почти от них неотличимая, пыталась успокоить эту ораву.

– Эти еще откуда на нас свалились? – начала пораженная Эллен. Больница-то католическая, что в ней делать правоверным иудеям.

Из двери, ведущей в травматологию, вышел врач, и все кинулись к нему.

– Сестра, послушайте-ка, – поспешила Голди к оставленной на миг в покое монахине. – Что происходит?

– Ой, не спрашивайте. Опять расовые дела. Бедный Мойше.

– А что с ним, с этим Мойшей, – пострадал или сам кого покалечил?

– Куда там покалечил, он же несчастный студентик, Мойше, то есть, ну, хасид. Так что же, стрелять в него по этому случаю, если он решил заглянуть в дельфинарий? А это, – не находя нужного слова, монашка обвела рукой галдящую толпу, – это все его отцы.

Голди надула щеки, стараясь придать себе грозный вид.

– Только не рассказывайте мне, пожалуйста, что в дельфинарии оказался черный да еще с пистолетом.

– А при чем тут – черный, не черный? – нахмурилась сестра Кларита.

– Так вы же сами говорили про расовые дела, а с тех пор, как раввин задавил на машине ту несчастную девчонку, Бруклин в сплошное поле боя превращается, – Голди говорила с настоящей горечью. – Нет, подумать только, четвертая жертва за какие-то полгода!

– Пойдем, – Эллен потянула ее за руку, – послушайся меня, Голди, давай уйдем.

Но Голди будто окаменела.

– Ой, бедненький, хасид этот, которого привезли. Ведь мальчишка еще совсем, а что они теперь видят, мальчишки эти, – то поножовщина, то наркотики, работы никак не найти и СПИД того и гляди подцепишь… Да, черт, не шибко им в жизни повезло!

– Господь в неизреченной мудрости… – начала было сестра Кларита, но тут на нее опять накинулись хасиды, и ее слова потонули в их воплях.

– Брюссельская капуста, потом цветная, латук, немножко салата, добавим чуточку уксуса, затем пшеничные хлопья, жженый сахар, немного сушеного хлеба без примесей… – пальцев не хватало и Эллен перестала подсчитывать, сколько всего надо до полной готовности. Вздохнула.

Бен улыбнулся:

– И все это ты для меня припасла?

– Подумаешь, какие сложности! Просто сказала себе: пойдешь в супермаркет и будешь покупать все то, что тебе всего больше не нравится.

Он расхохотался, но тут же сморщился от боли.

– Что с тобой?

– Да ничего, не волнуйся, ну, в желудке капельку закололо, вот и все.

Но на самом деле вовсе не капельку. Снадобье мисс Толстухи продолжало вовсю действовать, вот-вот произойдет самое главное. Он метнулся позвонить, вызывая сестру.

– В честь твоего возвращения домой, – продолжала Эллен, понятия не имея, как экстренно ему надо остаться одному, – я решила уступить тебе и вторую сторону холодильника.

Бен уже не слушал. Внутри у него бушевала настоящая буря.

– А черт, куда же нянька запропастилась!

– В чем дело, Бен? Давай, я сделаю.

– Ну хорошо, поищи няньку, только побыстрее. Эллен помчалась в холл, но тут же вернулась.

– У них какой-то срочный случай, просили подождать несколько минут, если можно.

Бен сознавал, что нет, нельзя. Какие несколько минут, он же оконфузится.

Приподняв планку, он спустил на пол ноги и сверхчеловеческим усилием поднял с постели тело, выпрямился.

– Бен, ты с ума сошел, что ты делаешь!

Молча он махнул рукой в сторону ванной – ни слова, стоит открыть рот, и вся его воля улетучится, как дым.

– Обопрись на меня, – предложила она.

Он так и сделал и с ее помощью сумел доковылять до двери.

И вот они, наконец, в ванной. Ухватившись за вешалку для полотенца, прикрепленную над раковиной, он замер, словно позабыв, что его сюда привело, – из зеркала на него кто-то смотрел.

Какой кошмар! Согбенный, высохший старик вцепился клешнями в молоденькую женщину, такую симпатичную, заметьте, и она сейчас будет его усаживать на стульчак…