Последние дни

XXI

— Да ты, дедуля, на себя посмотри, — сказала «душка-на-побегушках».

— О, мадемуазель, как вы могли подумать, что я делаю вам непристойное предложение. Оно идет от чистого сердца, только от чистого сердца.

— Меня не проведешь, старичок. Знаю я таких гусей. Не стыдно, в вашем-то возрасте?

— Но, мадемуазель, уверяю вас…

— Мне и так наперед известно, что вы мне будете петь.

— Мне нравится быть в компании молодых, мадемуазель. Вот почему я попросил вас уделить мне немного времени. Но, естественно, я не хочу, чтобы ваши родители беспокоились, если вы из-за этого опоздаете.

— А чем вы собираетесь меня угощать?

— Может, портвейном? В «Кафе де ла Пэ»?

Малютка восхищенно присвистнула.

— Идем, — сказала она. — Чем вы занимаетесь, месье? Вы сенатор?

— Я похож на сенатора?

— Нет. Я пошутила. Вы что, шуток никогда не слышали?

— Да нет, отчего же…

— Тогда скажите, чем вы занимаетесь?

— Бизнесом.

— Вы женаты?

— Нет…

— Интересно.

— Это почему?

— Слушайте, а вы занимаетесь чем-то серьезным?

— Да, очень важными делами. Покупка, продажа и управление недвижимостью.

— Занятие для акул. Портвейн здесь — что надо.

— Рад, что вам нравится.

— У вас чудной вид. Кроме шуток, вы правда занимаетесь чем-то серьезным?

С тех пор, как Браббан стащил бумажник Тормуаня и эта история наделала достаточно шума, чтобы занять четверть колонки в газетах, на него стали нападать внезапные приступы беспокойства, которые он сравнивал с дергающей болью. Раньше с ним такого не бывало.

— Недвижимость — вещь предельно надежная. Ента штука не подчиняется колебаниям курса.

— Почему вы говорите «ента» вместо «эта»? Некрасиво.

— Справедливые слова, мадемуазель, совершенно справедливые.

— Как вас зовут?

— Мартен-Мартен. Месье Мартен-Мартен.

— Длинноватое имечко. Но не буду же я звать вас Тентеном[83]!

— Мне жаль, но имя я изменить не могу.

— Да вы не обижайтесь. В именах с дефисом есть особый шик.

— Вы интересуетесь грамматикой, мадемуазель?

— Спрашиваешь. Может, пойдем поужинаем вместе?

Браббан предложил «Брассри универсель».

— Знатная мысль, — сказала малютка. — Закусок столько наберем!

Браббан подозвал официанта и расплатился, как важная птица.

— Вы сглупили: оставили ему слишком большие чаевые. Тридцати су было достаточно.

— Хотел показать, как я рад встрече с вами.

— Странные у вас манеры.

Она принялась напевать:

«Прекрасная Елена» — красота, правда? Вам не нравится?

— Обожаю Оффенбаха, — сказал Браббан.

Это была правда. Они вошли в ресторан. Им принесли закуски.

— Вот это да, — сказала малютка, — не жалею, что меня потревожили. Именно так мне все и описывали. Я-то думала, это враки. Слушайте, вы бы хоть поинтересовались, как меня зовут. Сарделька была сногсшибательная.

— Я не решался спросить.

— Не прикидывайтесь робким мальчиком. Меня зовут Фаби, это короче, чем Фабьена. Мой отец работает в типографии, так что он не дурак, сами понимаете, ему столько приходится читать. Он вообще ничего, а вот мать — стерва. Не будем о ней. А еще у меня две сестры. Угадайте, как их зовут.

— Не могу.

— Я так и знала. Старшую зовут Сюз, а вторую — Ниви. Сюз — это от Сюзанна, а Ниви от Каролина.

— Вот оно что…

— Да. Я вам голову не морочу. Слушайте, как же я натрескалась. Вы мне много вина не наливайте, а то в голову ударит. Я потом не понимаю, что делаю.

— Еще немного этих замечательных грибов?

— Нет, лучше передайте говяжьи губы. Они здесь что надо. Сюз, моя сестра, занятная. Знает столько артистов, художников, студентов. Это не треп. Не так давно она постоянно разъезжала в автомобиле, в небольшом роскошном «амилькаре».

— Вот оно что…

— Можете сменить пластинку? Все время повторяете «вот оно что…» Меня это раздражает. Ладно, шут с ним. О чем я говорила? Ах да. Моя сестра дружила с ребятами, у которых был «амилькар», так что она с ними накаталась. Это были два студента, хохмачи.

— С факультета права?

— Откуда мне знать? Вам что, интересно? Одного из них звали Роэль, а другого — Вюльмар. В чем дело? Что-то не так?

— Все в порядке, спасибо.

Фаби посмотрела на него с жалостью.

— А я вас испугала.

— Почему испугали?

— Не прикидывайтесь. Этот «амилькар» вам знаком, только что сами в нем сидели. Я его тут же узнала, и парня тоже — Вюльмар собственной персоной! Как же я развеселилась, когда заметила, что вы за мной идете! И решила: если этот старикан ко мне пристанет, расскажу ему такое, что его точно огорошит. Слушайте, вы, по крайней мере, не его отец?

— Нет, нет, не отец.

— Уф! А то я подумала: вдруг вляпалась! Может, вы его дядя?

— Нет, вовсе нет, он мой секретарь.

— Ваш секретарь? Только не надо мне рассказывать. У него деньги из карманов вываливаются, не будет он работать ради удовольствия. Сюз мне о нем порассказала, он не из тех, кто работает.

— И что же она вам рассказывала?

— Уж не думаете ли вы, что я ее выдам? Я возьму персик в мороженом, обожаю.

Вид у Браббана был не очень-то веселый — несомненно, по причине дергающей боли.

— В самом деле, гоночный автомобиль сразу бросается в глаза, — задумчиво произнес он.

— Сразу бросается, — повторила Фаби.

Она молча съела персик в мороженом. Браббан смотрел прямо перед собой. Она потеребила его за руку.

— Да ладно, не надо так убиваться. Пойдем в кино, развеемся. Он на самом деле ваш секретарь?

— Ну да.

— Чушь. Меня не проведешь. Впрочем, это вообще не мои дела.

— А ваша сестра по-прежнему встречается с упомянутым Роэлем?

— Он ее в результате бросил, сволочь. А ей тут же вздумалось путешествовать, так что она уехала в Аргентину. Путешествовать — красота, правда? И вообще, хватит о моей сестре. Мы идем в кино?

— Прекрасная мысль.

— Тогда пошевеливайтесь, Тентен, иначе мы опоздаем.

Они отправились смотреть «Атлантиду»[84]. Фаби таращилась на экран, зато Браббан думал совсем о другом. Раньше с ним такого не бывало: он боялся, что его арестуют! Вот что случается, когда хочешь выйти из своего амплуа! И все же, черт побери, он должен был из него выйти, если хотел проворачивать большие дела. А идеи по-прежнему отсутствовали.

После кино он повел малютку пить пиво, поскольку у него в глотке был сухой песок. Малютка была миленькая, живая и презабавная; но он боялся, что она навлечет на его голову неприятности. От этих мыслей он чувствовал себя идиотом. Надо бы посоветоваться с Альфредом; в самом деле, гоночный автомобиль слишком бросается в глаза. Вюльмар был прав. Надо купить машину.

— Полночь, — воскликнула Фаби. — Я ни за что не рискну вернуться к себе.

Теперь Браббан не знал, куда деваться. «Только бы она меня не сглазила», — думал он.

— Как я влипла, — говорила она. — Что мне делать? Что мне делать?

Внезапно он отбросил весь страх, все опасения. Это абсурд — думать, что месье Блезоля могут найти. Месье Блезоль не существовал. Как же его найдут? А завтра он сменит машину. Фаби показалась Браббану провозвестницей нового бытия под знаком честолюбия.

Он повел ее к себе.

Проходя мимо комнаты консьержки, крикнул:

— Месье Браббан.

— Я подозревала, что Тентен — не настоящее ваше имя, — прошептала Фаби.