Роэль и Бреннюир застали Вюльмара сидящим за кружкой пива.
— Терпеть не могу пиво по утрам, — сказал Роэль.
— Ваше здоровье, — откликнулся Вюльмар и опорожнил кружку.
— А я буду коньяк.
Роэль хотел его поразить, но Вюльмар и не такое видал. Бреннюир попросил кофе со сливками.
— Ну что, промариновали вас с утра по полной? — спросил Вюльмар.
Роэль решил описать, как это было, и попытался нарисовать яркую картину лекции в Сорбонне со стадом молодых ученых ослят и нескладных пташек, не забыв также субъекта, который гримасничал и пускал слюни с кафедры. Он добавлял и добавлял красочности и карикатурности, сатиричности и поэтичности. Но Вюльмар хранил гробовое молчание и сидел с умным видом, придававшим ему значительность. Роэль хотел завязать с ним дружбу, но тот с гроссмейстерской точностью отражал все его атаки. Пришлось уйти ни с чем; одно утешение оставалось — отправиться лопать чечевицу в компании полупансионеров и полных пансионеров.
— Этот парень еще не совсем съехал на фило(софии), — сказал Вюльмар. — Непонятно только, зачем он кривляется. Будто гомик.
— Не похож, — отозвался Бреннюир. — К тому же он влюблен в Терезу.
— Это ни о чем не говорит, — возразил Вюльмар.
Через паузу:
— Тебе бы понравилось, если бы он спал с Терезой?
— Ну и гад же ты.
— А что, резонный вопрос.
Бреннюир пожал плечами.
— Правда, — не унимался Вюльмар. — Чего ты хвастаешься, что Роэль влюблен в Терезу? Во-первых, в следующий раз, когда я его увижу, спрошу, правда ли это, а во-вторых, ты бы не обрадовался, если бы они вместе спали.
— Я? Мне-то что?
— Я тебя знаю. Будь твоя воля, ты не дал бы сестре заниматься любовью, пока она замуж не выйдет, бедная девочка. Как будто ей нельзя до этого немного попробовать. Я не говорю, что со мной — она меня на дух не переносит — но, например, с Роэлем. Была бы хорошая парочка. Могу себе представить…
— Хватит. Я пошел.
— Правильно. Скатертью дорога.
И удержал приятеля за рукав.
— А знаешь, что из всех девушек, которых я встречал, только с Терезой мне хотелось бы заняться любовью?
— Ты меня достал.
Бреннюир вырвал руку и с достоинством удалился.
К обеду его не дождались. Так что он съел чуть теплое рагу, читая газету, а затем выпил кофе с тошнотворным запахом.
— Сегодня было невкусно, — сказал он Мелани, которая стремительно убирала со стола.
— Пришли бы вовремя, или думаете, я буду вам отдельно готовить? — отозвалась добрая старушка-служанка.
Она его тоже достала. Он постучался в комнату Терезы. Ему ответили «войдите»; он решил все-таки войти.
— Что тебе?
— Ничего.
— Тогда зачем мешаешь?
Он сел, водрузив правую лодыжку на левую коленку.
— Ты случайно не получала письмо?
— От кого?
— От одного моего друга.
— Хочешь, чтобы я сказала, не приходило ли мне письмо?
— Именно.
— Какой же ты бываешь дурак.
— Так он тебе написал или нет?
— Кто может мне написать?
— Не скажу.
— Ну и глупо.
Он встал с важным видом.
— Напрасно нос задираешь, — сказала Тереза.
Он закрылся в своей комнате, чтобы написать сочинение о динамизме мышления[29], которое намеревался изобразить в трех пунктах. Остановился на начале второго — подвыдохся. Ему вдруг захотелось повидать в «Майе» приятелей с факультета права, которые, как и он, собирались стать составителями бумаг в каком-нибудь министерстве в надежде вести не обремененную работой жизнь и, возможно, посвятить себя Литературе.
На бульваре Сен-Мишель ему попались косматики. Пожалуй, можно перекинуться с ними парой слов. Он предложил вместе что-нибудь выпить. Ублен взял теплого молока, а Тюкден — кофе со сливками. Бреннюир заказал коньяк, чтобы их поразить. И от дел перешел к словам.
— Мы тут как-то вечером неплохо провели время с Мюро, Понсеком и другими ребятами, вы их не знаете. Поймали Понсека на известной шутке — выколотый глаз, слышали?
Косматики о таком не слышали.
— Кому-нибудь завязывают глаза и заставляют идти с выставленным вперед указательным пальцем. Ему говорят: «Сейчас ты выколешь глаз такому-то». А в это время подставку для яиц набивают смоченным хлебным мякишем. Парень пихает туда палец и думает, что и впрямь выколол приятелю глаз. Мы проделали это с Понсеком. Он потерял сознание.
— Есть отчего, — сказал Ублен.
— Славно повеселились. Пили белое винцо. Мюро и Понсек — хорошие приятели. Потом мы отправились на улицу Блондель. Славно повеселились.
Двое молчали. Бреннюир продолжал, строча, как из пулемета:
— Почему вы не пошли на медицинский? Спорим, я знаю почему? Из-за жмуриков. Я тоже жмуриков терпеть не могу. Представляете, перед тем как перенести их в анатомичку, из них вытаскивают червей, которые ползают внутри.
— Мертвых следует уважать, — сказал Ублен.
— Пф-ф! Что такое труп? Отличная пища для личинок! — заявил Бреннюир.
Тюкден слушал его без тени нетерпения.
— А что ваши, с проеденными мозгами[30]? — спросил у него Бреннюир. — Все читаете книжки этих дуриков?
— Каких дуриков?
— Дадаистов?
Винсен протянул ему книгу, на которую опирался локтями. Бреннюир открыл ее наугад и прочел:
— ДАДА — неуловимость,
Подобная несовершенству.
Нет красивых женщин,
Как нет на свете истин.
Неправда. Есть красивые женщины!
— Истины тоже есть, — сказал Тюкден.
— Как же это понимать? — спросил Бреннюир.
— Маска скептицизма. Я как Декарт: Larvatus prodeo[31][32].
— Это несерьезно, — сказал Бреннюир.
— Если бы я принимал Дада всерьез, я не был бы дадаистом, а если бы я не принимал Дада всерьез, я не был бы лейбницианцем.
— Пойду к друзьям в «Майе», — с отвращением закончил разговор Бреннюир. — Отдохну от ваших выкрутасов.
Тюкден был скорее доволен тем, как ему удалось заткнуть рот бывшему ученику заведения имени Людовика Великого, который все детство провел в Париже.
— Омерзительная шутка, — сказал вдруг Ублен.
— Какая шутка?
— Выколотый глаз.
— Это врачебные штучки, — рассеянно ответил Тюкден.
Он попросил дать ему ручку или карандаш и на одном дыхании изобразил общие положения своей философской системы.
1. Философский метод состоит: а) в индивидуальном поиске, который приводит либо к принятию уже существующей системы, либо к созданию новой; б) в согласовании результата собственного поиска и результатов, полученных другими мыслителями.
2. Различие философских систем состоит единственно в различии точек зрения.
3. Признается существование явлений двух видов: одни именуются внешними (чувства, ощущения), другие — внутренними (образы, воспоминания).
4. Все явления наделены двумя свойствами: длительностью и протяженностью.
5. Время и пространство — не что иное, как продукты схематических искажений длительности и протяженности; допустимо рассматривать их как априорно интуитивные факторы.
6. Понятия освобождаются от длительности и протяженности.
7. Наблюдение за внутренними явлениями показывает, что длительность скрывает под собой некую неизменность.
8. Наблюдение за внешними явлениями выявляет составные и делимые объекты.
9. То, что остается постоянным в текущей длительности, русло потока внутренних явлений, есть субстанция.
10. Все, что не является составным и делимым, есть субстанция.
11. Субстанция, выявленная посредством внутренней интуиции, идентична субстанции, выявленной внешним анализом.
12. Не следует путать последнюю с атомом — понятием противоречивым.
13. Субстанция существует вне пространства и времени.
14. Субстанции множественны.
15. Совокупность явлений составляет физический мир; совокупность субстанций (и сущностей) — метафизический мир.
16. Восприятие есть призма, преобразующая метафизический мир в мир физический.
17. Материя проявляется в прохождении организованных субстанциональных форм через эту преобразующую призму. Сопротивляемость есть индивидуальная особенность субстанции. Сила есть стремление к организации.
18. Таким образом, индивидуальная субстанция выступает как нечто бесконечно активное, поскольку преобразующая призма заложена в ней самой.
19. Кроме того, являясь вневременной в метафизическом мире, она, тем не менее, развивается, и это развитие, преобразованное призмой внутреннего восприятия, заставляет говорить о текучести внутренних явлений.
20. Метафизический мир находится вне любых категорий времени, пространства, причинности и т. д., и даже вне субстанции.
21. Любая проблема, возникающая в связи с метафизическим миром, неразрешима, так как язык подчинен категориям. Этот мир останется для нас непостижимым, пока язык будет выступать посредником между ним и нами.
22. Метафизический мир не существует, поскольку существование есть категория.
23. «Субстанция», выделяющаяся из остального метафизического мира, формируется для применения категорий.
24. Мир субстанций (и сущностей), рассматриваемый через категории, составляет мир явлений.
25. «Субстанция», выделяющаяся из других субстанций, рассматривает метафизический мир в прогрессирующем искажении.
26. Бытие-над-Бытием есть метафизический мир; Бытие-утверждающее-Небытие есть мир выделяющихся субстанций; Бытие-Небытие есть мир явлений.
27. Наука и религии суть ограничения метафизики.
28. История есть неподвижное развитие.
Винсен Тюкден не смог удержаться на уровне этих двадцати восьми пунктов. Весна все в нем перевернула. Он зашлепал по черным лужам эрудиции. Читал он теперь только книжные каталоги, библиографии, справочники. Он бродил по улицам, но улицы были всегда одни и те же. Он принялся писать стихи, например, вот такие:
ГИПСОВАЯ СТАТУЯ
Повисла в небе лилового цвета
радуга едва заметная
наметила нить историй темных
из снов мертвецов оскопленных
Разноцветных ракет верченью
помешать ничто не должно
а большие афиши кино
приглашают познать приключенья
На радость арлекину иностранки
цветами черными украсят вещицу
диковинную — коловорот странный
продырявивший продавщицу
Он продолжал готовиться к экзамену по (общ)ей (фило)софии и логике.