Последние ритуалы

Глава 16

Среди бумаг лежал маленький кожаный портфель, желтовато-коричневый, с ремешками. Тора их расстегнула. Кожа, на вид старая (шестьдесят лет точно, на внутренней маркировке значился год: НГГ 1947), на ощупь оказалась мягкой, как перчатка. Однако удивление вызвал не сам портфельчик, а его содержимое: очень старые письма. Не просто старые, а старинные. Судя по шрифту и другим внешним признакам, они были значительно старше своего вместилища. Тора вопросительно смотрела на Маттиаса.

— Ты нашла это в коробке? — Он был явно потрясен.

— Да, — ответила Тора и решила сосчитать письма и одновременно их просмотреть, как вдруг Маттиас, издав нечленораздельный звук, выхватил у нее портфельчик. От неожиданности она вздрогнула.

— Ты с ума сошла?! — Он второпях стал застегивать ремешки, но из-за спешки у него плохо получалось, к тому же мешал руль, да и неудобно было это делать, сидя на водительском месте.

Тора недоуменно наблюдала за его усилиями. Наконец Маттиас застегнул портфель и осторожно положил на заднее сиденье, потом извернулся и снял куртку, аккуратно накрыл находку и убедился, что с ним соприкасается только подкладка, а не мокрая наружная ткань.

— Не пора ли нам ехать? — прервала молчание Тора. Они находились на полпути до выезда со стоянки на улицу.

Маттиас вцепился в руль обеими руками и медленно выдохнул.

— Прости, я вел себя неадекватно. Вот уж не ожидал увидеть эти письма в убогой полицейской коробке.

Он вырулил со стоянки на дорогу, и они поехали прочь.

— Могу я наконец узнать, что это за письма? — спросила Тора.

— Письма исторические, 1485 года. Принадлежали деду Гаральда. Некоторые весьма ценные. Точнее, бесценные. Я и представить не мог, что Гаральд взял их с собой в Исландию. В страховой компании наверняка считают, будто письма лежат себе в банковской ячейке.

Маттиас отрегулировал зеркало заднего вида так, чтобы заветный груз все время оставался в поле зрения.

— Они написаны одним знатным человеком из Инсбрука. В них рассказывается, как Генрих Крамер начал охоту на ведьм в его родном городе. Тогда это еще не стало повсеместным явлением.

— Напомни, кто такой Генрих Крамер. — Имя казалось Торе знакомым, но она не могла вспомнить почему.

— Один из двух авторов «Молота ведьм», главный инквизитор Тироля. Явно извращенец, поскольку особенно любил мучить женщин. Кроме травли мнимых ведьм он еще преследовал евреев и богохульников. В сущности, его мишенью могли стать люди, объединенные по любому признаку.

Тора припомнила, что немного читала об этом в Интернете.

— Ага, понятно. То есть эти письма о нем? — удивленно спросила она.

— Да, — подтвердил Маттиас. — В 1485 году Крамер прибыл в Инсбрук. Возможно, «пришел, увидел», но точно не «победил». Сначала для него все складывалось удачно: он устраивал допросы, применяя насилие и ужасные пытки. Подозреваемых в колдовстве женщин — их набралось пятьдесят семь — никто официально не защищал. Местное духовенство и светская власть испугались. Крамер проводил процессы как настоящие шоу! В основном эти шоу разоблачали сексуальные «преступления» предполагаемых ведьм. В конце концов сам епископ возмутился и выслал Крамера из города. Содержащихся под стражей женщин освободили, но их тела были чудовищно истерзаны, а дух сломлен систематическими пытками. Автор писем рассказывает, как истязали его жену. Поверь мне, это не развлекательное чтиво.

— Он писал кому-то конкретно?

— Все письма адресованы Георгу Гольсеру, епископу Бриксенскому — тому, что выдворил Крамера из города, и у меня есть подозрение, что письма сыграли в этом не последнюю роль.

— А как они попали к деду Гаральда?

Маттиас пожал плечами.

— Когда окончилась война, в Германии распродавали все. Гунтлибы воспользовались этим и диверсифицировали вложение своих капиталов, снижая риски, вызванные девальвацией марки. Их банк не обслуживал обычных вкладчиков, не осуществлял стандартных денежных операций. Благодаря деду Гаральда клиенты банка Гунтлибов ничего не потеряли. Гунтлиб-старший хорошо разбирался в курсах валют и биржевых спекуляциях, манипулировал акциями, не привлекая лишнего внимания. И чем сильнее экономика шла вниз, тем лучше становилось его положение. Тогда-то он и собрал свою коллекцию старинных реликвий.

— А кто владел письмами до него? Вряд ли это был простой человек. Обыватели не хранят на черный день письма пятнадцатого века.

Маттиас задумался.

— Понятия не имею. Эти документы не значатся ни в каких каталогах; возможно даже, что это и подделка, но очень качественная. Дед Гаральда особо не распространялся насчет этой покупки. Инициалы на портфеле — его: Никлас Гаральд Гунтлиб. В общем, о прежнем владельце ничего не известно… Я лично думаю, что когда-то их украли из церковного архива.

Маттиас ехал по Сноррабрёйт и подавал сигнал другим водителям, намереваясь поменять полосу. Поскольку они решили, что лучше всего вернуть компьютер на Бергстадастрайти, то сейчас направлялись туда. Для этого необходимо было повернуть направо, а они никак не могли перестроиться из левого ряда. Никто из водителей не пропускал Маттиаса, скорее наоборот: казалось, ему намеренно препятствуют и направляют на мост, ведущий к кладбищу Фоссвогур.

— Да что вы такое творите?! — возмущался Маттиас.

— Смело бери вправо, — посоветовала Тора, для которой ситуация была обыденной. — Они просто берегут тормоза, а вовсе не пытаются мешать твоему движению.

Маттиас отважился — и перестроился безо всякого ущерба (если не считать громкого гудка той машины, водителю которой все же пришлось притормозить).

— Нет, я никогда не привыкну к стилю вождения в этой стране, — изумленно заметил он.

Тора улыбнулась и спросила:

— И что там, в письмах? Что случилось с этой женщиной?

— Ее пытали. Жестоко.

— А бывают не жестокие пытки? — Она ждала более подробного рассказа. — Что с ней сделали?

— Ее муж пишет о парализованных руках, о ноге, расплющенной «испанским сапогом». Оба уха отрезаны. Много такого, что бумага с трудом выдерживает. Резаные раны и тому подобное. — Маттиас отвернулся от дороги и посмотрел на Тору. — Насколько я помню, одно из последних писем заканчивалось так: «Если вы ищете дьявола, то не найдете его в том, что осталось от моей молодой и безгрешной жены. Дьявол — в ее обвинителе».

— О Боже, — содрогнулась Тора. — Как подробно ты все запомнил…

— Такое не забывается, — сухо ответил Маттиас. — Впрочем, цель автора не в описании мучений и зверств. Он пытается добиться освобождения жены, доказывает невиновность жертвы и даже прибегает, как бы мы сейчас сказали, к незавуалированным угрозам. Этот человек на грани безумия. Он любит свою жену всем сердцем. Судя по его словам, она была необычайно красивой, и они только недавно поженились.

— Ему позволили навещать ее? Письма написаны, когда узница еще сидела в тюрьме?

— И да и нет. Ему не разрешали с ней видеться, но один из стражников сжалился и позволил им обмениваться записками, которые, судя по письмам, становились все более и более безысходными. Что же касается твоего второго вопроса, то все письма за исключением одного — с просьбами ее освободить. Последнее письмо написано после того, как несчастную выпустили. То, что в нем сказано об их участи, нам всем неплохо бы вспоминать, когда мы жалуемся на жизнь.

— Ты о чем? — Тора не слишком желала услышать ответ.

— По сравнению с сегодняшним днем медицина тех времен была просто смехотворна. Больным и увечным приходилось переносить невообразимые физические страдания. А теперь представь себе психическое состояние девушки, которая раньше считалась хорошенькой и привыкла, что ею восхищаются, а после освобождения у нее практически расплющена нога и все пальцы на руках. Ушей нет. Тело испещрено отметинами от ножа, которым протыкали родимые пятна и родинки, чтобы посмотреть, не потечет ли кровь. И многое другое, на что только намекается, а не описывается. Что бы ты сделала в таких обстоятельствах? — Маттиас снова обернулся к Торе.

— У нее были дети? — спросила Тора, непроизвольно подняв руку к уху. Никогда прежде она не задумывалась, какая неотъемлемая часть облика — уши.

— Нет.

— Значит, она покончила с собой, — не раздумывая сказала Тора. — Страдать и терпеть можно только ради детей, ни для чего больше.

— Совершенно верно! — произнес Маттиас. — Они жили у реки, и однажды вечером, ковыляя домой, она в нее бросилась. Тяжелое платье по моде того времени, обездвиженная нога и парализованные руки не оставили шансов на спасение.

— И что сделал муж? Это упоминается в письме? — спросила Тора, стараясь не думать о несчастной молодой женщине.

— Да, упоминается. В последнем письме он говорит, что инквизитор Крамер забрал самое дорогое в его жизни, и потому он отнял самое дорогое в жизни Крамера и отправил прямиком в ад. Но там не говорится, что именно стало предметом его мести или где она свершилась, а также при чем тут ад. Современные источники также не дают подсказок. Потом автор обвиняет епископа в бездействии — в том, что тот вовремя не ответил на его мольбы, за что ему, как слуге Божьему, придется отвечать перед своим господином. Затем он цитирует Ветхий Завет, который, как ты знаешь, довольно далек от всепрощения. Я не могу вспомнить точно, но эти слова больше походят на проклятие и призыв на голову епископа Божьей кары, а если Бог будет мешкать… На мой взгляд, это была прямая угроза, но исполнил ли он ее, неизвестно. Георг Гольсер умер несколько лет спустя. Возможно, перед смертью епископ сам захотел избавиться от этих писем, не желая, чтобы они остались в церковных архивах.

— Сомневаюсь. Если бы он хотел от них избавиться, он бы их сжег. А страницы даже не обуглены.

Маттиас сосредоточился на вождении, пытаясь пристроить машину рядом с домом Гаральда. На стоянке все места были заняты.

— Ну, не знаю… Возможно, перед встречей с Богом и святым Петром он побоялся сжигать письма, не желая привлекать внимание к их содержанию. Дым как-никак возносится к небесам.

— Значит, ты думаешь, что они подлинные, а не фальшивые? — спросила Тора.

— Не совсем так. Там есть некоторые места, которые не сходятся.

— Например?

— Прежде всего ссылки на написанную Крамером книгу. Автор говорит, что ее витиеватый стиль не скрывает дьявольское происхождение содержания.

— Он имел в виду «Молот ведьм»? Наверняка Крамер проводил расследования против так называемых ведьм, применяя ее на практике.

— Вот тут и не совпадает, — сказал Маттиас. — Письма, как я уже говорил, датированы 1485 годом, а про «Молот ведьм» точно известно, что сие экстраординарное произведение литературы появилось на свет в 1486-м.

— А дед Гаральда или он сам пытался определить, когда изготовлены бумага и чернила?

— Да, и эксперты подтвердили их подлинность. Впрочем, это ничего не значит. Фальсификаторы умеют делать и старинную бумагу, и старинные чернила или краску, как раз на тот случай если состоятельные люди захотят перед приобретением провести подобные тесты.

— Старинные чернила? — засомневалась Тора.

— Именно. Или что-нибудь подобное. Они выделяют их из древних веществ или выпаривают из других старинных документов, менее ценных. Получается то же самое.

— Очень много мороки, — сказала Тора, радуясь, что ей никогда не хотелось стать фальсификатором.

Они вышли из машины.

— Но зачем эти письма Гаральду? — спросила Тора. — Он-то считал их подлинными или фальшивыми?

Маттиас закрыл дверцу с водительской стороны и открыл заднюю. Аккуратно завернул портфельчик в свою куртку, положил сверток в коробку и осторожно поднял всю пирамиду. Если он и мерз, оставшись в одном свитере, то не показал этого.

— Гаральд был убежден, что они настоящие. Он все время пытался выяснить, кого или что Крамер потерял из-за мести автора. Будучи страшно увлечен этой тайной, он искал ссылки в документах по всей Германии и даже специально ездил в библиотеку Ватикана, но не смог найти никаких свидетельств. О жизни Крамера практически ничего не известно, кроме того, что он написал свою нашумевшую книгу, да и происходило это более пяти веков назад.

Тора заметила на снегу свежие следы, ведущие за угол дома — туда, где жил Гаральд. Подбородком она указала на них Маттиасу. Следы вели только в одном направлении, поэтому вряд ли их оставил почтальон. Маттиас кивнул и, стараясь, чтобы снег не скрипел под ногами, начал медленно обходить дом с торца. Тора тихонько следовала за ним.

Как только они завернули за угол, то увидели мужчину, стоящего недалеко от входной двери. Он отступил, пытаясь заглянуть в окна верхнего этажа, и вздрогнул, заметив Тору и Маттиаса. Его губы несколько секунд шевелились, а затем он запинаясь спросил:

— Вы знали Гаральда Гунтлиба?