Последний бойскаут

— Да. Мне хорошо с тобой, — ответила Сара, да Майк и не ждал другого ответа. Он неплохо знал женщин такого типа: с ними иногда бывало тоскливо, их приходилось многому учить, зато такой темперамент иногда появлялся у них, и такой благодарностью бывали исполнены их глаза, когда они снова чувствовали себя любимыми, желанными, самыми лучшими, — а Майк никогда не скупился на ласковые слова, — что было не жалко затраченного времени. Ни капельки не жалко.

У Майка на языке вертелся вопрос «Тебе лучше со мной, чем с Джо?» — но он решил не задавать его: было еще рано. Сара в конце концов сама поймет это, если уже не поняла.

— Мы будем часто встречаться, гулять, ездить куда-нибудь в лес, просто отдыхать от этой жизни, хочешь? — предложил Майк.

Сара с восторгом согласилась, подумав о том, что последнее время вся природа для нее — это сад, а Джо… Да что там Джо, с ним уже сейчас не очень-то хорошо, а скоро, быть может, станет совсем плохо. Любовник… Странное слово. Джо бы пришел в ярость, если бы узнал, что у нее есть любовник.

Майк откинул одеяло.

— Дорогая, мне пора идти. Я бы не хотел ставить тебя в неловкое положение. И потом, хотя бы для романтики надо соблюдать конспирацию.

Сара засмеялась, беря со стула халатик.

— Я провожу тебя.

— Не стоит, милая. Я не хочу тревожить тебя. Я обещаю, что выйду очень осторожно, ни одна мышка не заметит.

Он легко поцеловал ее в губы и вышел.

Сара все-таки накинула халат и подошла к окну. Уже рассвело, и в листьях деревьев проснулись самые первые птицы. Она подождала шума мотора и снова забралась в теплую постель. Ей было весело и немного стыдно перед Джо. Но Майк такой чудесный — если бы Джо был женщиной, он бы ее понял. И потом, эта история должна сбить с Лили чувство превосходства.

Меджус не стал заглядывать в комнату, где спал Джо, — утренний сон некрепок. Можно, конечно, соврать, что только что привез его домой, но неохота. Потом Джо — малый на редкость проницательный, сыщик от Бога — он о чем-нибудь да догадается.

Майк сел в машину и включил зажигание. Ночка удалась. В следующий раз придется покупать большой букет роз: женщины имеют дурацкую привычку хорошо запоминать данные им обещания.

Сначала в комнату вплыл огромный букет алых тюльпанов, и не успела Сара ахнуть от восторга, как из-за цветов показалось улыбающееся лицо Майка.

— Здравствуй, Сара! Прости, что я целых две недели не был у тебя. Вот тебе цветы — специально выбрал самые красивые, чтобы хоть как-то загладить свою вину.

— Ты — прелесть, — сказала Сара, целуя его.

Она никогда не переставала удивляться: он помнит все сроки, все даты — даже дату их первого объяснения! Джо иногда забывал даже день своего рождения. Ее день рождения он, правда, помнил. Зато никогда не дарил ей столько цветов. Ей вообще никогда не дарили столько цветов, если не считать, конечно, первого поклонника. Она тоже была слегка влюблена, не так уж очень, но слегка была.

Питер Кулидж, «мистер Колледж», как они его дразнили, потому что равных ему в математике и физике не было. Алина всегда возмущалась, на пару с Лили: «Это надо же — в восемнадцать лет быть таким занудой! Сплошные цифры на уме, ни на одной вечеринке не был!» Сара смеялась вместе с подругами и добавляла:

— Хотела бы я поглядеть, в кого он влюбится, если он вообще способен влюбиться!

— Наверное, в цифру восемь, она хоть как-то на женщину похожа! — отвечала Лили, заливаясь смехом.

А влюбился он в нее, Сару. Когда лукавый малыш подбежал к ней и сунул толстенное письмо, она удивилась. А когда прочитала это письмо, в котором половина страниц была исписана фразой «Я тебя люблю», то удивилась еще больше. Питер Кулидж, каждый год бравший призы на математических олимпиадах, допоздна сидевший за книгами, способен написать фразу, в которой нет ни одного числа? Сара сочла это чьей-то шуткой и успокоилась.

Но Питер сам пришел на следующий день с букетом цветов и слово в слово повторил то, что было написано в письме. Изумленная Сара сидела на верхней ступеньке крыльца, а он сидел на нижней, теребил дужку очков и говорил:

— Знаешь, я не верил, что могу кого-нибудь полюбить. Я знаю, что надо мной многие смеются: зануда, зубрила… Но я не такой, я хочу, чтобы ты поняла, что я не такой. Когда я почувствовал, что люблю тебя, мне стало так хорошо. Даже если ты не захочешь встречаться со мной, мне тоже будет хорошо: я буду знать, что ты есть.

Они просидели тогда целую ночь на крыльце и говорили, кажется, обо всем на свете. С Питером было интересно, гораздо интереснее, чем с другими ребятами, у которых на уме была только музыка. Саре было очень приятно, что в нее кто-то влюблен, — ни у Алины, ни даже у Лили еще не было настоящего пария, который бы дарил цветы и писал такие письма. А Питер писал ей каждый день.

Алина и Лили просто обалдели, когда она гордо сообщила им о том, что цифра восемь — не самая лучшая женщина на свете.

— Ну ты даешь! — выдохнула Лили. — Это надо же! Обошла ты нас, подружка.

— Все в ваших руках, — гордо сказала тогда Сара и ушла: Питер уже ждал ее у школьных ворот.

Что было потом, уже забылось. Остались только письма — Джо как-то чуть не выбросил их в порыве ревности, но она не дала. И воспоминания о цветах — каждый день огромные букеты, для которых не хватало ваз в доме. Сара смеялась, гладя Питера по голове: «С тобой можно изучать ботанику — по цветам!» И тюльпаны он тоже дарил. Такие же красивые, как эти…

Сара поставила цветы в большую вазу.

— Ты взяла мою вазу? — раздался ревнивый голос Майка. Он недавно подарил ее, сказав: «Это для моих цветов», и не поверил, что ни от кого больше она цветов не получает. Милый Майк, он такой хороший.

— Как ты тут жила без меня, муженек не наведывался? — спросил Майк.

— Я думаю, мы скоро разведемся, — спокойно и грустно сказала Сара. — Я не видела его давно, он не приходит, не звонит, даже дочкой ни разу не поинтересовался.

— Ты думаешь разводиться? А как Джо на это смотрит? — поинтересовался Майк.

— Он еще не в курсе! — засмеялась Сара. — Я проинформирую его, как только он появится.

— Мне кажется, он появится не скоро, — ухмыльнулся Майк. — Лас-Вегас, знаешь ли, не располагает к воспоминаниям о семье.

— Джо в Лас-Вегасе?

— Именно. Мало того, он в Лас-Вегасе без денег. Джо не любит попадать в смешные ситуации, но эта ситуация смешна, — сказал Майк, перебирая тонкие пальцы Сары.

Сара была довольна. За те две недели, что Майк не приходил, она очень много передумала и о нем, и о Джо, и, конечно, о себе. Но принять какое-то определенное решение так и не смогла. Мысль развестись с Джо пришла ей только что, и она сказала об этом Майку внезапно для себя. Хотя, пожалуй, это будет правильно. Лучше быть свободной женщиной, чем иметь такого мужа, как Джо. Муж должен быть рядом, помогать, ну на худой конец встречаться с дочерью. У Дерен проблемы в школе, какие-то неизвестные приятели, этот Томми, про которого она не желает рассказывать… А у нее, Сары, иногда не хватает времени поговорить с Дерен. Конечно, девочка скучает по отцу, хоть и не спрашивала о нем ни разу. А вот отец по ней не скучает, ему в Лас-Вегасе лучше. Так что ни отцом, ни мужем, ни даже любовником его не назовешь — он годится разве что на роль дальнего родственника.

— О чем ты задумалась? — спросил заскучавший Майк.

— Прости, я сегодня немного не выспалась, пойду приготовлю кофе, — Сара освободила свою руку из рук Майка и поднялась наверх.

Майк зажег сигарету. Он с удивлением понял, что не обрадовался, услышав о ее предполагаемом разводе с Джо. За этот год Майк успел привыкнуть к Саре, он знал о ней все, она о нем — почти ничего. Завел постоянную любовницу. В общем-то, пора обзавестись чем-то постоянным — но, конечно, не женой. Жениться Майк, насмотревшись на страдания приятелей, никогда не собирался. А вот иметь в запасе женщину, вроде как замужнюю, которая не зависит от тебя, но радуется твоему приходу — это самое лучшее для сорокалетнего мужика. Сара была идеальным вариантом. Если она разведется с Ханбеком… Что ж, придется подумать, как избежать семейных уз и разговоров об этом. «Дорогой, а ты женишься на мне?» — Майка весьма раздражал этот вопрос, и немало женщин, задав его разнеженным утром, потом долго не могли понять, отчего Меджус пропал из их жизни окончательно и бесповоротно.

Сара спустилась по лестнице, осторожно неся перед собой изящный поднос с двумя чашечками кофе.

— Я думал о том, что ты сказала. О Джо, — начал Майк.

Сара удивленно вскинула брови.

— Что ты думал?

— Я думал, что тебе не стоит этого делать, — твердо сказал Меджус.

— Почему? Ты же сам видишь, во что превратились наши с Джо отношения. И ты мне советуешь оставаться с ним! — искренне возмутилась Сара.

— Да, я советую тебе не разводиться, — не менее твердо сказал Майк.

— Но почему?

— Дело в том, что ты наверняка захочешь снова выйти замуж. С возрастом ты вместе со зрелой красотой приобрела и ум, поэтому уж точно не ошибешься в выборе второго мужа.

Сара улыбнулась комплименту и кивнула головой:

— Да, теперь я не ошибусь.

Майк слегка вздрогнул. Нужно было спешить, иначе придется выдумывать невообразимые причины, по которым ему нужно оставаться холостяком. Майк не любил этого.

— А дочка? Я по твоим рассказам немного знаю ее и не могу представить, как она отреагирует на нового мужчину.

— Никак, — отмахнулась Сара. — Ей наплевать на все, что происходит в доме, поэтому она никак не отреагирует.

Но чуткое ухо Майка заметило нотки тревоги в ее голосе. Он ринулся в бой.

— Я с тобой не согласен. Подростки иногда ведут себя так, будто бы им на все наплевать, но если происходит что-то, что им не нравится… Вот недавно у моего приятеля был случай. Его дочери четырнадцать. Он при ней чмокнул свою секретаршу — и чмокнул в щеку, чисто по-дружески, так она с ним неделю не разговаривала, плакала и чуть из дому не ушла. Это очень опасный возраст. Дерен наверняка переживает, что ты снова начала работать и не можешь много времени проводить с ней. А если ты разведешься с Джо, да еще приведешь знакомиться с ней неизвестного мужика — я… в общем, я не советую тебе этого делать. Джо ведь не мешает тебе жить так, как ты хочешь? И ты ему не мешаешь, — Майк сказал это и сразу же пожалел — яростью полыхнули глаза Сары.

— Нет, Майк, я помешаю ему жить! Обязательно помешаю! Когда он вернется из Лас-Вегаса, ты не знаешь?

Майк мысленно сплюнул. С этими бабами всегда так — надо любую фразу продумывать до последней интонации.

— Не злись, Сара, — он погладил ее по плечу, но Сара отстранилась:

— Не успокаивай меня, пожалуйста! Я решила развестись, а значит, так и будет!

Глупая женщина. Горячится, шумит и даже не предполагает, что через десять минут передумает разводиться, а еще чуть позже будет считать, что мужа лучше Джо, а любовника лучше Майка на свете нет.

— Я и не успокаиваю тебя, только не делай глупостей. Ты сама потом пожалеешь, если разведешься с Джо. А он пожалеет об этом еще больше. Ведь он любит тебя, Сара.

— Джо любит меня?! Не смеши меня, пожалуйста, Майк! Он давно уже не любит меня.

— Это ты давно уже не любишь его, а он тебя любит. Просто далеко не все мужчины умеют проявлять свою любовь, — снисходительно произнес Майк, снова гладя Сару по плечу.

Сара умолкла. Она не любит Джо, а он любит ее. Ну да, конечно, она его не любит, она уже давно его не любит…

Майк продолжал:

— Не прогоняй его. Джо будет нелегко это перенести, он может сорваться и сделать что-нибудь не то. Не забывай, у нас с ним довольно-таки опасная работа. Пусть он думает, что хотя бы дома у него все в порядке. Ему лучше верить, что ты хранишь верность и очаг, — Майк позволил себе улыбнуться, — воспитываешь дочь и в трудную минуту поможешь ему. Считай его своим старым другом или вечным поклонником, если уж не считаешь мужем.

— Ты, наверное, прав, — с сомнением произнесла Сара. — Но, все-таки…

— Ты понимаешь, что я прав? Ну слава Богу! — перебил ее Майк. — Я боялся, что ты не поверишь мне и совершишь неправильный поступок. Но ты умная женщина, моя дорогая. И красивая.

Он притянул Сару к себе и поцеловал ее. Сара ответила на его поцелуй и закинула руки ему на шею.

— Я соскучился, — прошептал Майк, слегка прикусив зубами мочку ее уха.

Сара застонала и еле слышно отозвалась:

— Я тоже, мой любимый.

На этот раз Майк действительно соскучился — было много работы, и, как назло, ни одной вечеринки. Двухнедельное воздержание подействовало на Большого Майка, поэтому в этот раз он был постоянно на высоте. Доведя Сару до такого состояния, что она не могла даже кричать, Майк удовлетворенно потрепал ее по голове.

— Отдохни, дорогая. Я совсем измучил тебя.

Это было большим удовольствием для Майка Меджуса — смотреть на измученную тобой, закрывшую от любви и усталости глаза женщину, лоб которой покрыт счастливой испариной, и ждать, что вот-вот она взмахнет ресницами, облизнет запекшиеся губы и скажет:

— Любимый… Принеси мне попить, я сама не смогу встать…

— Сейчас, моя милая, — отозвался довольный Майк, набросил халат и пошел в кухню.

Бедный Ханбек. Может быть, он и сам был бы непрочь так провести время с законной супругой, да у него не получается. А у него, Майка Меджуса, получается. У него все получается, даже помогать тебе, старина Джо, спасать тебя, спасать от развода — я же знаю, что будешь ты ей улыбаться и смотреть прямо в глаза, и скажешь: «Да, Сара, так будет лучше», а потом, ночью, взвоешь от тоски; спасать от безденежья, чтобы ты мог с похмелья хотя бы пива купить. И когда-нибудь я скажу тебе об этом, чтобы ты скривил физиономию, но слова не мог сказать в ответ, потому что это правда — я спасал тебя. Я, Майк Меджус, спасал тебя.

Он налил в стакан воды и отнес в спальню. Сара уже сидела в постели и курила.

— Я никогда такого не чувствовала, — расслабленным голосом произнесла она.

Майк улыбнулся.

— Я рад, что тебе хорошо со мной.

Сара жадно выпила воду, провела рукой по спутанным волосам и потянулась за одеждой.

— Мы так и не допили кофе, я пойду приготовлю.

— Не одевайся, накинь халат, — Майк удержал ее руку. — Я действительно очень соскучился по тебе.

— Я хотела бы, чтобы ты оставил меня в живых, — Сара набросила легкий халатик и направилась к выходу.

— В живых я тебя оставлю, — усмехнулся Майк.

Он спустился по лестнице и вошел в душ. Когда тело окатила горячая вода, Майк вдруг вспомнил, что к нему в офис сегодня должен приехать Ханбек — ему надо дать координаты той девицы из стриптиза. Жаль, придется одеваться и выходить на пыльную и жаркую улицу. Меджус не спеша оделся, вытер мокрые волосы, поглядел на часы. На то, чтобы выпить кофе, времени хватит, а на большее — нет. Ну что ж, Джозеф Ханбек, ты заслужил небольшую поблажку с моей стороны — хотя бы тем, что в свое время женился на такой очаровательной женщине.

— Ты уже оделся? Дела? — расстроилась Сара.

— Ты угадала, но не огорчайся. Я сегодня еще вернусь к тебе. И для начала вернусь через минутку, — сказал Майк, вставая и смущенно улыбаясь.

Сара задумчиво помешала ложечкой кофе. Хорошо, пусть все остается по-прежнему: она замужем за Джо, а Майк — ее любовник.

Любовник… Странное слово и почему-то немножко смешное. Сара уже привыкла к Майку, ей нравилось, когда он приходил, приносил цветы и подарки, шутил с ней. И в постели он вел себя лучше Джо. Точнее, лучше, чем Джо в последнее время.

Сара вспомнила, как неловко было ей после первой ночи, когда Джо проснулся и сидел на кухне, мрачный и неразговорчивый. Он ничего не заметил и ни о чем не спросил. И ночью он тоже ничего не заметил. Джо ласкал ее тогда, а она отворачивалась, еще чувствуя на своем теле прикосновение рук Майка. И потом долго ссылалась то на головную боль, то на усталость. Джо сердился и не мог понять, что случилось, даже подумал, что она заболела, — но то, что было на самом деле, в голову ему не пришло — и слава Богу.

А потом ей понравилось принадлежать сразу двум мужчинам, отдаваться им — иногда чуть ли не в течение часа обоим по очереди, сравнивать сексуальный стиль, запах кожи, слова, которые они говорили во время любви… Сара сначала пробовала понять: кого же из них она любит? — но не могла. «Никого ты не любишь, или же любишь сразу обоих», — сказала ей Лили. «Как это — обоих, нельзя же одинаково любить двоих!» — удивилась Сара. «Можно», — уверенно сказала тогда Лили и добавила: «Уж поверь мне, дорогая, — каждая женщина по сути своей — шлюха, и становится ею, как только складываются подходящие обстоятельства. У тебя они сложились более чем подходящие — пользуйся и радуйся».

Саре не особенно понравились слова подруги — уж кем-кем, а шлюхой она себя никогда не считала.

— Я не шлюха, — сказала она вслух. — Я — красивая женщина, и у меня есть муж и любовник.

— Что ты говоришь? — из ванной появился Майк, поправляя ремень.

— Так, сама с собой, — ответила Сара. — Ты сразу уйдешь или немного посидишь?

— Пожалуй, пойду. Чем раньше я уйду, тем скорее вернусь, — Майк залпом выпил кофе и поднялся.

Он поцеловал Сару в щеку и направился к двери, но вдруг остановился, услышав шум мотора и визг тормозов.

— Кто это? — спросил Майк. — Не открывай.

Сара, запахнув халатик, подошла к окну, посмотрела и испуганно обернулась к Майку:

— Это Джо! Он идет к дому.

— Не открывай, ты не одета. Мою машину он вряд ли заметил, я поставил ее далеко от дома. Позвонит и уйдет.

— Он не уйдет, не уйдет, — в ужасе повторяла Сара. — Он знает, что я всегда запираю калитку и задергиваю шторы, когда ухожу. А потом сейчас придет Лили, я забыла, что хотела позвать тебя на вечеринку. Лили знает, что я дома, и они с Джо будут ждать меня!

— Ну хорошо, спрячь меня куда-нибудь, — иронически сказал Майк.

— Куда?

— А хоть в шкаф, в лучших традициях, — засмеялся Майк.

Сара распахнула дверцы старого шкафа.

— Вот сюда. Здесь уже давно ничего нет. Черт, я не успела одеться, хорошо хоть халат есть.

— Шкаф мне немного узковат, у тебя нет ничего попросторнее? — дурачился Меджус, забираясь в шкаф.

— Почему ты не боишься? — удивилась Сара.

— Потому что если он меня найдет, я знаю, что ему ответить, — Майк сморщился, пытаясь вытянуть ноги. — Зачем ты меня обманула, здесь тьма каких-то старых вещей, очень неудобно. Постарайся поскорее выпроводить своего муженька. Я хотел бы избавить его от ощущения рогов на собственной голове.

— Что ты ему скажешь, если он найдет тебя? — спросила окончательно перепуганная Сара, стараясь унять дрожь в коленях.

— Скажу, что жду автобуса, — расхохотался Меджус, закрывая за собой дверцы шкафа.

Сара тяжело вздохнула. Только бы Джо ничего не заметил!

А дверной звонок уже заливался вовсю.

Майк Меджус — это было интересно. Джо даже на секунду отключился от ситуации и чуть не спросил его: «Ну как, ты дашь мне координаты той девицы?» Майк сидел среди потрепанной одежды, как попугай в лавке старьевщика, один галстук постоянно падал ему на глаза, и Меджус отводил его дрожащей рукой.

Не опуская пистолет, Джо подошел ближе. Майк отпрянул в глубь шкафа, запутался в пиджаках, испуганно заморгал редкими ресницами.

Джо сделал шаг назад и сказал:

— Вылезай, Майк, не бойся. Чувствуй себя как дома.

Меджус с усилием выбрался из шкафа, согнулся, чтобы размять затекшие ноги, но тут же поднял на Джо настороженный взгляд.

— Не бойся, — повторил Джо. — Прости меня, пожалуйста, что я так долго продержал тебя в этом месте.

— Послушай, Джо… — начал Майк.

— Нет, дружок, это ты меня послушай, — резко сказал Джо. — Мне бы очень хотелось узнать, что это ты делал здесь с моей женой. Ты ее грел для меня, что ли? Заботился о моем здоровье, как хороший добрый друг? А?

— Я… — снова начал Меджус, и снова Джо перебил его:

— Ну поделись же впечатлениями, Майк. Давай поговорим, ты же любишь говорить о бабах. Давай-давай, расскажи, как тебе показалась в постели моя жена. А потом расскажу я, и мы сравним наши ощущения. У нас может получиться крайне интересная беседа, ты не находишь?

— Так получилось, Джо, — выдавил Майк, стараясь не глядеть на Сару.

— Да неужто? — деланно изумился Джо. — Впрочем, я тебя понимаю. Так с кем угодно могло получиться. Это была случайность, правда? Ты тихо шел мимо, никого не трогал, и вдруг поскользнулся, упал и случайно засунул свой член в мою жену! Ой, простите, пожалуйста, миссис Ханбек, мне, наверное, сегодня просто не везет! А потом ты случайно упал в шкаф и закрыл за собой дверцы. И не мог выбраться, бедняга, так сильно хотел, но никак не мог! И жена моя все хотела помочь тебе, но тоже случайно не смогла, а, Сара?

Сара молча стояла у зеркала и широко раскрытыми глазами смотрела на них, кутаясь в халатик.

— Да ты не стесняйся, некого стесняться, мы же оба тебя видели! — крикнул ей Джо.

Сара провела рукой по щеке и быстро проговорила:

— Джо, пожалуйста, убери пистолет.

Ханбек посмотрел на пистолет в своей руке, который был направлен на Майка, и сказал:

— А, да: пистолет… Ты права, Сара, — я, наверное, действительно схожу с ума.

Раздался выстрел, и в мелкие осколки разлетелось стекло свадебной фотографии с улыбающимися Джо и Сарой.

— А это вам на память, миссис Ханбек, — усмехнулся Джо.

Он подошел к Майку, восковым изваянием застывшему у шкафа, и тронул его за плечо.

— Пойдем отсюда, мне кажется, нам есть о чем поговорить на свежем воздухе, — и, не дожидаясь реакции, быстро двинулся к выходу. Майк, все так же не глядя на Сару, поплелся за ним.

Джо остановился рядом с машиной Майка и смотрел, как медленно подходит Меджус, как останавливается рядом, опустив голову. Ну да, конечно, — угрызения совести.

Джо Ханбек и Майк Меджус были знакомы уже очень давно, еще по самому первому в жизни — как у одного, так и у другого — полицейскому участку. У Джо была неплохая память, и иногда он с удивлением замечал, что помнит мелкие и в общем-то ненужные подробности своей жизни.

Вот и сейчас он вспомнил, как однажды пришел в участок раньше обычного, блеклым осенним утром, поражаясь тому, что ему абсолютно не хочется спать. И было чему поражаться, потому что он не спал всю ночь, успокаивая Сару. Она была на девятом месяце, и какая-то дура-подруга рассказала ей, что от родов часто умирают. Джо пришлось приложить немало усилий, чтобы объяснить ей, что это бывает крайне редко, а уж она-то точно не умрет. Когда рассвело, Сара наконец уснула. Джо побродил по комнате, выкурил пару сигарет и понял, что заснуть ему уже не удастся. Тогда он оделся и медленно побрел в участок.

Дежурного отчего-то не было, и вообще никого не было, если не считать тощего парнишки, робко притулившегося к столу Ханбека.

Джо сел за стол, закурил и неодобрительно посмотрел на парнишку.

— Мистер Ханбек… — пискливым голоском произнес тот.

— Да, мистер Ханбек — это я, — стараясь казаться солидным, сказал Джо.

— Не знаю почему, но я решил сдаться именно вам, — сказал парнишка, теребя густую шевелюру.

— Сдаться? — не понял Джо.

— Вам, наверное, будет трудно поверить, но я — Николас Фохт.

Конечно, Джо было трудно поверить этому. Николас Фохт, знаменитый вор, был тогда притчей во языцех всей лос-анджелесской полиции. Существовало множество его фотороботов, абсолютно не похожих друг на друга, — то с усами и бородой, то черноволосый, то огненно-рыжий. Фохт менял обличье так же часто, как менялись дни недели, и никто не знал, как же ой выглядит в точности. Естественно, все мечтали его поймать, и Джо в том числе. Но этот птенец?

Джо, сказать по совести, в то время и сам был еще птенцом, но предпочитал не думать об этом.

— Простите, но я вам не верю, — с легкой иронией сказал он.

— Что ж, тогда я уйду, — согласился Фохт. — Но вам придется долго мучиться, разгадывая, как же вскрыт сейф в Ливерпуль-банке.

Ливерпуль-банк был последним подвигом Фохта. Это событие произошло вчера, и весь вечер, пока Сара не начала волноваться, Джо строил планы, как ему удастся захватить этого ловкача.

— И как же? — поинтересовался он.

— Вы что, недавно работаете в полиции? — ехидно спросил парнишка. — Я вовсе не собираюсь выкладывать все сразу. Вы же должны заполнить какие-то документы или что у вас там, доложить начальству, а уже потом меня допрашивать.

— Я давно работаю в полиции, — разозлился Джо. — Просто я хотел проверить, действительно ли вы — Фохт.

— Вот поэтому-то я от вас все время и уходил, что вы только проверять горазды. Нет, это положительно смешно. Прощайте, мистер Ханбек, был рад с вами познакомиться.

— Стойте! — завопил Джо и в мгновение ока пристегнул наручниками запястье Фохта к ножке стола. — Вы никуда не уйдете!

В это время глухое покашливание возвестило о том, что явился шеф, Джералд Ронсон, пожилой добрый негр, которого за глаза все звали «дядюшка Джерри». С первого взгляда Ронсон казался неповоротливым спокойным увальнем, да он таким и был, но смекалки ему было не занимать. Часто, глядя на него, Джо вспоминал то Мегрэ, то Пуаро — дядюшка Джерри был похож на них обоих.

Джо подбежал к Ронсону и, забыв поздороваться, зашептал ему на ухо:

— Мистер Ронсон, я только что поймал Николаса Фохта!

— Правда? — удивился старый негр. — Где?

— Да вот тут у нас, он пришел сдаваться, почему-то лично мне, он хотел убежать, а я его сразу в наручники… — единым духом все выпалил Джо.

— Ну-ка, посмотрим, — Ронсон направился к двери комнаты, где томился прикованный Фохт.

— На пороге негр обернулся.

— Что-то мне не очень верится, сынок. Почему ты подумал, что это именно он?

— Да это точно он! — почти закричал Джо. — Он все рассказал!

Ронсон открыл дверь и изумленно воззрился на лохматого парнишку.

— А ты, однако, шутник, — почти уважительно сказал он. — Это хорошо.

И повернулся к Джо:

— Освободи его и познакомься — это наш новенький, Майк Меджус. Я надеюсь, вы сработаетесь.

Старый негр оказался прав. Они сработались. И даже слишком серьезно.

…Джо Ханбек посмотрел на опущенную голову Майка.

— Почему ты не смотришь мне в глаза, Майк? Тебе стыдно? Насколько я помню, тебе никогда не бывало стыдно. Или, может быть, тебе страшно?

Но Меджус уже уловил в его голосе мягкие нотки, вызванные воспоминаниями, и воспользовался этим:

— Мне не страшно, Джо. Я хорошо знаю тебя. Мы ведь столько времени вместе.

— Нет, Меджус, ты недостаточно хорошо меня знаешь. Ты думаешь, я все тебе прощу? Ты ошибаешься. Сколько бы времени мы ни были вместе, это не дает тебе права трахать мою жену. Я не стану, конечно, убивать тебя. Выбирай — в морду или в пузо?

«В морду или в пузо» была их любимая присловка, еще со времени тренировок в участке, когда они вдвоем лупили поролоновое чучело, деля его по-товарищески — один бил в морду, другой в пузо.

Майк не смог удержаться от улыбки. Потом вздохнул — он-то был отнюдь не поролоновый.

— В пузо, — сказал Майк.

Джо показалось, что он вложил всю свою силу в этот удар. Если бы Меджус выбрал морду, он бы точно лишился зубов. А так он согнулся пополам и прохрипел что-то невнятное.

— Что-что? — вежливо переспросил Джо.

— Ты спас меня тогда от того козла, а кто меня спасет от тебя? — выдавил Майк.

Ох уж этот Меджус, его будут убивать, а он будет шутить!

«Тот козел», конечно, был посильнее Джо, и если бы обстоятельства сложились чуть иначе, Майк давно бы уже не ерничал и не веселился.

Меджуса тогда отправили следить за одним типом, который кантовался в баре старого Гопкинса. Майк отбрыкивался полдня, жалуясь на боль в животе, но ему, конечно же, никто не поверил, а Ронсон даже сказал:

— Майк, я люблю твои шутки, но сейчас тебе предстоит серьезное дело, и будь добр его выполнять.

Вздыхая и постанывая, Майк поплелся к выходу.

Вечером, выйдя из участка, Джо собрался было ехать домой, но какая-то смутная тревога за Меджуса вдруг охватила его. Он неплохо изучил Майка и в большинстве случаев мог догадаться, когда тот говорит серьезно, а когда шутит. На этот раз Майк, кажется, не шутил.

Джо подъехал к бару старого Гопкинса, припарковал машину и, выйдя в бар, приметил за дальним столиком Майка. Ему сразу стало ясно, что Меджус болен — перед ним стоял стакан с содовой, а не с любимым пивом, он то и дело прикрывал глаза, болезненно морщась, а самое главное, сел не за тот столик, откуда отлично просматривался весь бар.

Ханбек сел за этот столик, стараясь, чтобы Майк его не заметил. Это было сделать легко, потому что Майк мутно смотрел по сторонам и уже ни на что не обращал внимания.

Тип, за которым ему было нужно наблюдать, заказывал уже четвертый виски и перешептывался со своим соседом по столику. Тот радостно потирал руки и ухмылялся в рыжие тараканьи усы.

Эти два субчика занимались наркотиками, и сегодня через их руки должна была пройти крупная партия героина. Джо порадовался про себя, что пришел на помощь Майку — Меджус вряд ли способен задержать их, а упускать момент было нельзя.

В бар вошел здоровенный амбал и присоединился к торговцам наркотиками. Джо немного насторожился: с этим справиться будет потруднее.

Он выскользнул на улицу, чтобы посмотреть, нет ли там еще кого-нибудь из этой шайки, ничего подозрительного не заметил, а когда вернулся, ни амбала, ни Майка в баре не было.

Первой его мыслью было: «Все, Меджусу пришел конец». Потом он успокоил себя, подумав, что, может быть, они оба вышли совсем по другому делу, но вдруг услышал:

— Ну конечно, шпик. Я таких за версту чую. Сил с ним быстро разберется, и на стоянке его найдут не скоро, мы будем уже далеко, — тараканьеусый подвыпил и говорил громче, чем раньше. — Я сейчас посмотрю, нет ли тут еще копов, они нам совсем не нужны. Через полчаса будут ребята.

Джо не стал ждать, пока таракан почует его, и стремглав вылетел из бара. Позвонив в участок и в двух словах объяснив суть дела, он побежал на автомобильную стоянку, находившуюся ярдах в трехстах от бара.

Он успел. Майк, словно марионетка, болтался в воздухе, поднятый за шиворот мощной рукой амбала, и умолял слабым голосом:

— Только не в живот… Я прошу, только не в живот…

— А мне плевать на то, что ты просишь! Меня много кто и много о чем просил! — басил амбал, нацеливая свой огромный кулачище в живот Меджусу.

Джо пантерой бросился на него сзади и изо всей силы ударил ему в висок рукоятью пистолета. Стрелять было нельзя — могли услышать. Но, к счастью, Джо попал точно: здоровяк обмяк, выпустил Майка и тяжелой тушей свалился к ним под ноги. Сверху на него свалился Майк и застонал:

— Джо, как хорошо, что ты пришел… У меня ужасно болит живот, это, наверное, аппендицит, вызови врача…

«Боже мой, он ни черта не понял из-за боли. Его могли запросто убить, а он думает об аппендиците», — хмыкнул Джо и отправился вызывать «скорую».

Она тогда перегородила путь полицейской машине, и пришлось немало повозиться и полицейским, и врачам — они увезли вместе с Майком двух раненых ребят из их участка.

А скупщиков героина забрали, и слава досталась в равной степени и Джо, и Майку — Майку, пожалуй, чуть больше, Ронсон очень хвалил его:

— Молодец парень! С аппендицитом не забыл о долге и чести!

Майк, еще не оправившийся после операции, слабо улыбался в ответ.

… — Да уж, теперь у тебя живот не болит, и никто тебя не спасет, — сказал Джо, потирая костяшки пальцев.

— Болит, и еще как, — в свою очередь потирая брюхо, признался Майк.

— А больше ничего у тебя не болит? — поинтересовался Джо.

— Ханбек, я клянусь тебе, что никогда больше не подойду к твоей жене и вообще буду обходить твой дом и тебя заодно за километр! — простонал Меджус.

— Было бы неплохо, если бы ты появился в моем шкафу еще разок, — зло засмеялся Джо. — Тогда бы у тебя точно заболело еще кое-что!

Майк ничего не ответил.

— Ладно, проваливай. Только сначала дай координаты той девицы. Ты их в пылу страсти не забыл? — спросил Джо.

Майк, видя, что лицо Джо снова перекосило от ярости, заторопился достать из кармана смятую бумажку.

— Ты все-таки решил заняться этим делом?

— Да, — сухо ответил Джо.

— Ну вот и правильно, я рад за тебя, пятьсот долларов — это всегда пятьсот долларов, несмотря ни на что, — затараторил Майк, разглаживая листок с адресом. — Вот, здесь все написано.

— Насчет пятисот долларов ты, наверное, прав, а вот от твоей радости за меня, пожалуйста, избавь. Мне это, как ты сам должен догадываться, неприятно, — произнес Джо, забирая адрес.

Майк снова порылся в кармане и достал небольшой буклет, на котором была изображена прелестная мулаточка с обнаженной грудью.

— Вот, посмотри, какая она. Ее зовут Кори.

— Три пальца, говоришь? — вспомнил Джо. — А ее ты тоже трахал, как мою жену?

Майк достал ключи и открыл дверцу машины.

— Прощай, Меджус, и не появляйся больше на моем пути. Тебе не поздоровится, — бросил Джо и зашагал прочь.

Он услышал звук заводящегося мотора, и в то же мгновение его швырнуло вперед мощной взрывной волной. Приподнявшись с земли, Ханбек обернулся и увидел огромные языки пламени, лизавшие обломки автомобиля Майка Меджуса.

Джо потер руками уши, оглохшие от взрыва, и раздельно произнес:

— Кто-то подложил бомбу в машину.

— Джо!!

Ханбек обернулся — к нему бежала Сара. Она бросилась на шею мужу и крепко обняла его.

— Ты жив, господи, ты жив, какое счастье…

Джо отстранил жену и, улыбнувшись, спросил:

— Разве это для тебя — счастье?

Сара с болью и досадой посмотрела на него.

— Вечно ты иронизируешь. Ты же мог погибнуть!

— Видимо, Господь Бог решил, что не стоит оставлять тебя совсем без мужика, и одного тебе уберег. Так что я жив, а бедняга Майк погиб. Мне жаль его, хоть и козел он был порядочный. Можно сказать, редкостный козел.

В унисон завизжали две сирены, и две машины — полицейская и пожарная — затормозили у пылающих обломков автомобиля Майка. Хлопья белой пены облепили то, что осталось от машины, повалил густой дым, и люди суетились в этом дыму, словно красные и синие муравьи. Подъехала и остановилась неподалеку «Скорая помощь», но ей уже нечего было делать.

Сара смотрела вслед уходящему Джо. Он подошел к одному из полицейских и о чем-то заговорил с ним. Полицейский достал блокнот и записывал.

«Майк погиб. Его больше нет», — думала Сара, но эти мысли не укладывались у нее в голове. Только что он был жив, он шутил, смеялся, обнимал ее — даже постель, наверное, еще не остыла — Сара горько улыбнулась. И вот теперь нет не только Майка — нет даже его тела, только страшные кровавые куски мяса.

Она отвернулась и медленно пошла к дому. В воздухе пахло гарью, удушливо и невыносимо.

— Вот и все, — сказала Сара. — Вот и все.

Слезы хлынули из ее глаз, и она медленно опустилась на траву, закрыв руками лицо. Так она делала в детстве, когда было плохо или страшно: прижимала руки к лицу, чтобы ничего не видеть, и ей казалось, что и ее никто не видит. А потом становилось еще страшнее в этой темноте, и она с плачем бежала к папе и маме. Они гладили ее по голове, утешали: «Не плачь, дочка, все пройдет». А кто утешит ее сейчас, кто скажет: «Не плачь?» Никто, уже никто.

Она открыла глаза и увидела свой дом, цветущий сад и беспечную собаку на газоне. Собака прыгала, лаяла, ловила свой хвост и радовалась солнышку и траве. Ее абсолютно не смущали крики, шум, беготня людей. Изредка она недовольно поводила носом — для тонкого собачьего нюха был непривычен этот запах.

Сара обернулась и увидела мужа. Он курил и глядел на нее. Сара поднялась с травы и подошла к Джо. Она вовсе не собиралась что-то ему объяснять, просить прощения — это было бы слишком глупо, тем более сейчас. Но она чувствовала себя такой одинокой и ненужной, что ей хотелось прижаться к кому-нибудь и тихо заплакать.

Но Джо, по всей видимости, не особенно хотелось этого. Он отступил на шаг и пристально посмотрел на Сару.

Она поняла.

— Как ты думаешь, Джо, кто мог это сделать? — спросила Сара. Ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

— То, что не я, это точно, — ответил Джо. — Откуда мне знать, я не осведомлен о друзьях и врагах Майка. Ты же, мне кажется, в курсе, что мы с ним не так уж много общались.

— Это очень страшная смерть, — глаза Сары снова наполнились слезами. Она подняла голову к небу, чтобы слезы не текли.

— Не сдерживайся, Сара, я же вижу, как тебе тяжело, — сквозь зубы процедил Джо. — А то, что ты сказала… Любая смерть страшна, потому что это — смерть. А Майку не было больно, все произошло сразу, я видел.

Сара молча пошла к дому. Джо немного постоял, потом догнал ее и пошел рядом. Не говоря друг другу ни слова, они вошли в дом. Сара ушла на кухню, и Джо, оставшемуся внизу, было слышно, как она плачет.

Идиотское положение, усмехнулся Джо. Моя жена потеряла любовника, а что делать мне? Не утешать же.

Самым верным, конечно, было бы уйти, но Джо отчего-то не делал этого. Он сидел, уставившись в одну точку, и слушал вой невыключенной пожарной сирены. Кретины.

«От судьбы не уйдешь» — фраза банальная, но верная. Стало быть, Меджусу было суждено отдать концы именно в этот день и именно так. Да, конечно. Но лучше бы он взорвался в своей треклятой машине где-нибудь подальше от их дома. И так бы наверняка случилось, если бы Меджус не был любовником Сары.

Джо передернуло. Что она могла найти в этом лысоватом коротышке, который только и говорил, что о бабах да о пьянках? Вечно дурачился, нес белиберду, издевался надо всеми и вся? Ведь он же был дурак, Майк Меджус, полный дурак. О мертвых, конечно, не принято так говорить, но это правда.

Надо же было выбрать именно этого, подумал Джо и оборвал сам себя — можно подумать, ты бы плясал от счастья, окажись на месте Майка любой другой мужик, пусть даже двухметрового роста и «Мистер Вселенная».

Он нервно переломил пополам сигарету и резко отбросил ее в сторону. Возьми себя в руки, Джо Ханбек, частный сыщик! Ни разу не закрывал ты глаза перед опасностью, ни разу не дрогнул твой палец на спусковом крючке, а теперь, из-за бабы…

«А ты и вправду ублюдок», — сказала ему тогда Сара, и в ее голосе не было ни страха, ни слез, а только холодное презрение. «Ты ничего не понимаешь», — глядя сквозь нее, ответил он и ушел. А когда вернулся через неделю, все уже было не так…

…Он упустил тогда Бланка, на что-то отвлекся и два часа проторчал в сквере у кафе, не предполагая, что тот уже давно находится в другом месте. Из машины, затормозившей радом со сквером, выбрался толстяк Мэтью, давний коллега.

— Загораешь, Ханбек?

— Я никогда не загораю, — ответил Джо и отвернулся: ему не хотелось болтать с Мэтью.

— А ты рожу-то не вороти, сейчас ты именно загораешь, — обиделся тот.

— Это почему? — спросил Джо.

— Потому что красавчик твой уже давным-давно смотался. И успел дел натворить, — с плохо скрытым злорадством поведал толстяк.

У Джо похолодело все внутри. Он же ни на минуту не отходил от кафе, только поговорил немного с пацаном, у которого развязался шнурок, и тот не мог его завязать. Неужели тогда?

— Ушел голубчик, ушел, — благодушно продолжал Мэтью. — Я же советовал тебе не связываться с сексуальными маньяками. Чтобы такого изловить, нужно самому быть немного сдвинутым на этой почве, а у тебя, старина, такого не наблюдается. Я верно говорю?

— А иди ты! — яростно заорал Джо. — Где Бланк?

— Они, черти, хитрые, — как бы не слыша его, продолжал Мэт. — Я вот тоже как-то раз пытался одного взять — ни фига не вышло. Его, по счастью, в баре случайно ухлопали, а то всю жизнь молодую пришлось бы на этого героя-любовника положить. Теперь всем советую заниматься более спокойными делами: сейфами там, детьми сбежавшими. Как Дерен поживает?

— Хорошо, — еле сдерживаясь, ответил Джо. — Прекрати меня изводить, а то я дам тебе в зубы. Где Бланк?

— А я к чему про детей-то говорю, — осклабился Мэтью. — Садись в машину, отвезу. Девчонка в морге, а где твой подопечный душка Бланк, я и сам хотел бы знать.

Девочке было на вид не больше пятнадцати лет. Ее темно-каштановые волосы разметались по оцинкованному столу морга. Худенькое тело сжалось в комочек, словно от холода, и можно было бы подумать, что она спит, если бы не страшная рана на горле — от уха до уха. Все жертвы Бланка были убиты так.

Мэтью тронул Джо сзади за плечо.

— Хочу тебя обрадовать: это его последний подвиг. Пока мы с тобой добирались сюда, Бланка взяли. Прямо на вокзале, собирался твой дружок во Флориду, отдохнуть слегка после трудов праведных.

Джо не мог выносить постоянные шуточки Мэта на тему убитых. Он немало повидал трупов за время своей работы в полиции, но привыкнуть к ним не мог. Особенно к погибшим такими молодыми и так страшно, как эта девочка.

— Заткнись, Мэт, как ты можешь? — он оттолкнул руку полицейского.

— А поживи с мое, еще и не так сможешь. Ты же еще цыпленок, Джо, по сравнению со мной, плачешь небось по ночам и вздрагиваешь, когда такое приснится? Я тоже поначалу дергался, на мокрой подушке просыпался. А потом привык, — спокойно ответил Мэтью. — Забудь эту девчонку, их еще много будет. А то, что Бланка взяли наконец-то, — вот это хорошо.

Джо вышел из ледяной полутьмы морга на прогретый летним солнцем двор и пошел, не разбирая дороги. Бланка взяли, и это хорошо, но он бы мог взять его раньше. И тогда бы эта худенькая девочка не лежала бы на холодном столе с перерезанным горлом, а болтала бы с подругой, или играла на рояле, или…

Он почувствовал комок в горле. Эта девочка погибла из-за него, по его вине. Он сам убил ее рукой Бланка.

И поэтому, только поэтому — Саре он ничего не сказал, но она могла бы догадаться! — он пошел в первый попавшийся бар, сел за угловой столик и пил, пока не начало мутиться в глазах, пока не закружилась голова и Бланк, Мэтью, мертвая девочка не стали чем-то призрачным, туманным и далеким.

И первой его фразой, когда он тяжело перевалился через порог дома, было:

— Где Дерен?

Сара не ответила ему, а только тяжело вздохнула и ушла вглубь дома. Он бросился за ней, прижал ее к стене и выкрикнул, дыша ей в лицо запахом виски:

— Где Дерен, я спрашиваю?!

— Она спит. Она уже давно спит, в отличие от меня. Я уже звонила тебе на работу, твой шеф сказал, что ничего не знает, я бог знает что уже думаю, а ты… Ну что ты там такое делаешь, из-за чего каждый вечер приходишь такой?

— Тебе этого не понять, — заплетающимся языком ответил Джо и плюхнулся в кресло. У него отлегло от сердца: Дерен дома и спит, значит, все в порядке.

Сара рассердилась:

— Почему мне этого не понять? То, что ты пьян, как свинья, я, по-твоему, способна понять, а твоих высоких душевных порывов я понять не могу? Объясни мне, пожалуйста!

— Перестань орать, у меня в ушах звенит от твоего крика, — меланхолично ответил Джо.

— Хорошо, я буду говорить тише, — нервно произнесла Сара. — Но будь уж так любезен объяснить мне все-таки, отчего же я такая тупая? Отчего же я ничего не понимаю?

— Ты сама ответила на свой вопрос, — сказал Джо, закуривая. — Ты — тупая, поэтому ничего и не понимаешь.

— Не шути, я с тобой серьезно говорю! — снова сорвалась на крик Сара.

— Просто тебе не дано этого понять. Тебе никогда не приходилось оставаться со смертью один на один, когда знаешь, что вся твоя жизнь висит на волоске, а рядом с тобой — враг, и если ты его не убьешь, он убьет тебя. Ты не поймешь этой жизни, ты не знаешь ее, да и что ты вообще знаешь? — презрительно сказал Джо.

Болван, взялся рассказывать про свою жизнь. Женщина, удел которой — ждать, сама же об этом говорила: «Я всегда буду ждать тебя», а теперь строит из себя черт знает кого. Объясни ей! Как он может это объяснить ей, когда и сам не понимает ничего? Он знает одно: настоящий сыщик должен быть одинок и свободен. Ни от кого не зависеть. Его не должны расспрашивать, приставать, вытягивать клещами рассказ о каждой его минуте.

— Я прежде всего знаю, что у тебя есть жена и дочь! А тебе приятнее напиться, чем провести с нами хотя бы один вечер! — кричала Сара.

Джо показалось, что ее голос непостижимым образом проник в его голову и бьется там назойливой мухой.

— Замолчи, дура, — медленно сказал он и уронил сигарету.

Сара подняла сигарету и швырнула ее в окно.

— Идиот, ты сожжешь дом! Ну конечно, тебе же на все наплевать! Ты был бы рад, если бы мы с Дерен исчезли! А лучше бы умерли!

— Сара, прекрати, — Джо почувствовал, что в нем начинает закипать ярость.

Почему она говорит такие вещи? И таким голосом? Каждое слово Сары билось в голове Джо уже не как муха, а как пуля, призванная ранить его, сделать ему больно, убить.

— Я не прекращу! Мне осточертело то, что ты говоришь! Мне надоело постоянно слышать: «ты ничего не знаешь!», «ты ничего не понимаешь», «дура»! Именно что дура, могла бы давно с тобой развестись и жить припеваючи! А от тебя толку никакого, если бы мы еще жили нормально, а то и денег нет за дом платить, и ты идиот!

Джо увидел вспышку ненависти в ее глазах и понял, что тоже ненавидит ее.

— Тварь! — процедил он сквозь зубы и наотмашь ударил Сару по щеке.

Она отпрянула назад и схватилась за щеку. Широко раскрытые, недоуменные глаза наполнились слезами.

— И запомни, пожалуйста, — никогда не разговаривай со мной так, — Джо зажег новую сигарету.

…И вот после этого она сказала: «А ты и вправду ублюдок». Не надо было ее бить. Она так ничего и не поняла.

Джо поморщился: жизнь — это полное дерьмо. Ни одного хорошего воспоминания, сплошная дрянь в голову лезет. И хватит прошлое теребить, пора уходить и заниматься своим делом. Пусть у тебя, Джо Ханбек, все в этой жизни не так, пусть душа твоя изодрана в клочки — но есть люди, которых ты будешь спасать; душу их ты спасти не сможешь, да и не твое это дело. Ты будешь спасать их жизнь, а моральными проблемами пусть занимаются священники и психоаналитики.

Сара спустилась вниз, на ходу припудривая заплаканное лицо. Она села напротив Джо и хрипло спросила:

— Ты разговаривал с полицией?

— Ты же видела, — ответил Джо.

— И… что ты им сказал?

Боится. Боится, как бы я не запятнал ее доброе имя. Чтобы соседи языками не трепали. А мне плевать на ее доброе имя, как ей плевать на мое! Вот только неохота таскаться в участок и отвечать на кретинские вопросы: «Когда вы в последний раз были дома?», «Имели ли вы с вашей женой сексуальные контакты?»

— Я сказал им, — размеренно произнес Джо, — что Майк Меджус, будучи моим знакомым и коллегой, заехал ко мне, чтобы дать адрес женщины, за которой мне надо будет наблюдать.

— И все? Ты не говорил им про…?

А теперь боится сказать, про что я мог сообщить полиции. Трусливая дрянь, все они такие: сделать — пожалуйста, а вот отвечать за свои поступки — ни в какую.

— Нет, дорогая моя, как раз про это, — Джо выделил слово «это», и с удовольствием увидел, как сжалась Сара, — как раз про это я им и не говорил. Так что не нервничай и успокойся: заплаканные глаза тебя не украшают.

— Джо, скажи мне, — сказала Сара, глядя ему в глаза, — ты ведь знал, правда?

— Я подозревал, — холодно ответил Джо.

Что он мог ответить? Что был ни сном ни духом? Что, если бы кто-то ему об этом рассказал, он бы не поверил? Что, появляясь после долгой отлучки и видя бегающие глаза жены, не обращал внимания? Так значит, Меджус не в первый раз сидел в этом шкафу и выскальзывал за порог при первой возможности?! Сволочь! Если бы он остался жив, я пристрелил бы его.

— Ты подозревал? — переспросила Сара.

— Представь себе.

— Черт возьми, так почему же ты мне ничего не говорил?

— Ты взрослая женщина, и сама способна оценивать свои поступки, — с кривой улыбкой ответил Джо. — Что я должен был тебе сказать? «Не уходи, моя родная, я так люблю тебя, и наш райский уголок ждет нас?» Это? Или наоборот: «А не пошла бы ты к такой-то матери»?

— Да хоть что-нибудь! — крикнула Сара. — Хотя бы: «ты лживая сука, Сара!», чтобы эмоция была!

— Боже мой, какая ты эмоциональная! — усмехнулся Джо. — А я более спокойный человек и эмоциям не поддаюсь. А потом, дорогая, ты уже не вызываешь у меня ровно никаких эмоций.

— Совсем? — обреченно спросила Сара.

— Совсем, — ответил Джо. — Впрочем, если тебе очень хочется, чтобы я как-нибудь обозвал тебя, я, конечно, из уважения к тебе могу это сделать. Но не думаю, что это будет лучший выход из сложившейся ситуации.

— Да пошел ты, Джо! — Сара зажгла сигарету и несколько раз подряд затянулась.

Джо продолжал быть изысканно-меланхоличен. Эта роль ему нравилась. Ему нравилось смотреть, как злится Сара, которая, сама того не подозревая, угадала его смутное желание — толкнуть ее, заорать, назвать ее сукой, дрянью! Но это бы показало, что он в ней как-то заинтересован. Это бы унизило его.

— Ты решила обругать меня, раз уж я не называю тебя так, как тебе хочется? — осведомился он.

— Мне было так одиноко без тебя, — Сара вдруг склонилась к его плечу.

Джо отодвинулся.

— Ну-ну, избавь меня от воспоминаний и объяснений. Я уже достаточно понял, чтобы сделать выводы самому.

Он поднялся.

— Не лги ни мне, ни себе, Джо, — сказала Сара. — Ты пытаешься уверить себя, что презираешь меня. Это не так: сейчас ты меня ненавидишь. Но себя ты ненавидишь больше.

Джо обернулся на пороге:

— Как же мне себя не ненавидеть — мне ведь приходится проводить с собой целых двадцать четыре часа в сутки. А тебе на прощание маленький совет: купи собаку, чтобы не было так одиноко.

Кабачок «Сладкая жизнь» был местом развеселым и котировался достаточно высоко среди лос-анджелесских любителей клубнички из восточного района города. В эротическом шоу, которое устраивалось здесь ежевечерне, участвовали отборные девушки, ничем не уступающие даже тем красоткам, что выступают в знаменитом привилегированном «Луна-холле». Но если в «Луна-холл» возможно попасть далеко не всем, то «Сладкая жизнь» доступна каждому, кому не жалко потратить за вечерок десяток-другой долларов.

Посреди кабака высились две металлические клетки из толстых прутьев, и в них под дразнящую музыку похотливыми змеями извивалась пара танцовщиц, одна — в костюме восточной наложницы, другая — в пиратском наряде. Причем покрой одежды был таков, что наиболее привлекательные места девушек были отнюдь не прикрыты. Что же касается железных клеток — они, вероятно, были призваны оберегать исполнительниц от наскоков иных не в меру разгоряченных зрителей. Но, возможно, был тут и иной расчет, уже эстетического порядка: зрелище полуобнаженных женских тел за решеткой наводило на мысль о клетках зоопарка, в которые посажены красивые хищные твари, дикие прекрасные животные, охотиться на которых — занятие опасное и увлекательное, подлинно мужское занятие. Нет ничего лучше, чем потихоньку предаваться таким душегрейным ассоциациям над стаканчиком виски под хорошую музыку, представляя, будто бы жизнь — не что иное, как вечный кайф с пляшущими голенькими девочками, зазывно дрыгающими кругленькими попками и словно готовыми отдаться тебе без долгих разговоров, сбросив свои экзотические одеяния.

Джимми Дикс, впрочем, ни о чем таком не думал, хоть и сидел почти рядом с этими клетками. Был он, во-первых, не созерцатель, а деятель, и рассуждать на подобные темы не любил, просто привычки не было: попалась бабенка смазливая — значит, нужно ее просто брать, и нечего тут размышлять вокруг да около. А слюной капать, разглядывая стриппершу, — занятие для придурков и импотентов. И потом — совсем другие мысли бродили сейчас в его голове, пьяные и горькие мысли.

— Давай выпьем, — вязко бормотал он соседу по столику. — Давай выпьем за Алекса-космонавта… Да-да, за космонавта… Давай, Харри!

Собутыльник, знавший Дикса довольно давно и привыкший к его причудам, послушно чокнулся. Джимми одним духом осушил стаканчик.

— Многовато ты все-таки стал пить, Джимми, — заметил Харри.

— Тебе-то что за дело? — вяло огрызнулся Джимми. — Тебя это разве касается, а?

— Когда ты за «Жеребцов» играл, то столько не квасил. Держал как-то себя в руках.

— Э, когда это было… — отмахнулся Джимми. — И чего ради буду я теперь себя сдерживать? Налей-ка мне еще…

Харри послушно выполнил просьбу приятеля, однако не преминул напомнить:

— Выпивка, между прочим, на потенцию очень хреново влияет.

— А это кому как. Мне, например, выпивка только способствует. У меня от шотландского виски стоит, как у верблюда. Видел, как стоит у верблюда?

— Нет.

— Я тоже. Но у него здорово стоит, у верблюда-то, а?

— Наверняка, — кивнул Харри.

— Ну вот, видишь. А ты говоришь — не пей.

— Когда стоит — это хорошо, — убежденно сказал Харри.

— Еще бы! Вот думаю — может, опять Молли задвинуть, а? — раздумчиво сказал Джимми, кивнув на ближайшую клетку, в которой артистично изнывала от деланной страсти полуобнаженная пираточка.

— Ты что, сумасшедший, да? — укоризненно покачал головой Харри. — Изменять такой клевой девке, как Кори, — это ж последнее дело.

Джимми с досадой стукнул себя кулаком по макушке:

— Да знаю я, знаю… Кори — это, конечно, первый номер, лучше ее не сыскать. Но до того мне хреново теперь, что даже и все равно, на какую телку карабкаться… То есть не все время, конечно… Но вот как только переберу — так на любую глупость способен. И друзей теряю одного за другим. Правда, они, может, и не настоящие друзья были, если им только тот Джимми Дикс по душе, который в фаворе. Нету кругом надежных людей, абсолютно не на кого положиться.

— Ну, на меня ты можешь положиться, Джимми. Разве нет? — спросил Харри — впрочем, без особой уверенности.

— Положиться на тебя? — пожал плечами Джимми. — Только до такой степени, чтобы раздавить вместе бутылочку-другую, не более того. Ты не обижайся, приятель, но это так. Или ты не согласен?

— Нет, почему же… В общем, верно, конечно. В огонь и воду не пойду. Да и какие могут быть огонь и вода, если вся жизнь — только выпивка да девки. Ну, и еще пара кусков дерьма впридачу…

— Больших кусков дерьма, — уточнил Джимми.

— Ну да. Но ведь каждый свою порцию дерьма должен сам хавать, разве не так?

— Так, Харри, все так. Ты честный малый, Харри, и это уже хорошо. Прилипала какой-нибудь стал бы разводить лабуду: я, мол, за тебя по гроб жизни и всякое такое. Таким козлам я сразу в рог даю. Просто как зверь становлюсь, ничего не могу поделать. Не выношу лицемеров.

— Смотри, нарвешься как-нибудь на неприятности, — предостерег Харри.

— А мне плевать! У меня этих неприятностей и так выше крыши, девать некуда. Но со мной лучше не связываться…

— Слушай, да не заводись ты так. Прямо готов весь кабак раскурочить. Ты свои представления лучше в каком-нибудь другом месте устраивай, пожалей «Сладкую жизнь».

— Знаешь, если я удила закушу, то точь-в-точь бешеный жеребец становлюсь.

— Побереги лучше свою энергию для девок. Они бешеных любят, — посоветовал Харри дружелюбно. — А вон, кстати, и Кори появилась… Кому это она выпивку несет, а?

— Хотел бы и я это знать, — проворчал Джимми.

Они проводили взглядами Кори — изящную стройную мулатку, наряженную в причудливое ковбойское одеяние. Причудливость его состояла в том, что под кожаной безрукавкой на девушке ничего не было и ее смуглые груди были выставлены на всеобщее обозрение. Малиновые штаны с бахромой тоже отличались своеобразным фасоном: скроены они были так, что оливковые ягодицы Кори были открыты практически полностью, лучше всякого магнита притягивая мужские взгляды. Посетители жадно обшаривали ее глазами, одобрительно причмокивали.

Но Кори нисколько не смущал такой избыток внимания. Никак не реагируя на пристальные взгляды, она пересекла зал и подошла к дальнему столику, за которым сидел крепкий рыжеватый мужчина с квадратными плечами и угрюмым лицом. Это был детектив Джо Ханбек.

Кори поставила перед Джо высокий стакан с мартини:

— Это чтоб тебе скучно не было.

— За выпивку сейчас расплатиться? — спросил Джо.

— Нет, сейчас не надо. Потом.

— Сядь-ка, — предложил Джо.

Кори опустилась на стул, игриво отставив полуголую попку:

— Какие еще будут вопросы?

Ее миндалевидные ореховые глаза лукаво поблескивали, но в глубине их таилась легкая печаль. Джо хорошо различал это…

— Так ты и впрямь думаешь, что полиция не может тебе ничем помочь?

— Конечно, — отозвалась Кори. — Они, разумеется, сделают вскрытие — после того, как меня убьют. Но не более того. Мало от них проку.

— Убьют?

— Ну да, — пожала плечами Кори. — Грохнут. Шлепнут. Замочат. Порешат. Как мне сказать, чтоб тебе было понятнее?

— То есть ты полагаешь, что долго не продержишься? — уточнил Джо.

— Вот именно, — кивнула Кори.

Джо хмыкнул и пригубил мартини.

— Слушай, что это за музыку у вас тут играют — дерьмо собачье, — недовольно сказал он. — Просто уши вянут. Надо за это брать с тебя дополнительную оплату.

— А ты бы предпочел Бетховена, что ли?

— Да хотя бы и его.

— Стрип-шоу под Бетховена — ничего себе! — захохотала Кори.

— Фу, как вульгарно ты смеешься, — поморщился Джо. — Симпатичная девчонка — а регочешь, словно лошадь.

— А тебе-то что? — фыркнула Кори. — Ты что — отец мне, что ли?

— Да, я тебе отец. Или вроде того. За тебя, во всяком случае, отвечаю, раз ты мне деньги платишь.

— Ну, я тебе не по отцовскому тарифу плачу, так что уймись.

Джо скептически оглядел ее легкомысленный наряд:

— Ты бы оделась, что ли. А то сиськи все наружу.

— Ой, да не смеши меня, пожалуйста! Не нравится — не смотри. Какое тебе дело до моих сисек?

— Но ведь их я тоже охраняю, верно?

— Ну, на них и без тебя куча телохранителей найдется, только свистни. И не фига меня клеить, а то вот попрошу сейчас, чтобы музыку погромче сделали.

— Ах, только не это — я же тут сбрендю! И не думал я тебя клеить — не выдавай желаемое за действительное.

— Вот же нахал, а? — захихикала Кори. — Ладно, ты тут не закисай, работничек.

— Попробую.

Кори легко вскочила я двинулась между столиками. Джо задумчиво проводил глазами ее гладенький задок.

— А музыка действительно жуткая, — буркнул он себе под нос.

Кори тем временем уже подходила к столику, за которым расположились Джимми и Харри.

— Привет, красавчик!

Она звонко чмокнула Джимми в щеку. Тот посмотрел на нее с подозрением:

— А это что за покойник там сидит?

— Разве он похож на покойника?

— Скоро будет. Так кто это такой?

— Никто. Ой, черт, сейчас же мой выход. Извини…

Пиратка и наложница покидали клетки. Из динамиков послышался ликующий голос стрип-жокея:

— А теперь поприветствуем женщину, у которой всегда есть настроение — угадайте, для чего! Талантливая и очаровательная мисс Кори!

Яростно замигали неоновые огни по стенам, посетители разразились аплодисментами. Кори в своем причудливом ковбойском костюме вышла на всеобщее обозрение.

Джимми уже не раз видел этот ее номер и смотрел сейчас в полглаза. Но не смотреть вовсе — не мог. Не вполне отдавая себе в этом отчета, он во время выступлений Кори ревновал ее — ревновал ко всем мужикам, собравшимся в «Сладкой жизни», ревновал ко всему миру. Кори танцевала так, словно бы отдавалась кому-то. Эти заламывания рук, этот изгиб стана — именно так вела она себя в постели, и Джимми это хорошо знал. И вот сейчас настырная музыка будто бы насилует ее, а Кори постепенно уступает ее натиску, и вот уже ее испуг постепенно переходит в наслаждение, она уже распалена до крайности, все похотливее движения ее бедер, все зазывнее подпрыгивают шоколадные груди, и алый язычок сладострастно облизывает полные губы… Она сейчас — женщина для всех, каждый волен принять ее телодвижения и мимику на свой счет, вообразить себя ее самцом, ее покорителем. И нет, наверное, мужчины в этом зале, который не желал бы ее, не мечтал бы проникнуть в ее нежное лоно…

Джимми угрюмо оглядел зал. У, шакалы… И еще этого квадратного типа откуда-то принесло — откуда Кори его знает? Надо бы разобраться…

Он пересек зал и бесцеремонно опустился за столик Джо Ханбека:

— Привет. Ты — Никто.

Это прозвучало с провоцирующей уничижительностью, но Джо только усмехнулся в ответ:

— Тише, только никому не говори об этом.

— Так Кори сказала: что ты — никто, — настырно повторил Джимми.

— Ну, ей виднее. Успокойся, малыш, не дергайся. Я просто присматриваю за ней, — примирительно сказал Джо.

— Телохранитель, что ли?

— Да, что-то в этом роде… У тебя спичек нет?

— Нет, — мотнул головой Джимми, с подозрением разглядывая Джо. — Что — у Кори какие-то неприятности? Ты мне уж расскажи, будь любезен.

— Не стоит.

— Но ты все же скажи, а? — допытывался Джимми.

— Да зачем тебе это знать — ты и без того какой-то дерганый.

— Почему ты не хочешь сказать?

— А ты из-за этого так нервничаешь?

— Может быть.

— Не нервничай. У всех есть свои секреты.

— Господи, да какие в этом мире секреты: вода мокрая, небо голубое. Ерунда, а не секреты. Жизнь — говно! — вот он, главный секрет.

— Может быть, и так.

— Значит, она наняла тебя, да? — не унимался Джимми. — Она что же — нашла тебя по телефонному справочнику?

— Она обратилась к моему приятелю Майку, а я его заменил.

— А где этот Майк?

— Он умер.

— Мне очень жаль это слышать, — презрительно процедил Джимми.

— Он был засранцем, — пожал плечами Джо.

Джимми раздражался все более и более:

— Слушай, я не знаю, кто ты такой, мать твою, и что вообще происходит. Плевать мне и на тебя лично, и на всех. Но Кори — моя девушка. И если у нее неприятности — то я хочу знать про это.

— Секретная информация, мальчик.

— А ты мне все равно скажи, — настаивал Джимми.

— Нет.

— Ну вот зараза, а? До чего же ты тупой, шпик! И какой из тебя на хрен телохранитель? Ты даже стакан теплой мочи защитить не сможешь!

Джо снисходительно усмехнулся.

— Ну — что ты лыбишься? — настырничал Джимми. — Давай-ка, ударь меня, а?

— Прости — что? — сделал непонимающий вид Джо.

— Что — испугался, дерьмо собачье? Ну давай — врежь мне как следует, а?

— Неужели такой старик, как я, может что-то сделать тебе, Джимми? — слабо улыбнулся Джо.

Услышав свое имя, Джимми слегка оторопел от неожиданности:

— А ты знаешь, кто я?

— Разумеется. Играл в команде «Лос-Анджелесские жеребцы». Тебя выгнали из профессиональной лиги за то, что ставил деньги на результаты матчей. Такой талант был — а потом наркотики начались, пьянка… Я знаю, кто ты: лопух ты, Джимми Дикс. Понял?

— Ага, мать твою, вот ты и разозлился уже немножко, — оскалился Джимми. — Ну давай — бей!

— Так у тебя нет спичек? — холодно спросил Джо.

Джимми был взбешен спокойствием этого сыщика. Строит тут из себя невесть что! Еще бы того не хватало, чтобы каждый козел совал нос в твою жизнь и рассуждал, что там правильно, а что нет. Моралист нашелся!

— Для меня ты — низшее существо! — рявкнул Джимми. — Кто ты такой, чтобы меня учить, а? Откуда ты взялся такой правильный? Ты — дерьмо, понятно? Дерьмо — вот ты кто, ублюдок!

Он вскочил со стула и нанес резкий удар, целя Джо в переносицу. Но тот, не вставая с места, неуловимым движением перехватил кулак в воздухе, сильно повернул — и Джимми, взвыв от адской боли в запястье, невольно упал на колени, задев угол стола.

— Ах ты сука! — выругался Джимми.

Он оказался в совершенно унизительном положении: стоял на полу на коленях, а Джо спокойно сидел перед ним, заложив ногу на ногу, и носок его башмака легонько покачивался рядом с подбородком Джимми. Раунд был проигран.

— Черт!

Джимми вскочил на ноги и, изрыгая проклятия, двинулся прочь.

Джо поднял свой упавший стакан:

— Ну вот: он разлил мою теплую мочу…

Тем временем разъяренный Джимми распахнул клетку, в которой танцевала Кори, и грубо схватил ее за руку:

— Все, Кори, пошли отсюда!

— Джимми, да ты что? — испуганно вскрикнула Кори.

— Заткнись, тебя не спрашивают!

Он сгреб девушку в охапку и вытащил из клетки. Публика довольно взревела, приняв эту выходку за отрепетированный трюк: беснующийся дюжий негр словно бы воплотил их потаенные чаяния. Еще бы: вот так вот нагло сграбастать полуголую красотку и уволочь ее на глазах у всех, выполнив древнюю миссию мужчины-завоевателя…

Стрип-жокей по достоинству оценил ситуацию и бодро объявил:

— Настоящая женщина обретает настоящего мужчину! Давайте поаплодируем несравненной мисс Кори!

В кабаке «Сладкая жизнь» разразилась овация.

Джо с ухмылкой наблюдал, как Джимми утаскивает брыкающуюся Кори за дверь, ведущую в подсобные помещения «Сладкой жизни». Взрывной малый, ничего не скажешь. С таким крутым характером он нарвется когда-нибудь на неприятности. Жизнь — это не футбол, тут правил нет. И вот такие настырные парнишечки имеют тенденцию идти напролом — и через свою самоуверенность кончают плохо. Дурачье…

Как профессионал, Джо Ханбек презирал слепой риск. Никогда не нужно лезть на рожон без особой необходимости. И, как ни странно, гораздо вернее отдать инициативу сопернику и ловить его на контрудар, о чем бы речь ни шла: о драке, о поножовщине, о перестрелке. Он — преступает, ты — пресекаешь. Бьющий первым всегда будет в проигрыше — если, конечно, ты сам достаточно внимателен и клювом не щелкаешь. А этот бугай Дикс привык на футбольном поле переть буром. Да, вдобавок, у него, видать, еще и детство в заднице играет… Непосредственный, будто щенок.

Тем не менее Джимми чем-то понравился Ханбеку. Была в глазах у этого высокого, атлетически сложенного парня какая-то теплая искорка, а за развязностью его манер угадывалась нешуточная забота о Кори. Да, он ревновал ее, конечно, но беспокойство за судьбу девушки не было деланным, наигранным. Что ж, дай им Бог удачи — должно же хоть кому-то везти в этой жизни…

Джо взял себе еще порцию мартини и, расслабившись, бездумно разглядывал посетителей. В основном это были, естественно, мужчины. Джо не понимал такого пустого времяпровождения: сидеть среди оглушающего музыкального грохота и пялиться на танцующих девок. Глупость-то какая… Это мужики из тех, кто листает на досуге «Пентхауз» и прочие журнальчики такого рода, смотрит по видаку всякую пошлятину, покупает в секс-шопе искусственные вагины и надувных баб — то есть имитирует реальную жизнь, пользуется ее суррогатом. Чертовы недоноски… Такое впечатление, что без всей этой лабуды они боятся позабыть, где у женщины что находится.

А ты сам-то, дружок, достаточно хорошо это помнишь? Джо криво усмехнулся и потер лицо ладонями. Когда последний раз живой бабы касался, а? После дурацкой размолвки с Сарой — всего раз, кажется, да и то по большой пьяни: все никак кончить не мог в ту дуру… И Саре поначалу не изменял: считал это недостойным для настоящего мужика. Зачем тогда вообще жениться, если потом принимаешься гулять на стороне? Есть, конечно, такие кобельки неисправимые, которые без этого никак не могут: ну, хорошо бы им законом запрещать брачными узами сочетаться.

Ладно, вот тоже моралист нашелся: собственную-то семью сохранить не смог…

Джо почувствовал, что его слегка развезло. Видно, не отошел еще от усталости после Лас-Вегаса. Да еще эта история с Майком, будь он неладен. И музыка проклятая достала, все уши продудела. Надо бы выйти да продышаться немного. За Кори пока можно не беспокоиться, раз она под присмотром Дикса. А выход из «Сладкой жизни» только один — так что клиентку он не упустит.

Джо прихватил недопитый стакан с мартини и вышел на темную улицу. Никого. Забились, словно мыши по норам, в свои домишки и квартирки, боятся после заката нос высунуть. Неужели будет когда-нибудь такое, что вечерами люди смогут спокойно и безмятежно бродить по улицам Лос-Анджелеса, не опасаясь всяческого отребья… Ты делаешь для этого все, что можешь, Джозеф Ханбек, все, что можешь… Ты вычерпываешь это дерьмо — и нет конца твоему труду, Джозеф Ханбек, частный ассенизатор.

Рассеянно поглядывая по сторонам, Джо заметил большой плакат, прикрепленный к стене. С него ослепительно улыбался мужчина средних лет, при галстуке, с гладко зачесанными назад волосами. «Голосуйте за Беннарда» — гласила надпись.

Ах ты, сукин сын Беннард — давненько не виделись… Ты был самым слабаком в нашем отряде бойскаутов, ты был трусом, Келвин Беннард. И ты был лгуном, Беннард, — оттого, наверное, и удалась тебе политическая карьера. На той дорожке, по которой ты пошел, без вранья не обойтись, а тебе вранье всегда удавалось более, чем что-либо другое.

Джо допил мартини и швырнул пустой стакан в улыбающееся лицо на плакате.

— Беннард, — пробормотал он. — Я за тебя голосовать не буду, козел…

Глупость какая, тут же подумал Джо: что изменится, если он не отдаст своего голоса за Беннарда? Политика делается не у избирательных урн, а за кулисами — там, куда нет доступа низшим существам, вроде тебя, Джозеф Ханбек. А тебе остается только твой жалкий избирательный голос — можешь распоряжаться им, как тебе заблагорассудится, можешь гордиться тем, что ты такой принципиальный ублюдок.

Джо полез за сигаретами. Пошарил в мятой пачке — она оказалась пустой.

— Черт!

Он пошарил глазами по мостовой. Ага, вон какой шикарный бычок — мальчишками, в бойскаутах, называли такие бычки «королевскими». Что ж, сойдет. Надо после не забыть прикупить сигарет в этом дурацком кабаке. «Сладкая жизнь» — придумали тоже название. Нет жизни сладкой, а есть только дерьмовая-раздерьмовая жизнь…

Джо нагнулся за окурком — и еще успел услышать шорох за спиной, но в следующую секунду страшный удар чем-то железным поверг его на тротуар.

Как сквозь сон донеслись до него приглушенные мужские голоса:

— Путается тут всякое дерьмо под ногами…

— Что с ним теперь делать?

— Как что? Убрать отсюда — и убить.

— На этого парня у нас контракта нет.

— Значит, убьете его задаром. Только не здесь. Давай, быстро. А вы трое — за мной…

Джо почувствовал, как у него из подмышечной кобуры вытаскивают «магнум». Затем пара сильных рук подхватила его под мышки и бесцеремонно поволокла по мостовой куда-то в темноту.

Он поймал себя на странной, нелепой мысли: не потерять бы башмаки… Нашел время, о чем думать, черт.

В голове гудело. Ладно, череп вроде цел. Пока цел. А там… Это надо ж было — так дешево лопухнуться. И, видно, девица эта, Кори, не зря опасалась неладного. Или это просто случайные громилы? Не похоже…

Гангстер, видимо, устал тащить бесчувственное грузное тело, и он уронил Джо на асфальт. Джо инстинктивно напряг шею, чтобы не удариться головой. Гангстер заметил его движение:

— Давай-ка, парень, вставай, нечего разлеживаться. Шагай-ка ножками…

Он подкрепил свои слова пинком под ребра.

Джо осторожно поднялся на ноги. В глазах вспыхивали огненные круги, во рту появился мерзкий свинцовый привкус. Перед ним стоял дюжий негр в маленькой клетчатой шляпе. В руке он держал пистолет. «Беретта» — машинально отметил Джо. Хорошая штучка… Хорошая штучка, которая делает очень хорошие дырки.

Гангстер смотрел на Джо спокойно, даже с каким-то оттенком дружелюбия. Да, отметил про себя Ханбек, у профессиональных убийц — не у всех, конечно, у некоторых — встречается такая парадоксальная черта: ее можно определить, как симпатия к жертве. Странное чувство — но не такое уж и нелепое, если разобраться: людям бывает свойственна любовь к своей работе. Правда, Джо совсем не хотелось становиться продуктом труда этого громилы.

— Иди-иди! — негр ткнул Джо стволом «беретты». — Чего задумался?

Джо мельком огляделся. Они находились в пустынном захламленном дворе. Из арки падал слабый отсвет фонарей с улицы. Очень даже неплохое место для убийства — тут бы триллеры снимать, в этом дворе.

— Давай топай, паренек, — сказал гангстер. — Просто ты подвернулся в неподходящем месте в неподходящий момент. А против тебя лично я ничего не имею. Не обижайся.

Джо заметил, как оттопыривается боковой карман его пиджака: не иначе — там «магнум».

— Да уж, конечно, не обижайся… — пробормотал он.

— Работа есть работа, — пожал плечами бандит. — Если сам бегаешь с пушкой в кармане, то должен, наверное, понимать такие вещи. Я понимаю, что ты нормальный парень, — но что поделать, так сложилось…

Они уже достигли дальнего угла двора. В затуманенной голове Джо лихорадочно мелькали клочки мыслей: что же можно сделать?… Как минимум, можно попытаться заговорить ему зубы — вдруг получится?

— А как так получилось, что ты против меня ничего не имеешь? — поинтересовался он. — Ты почему такой добрый? Я ведь, между прочим, жену твою трахнул.

Гангстер опешил. Вот, хорошо, это то, что надо: вроде клюнул…

— Мою жену? А откуда ты знаешь, что это была именно моя жена? Или ты не поленился заглянуть в ее брачное свидетельство?

— Ну, она мне тебя описывала… Она говорила, что муж у нее такой здоровяк, похож на сутенера в шляпе. Точь-в-точь ты. Я тебя сразу узнал.

Гангстер замялся, сдвинул стволом пистолета шляпу на затылок. Смутные сомнения, видно, поселились в его душе. И ему явно не понравилось то, что сказал ему Джо.

— Ну, паренек, ты крутой, — буркнул он. — А как ты смотришь на то, что я тебя сейчас убью, а?

— Что значит — как смотрю? Все правильно: что же тебе еще остается после того, как я трахнул твою жену…

Бандит нетерпеливо дернул стволом:

— Ну ладно, выбирай — куда тебя мочить: в грудь или в голову? Делай спецзаказ.

— Да-да, — подхватил Джо, — твоя жена тоже такое говорила. Про спецзаказ. Речь шла о позе, которую я предпочитаю. Рассказать тебе, какую именно я выбрал?

Маленькие глазки бандита злобно сверкнули в потемках:

— Слушай, кончай ты мне про жену лапшу на уши вешать. Что ты тут сочиняешь?

— Особенно мне понравилось, что она у тебя такая толстая, — продолжал свою песенку Джо. — Страсть как люблю толстых.

— Толстая? Ты с ума сошел, что ли?

— Ого — еще какая толстая! — вдохновенно излагал Джо. — Такая шикарная толстуха!

Он заметил, что гангстер слегка расслабился. Так, нужно говорить и говорить, болтать без умолку…

— Она такая толстая, что по ней приходится целый час ползать, пока не найдешь то самое место.

Бандит ухмыльнулся.

— Она такая толстая, что задницу свою возит на тачке. Она такая толстая, что, когда нужно было снимать ее на выпускном бале, делали аэрофотосъемку.

Гангстер весело фыркнул.

— Она такая толстая, — тараторил Джо, — что стоит ей пройти с полмили по улице — и она набирает долларов сорок, потому что ей платят за такое удивительное зрелище потрясенные прохожие. Она такая толстая, что портнихе приходится ездить вокруг нее на велосипеде…

Негр не удержался и захохотал во всю глотку. Этого было вполне достаточно для Джо: его тяжелый кулак мощно врезался в нос гангстеру. Что-то явственно чмокнуло, и бандит, словно оглушенный бык, рухнул на колени. Кровь, хлынувшая из его искореженного носа, казалась в потемках совершенно черной.

— Ах ты сволочь! — простонал гангстер.

— Да! И еще какая! — охотно подтвердил Джо, подхватывая упавшую «беретту».

— Ах ты ублюдок!

— Он самый, — кивнул Джо.

Удар рукоятью пистолета в висок — и затихший гангстер распластался на асфальте.

Джо со злостью пнул клетчатую шляпу, валяющуюся рядом с телом. Затем достал из кармана бандита свой верный «магнум».

Что ж, на этот раз повезло: нарвался на разиню. Негры — они такие смешливые…

Почему-то в голове у него всплыл старый анекдот: «Как остановить пятерых негров, насилующих женщину? — Бросить им баскетбольный мяч».

Черт, надо было спросить у него, какого черта им понадобилось ошиваться у «Сладкой жизни» — вдруг это имеет отношение к Кори? «На этого парня у нас контракта нет» — так, кажется, было сказано. А на кого же у них контракт? Неужели на Кори?

Грянувшие со стороны улицы звуки автоматных очередей были ответом на его тревожные мысли.

Держа в каждой руке по пистолету, Джо побежал на выстрелы.

Джимми втащил брыкающуюся Кори в ее маленькую гримуборную и плюхнул в кресло.

— Ну, ты идиот! Что же ты за кретин, Джимми Дикс! — возмущенно воскликнула она.

— Кретин? — рявкнул Джимми. — Хорошо — пусть я буду кретин! А у тебя только одно на уме — вертеть задницей перед всеми этими кобелями!

Кори расхохоталась:

— Да ведь это ж моя работа, дурачок!

— Блядская у тебя работа!

— Ой, посмотрите на него: какой добродетельный мальчик! Ангелочек ты мой! Повернись-ка спиной — у тебя там крылышки еще не пробиваются, а?

— Каждый вечер скачешь голожопой в этой клетке! — никак не мог успокоиться Джимми. — Шлюха ты, как есть шлюха.

— Послушай-ка, паренек: если ты такой уж чистенький, то и выбери себе другую девочку — добропорядочную и целомудренную, — обиделась Кори. — Где ты только такую найдешь, я не знаю…

— А вот и найду! Захочу — и найду.

— Ну, иди-иди. Поищи.

Кори всегда злили подобные вспышки ярости ее бой-фрэнда. Стоило Джимми слегка перебрать — и он становился обидчив, будто малое дитя, груб, словно хулиганский подросток. Он начинал очень болезненно воспринимать ее профессию, упрекал ее во всех смертных грехах, крыл почем зря всех мыслимых и немыслимых любовников. Господи, вот дурачина-то… Просто большой ребенок, капризный и наивный. Неужели он не понимает, что девушке — а тем более цветной девушке — очень трудно пробиться в этой жестокой жизни, ничем при этом не поступившись. Все ступеньки жизненного успеха, которые удалось ей покуда одолеть, вели через постель. Когда-то она мечтала стать актрисой — такой же знаменитой и талантливой, как Вупи Гольдберг, или певицей — как Тина Тернер или Уитни Хьюстон. Наивная девчонка, она тогда думала, что это так просто… Сколько раз ее обманывали всякие прощелыги: обещали устроить просмотр или знакомство с продюсером — при том условии, что она не откажет поразвлекаться с ними в кроватке. Она и не отказывала — а они, получив свое, напрочь забывали о данных обещаниях. Как сказал ей один из таких пройдох: «Наше дело петушиное: откукарекался — а там хоть не рассветай». Сколько подлых петушков ею попользовались прежде, чем она научилась разбираться в мужиках, определять подлинную их цену. Да, в Голливуд так и не попала, на большую эстраду — тоже, но кое-чего в жизни все же добилась: живет в приличном доме, есть две машины, постоянная работа. И пусть Джимми сравнивает ее со шлюхой — но все же выступления в «Сладкой жизни» хоть как-то отвечают ее мечтам: ведь это же искусство.

Кори нравилось иметь успех, танцуя полуобнаженной перед мужчинами, нравилось замечать похотливые искорки в их глазах, нравилось, как они мысленно раздевают ее донага, нравилось, что все они ее хотят. Так воплощались в действительность ее давние девчоночьи грезы, в которых она никому никогда не признавалась. Лет в двенадцать Кори любила забираться с головой под одеяло и прокручивать в воображении один и тот же ею придуманный фильм. В этом фильме менялись декорации — действие происходило то на берегу моря, то в роскошном особняке, то на пустынной ночной улице, то в салоне самолета, — но сюжет был всегда один и тот же… Ее обступали мужчины — их было много, десятки мужчин, жаждущих ее тела. Мужчины всех возрастов, всех цветов кожи, и объединяло их одно — неукротимое желание. Они срывали с нее одежду, распинали на постели, на песке, на мостовой, на траве — и брали, трахали, насиловали ее, беззащитную и одинокую. Одни были нежны и ласковы, другие грубы и агрессивны, они сокрушительно врывались в нее, стремясь вывернуть наизнанку, разорвать в клочья, превратить в бесформенное месиво ее гибкое тело. Страсть постепенно достигала апогея, ей мнилось, будто бы огненные фаллосы проникают в нее одновременно повсюду, даже в глаза и уши, и волны горячей спермы заливают ее организм, словно океанские волны, она задыхалась от счастья — и сбрасывала с головы одеяло, вспотевшая, тяжело дышащая, смятенная, ошеломленная, изумленная… Впоследствии случалось, что ее брали сразу несколько мужчин, но в натуре это не шло ни в какое сравнение с теми чудесными грезами, которые Кори переживала в детстве. Может быть, трое или четверо мужчин одновременно — это слишком мало? И из всех имевших ее мужиков только Джимми Дикс, этот могучий ребенок, мог подарить ей оргазм — в остальных случаях она только имитировала бурное наслаждение дикими воплями и судорожными телодвижениями. А мужчины — ужасно нечутки, они не отличают подделки от настоящего. Может быть, потому, что слишком много думают в постели о себе. Девчоночья мечта теперь уже не преследовала Кори, но воспоминания о тех воображаемых мега-случках все же не оставляли ее. И, возможно, Джимми ревновал ее как раз к этим воспоминаниям — хотя Кори никогда не рассказывала ему о них, но что-то такое он все-таки чувствовал и срывал свой гнев на окружающих.

Вот и сейчас он сидел перед ней на столе и упрямо бормотал:

— Шлюха, шлюха, ну какая же ты шлюха…

— Какой ты все-таки дурак, — сказала Кори.

Она скинула сапожки на высоком каблуке, стянула широкие ковбойские штаны с глубоким «декольте» на заднице и осталась в одной кожаной безрукавке и шляпе «стэтсон». Джимми с вожделением уставился на ее смуглое тело.

— Ну, что смотришь? Нравится? — усмехнулась Кори.

Она поиграла своими грудями, лукаво поглядывая на Джимми.

— Черт! — сказал Джимми. — Ох и стерва же ты. Какая же ты красивая стерва.

— А ты думал!

Джимми потянулся к Кори — но она капризно его оттолкнула:

— Ты плохо себя вел, а потому ничего не получишь. Не заслужил.

Но Джимми был настойчив: продолжая сидеть на столе, он притянул Кори к себе. Она слегка упиралась — но недостаточно сильно для того, чтобы вырваться.

— Ты моя прелесть, — пробормотал Джимми.

Их губы встретились — и Кори почувствовала, как его сильный язык проникает ей в рот, настойчиво погружаясь всё глубже. Сильные руки сжимали ее стройную талию, привлекая все ближе. Кори почувствовала, как постепенно теряет контроль над собой, обессиленно слабнет, готовая покориться своему любимому самцу, быть пронзенной, словно кинжалом, его крепким пенисом. Сейчас он возьмет ее, заставит биться от страсти, а она будет умолять его, чтобы это длилось подольше, а когда он уже будет больше не в силах сдерживать себя — заглотит как можно глубже его чудесную штуковину и выпьет до капли густой мужской сок, который так полезен для женского организма… Она услышала, как вжикнула молния на джинсах Джимми, и с трудом опомнилась.

— Дай-ка мне выпить, — прошептала она.

Джимми слегка ослабил хватку:

— А у тебя есть?

— Там, в шкафчике посмотри.

Джимми соскочил со стола и направился к шкафчику. Пошарив там, он выудил бутылку красного калифорнийского вина с широким горлышком.

— А чего покрепче у тебя нет? — спросил он, поворачиваясь к Кори, и тут же выругался. — Ах ты, сучка подлая!

Дело в том, что Кори за это время уже успела одеться в сиреневое муслиновое платье и с безразличным видам сидела в кресле, закинув ногу за ногу.

— Что-нибудь не так, дорогой? — невинно спросила она.

— Ладно, — рассмеялся Джимми, — я тебя все равно поймаю.

Он разлил по бокалам багровое вино и уселся на полу рядом с Кори.

— У тебя очень красивые ножки, Кори, — сообщил он с удовольствием.

— А я знаю, — улыбнулась Кори.

— И мне очень хочется раздвинуть их пошире, — добавил Джимми.

— А зачем? — с невинным видом поинтересовалась Кори.

— Чтобы трахнуть тебя как следует, — бесхитростно пояснил Джимми.

— А-а, вот оно что… — протянула Кори. — Ладно, потерпи немножко. Я обдумаю твое деликатное предложение и дам знать о своем решении.

— О'кей, — согласился Джимми.

Он поднял свой бокал:

— Ну давай. За Алекса. За Алекса-педиатра.

— За Алекса-педиатра, — послушно кивнула Кори.

Они выпили, и Джимми тут же налил еще, предложив новый тост:

— Еще раз — за Алекса. За Алекса-фермера.

— За Алекса-фермера, — кивнула Кори.

Джимми единым духом осушил бокал и с силой швырнул его в стену. Брызнули осколки.

— Ну что ты, милый? — ласково сказала Кори, участливо глядя на Джимми. — Все никак не можешь выбросить это из головы?

— Не из головы — из сердца, — хмуро отозвался Джимми. — Мне от этого никогда никуда не деться. Понимаешь — никуда…

— Не береди себе душу… Если хочешь — у меня дома кое-что есть, что поможет тебе слегка забыться.

Джимми пожал плечами:

— Все равно это никуда не уйдет.

Кори погладила его по бритой голове:

— Ах ты мой 99-й… Джимми неожиданно вспыхнул:

— Я — твой первый! Первый номер — поняла, шлюха?

— Первый, первый, — примирительно сказала Кори. — Ну конечно же первый, дурачок…

— Первый! — упрямо повторил Джимми.

Кори снова кивнула и вспомнила, как они познакомились. Это было здесь же, в «Сладкой жизни», года два назад. Она выступала — а Джимми сидел в зале вместе с какими-то прихлебателями: он тогда был в зените своей славы, и вокруг него вечно толклись какие-то шаромыжники, алчущие покрасоваться рядом со знаменитостью, а заодно и перехватить стаканчик-другой на дармовщинку. Кори выступала тогда в пиратском наряде: голова повязана красным платком, распахнутый синий камзол на голое тело и прозрачные трусики. Под музыку группы «Секс пистолз» она манипулировала широким тесаком и черным флагом с черепом и костями. Джимми сидел совсем близко — с тех пор это стал любимый его столик — и о чем-то трепался со своими поклонниками, совсем, казалось бы, не обращая внимания на выступление Кори. А она тем временем положила на него глаз: еще бы, такой роскошный мужик! Она, правда, совершенно не знала, кто он такой, футболом ведь никогда не интересовалась. И когда ушла, исполнив свой номер, сюда, в грим-уборную, даже огорчилась немножко: неужели ему не понравилось?.. И тут распахнулась дверь — и вошел он.

Джимми вошел нагло, без стука и даже не поздоровавшись.

— Ты мне нравишься, — сказал он прямо с порога.

И улыбнулся. Черт возьми, он так здорово умеет улыбаться: все лицо словно вспыхивает. Черт этакий: по лицу видно, какой мужик замечательный. У Кори внутри все сразу так и зашлось.

Она хорошо разбиралась в мужчинах и по внешности могла практически безошибочно распознать, кто из них на что способен в постели. Причем угадывала это по глазам и по улыбке. Вот этот, понимала она сразу, будет долго елозить, потом, едва войдя в нее, моментально кончит. А тот — вынослив, но небрежен, о партнерше совершенно не думает. А в глазах и улыбке Джимми явственно читалось мощное мужское начало — о таком мужчине можно только мечтать, сразу поняла Кори.

— Меня зовут Джимми Дикс, — продолжая ослепительно улыбаться, представился он.

— Ну и что? — сказала она.

Его имя ей и впрямь ничего не говорило.

— Я тебя хочу, — пояснил Джимми без всяких экивоков.

Тут Кори заметила, что он явно обкурен. Или кольнулся чем-нибудь.

— Не шали, — предупредила его Кори.

— А ты разве не хочешь? — дерзко спросил он.

У нее не хватило решимости вот так вот прямо сказать: «Нет», но и сразу соглашаться было как-то неприлично. Еще подумает, что она шлюха какая-нибудь.

— Ты со всеми такой нахал? — спросила она.

— А разве я нахал? — он продолжал улыбаться своей дьявольской улыбочкой.

— Конечно, нахал. Жуткий нахал. Я сроду таких нахалов не встречала.

— Ну, значит, ты мало в своей жизни видела, девочка.

— Тут-то ты как раз ошибаешься, Джимми, — сказала она. — Тебя ведь Джимми зовут — я не перепутала?

— Джимми, Джимми, — кивнул он. — Так как насчет потрахаться, золотая моя рыбонька?

— А если я не хочу?

— Хочешь. Конечно, хочешь, — убежденно сказал он. — Что ж ты — не живая, что ли?

— Может быть, я девочек предпочитаю? — усмехнулась она.

— Девочки, конечно, всем хороши, — развязно сказал Джимми, — но одной штучки им все же не хватает. Очень важной штучки.

— Фу, какой ты пошлый, — поморщилась Кори. — Прямо вот так вот, сразу… За женщиной надо поухаживать, поговорить с ней, подарить цветочек…

— А я уже поговорил, — удивился Джимми. — Разве нет? А цветочки — вот они, цветочки.

И он неожиданно достал из-за спины роскошный букет голубых роз — штук двадцать, не меньше.

— Спасибо, — ошеломленно пролепетала Кори.

Чего угодно ожидала она от этого верзилы — но только не голубых роз.

— Нравятся? — ласково спросил Джимми.

Она кивнула.

— Я очень рад, — просто сказал он.

И тут Кори поняла, что за напускной грубостью он скрывает свою нежность и очень боится ее обнаружить. И вдруг так безумно захотела его, что у нее даже челюсти свело. Она молча потрясла головой.

Джимми шагнул к ней.

— Я очень рад, правда, — повторил он.

Подняв букет над головой Кори, он разжал пальцы, и розы посыпались ей на голову, на плечи… Кори медленно встала, не помня себя.

Сколько она себя помнила — она отдавалась только по расчету, пытаясь получить какую-то практическую выгоду от телесного контакта. Исключая разве только первое свое соитие, но о нем не хотелось вспоминать и вовсе: одноклассник наспех трахнул ее на школьном чердаке — и обругал последними словами, обнаружив, что она еще девственница. Ложась в постель с мужчиной, она всегда знала, чего хочет от него: то ли помощи в карьере, то ли шикарного подарка. А тут она впервые в жизни захотела отдать себя бескорыстно, просто так, из одного только чистого желания.

Словно во сне Кори стянула с себя синий камзол с медными пуговицами. Джимми смотрел на нее, широко распахнув глаза.

— Я тоже рада, — сказала Кори хрипло.

Он нерешительно протянул руку к ней. Кори смотрела на него покорно, словно кролик на удава, но темный огонь страсти полыхал в ее глазах.

— Это замечательно, — сказал Джимми.

Он подцепил пальцем ее тоненькие трусики и рванул. Теперь Кори стояла совершенно обнаженной.

В следующее мгновение сильное тело Джимми опрокинуло ее на стол, посыпались тюбики и флакончики… В Кори вошло что-то огромное и сильное — она даже не поняла сразу, что же это такое, ощутив себя маленькой несмышленой девочкой. Словно бы ослепительное солнце вспыхнуло у нее внутри, она зажмурилась и издала звериное рычание…

И это солнце вспыхивало всякий раз, когда Джимми овладевал ею.

Кори слегка поежилась, подумав об этом. Господи, он столько раз брал меня — а хочется еще и еще…

— Если бы я была кошка — я сейчас изогнула бы спинку и замурлыкала, — томно промолвила она.

Джимми повеселел:

— Ты у меня классная кошечка. И прекрасно умеешь изгибать спинку.

— Поехали сейчас ко мне, — предложила Кори. — Я хочу сделать тебе один подарок.

— Что за подарок?

— А ты хочешь?

— Ну конечно. А какой подарок-то?

— Э, какой хитрый. Это секрет.

— Ну, ты хотя бы намекни мне, что ли.

— Намекнуть? — хитро улыбнулась Кори. — Ладно, так уж и быть… Хочешь получить обратно свою работу? Вернуться в команду?

— Опять играть за «Жеребцов»? — удивился Джимми. — Разве это возможно?

— Все возможно, если постараться.

— Ничего не понимаю, — признался Джимми. — Марком меня и на пушечный выстрел не допустит к своей конюшне. Ты же знаешь…

— Я кое-что и другое знаю, — загадочно прищурилась Кори. — Ладно, пойдем. После объясню… Ширинку-то застегни.

Она прихватила сумочку, и они двинулись на выход. Пересекли шумный пьяный зал, уже дошедший до подобающей кондиции, вышли на улицу.

Джимми полной грудью вдохнул прохладный вечерний воздух.

— Послушай-ка, Кори, а какие у тебя неприятности? Ты мне ничего не говоришь…

— Да нет никаких неприятностей. Все нормально, Джимми.

— Так уж и нормально? — усомнился он.

— Да просто один урод угрожал мне, вот и все… Пустяки. Ладно, поехали.

— Эй, а почему я тебя не могу защитить? Почему ты нанимаешь какого-то вонючего сыскаря?

— Господи, да ты меня к нему ревнуешь, что ли? Вот же дурачина, — засмеялась Кори.

— Ну вот еще — ревновать ко всякой шушере! Но если этот дурень здесь еще раз покажется, я его, как суку, — мордой об асфальт!

— Как суку, — мордой об асфальт? Очень изящно сказано.

— Да-да: как суку, — мордой об асфальт.

— Ладно тебе… Поехали.

Джимми смачно шлепнул ее по заднице, почувствовав, как спружинили под ладонью упругие ягодицы.

— Ты моя прелесть, — сказал он. — Я тебя даже люблю, моя дурочка.

— Вот-вот. Ты мне почаще так говори — и со мной все будет в полном порядке.

Кори села в красный «ниссан», Джимми — в свой слегка побитый «форд». Включая зажигание, он заметил, как Кори мигнула ему задними габаритными огнями. Джимми улыбнулся и поморгал фарами ей в ответ. «Ниссан» тронулся, Джимми — следом. И тут он заметил в зеркальце заднего вида, как ярдах в тридцати позади одновременно пришли в движение еще две машины. Фары их были потушены.

Смутное подозрение закралось в душу Джимми. Пристраиваясь в хвост «ниссану», он не переставал наблюдать за этими автомобилями. Они резко набирали скорость.

Вот они уже поравнялись с его «фордом» — Джимми смутно различил пятна лиц, заметил, как опускается боковое стекло в одной из них… «Один урод угрожал мне», — смутно мелькнуло у него в голове. Он резко нажал на педаль газа и поддал «ниссан» в бампер — пусть она прибавит скорость, и тогда он сможет перекрыть им путь своим «фордом».

Но Кори затормозила и, открыв дверцу, высунулась наружу.

— Ты что — машину водить не умеешь? — крикнула она раздраженно.

— Кори, гони, гони скорее вперед! — отчаянно заорал Джимми, но было уже поздно, потому что в следующую секунду загремели автоматные очереди, и он увидел, как брызнули осколками стекла «ниссана», как, словно надломленное в талии, согнулось пополам гибкое тело Кори, содрогаясь от ударов пуль, как сползло оно на асфальт.

— Кори!

Джимми рванул ручку дверцы, выскочил из «форда» — и тут же был вынужден распластаться на мостовой, потому что в этот момент пули ударили по капоту его машины. Он лежал на асфальте, и лежала в нескольких ярдах от него Кори, но он был жив, а она — нет.

Автомобили с гангстерами затормозили, двое с автоматами вышли наружу.

«Пожалуй, мне конец», — подумал Джимми и вдруг услышал выстрелы у себя за спиной. Приподнявшись на асфальте, он оглянулся. По тротуару бежал Джо Ханбек и палил одновременно из двух пистолетов.

Автоматчики скрылись в машинах, взревели моторы — и спустя несколько секунд автомобили убийц скрылись за углом.

Джимми на коленях подполз к телу Кори и взял в руки ее голову. Глаза Кори были широко раскрыты, и они напряженно смотрели в ночное небо, словно пытаясь разглядеть что-то очень далекое. Свет звезд отражался в ее неподвижных зрачках.

Издалека послышался звук полицейской сирены.

— Да, это тебе не игра в футбол, — устало сказал Джо, закуривая очередную, уже неизвестно какую по счету сигарету за эту ночь.

Джимми хмуро пожал плечами в ответ.

За окном полицейского участка уже рассвело. Ночь была позади. Позади была истерика Джимми над телом Кори, позади дача показаний, ответы на заковыристые вопросы полицейских. Остались только тоска и ощущение гари внутри — словно от сильного перекура. Осталось где-то в морге мертвое тело Кори. И ничего больше в жизни не осталось.

Джимми бы заплакал, если мог, — может, стало бы чуть легче, отпустила мучительная боль. Господи, если бы он сообразил сразу, что к чему, то мог бы, наверное, успеть протаранить автомобиль с убийцами — и тогда Кори, может быть, уцелела бы. О том, что в таком случае ему самому не удалось бы остаться в живых, Джимми не думал.

Джо искоса поглядывал на поникшего Джимми. Ему было жаль этого высокого крепкого парня, но он не мог найти подходящих слов утешения. Да и надо ли утешать человека в такой ситуации? Ничего ведь уже не изменишь: то, что случилось, — это необратимо. Ничего уже не спасешь, все кончено. И выкарабкиваться в таких случаях каждый должен сам и только сам. Сочувствие всегда немного лицемерно: говорящий слова утешения думает прежде всего о себе самом, несколько рисуясь в собственных глазах: вот, мол, какой я добрый, какой отзывчивый. Так думал Джо Ханбек — и, возможно, он был прав.

— А ты хорошо сложен, — заметил Джо.

Джимми подозрительно на него покосился:

— А ты что — педик, что ли?

— Я просто хочу разбить лед между нами, — спокойно сказал Джо.

— А я люблю лед. Оставь меня в покое, пожалуйста. Не фига со мной заигрывать.

— С тобой очень весело, — кротко сказал Джо.

— Да, я частенько это слышу от всяких зануд, — отмахнулся Джимми.

Джо скривился и полез за новой сигаретой. В течение этой ночи они почти не разговаривали — их допрашивали по очереди. И вот — попытались побеседовать…

— Так что мы теперь будем делать, а? — внезапно спросил Джимми.

— Я еду домой, — равнодушно ответил Джо. — Мое дело закончено.

— Да иди ты в задницу! Ведь Кори убили! Ты понимаешь это — ее убили!

— Слушай, перестань, а? — поморщился Джо. — Ты хочешь, чтобы и тебя тоже пристрелили? По пуле соскучился?

— А что же мне — рассчитывать, что эти козлы-полицейские на что-то способны?

Джо вздохнул и посмотрел на Джимми как на несмышленыша:

— Ради Бога, делай, что хочешь. Но только без меня, уволь.

— Сука ты.

— Очень даже может быть. Но это положения дел не меняет.

Проходивший мимо полицейский внезапно остановился и пристально уставился на Джимми.

— Ну, что еще? — раздраженно спросил Джимми. — Понравился, что ли?

— Что-то мне морда твоя знакома, приятель, — задумчиво сказал полицейский.

— Может быть. Меня часто узнают.

— Ты еще гашиш продавал, я помню, да?

Джимми недовольно фыркнул:

— Нет, я в футбол играл. Я — Джимми Дикс. «Лос-Анджелесские жеребцы».

— Ага, в футбол! — обрадовался коп. — Точно! Ты еще игру сдал.

— О, черт! — закатил глаза Джимми.

— Слушай, тут много твоих поклонников, — улыбнулся Джо. — Хочешь, дам тебе свои темные очки?

— Пошел ты!

Джимми встал и направился к выходу. Джо поднялся вслед за ним, разминая усталое тело.

— Послушай, а где жила Кори? — спросил он у Джимми.

— На Мэллор-стрит. А тебе-то к чему это знать?

— Поехали туда вместе, о'кей?

— Да иди ты к чертовой матери! — обозлился Джимми. — На хрен ты мне сдался?

— Ты же дилетант, парень. Ну что ты сможешь в одиночку сделать?

— Сам же говоришь — твое дело закончено, — сварливо сказал Джимми.

— Мало ли что я сказал. Может, мне тебя жалко стало. Может, я хочу тебе помочь.

— Нужен ты мне — как рыбе зонтик, — упрямился Джимми. — Проваливай куда глаза глядят.

— Ты ведь даже не знаешь, что делать, разве не так?

— Поеду к ней, осмотрю квартиру.

— А как ты в дом попадешь? Мне-то ключ не нужен, я и без ключа войду.

— А я знаю, где у нее запасной ключ лежит, — сказал Джимми.

— Тогда, наверное, знаешь, какая у нее система сигнализации? — продолжал подначивать Джо.

— Да, там очень серьезная современная система. Я ее сам устанавливал.

— И знаешь, как ее обойти, что именно нужно замкнуть, чтоб не зазвенело?

— Да, у меня большой опыт, — сердито сказал Джимми.

— Что-то ты не похож на опытного домушника, — улыбнулся Джо.

— Но голова-то у меня маленько соображает. Или ты думаешь, что я только в футбол играть умею?

Они вышли из участка. Джо подошел к своему «плимуту» и сел за руль.

— Садись, — предложил он.

— Да-да, я парень с головой, — продолжал ворчать Джимми.

— Наверное, много читаешь, да? — поддел его Джо.

— Не особенно. У меня кончилась подписка на любимый спортивный журнал, — съязвил в ответ Джимми. — Так что только уличную рекламу читаю, вот и все.

— Ладно, не петушись. Садись, поедем…

Джимми устроился на сиденьи, и они тронулись.

— Так говоришь, она на Мэллор-стрит живет? То есть — жила… — поправился Джо.

— Ну да…

— Ей наверняка не по карману была такая квартира, — сказал Джо. — Там же очень дорогой район.

— Ну еще бы — конечно, дорогой, — согласился Джимми. — Я сам плачу за эту квартиру.

— Ах, вот как…

— Да вот так уж.

— И ты один так о ней заботился? Что ж, девушка особенная, необычная… Ты давал ей деньги на одежду, на машину, да?

— Нет, это уже не я — другие. У нее было много знакомых богачей.

— А, понятно, — сказал Джо несколько иронически.

— Что тебе понятно?

— Все понятно.

— Ты, наверное, не веришь в любовь, если такую рожу скорчил, — недовольно сказал Джимми.

Физиономия Джо продолжала оставаться довольно-таки скептической:

— Нет, я верю в любовь. И в рак я тоже верю.

Джимми немножко подумал:

— Это в том смысле, что и то, и другое — болезнь?

— Да, что-то в этом роде, — кивнул Джо.

— Пусть так. Но я не хочу выздоравливать.

«Бедный парень», — подумал Джо грустно. Кажется, когда-то и он сам был таким идеалистом — лет в пятнадцать, наверное. Куда что подевалось? Жизнь быстро ликвидирует подобные иллюзии — и даже странно, откуда они остались в этом большом ребенке. Наверное, это хорошо, когда во взрослом человеке такое остается, — только как с этим жить? Видно, здорово он любил эту Кори… Что ж, девушка и впрямь хороша была, этакая красоточка. Обычно таким в жизни везет: о них всегда находится кому позаботиться. Что ж, это правильно: красота украшает мир, и надо красоту опекать, лелеять. Вот только что делать дурнушкам или просто заурядным женщинам?

— А мы там на полицию не нарвемся? — спросил Джимми.

— Вряд ли, — ответил Джо. — Они там пока со своими бумажками разбираются, ждут результатов вскрытия. Это занудное дело — столько писанины всякой…

На слове «вскрытие» Джимми слегка поморщился.

Они свернули на Мэллор-стрит. Дом, в котором снимала квартиру Кори, стоял на пригорке — и им пришлось подниматься к нему по каменным ступенькам. Немного не доходя до двери Джимми нагнулся и, поковырявшись в щели между плитами, выудил оттуда ключ.

Он отпер дверь и первым проворно шмыгнул в квартиру. Джо последовал за ним.

— А как же сигнализация? — спросил он.

— Да я уже успел ее вырубить, — успокоил его Джимми. — Так что не волнуйся.

— Ты только ничего не трогай, — предупредил Джо. — Нам ведь совсем ни к чему оставлять полицейским наши отпечатки пальцев.

— Ясное дело.

Они прошли из прихожей в комнату — и Джимми невольно присвистнул.

Там царил страшный кавардак: перевернутая мебель, в беспорядке разбросанные вещи…

— О, Господи… — сказал Джо. — Это она так торопилась на работу, что ли?

Джимми хмыкнул:

— Ладно: я буду вытирать пыль, а ты пылесось…

Он обвел взглядом комнату — и взгляд его невольно остановился на разворошенной постели. Сколько раз они с Кори обнимали в ней друг друга, сколько прекрасных часов провели вместе… Может быть, все просто приснилось, и сейчас войдет сюда Кори и скажет: «Ах, вот и ты, мой милый»…

Джимми потряс головой, отгоняя наваждение. Нет-нет, ничего уже не воротишь. Можно сделать только одно: наказать убийц Кори. Они тут что-то искали — но что? Что такого важного могло быть у Кори, ради чего здесь устроили тарарам? Она опасалась их — значит, если у нее было что-то важное, она постаралась спрятать это получше. А такой тайничок, простой и хитроумный одновременно, у Кори был — Джимми знал это хорошо…

Он прошел на кухню и открыл один из шкафов. Среди стоявших в нем банок безошибочно выбрал одну — судя по надписи, в ней должен был храниться кофе.

Джимми опрокинул банку над столом: из нее действительно посыпались кофейные зерна. Но было в ней и кое-что еще… Джимми достал из банки небольшой белый пакетик и заботливо спрятал его в карман. Но в банке оставалось и еще что-то.

Джимми вернулся в комнату и продемонстрировал Джо свою находку:

— Смотри-ка: наверняка они искали вот это.

— А как ты нашел?

— А у меня нюх, как у ищейки.

Джо с сомнением взглянул на Джимми.

— Ну, видишь ли, я просто знаю, где она могла прятать что-либо важное, — пояснил тот.

Джо опорожнил банку. На стол легли аудиокассета, пара фотографий и телефонный счет.

— Глянь-ка: ведь это Марком, — ткнул Джимми пальцем в одну из фотографий. — Президент клуба «Лос-Анджелесские жеребцы».

— Да, я знаю, — кивнул Джо.

— И тут тоже он. А кто это рядом с ним?

— Келвин Беннард, сенатор.

— А что здесь за засранцы?

— Телохранители. Он без них никуда не ходит.

— Осторожный, сука.

— За что ты его так? — спросил Джо.

— Конечно, сука. Разве в ином случае он стал бы сенатором? — убежденно сказал Джимми.

— Что ж, это верно, — согласился Джо.

— А зачем здесь телефонный счет? Смотри, один номер обведен. Наверное, это важно. Только как узнать, чей это номер?

Джо призадумался. Он посмотрел на обведенный номер, перевел взгляд на фотографии и, немного покопавшись в памяти, уверенно сказал:

— Это домашний телефон Беннарда.

— А ты почем знаешь? — удивился Джимми.

— Да мы с ним были в одном отряде бойскаутов, — неохотно пояснил Джо. — Вот с тех пор и помню. У меня вообще память ничего себе.

— Ты с ним по корешам, что ли?

— Ну вот еще, — нахмурился Джо.

Джимми в задумчивости почесал нос.

— Видишь ли, — сказал он, — вчера вечером Кори говорила мне о подарке, который хочет мне сделать. Она сказала, что я смогу вернуться в команду. То есть Марком вернет меня обратно, потому что… Видимо, потому что она знает нечто такое, отчего он может выполнить ее просьбу насчет меня. Но Беннард-то здесь при чем?

— Он, между прочим, член комиссии по делам спорта или что-то в этом роде, — вспомнил Джо. — Недаром же он контачил с Маркомом: значит, что-то их связывало.

— По фотографии трудно судить, что там такое их связывало. Может, они просто гомики.

— Фотографии — это вроде как опознавательные знаки. Ключ такой, понимаешь? Как и телефонный счет. Вот, смотри: она говорила с Беннардом двадцать минут. О чем — мы не знаем. Но это — подсказка, намек на то, что может быть достойно внимания.

— Значит, она чувствовала, что ее наверняка убьют, раз такую подсказку оставила, — грустно произнес Джимми. — И ведь ничего мне об этом не говорила…

— Хотела, видимо, тебе сюрприз сделать.

— Да уж: сюрприз получился хоть куда. Свихнуться можно — такой сюрприз…

Джо задумчиво рассматривал фотографии.

— Так что же все это значит, Джо? — спросил Джимми.

— Не знаю, малыш. Мы, может быть, сможем засадить этих двух негодяев надолго, если нам повезет. Без каких-то темных делишек тут не обошлось — это уж как пить дать.

— Так что же — Кори их шантажировала, что ли? Шантажировала сенатора?

— Может быть.

— Значит, он ее трахал — да? — зло прищурился Джимми.

— А вот этого я не говорил. Возможно, он за ней ухаживал. Просто ухаживал — вот и все.

— Ну да — за ней многие ухаживали, черт.

— Ну вот, — продолжил Джо, — он за ней ухаживал, а она что-то такое увидела, что-то услышала… Откуда я знаю? Но что-то было наверняка. Надо еще вот эту кассету послушать: может, что-то и прояснится.

— Ладно, я вроде понял, — кивнул Джимми. — Это у нас как бы улики, да? Кассета, фотографии Маркома и Беннарда. То есть можно надеяться, что мы ухватим их за яйца?

— Очень даже может быть.

Джимми даже повеселел:

— Вот за это я люблю Америку: за то, что тут любого козла, будь он хоть сенатор, хоть президент, можно крепенько взять за яйца…

— Ладно, подожди радоваться, — сказал Джо. — Это еще надо суметь сделать. А пока, если мы не хотим, чтобы нас тут взяла за яйца полиция, нужно сматываться.

— А пленку разве не послушаем?

— У меня в машине магнитофон есть.

— Ну, хорошо.

Джо и Джимми вышли из квартиры Кори и зашагали к машине. День уже вовсю разгулялся, светило веселое солнышко, город выглядел счастливым и умиротворенным.

Хорошо, наверное, жить на свете, думал Джо Ханбек, если не врубаться во всякие такие кровавые дела: мир тогда представляется разумным и справедливым, гармоничным и уютным. Может быть, не стоит влезать в это дело с убийством Кори? Ведь никто в данном случае работу не оплатит, увы… Но были две причины, по которым Джо не считал возможным уходить в сторону. Во-первых, он оплошал — не смог уберечь Кори. Эта промашка чрезвычайно уязвляла его самолюбие профессионала. Девушка была убита почти на его глазах, всего пара минут решила дело в пользу гангстеров. И теперь Джо Ханбек хотел отыграться. И второе: неизбывное мальчишеское чувство справедливости всегда жило в его душе, еще с бойскаутских времен. Джо скептически ухмыльнулся бы, если б кто-то сказал ему что-либо про высокие идеалы, но по сути своей он оставался все тем же правоверным бойскаутом, который навытяжку стоит во время исполнения национального гимна, у которого комок подкатывает к горлу при виде развевающегося звездно-полосатого флага. Наверное, он был последним истинным бойскаутом — а такое умирает в человеке только вместе с ним самим. И когда такой бойскаут, пусть уже и потрепанный жизнью, пусть и признанный неудачник, сталкивается со злом — он готов встать на его пути, не щадя своей шкуры. А деньги — что ж деньги… Их всех так и так не заработаешь.

Дурацкая какая все-таки жизнь, думал Джимми Дикс. Такое впечатление, что состоит она сплошь из потерь. И теряешь не какие-то там мелочи — а самое дорогое. Судьба словно бы стремится нанести удар побольнее. Врезала разок — ты встал. Врезала еще — ты опять встал. И вот бьет она снова и снова — а ты поднимаешься на ноги раз за разом — вот по сути и вся жизнь. Потом оглянешься — а позади одни могилы, и некому тебе ласковое слово сказать. Судьба играет без правил — и нет справедливого судьи в этом поединке. Может быть, Бог? Нет, он явно подсуживает — не иначе, кто-то ему на лапу дал… До чего же я устал, думал Джимми Дикс, но нужно доигрывать этот матч до конца, что бы там ни было в результате. Нужно играть…

— А тебя кто в участке допрашивал? — спросил Джо.

— Чернявый такой лейтенант. Я фамилию не запомнил.

— А, это Джексон.

— Да, кажется, — кивнул Джимми. — А ты его знаешь, что ли?

— Ну еще бы. Все-таки в одной сфере работаем. Они частных детективов вообще на дух не переносят — вечно мы у них под ногами путаемся. Или они у нас — тут как посмотреть. Получается, что друг у друга хлеб отбиваем. Конкуренты…