Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика

Беверли Хиллз, Роксбери-драйв 8 мая 1962 года

Мэрилин вновь стала опаздывать на все сеансы. Психоаналитик спросил ее, не связано ли это с его предстоящим отъездом.

— Когда я одеваюсь, чтобы выйти из дому, я делаю это как можно медленнее. Мне приятно думать, что я опаздываю. Меня ждут, во мне нуждаются. Людям не терпится меня увидеть. Я вспоминаю те годы, когда я никому не была нужна, никто меня не видел, никто меня не ждал. Я была девочкой на побегушках, даже для собственной матери.

— Особенно для нее. На самом деле вы всегда ждали возвращения отца!

— Теперь я чувствую странное удовлетворение от того, что наказываю тех, кто меня ждет. Но я сержусь не на них. Я сержусь на людей из моего прошлого. Это не Мэрилин Монро заставляет себя ждать, а Норма Джин. Вы знаете, я часто думала, что быть любимой — значит быть желанной. Теперь я думаю, что быть любимой — значит повергнуть другого в прах, иметь над ним полную власть. Кстати, теперь на моей шахматной доске два всадника. Два брата. Я думаю, что люблю одного из них. Другой хочет меня, как ребенок хочет съесть пирожное, нарушив запрет. Ну, вот и все на сегодня, как говорит доктор Гринсон.

Вернувшись со своего последнего сеанса перед отъездом психоаналитика в Европу, Мэрилин сжимала в руке шахматную фигурку. Она налила себе шампанского и стала разглядывать всадника сквозь золотистую дымку. Она плакала: «Почему всегда есть это стекло между мной и моей матерью, между мной и моим образом?» Она вспомнила о съемках «Неприкаянных». Миллер и Хьюстон хотели заставить ее сыграть Розлин, почти невидимую за окном как раз в тот момент, когда мужчина ищет ее взглядом. А в следующей сцене она должна была с беспокойством разглядывать свое отражение в зеркале, нанося макияж. «К черту окна, зеркала! Покажите меня. Просто меня. Не прячьте меня под стеклом!» — крикнула она режиссеру.

Она нацарапала в своем блокноте несколько строк:

Поздним вечером того же дня Гринсон постучал в дверь Уэкслера.

— Можно с тобой поговорить?

— О ней?

— Конечно, о ком еще! Я доверяю тебе мою безумицу. Будь осторожен. Она умеет расположить к себе, как никто. Ты знаешь, ребенком она пережила много ужасных, действительно ужасных испытании — изнасилования, совращение приемными отцами. Сначала я думал, что сексуальные злоупотребления — только ее фантазии. Теперь я верю в то, что все это было на самом деле. Мне кажется, я не могу со всем этим справиться. У меня не получится. С первого же сеанса я понимал две вещи. Во-первых, мы не будем заниматься классическим психоанализом, в четко определенных рамках, с креслом, поставленным спиной к дивану. Во-вторых, нас может разлучить только смерть, ее или моя.

— Богатая программа! Чего же ты ожидаешь от меня — чтобы я поработал няней?

— Я уезжаю в Европу на шесть недель. Я не могу оставить ее одну и не уверен, что даже с тобой, когда ты будешь проводить сеансы вместо меня, она сможет выжить.

— Раз уж все так серьезно, возьми ее с собой.

— Кстати, Фрейд так и поступал со своими любимыми пациентами.

— А еще он проводил бесплатные курсы психоанализа и приглашал пациентов на обед в столовую или свой кабинет. На сеансах он много говорил, и он провел психоанализ собственной дочери… Что это доказывает? Что Фрейд иногда переставал быть фрейдистом и нарушал правила, которые сам же установил. Вот и все!

— Ты меня не понимаешь. Уже два года я стараюсь освободить Мэрилин от снотворных. Но на самом деле я продолжаю ей их выписывать. Даже прошлой осенью, когда она заканчивала съемки своего фильма и приходила ко мне семь раз в неделю. И Хаймен делал ей чудесные инъекции Ли Зейгеля у меня за спиной. Но даже сам психоанализ стал для нее наркотиком. Удивительно быстро между ней и мной установилась взаимная зависимость. Я завишу от ее зависимости от меня. Учти, я разрешил ей в мое отсутствие звонить моим детям, если ей что-либо понадобится.

— Ты не перегибаешь палку? — спросил Уэкслер. — Минуту, сейчас я тебе кое-что прочту.

Он поднялся, взял из стопки на этажерке несколько скрепленных листов бумаги и прочел:

— «Психоанализ — не самое подходящее средство для срочных случаев или первой психиатрической помощи. Когда во время психоанализа возникает подобная ситуация, обычно следует перейти к неаналитической психотерапии. Желание облегчить страдания пациента в принципе противоречит целям анализа и понимания его проблем». Подпись: Ральф Р. Гринсон, доктор медицины.

— Прекрати! Как можно лечить, не вмешиваясь, даже силой при необходимости? Сила любви — это все, что у нас есть. Я ее психоаналитик, я хочу воплощать положительный образ отца, такого отца, который ее не разочарует, который пробудит ее сознание или, во всяком случае, всегда будет к ней добр.

— Но где заканчивается это лечение любовью? Ты же знаешь, наши пациенты, больные шизофренией или пограничным расстройством личности, не всегда страдают именно от недостатка любви. Бывает, что любовь вызывает в другом человеке безумие так же верно, как недостаток любви.

— Не думаю. Не в моем случае. Все дело в степени. Я не могу сказать, что в моих отношениях с Мэрилин я нахожусь под властью любви.

— Ромео, кто твоя Джульетта? Перечитай пьесу: она плохо закончилась! — заключил коллега. Гринсон покинул его кабинет молча, устремив взгляд в пустоту.