— Сюрприз,— голосом Шендеровича доложился Штерн,— это я их всех обзвонил...
— Но как же вы добрались,— я посмотрел на часы,— двадцать минут первого...
: Я, конечно, имел в виду Гринвич — то есть “U.T.”
— Мировое время.
— Хомо со Сталкером в Твери “икарус” с автобазы угнали,— заложил старшее поколение СашкаМ,— мы его тут в лесочке заначили...
— Ну, не совсем уж и “угнали”... Скажем — одолжили на время,— строго заметил Хомо. — По крайней мере, водила сутки ещё заявлять не будет... “По ряду причин”.
— А я думаю,— начал оправдываться Штерн,— время Драконов вышло, в городе всё равно на праздники тоска красножопая... Дай, думаю, обзвоню всех: всё ж май, ритуальный выезд... Ну и как-то все собрались.
: Да ладно — чего оправдываться? Ведь получилось просто здорово —
— одно только было... Было не очень:
: Пищер и Керосин.
Керосин — особенно, потому что...
— Чего это ты бесплатно такой хмурый? — поинтересовался Егоров,— иль не нравится что?..
— Керосин... — сказал я и махнул рукой.
: Почему бы не сказать правду?
— СТАЛКЕР!!! — тут же заорал, что было силы, Егоров,— Пит опять керосину хочет!..
— Мало ему меня,— отозвался из лесной темноты Сталкер.
Впрочем — не совсем из темноты: уже начинало светать.
— Хомо! — не унимался грубый Егоров,— есть у нас керосин, или нет?..
Хомо вынырнул откуда-то сбоку с большой палаткой на плече.
— Нет. А что? Есть соляр — почти полные баки…
Сашка задумался — то есть “сделал вид”.
: Вокруг суетился народ, увлечённый разбивкой лагеря; командный голос Штерна сыпал указаниями из зарослей, “кому куда ставиться и складывать бухло и жрач”,—
Татьяна и Ольга на кухонно-хозяйственном пятачке у костра принимали и сортировали продукты.
— А это ты КУДА потащил??? Это — к моей палатке, на дегустацию. Впрочем, если есть рядом стакан, отпробуем немедленно. У КОГО-НИБУДЬ ЕСТЬ ТУТ СТАКАН?!!
: Пауза неприлично затягивалась.
— А КА-АК ЖЕ!!! — проревел Сталкер и захрустел кустами в направлении Штерна.
— Слушай,— выдержав необходимую паузу ( Станиславский одобрительно мигнул предрассветным облачком с неба ), всё-таки произнёс Сашка,— я тут по дороге одну машину видел... Может, в ней керосин есть?
— Я посмотрел на него, как на идиота.
— Пошли, пошли,— неожиданно поддержал Егорова Сталкер — показываясь из кустов орешника и вытирая рот тыльной стороной ладони,— Сашка дело говорит: может быть, в первый и последний раз в жизни...
— И мы пошли.
... буквально за ближайшими деревьями посреди просеки стояла яркорыжая “шкода”, на переднем сиденье которой, уткнувшись мордой в баранку, невозмутимо плющил харю...
: Вы поняли, кто.
: Тоже мне — друг...
— Устал, значить,— резюмировал Сашка,— щютка-ли: гнать сутки, не смыкая глаз, из самых Чехии и одновременно Словакии своих...
: За керосиновской “шкодой” мастодонтом приткнулся угнанный Хомо “икарус”.
: От радости я чуть не разнёс ему ветровое стекло.
Я имею в виду — Керосину.
— То есть: этой “шкоде”.
СУПЕРПОЗИЦИЯ ПОСЛЕДНЯЯ:
..: последние минуты уходящей ночи, и первые — наступающего дня,—
— костёр, гитара и мягкий голос Коровина:
— Здравствуй, здравствуй,— а я ведь с тобою почти попрощался:
Я уже не надеялся здесь оказаться живым,
Я так долго — немыслимо-долго! — к тебе добирался...
Мягкий свет из окошка и тень тополиной листвы,
Тёплый ветер удержат меня на упругой ладони,
Я успею пройти переулком в слезах фонарей ——
Всё, что было со мною — не вспомню и тысячной доли,
Но не спутаю голос знакомый
знакомых дверей...
— Я надеюсь ещё наглядеться на вспышки трамваев,
Заблудиться в рассветном тумане, дойти до кино:
Каждый шаг,
каждый миг,
каждый звук
будет мной узнаваем —
: Я хочу надышаться — а после не всё-ли равно?..
— Я вернулся,—
: Вернулся — и
Сколько бы мне ни осталось,
Это здесь
Ручейки
Уносили
Мои
Корабли...
— ГАСНУТ ЗВЁЗДЫ.
Ко мне
Возвращается
Маленький
Парус...
: Я ВОЙДУ В ЭТУ ЗЕМЛЮ, КАК ВЫШЕЛ ИЗ ЭТОЙ ЗЕМЛИ…
— Слушайте! — вдруг закричал Керосин, хлопнув себя по лбу,— я ж вам “Греет ест” приволок!
— “GREET EAST...”? ‘J-M-J’??? — ошарашено переспросил Егоров,— как же ты его достал?..
: От волнения Сашка плюхнулся на бревно, над которым до того возвышался.
Керосин довольно гыкнул.
— Да что — “Греет ест”... Я ТАКИЕ записи оттуда привёз — вы их обязательно должны прослушать! Карел Крил...
— А что? — тут же предложил Умный Штерн, с сомнением взирая на царящий вокруг бедлам разбивки лагеря — наруководился, значит, “по самое нихочу”,— пока они нам тут весь лагерь не разбили — может, действительно: спустимся вниз, послушаем? У меня “АЙВА” на ходу, и как раз по такому случаю бутылочка “анапы” заначена...
— Старицкого розлива???
: Ноздри Сталкера ощутимо хлопнули на ветру.
— Самого, что ни на есть,— подтвердил мои опасения и надежду Зайн Либера Штерн.
— МОЯ ШКОЛА,— гордо заметил Сталкер — и, вытянув из шмотника старый рваный комбез, хлопнул его о ближайший ствол дерева.
— Народ с визгом и криками кинулся в разные стороны от кошмарного облака пыли.
— Эх,— сказал вдруг Егоров,— а ведь ещё была идея — газету сделать. Прямо по дороге сюда. Мы сюда очень весело ехали,— он со значением посмотрел на Хомо.
— Никто никого насильно в автобус не загонял,— отозвался Хомо, отвязывая от объёмистого ‘станка’ вторую палатку.
— Ладно,— решил Сашка,— Бог тебе, Хомо, судья. И наши желудочно-кишечные тракты.
— Ржевские,— мгновенно среагировал Сталкер, пытаясь на ходу попасть ногой в штанину комбеза.
— Чего: “ржевские”? — не понял Егоров.
— Тракты. То есть ‘тер-акты’,— пояснил Сталкер, овладевая комбезом,— “Ржевский желудочно-кишечный траХт: КАЛ ИНИН — СУПЕР-СТАРИЦА”. Трасса-то дальше на Ржев идёт... Даже непонятно, как ты мимо такой очевидной пустословицы проскочил. Да...
— Что-то с треском разорвалось, и одновременно нога Сталкера с неснятым ботинком высунулась из штанины комбеза чуть ниже болтающегося на паре последних ниточек наколенника — а по траве покатился какой-то продолговатый предмет, облепленный окаменевшей глиной.
— О! — среагировал, как ни в чём не бывало, Сталкер,— а я его два года по всей квартире искал...
— От предмета отвалился шматок глины, открыв отражатель фонарика.
— Название предлагаю,— продолжил Сашка,— “ВСТРЕЧА НА ВОЛГЕ”. Или “НА ИКАРУСЕ”...
: Сталкер распрямился и хмыкнул.
— Чего это ты, а? — насторожился Егоров.
— Надоело. Одно и тоже. Сколько можно?..
: он достал зажигалку, прикурил сигарету.
— Тысщу уж лет газет не делали... — начал Егоров.
— И слава богу. И без них всё... — Сталкер затянулся, медленно переводя взгляд от костра с подвешенной над ним на тросе гроздью канов, Штерна с маленьким изящным трансом и “АЙВОЙ” в руках, Сашку, Керосина в вызывающе-пижонском комбезе, Коровина, паковавшего гитару в чехол, Хомо и Хмыря, скептически изучающего содержимое банки из-под сгущёнки — на ребят, ставящих палатки меж сосен, и дальше: на полянку за оврагом, где организовывали свой лагерь ученики Мастера,—
: Разноцветные палатки одна за другой поднимались в предутренней зелени леса — и он словно оживал, наполняясь огромными синими, белыми, красными, оранжевыми и голубыми цветами...
— И так всё здорово,— завершил Сталкер фразу. — Пусть они теперь делают — если им надо будет. А мы тихонько пойдём вниз. Помянем музыку Жарра — и время своё. И хватит нам.
— Памятник уходящему поколению,— объявил подошедший Мастер,— скульптурная группа: Сталкер, закрывающий рот Егорову. И — фонтан.
— Бьющий из всех остальных отверстий,— подхватил Коровин.
— Бр-р,— мрачно отозвался Хмырь, выкидывая в костёр зеркально-чистую банку — очевидно, представив себе фонтан.
— И мы спустились вниз:
: В Нашу Систему —
: я, Штерн, Сашка, Хмырь, Сталкер, Керосин, Коровин, Кот, Хомо и Мастер.
Мы слушали “Греет ест” ‘Ж-М-Ж’, и эта музыка была — Музыка,— в том самом гроте, где когда-то...
— Мне потоньше,— сказал Егоров.
— Всем потоньше,— с готовностью отозвался Зайн Либер.
..: Сталкер снова сооружал бутерброды, но теперь ему помогал запасливый Штерн — в трансике у него оказалась не только дюжина бутылок “анапы старицкого розлива”, но и ‘достат. кол.’ хлеба и какого-то сверхдефицитнейшего маргарина; но маргарин — это была фигня, на это было плевать,—
— Мы продолжали наш “пикник под обочиной”.
: Наш Свободный Поиск.
: С которого всё началось.
— И перед тем, как подниматься наверх, я подошёл к тому месту...
: Победителей не судят.
Победителей — не судят,
Потому что их на свете
Не бывает никогда:
Лишь окончится сраженье —
Обернётся пораженьем
Для обоих стран и армий
Время ратного труда.
Победителей — не будет.
Победителей забудет
Поколение, которое
Ещё не родилось —
Ежели ему случится
На свет Божий появиться,
Неужели всё наследство —
Нетерпение и злость?..
: На измученной планете,
Расчертив её на клети,
Всё играют в игры дети,
Закалённые в борьбе.
Затвердив из всех понятий
Только “свой” и “неприятель” —
— Ах, из мыслимых занятий
ЧТО МЫ ВЫБРАЛИ СЕБЕ?..
..: плита лежала чуть на боку, перекрывая когда-то открывшийся проход. Сталактитовый занавес на ней не был повреждён — она легла на насыпь-бут, и бахрома маленьких лимонных пальчиков свисала с неё, как прежде, указуя направление к центру Земли.
И под каждым из них висела маленькая капелька:
: Вода продолжала сочиться со свода, капая на плиту и стекая с неё дальше — как прежде, старым своим путём.
И занавес сталактитов продолжал наращивать свои годовые колечки.
: Только теперь плита лежала иначе и сталактиты были наклонены немного вбок — вода, оставляющая на белом камне кальцитовый след, наращивала их удивительное продолжение под небольшим углом к прошлому.
— Словно обозначала новую Мировую Линию, отделившуюся от старой. И в месте этого поворота-разделения на каждом сталактитике остался маленький след:
: Шрам-колечко.
— На Линии, что вела прямо, этого рубца не было.
Но капли продолжали падать и наши каменные леденцовые пальчики продолжали свой рост:
Мировые Линии перекрещивались.
Я смотрел на них, слыша за спиной голоса друзей — новых и старых — и думал, что, наверное, теперь можно открывать Ильи.
: Пора открывать — заново.
Ибо время Драконов кончилось
и последняя капля сталактита
НЕ УПАДЁТ НИКОГДА.
—————————————————————
1987/89 — Москва
1991 — Никиты
ДАЛЕЕ