Последствия старых ошибок

История одиннадцатая. Информация тоже бывает заразной

Дома!

Бойцов в предбанник у шлюза набилось столько, что я видел сплошную стену из радостных и выжидающих физиономий.

Ну и чего ждём, интересно?

Я обнял Келли, потом Роса, потом под руку подвернулся какой–то полузнакомый боец из пополнения, и понеслось. Каждый из «моих» хотел прикоснуться ко мне, удостовериться, что я здесь и живой. Хорошо, что таких амбалов, как Айим, на «Вороне» немного. Но мне всё равно досталось. Добравшись, наконец, до капитанской, я чувствовал себя изрядно помятым, похоже, даже до синяков.

Такой традиции, как сложилась у нас на корабле, вытряхивать по прибытии душу из капитана, на флоте я не встречал. Похоже, мы завели её сами. Я видел, что первогодки теряются и прикасаются ко мне осторожно, неловко, что они не привыкли к такому «близкому» контакту с высшим начальством. Но «старички» отрывались по полной, и это захватило, в конце концов, остальных. Меня измяли, обслюнявили, потому что к концу церемонии поводок Кьё снова лопнул, и к человеческим рукам добавились её язык и лапы.

Я не сопротивлялся. Ребята тоже имели право на часть меня. Но душою я был не здесь.

Да, первым делом я вернулся на «Ворон». Но тянуло меня на Аннхелл. Оттого аналогия между домом и кораблем оказалась такой выпуклой и реальной. Я чувствовал себя курсантом, прибывшим на побывку, на время трех–пятидневного отпуска перед учениями или практикой.

Келли, пользуясь тем, что я «где–то не здесь», вручил мне бокал с «акро», приятным, в общем–то, напитком, но крепким и бьющим по мозгам. Я выпил залпом, и лишь потом понял, что мне подсунули. Однако даже не выругался. Откинулся в кресле и замер. Дома.

Келли что–то рассказывал, я не слышал. Вернее, слышал, но не распознавал слов. Звучание речи было для меня сейчас чем–то вроде журчания ручья, бьющего у входа в храмовый комплекс на Кьясне. Его «голос» так напоминает человеческий разговор, что иногда замираешь и вслушиваешься долго–долго, и каждый раз слова не прорезаются только едва. Человек не так хорошо устроен, чтобы понимать ручьи.

Но вот Келли достучался–таки до моего сознания.

–…две новых лазерных установки.

— Новых? — переспросил я. — Веерных, с которыми имели дело в Белой долине?

Келли расплылся в улыбке, усиленно кивая мне, и протянул ещё один бокал. Похоже, для своего личного спокойствия, он бы напоил и привязал меня к креслу, чтобы я не носился Боги знают, где.

Бокал я не взял. Встал, прошелся по капитанской и резко развернулся к нему.

— Докладывай по существу. Мерис обращался к тебе?

— Никак нет, — растерялся Келли. Раньше я так быстро не прыгал от настроения к настроению.

Следовало срочно выяснить, почему Мерис не взял у Келли обещанных бойцов, куда Дьюп отправил Леса… Впрочем, Лес, скорее всего, на Аннхелле. Что–то при этой мысли тут же дрогнуло во мне, и я понял, что обещанных себе каникул не позволю. На Аннхелл нужно лететь срочно. Рос, слава Богам, в форме. Мне как раз нужно было подумать в тишине — в шлюпке это хорошо получается. Кажется, обнимался я сегодня и с Дереном…

— Дерен выпросился–таки переводом? — спросил я, копаясь в последних видеограммах по крылу.

— Хуже, — сказал Келли. — На «Абигайль» что–то странное произошло с капитаном и частью команды, «психохимия» какая–то, говорят. Экипаж направили в карантин…

— Что за «психохимия»?

— Вроде, как… от воздействия на психику, начинается какая–то жуткая болезнь. А Дерен под шумок и…

— А ну, сюда его, — сказал я.

— Сейчас? — удивился Келли.

— Рысью. Через два часа я вылечу на Аннхелл. Предупреди Роса.

У Келли глаза полезли на лоб, но он сдержался. На лице зампотеха отразилось что–то вроде: «быстро же вожжа под мантию»…

— Сержанта Дерена к капитану, — сказал он, наваливаясь всем телом на пульт. Распрямился. — А Росу я сам пойду скажу в каком ты настроении.

— Иди–иди, — усмехнулся я. — Расслабились тут.

И рассмеялся.

Келли смерил меня недоумевающим взглядом: я только что на его глазах перешёл в третье состояние духа — резко, с места и вообще безо всяких причин.

Он покачал головой и вышел.

Да, переотдохнул я на Къясне.

Отсутствие Келли было мне на руку. Хотелось переговорить с Колином без свидетелей.

Сигнал запроса, однако, пожелтел. Лендслер занят. Тогда я написал ему: «Ты в курсе про «Абигайль» и психохимию?» И почти тут же пришёл ответ: «В курсе».

Что ж, тем более, нужно было лететь на Аннхелл…

— Сержант Дерен по вашему…

Я просматривал видеограммы, относящиеся к Плайте. Обернулся:

— Келли где?

— Капитан Келли в коридоре…

— Скажи, пусть тоже зайдёт.

Келли слышал меня сквозь не до конца закрывшуюся дверь и тут же ввалился.

— Садитесь. Капитан Келли, почему мне вообще не доложили, что после моего отлёта на «Леденящий» у нас были проблемы с личным составом?

— Так у нас–то конкретно и не было, — возразил в недоумении Келли. — Проблемы были у «Коры» и «Абигайль». О чём и комкрыла, и командующий сектором в курсе.

Правильно, «Ворон» в непосредственный контакт с «Плайтой» и не входил.

— В следующий раз постарайтесь перестраховаться. И не важно, капитан, где я нахожусь — хоть в Бездне. Это ясно?

— Так точно, — пробормотал Келли. На лице его недоумение мешалось с озабоченностью.

— Дерен, что у вас там произошло?

Пилот объяснил, что через сутки, после завершения операции, некоторые члены экипажа, причём совсем необязательно садившиеся на Плайту пилоты или бывшие с ними в контакте, начали покрываться темными, похожими на синяки пятнами. Медики забили тревогу, большую часть команды кинули в карантин, а через месяц карантина Дерен узнал, что оба экипажа расформировывают, и попросился на «Ворон». Рекомендации у него были хорошие, Рос — тоже помнил его, и Келли утвердил назначение без меня. А вчера просочились вообще странные слухи. Что это была совсем не «синяя болезнь», а что–то другое, вызывающее похожие симптомы. Замполич «Абигайль», с которым Дерен сохранил нормальные отношения, и бросил в разговоре это странное слово «психохимия»…

Дерен, наконец, поднял на меня глаза. Он был немного напряжён — боялся, что мне не нравится решение о его зачислении, принятое «через мою голову». Сержант видел меня в Белой долине всякого. Наверное, побаивался.

Я ободряюще кивнул ему, хотя думал совсем о другом. О том, что запроси я сейчас более подробную информацию через главный госпиталь, меня пошлют далеко и с салютом. Пришлось расспрашивать Дерена, кто именно из пилотов заболел, помнит ли он хотя бы примерно, кто по каким координатам работал…

Дерен, судя по всему, до Академии пилотов успел получить какое–то гуманитарное образование. Речь его была богатой и точной. Успокоившись, он вспомнил довольно много подробностей. Может, и неважных, может, я вообще перестраховывался. Но в такой ситуации, как мне казалось, лучше было именно перестраховаться.

В конце концов, я сказал ему, что он полетит со мной. Если Дьюп в курсе, то он или точно знает, что именно произошло и всё под контролем, или информация прошла по линии замполича, а Мерис мог и отмахнуться.

— Я не пойму: ты перебежчик или провокатор! — Мерис дошёл уже до средней фазы кипения.

Я ждал, пока он проорётся. Дьюп — думал, полуприкрыв глаза. Видимо, Мерис ему мешал, потому что он вдруг перевел взгляд на него, и генерал осел в кресле, сдуваясь и даже закашлявшись.

Я сказал, что про историю с Плайтой и «психохимией» нужно сообщить Локьё. Мерис взвился и завёл пространную беседу о моих моральных качествах. Колин до сих пор не произнес ни слова. И аргументов генерала он не слушал, я видел.

— Есть ситуации, Виллим, — сказал он, наконец. — Когда все мы — в одной лодке. Вполне возможно, что эрцог осведомлен о происходящем гораздо лучше нас, и предложение Анджея бессмысленно. И всё–таки, пусть он сделает то, что хочет.

— Ну–ну, — сказал Мерис, вытирая со лба пот. — А в следующий раз, о чём он предложит предупредить Локьё? О передислокации?

— С такой болезнью мы раньше не сталкивались. Если предположить утечку бактерий, Локьё должен об этом знать, — встрял я.

— Ага, — сказал Мерис. — И он радостно поделится этой информацией с нами… Вы что, сбрендили оба? Локьё собирается компенсировать себе моральные страдания и начистить нам рыла. Пфайфер так и скачет по сектору. А вчера эрцог вызвал с севера подкрепление. Разведчики опознали «Крематор», ты понимаешь, к чему всё идёт?

— Нет, пока не понимаю, — не принял интонации Дьюп. — «Крематор» пришёл с минимальной свитой. Это больше похоже на переговоры. — Он встал. — Хватит переливать из пустого в порожнее. Анджей, ты будешь говорить с Локьё один на один?

Я действительно хотел бы поговорить с эрцогом без свидетелей. Мне казалось, что так будет легче убедить его.

Кивнул.

Мерис картинно развёл руками и вышел. Он остался при своём мнении. Зато я остался в кабинете Дьюпа один и при системах связи.

Не зная, как будет вежливее выйти на контакт, я связался сначала с навигаторской «Леденящего». Мне ответили, попросили подождать. Потом дежурный сказал, что эрцогу доложено, и он свяжется со мной сам.

Ну, вот и всё. Этим, как я понимал, история наших переговоров вообще может закончиться: нужен я Локьё со своими идеями. Но зато совесть моя будет спокойнее.

И тут же прорезался сигнал. Отозвался, надо же.

Эрцог выглядел утомлённым, в кабинете он был один.

— Ты правильно сделал, что связался через дежурного, — сказал он, разглядывая меня со спокойным интересом и вполне миролюбиво. — У тебя проблемы?

— По нашим данным на Плайте происходит что–то странное. Медики спустили бы на тормозах, но один попался занозистый… Сразу после Плайты на «Коре» и «Абигайль» были зарегистрированы несколько случаев «синей болезни». Однако один из медиков утверждает, что это что–то другое. Имеющее по его словам не инфекционную, а информационную природу… Может быть, я перестраховываюсь, но на Плайте мы имели дело с малопонятным. Успокойте меня, эрцог, скажите, что… То есть… скажи, что я спятил и всё такое. Мерис мне это с утра твердит.

Я неожиданно сбросил официальный тон и с ним — весь груз сегодняшних совещаний. И закончил:

— Нет у меня фактов. Но мне всё это очень не нравится.

— Я знаю, что на Плайте — карантин, — медленно произнёс Локьё. — Учитывая в сумме всё, что мы там натворили, эпидемии вполне логичны. У меня не было данных, чтобы обеспокоиться как–то особо. — Он потёр виски.

— Я могу сбросить заключение медиков.

— Давай, — он прикрыл и открыл глаза, похоже, у него болела голова.

— Эрцог, ты плохо выглядишь.

— Тогда — Аний или «мой лорд».

Я улыбнулся.

— Аний — это для меня слишком фамильярно. А «мой лорд»…

Он понял. Какой же он имперцу «мой».

— Говори просто на «ты». Я скучал по тебе, хаго. Без тебя мне никто не хамит… Оказывается, это скучно. Почему ты обратился ко мне?

— Я могу не отвечать? Мне сегодня задавали этот вопрос раз 200.

— Не отвечай. Я почитаю, что ты мне тут переслал. Потом свяжусь. Ты можешь выходить на меня через запрос на личный код, или — через дежурного. Но ни в коем случае не через главный экран.

Он выключился, но я успел заметить, что в кабинет кто–то входит.

Что ж, что хотел, я сделал.

Вышел в приёмную. Вместо Дьюпа обнаружил там Леса, которого сгрёб и основательно помял. Лес был в полной спецоновской форме, которая ещё больше подчеркивала, как он возмужал.

Дьюп вошёл вместе с Оби Лекусом. Я сделал любезное лицо: у Оби были свежие капитанские нашивки. Но лендслер не дал нам раскланяться, а сразу двинулся в кабинет и плотно закрыл дверь. К моему удивлению, Лес тоже вошёл.

— Рыба клюнула, наконец, — сказал Дьюп спокойно. — Фон Айвин связался с капитаном, он кивнул на Лекуса, и очень желает его видеть.

— Может, вместо Лекуса мы ему сразу отправим взрывное устройство? — пошутил я.

— Нет, — не принял тона Колин. — Генериса будут судить. Публично.

Я вздохнул с притворным разочарованием.

— А у меня были для Душки такие интересные личные предложения в плане модификации взрывных устройств.

— «Душка» мне нравится, — сказал Дьюп. — Это подойдёт.

Лекус кивнул. Лес стоял у него за спиной, как ординарец.

— Я только не понял, что тут делает мой крестник? — спросил я, переводя взгляд с Леса на новоявленного капитана. — Вы, Лекус, вылетаете в пасть к Душке, а он?

— И он тоже вылетает, — ответил мне Колин. — У мальчика хорошие нервы. Он там пригодится.

Я внимательно посмотрел на Леса. Тот едва не улыбался. Ну, ясно, доволен назначением и рад, что такой самостоятельный. Полный щенячий набор.

— Капитан Лекус, — сказал я, поманив Оби в сторону. — На два слова.

Я ему действительно сказал всего два слова, на тему того, что задушу, если по его вине с мальчишкой что–то случится. Кажется, он меня понял.

Потом Дьюп улетел на соседний континент, а я, наконец, нашёл время побыть наедине с Вланой.

Два месяца на Къясне я провел без гормональной терапии, которая сдерживает нашего брата, пока мы в космосе, провел в окружении девчонок и женщин. Но сексуальный контакт у меня был только один. Меня к нему вынудили. И после я понял, что сам не хочу уже вообще ничего. Мне нужно что–то большее, чем секс и это, большее мне могла дать только Влана. А значит, женщина у меня теперь только одна. У неё — многоразовая девственность. Это война.

Я сидел на кушетке возле медицинской капсулы с телом Вланы в комнате, смежной с кабинетом Колина. Знал, что никто сюда не войдёт: охрану помещений спецона на Аннхелле Дьюп инструктировал сам, к тому же у дверей и во дворе находились мои парни. И я был погружен в себя совершенно, не отвечая на внешнее. Когда закружилась вдруг голова, подумал сначала, что это следствие неудобной позы или усталости. Но это было иное.

Меня потянуло в сон, сознание расплавилось. И я увидел кого–то вокруг меня. Вернее, больше ощутил, чем увидел. Чужие тени были призрачными, я до конца не понимал, дремлю и, или действительно что–то происходит.

Мне рассказывали о таком. Эйниты называют это состояние «зов», душа как бы зависает в многомерности, ещё соприкасаясь со своим носителем, но уже неявно и нечётко. Меня притягивало другое место, где находились бестелесно такие же, как я…

Но я не хотел сейчас отрываться от Вланы, я хотел быть с ней. И сознание моё скользнуло словно бы по намагниченной нити, я на миг ощутил себя над переплетением мировых линий…

Эйниты не вмешиваются. Когда они лечат — то просто выравнивают жизненную силу пациента, пользуясь своей личной жизненной силой.

Я вспомнил. Нужно, чтобы был контакт сгустка энергии в паутине нитей с моей нервной системой. И нужно осторожнее — если нервная система не выдержит, я сделаю только хуже.

Я искал там, в переплетениях бытия Влану, её жизнь — маленький тусклый серый шарик. Напряжения не было. Всё казалось таким легким и простым…

Я ощутил биение мерцающего серого сгустка на линиях бытия, попытался соотнести это чувство со своим внутренним миром, где цвет был живой и красный.

Не знаю, вышло что–то или нет, но это было не трудно. Просто контакт или возникал, или терялся. Может, я не умел прикладывать усилий, или усилие требовалось какого–то другого, непривычного порядка? Но как нагрузку я его не ощущал. И мне показалось вдруг, что у меня получилось. Пришла уверенность, радость. Я изменил что–то. Серый шарик откликнулся…

Я открыл глаза и посмотрел на Влану: сероватое лицо, дыхание, заметное только аппаратам.

Глупое, неумелое животное!

На меня вдруг навалилась непонятная усталость. Не стоило разделять её с Вланой. Я осторожно поцеловал её и вышел.