Постдемократия

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, эгалитарные демократы, описав полный круг, пришли к тому состоянию, в котором они пребыва­ли в конце XIX века, когда, не имея своей партии, им приходилось лоббировать политические элиты других партий? Нет, потому что мы описываем не круг, а па­раболу. Двигаясь по ее траектории, мы пришли в но­вую точку, имея в багаже историю организационного строительства и достижений, которую нельзя разба­заривать. Двойственность этой ситуации диктует нам, видимо, противоречивые уроки. Во-первых, необхо­димо не оставаться глухими к потенциалу новых дви­жений — пусть даже поначалу их бывает трудно по­нять, но они могут быть носителями жизненной силы будущей демократии. Во-вторых, необходимо лобби­ровать традиционные и новые организации, потому что лоббирование — это главный механизм постдемо­кратической политики. Даже если интересы, отстаи­ваемые эгалитаристами, всегда слабее, чем интересы крупных корпораций, отказ от лоббирования не при­бавит им силы. В-третьих, нужно участвовать в работе партий, не стесняясь критиковать их и выдвигать свои условия, потому что в способности проводить эгали­тарную политику с партиями не сравнится ни один из их постдемократических суррогатов.

Однако при этом мы знаем, что любые цивилизо­ванные демократические дискуссии по многим стоя­щим перед нами серьезным вопросам будут затопта­ны глобальными компаниями с их заявлениями о том, что они не смогут прибыльно работать, если не осво­бодить их от надзора и соблюдения требований соци­ального обеспечения и перераспределения. К тому же самому сводилось главное бремя политической пози­ции капитализма в XIX — начале XX века. Он был вы­нужден пойти на шаг, который в ретроспективе пред­ставляется временным компромиссом между всевоз­можными факторами, такими как его собственная неспособность обеспечить долговременную экономи­ческую стабильность; неуправляемое насилие, к ко­торому порой приводили его собственные заигры­вания с фашизмом и конфронтация с коммунизмом; по большей части ненасильственное, но все равно па­губное противостояние с профсоюзами; полная не­эффективность оставленной без присмотра социаль­ной инфраструктуры; растущая привлекательность социал-демократических партий и политических аль­тернатив.

Насколько существенное место в этом сложном уравнении занимали реальные и гипотетические хаос и разрушения? Невозможно делать вид, будто они не играли никакой роли. И социальный компромисс середины XIX века, и связанный с ним период отно­сительно максимальной демократии, сами по себе бу­дучи воплощением мира и порядка, были выкованы в ходе процесса, нередко сопровождавшегося крово­пролитием. Необходимо не забывать об этом, когда мы осуждаем антиглобалистов за их склонность к на­силию, за их анархизм и неспособность предложить какую-либо серьезную альтернативу капиталистиче­ской экономике. Мы должны задаться вопросом: смо­жет ли что-нибудь, помимо масштабной эскалации реально разрушительных действий подобного рода, создать достаточную угрозу прибылям глобального капитала для того, чтобы посадить его представите­лей за стол переговоров и положить конец детскому рабству и прочим формам насильственного труда, за­грязнению среды, реально разрушающему нашу атмо­сферу, хищническому расходованию невозобновляемых ресурсов, колоссальному и растущему матери­альному неравенству между странами и внутри самих стран? Вот те проблемы, которые в первую очередь грозят здоровью современной демократии.