Человечество утратило былую силу, потому что допустило до себя отрицательную энергию. Отрицательная энергия – единственная причина головной боли или неспособности сбросить лишний вес. Если вы хотите похудеть и знаете, что для этого требуется, то почему бы вам не похудеть? Если вы не желаете, чтобы у вас болела голова, а она у вас болит, то как вы могли это допустить? Ведь это ваша голова и принадлежит она вам, правильно?
Уилбур Смот вполне серьезно задавал эти вопросы, и столь же серьезно никто не обратил на него никакого внимания.
– Я не собираюсь вступать в “Братство Сильных”, Уилбур, – заявила секретарша главному специалисту-химику компании “Брисбейн Фармацевтикалз”, расположенной в Толедо, штат Огайо.
Любому непросветленному мужчине секретарша казалась женщиной привлекательной, но доктор Уилбур Смот знал, что подлинная привлекательность невозможна без гармонии со Вселенной. От тех, кто такой гармонии не достиг, исходит лишь духовная заурядность. Вот почему душа, принадлежащая “Братству Сильных”, может быть счастлива только с другой такой же душой, принадлежащей тому же Братству.
Идеальный бюст секретарши и ее чувственные губы – не более чем пустое искушение, раз она не причастна к “Братству Сильных”. А сияющие глаза и ямочки на щеках – самая настоящая ловушка. Уилбуру объяснили, что он ценит не то, что следует ценить. Вот почему многие браки оказываются неудачными. Людей притягивает к себе ложь, а не правда.
Правдой было то, что раз Уилбур достиг духовной исключительности, то полноценно общаться он может только с теми, кому выпало счастье с помощью “Братства Сильных” избежать самоуничтожения. Именно в этом и заключается райское блаженство.
К несчастью, грудь, ямочки на щеках и обольстительная улыбка до сих пор не утратили своего очарования для молодого химика. И он не обращал внимания на то, что секретарша его босса безнадежно увязла в огромном “Нет” на маленькой жалкой планете Земля.
– Уилбур, кончай свой треп про нирвану. “Брисбейн Фармацевтикалз” – это научное учреждение, – сказала секретарша.
– Тут столько же науки, как в лаке для ногтей или в средстве от головной боли, – ответил Уилбур.
Ему было двадцать три года, он был довольно строен и привлекателен, почти – но не совсем – спортивен. Почти, – но не совсем – темноволос и красив. Почти – но не совсем – один из лучших химиков фирмы.
Одним из преимуществ работы химиком в компании “Брисбейн” было то, что от химиков не требовалось быть одетыми с иголочки, как торговые агенты, или выглядеть респектабельными, как руководители фирмы. Химик вполне мог прийти на работу в любой выпавшей из его шкафа вещи – главное, чтобы не совсем непристойной. Даже сотрудники, стоявшие на нижней ступеньке служебной пирамиды в компании, могли определить химика с первого взгляда. Они выглядели довольными жизнью.
Уилбур обычно носил белую рубашку и мятые брюки. Он любил сосать леденцы, а в те редкие минуты, когда не превозносил “Братство Сильных” как спасение для всего человечества, жаловался, что как химик ничем это человечество осчастливить не может.
А именно в этом праве компания “Брисбейн” отказывала своим химикам. Будучи одним из основных производителей краски для волос и отпускаемых без рецепта средств от головной боли, простуды, бессонницы и прочих жизненных неприятностей, компания требовала, чтобы вкалывающие на нее химики не допускали ни малейшего сомнения в важности своей работы. Их цель – достижение научного совершенства. Точка.
– Кончай ныть, Уилбур, – сказала секретарша со всеми ужимками, на какие только способен порок.
– Это так, – вздохнул Уилбур.
– Что так? – не поняла секретарша.
– Правда сделает, тебя свободной.
– Ну, правда состоит в том, что “Братство Сильных” – липовая религия торгашей, которым грозят судебные неприятности. Ее придумал какой-то писатель-неудачник. Это сплошное надувательство.
– Ты вынуждена говорить так, – возразил Уилбур.
– А иначе не смогла бы жить своей ничтожной жизнью, зная, что могла бы освободиться от рабства отрицания положительных начал.
– Если я такая отрицательная, почему ты от меня не отходишь?
– Я хочу помочь тебе.
– Ты хочешь залезть мне под юбку.
– Вот видишь? Это взгляд, отрицающий любовь. Вся твоя жизнь посвящена любви к большому “Нет”.
С этими словами Уилбур ушел, сказав себе, что оставляет ее поразмыслить над его блистательным анализом несовершенства ее характера. Он не мог знать, что на самом деле он уходит для того, чтобы подвергнуть все человечество угрозе возвращения в самые темные, первобытные времена. Потому что Уилбур Смот был готов обрушить на ничего не подозревающий мир самый опасный из когда-либо разработанных химических составов, яд, способный украсть у человечества его прошлое, а следовательно, и будущее.
В каком-то отношении “регенератор мозга” старого Хирама Брисбейна уже украл у “Брисбейн Фармацевтикалз” прошлое, которым компания могла бы гордиться. Его создание было омрачено намеками на то, что современная фармацевтическая фирма была основана торговцами змеиным жиром. Так оно и было, к великой досаде отдела рекламы.
Подростком Хирам Брисбейн путешествовал по Среднему Западу в фургоне, запряженном двумя хорошими лошадками и доверху наполненном баночками с лекарством на змеином жире. Лекарство готовил его отец в домашних условиях. Змеиный жир, говаривал он, излечивает все что угодно – от ревматизма-до импотенции. Женщинам он объяснял, что это снадобье – лучшее средство от болей при месячных. Как и большинство тонизирующих средств тех времен, эликсир Брисбейна содержал в себе изрядную долю опиума. В результате клиентура у Брисбейна была обширная.
Брисбейн был прирожденным бизнесменом и довольно скоро превратил фургон с домашним варевом в фармацевтическую компанию. Разумеется, ему пришлось отказаться от разъездов. Пришлось расстаться и со своим прошлым мелкого торговца и отдать предпочтение средствам, более утонченным, чем змеиный жир его папаши. И наконец, ему ничего не оставалось делать, как прекратить рекламировать свои лекарства с фургона и начать делать это на бумаге.
Но с одним из атавизмов времен змеиного жира старый Хирам Брисбейн расставаться не хотел, хотя ни разу не попробовал продать его. Это был драгоценный папашин “регенератор мозга”.
– Индейцы давали его самым отъявленным преступникам. И я думал, что это яд. В то время я был еще ребенком и путешествовал с моим отцом, – рассказывал старый Хирам.
– Они брали самого страшного негодяя во всем племени, но не вешали его за шею, как это делают цивилизованные люди. Боже упаси! Они даже не отрезали насильнику яйца, как принято у добрых христиан. Они просто-напросто делали ему укол. И знаете, чем это кончалось?
Тут старый Хирам делал паузу в ожидании, когда его дипломированные химики спросят: “Чем?”
– Да ничем, – был ответ. – Самый гнусный мерзавец просто улыбался широченной улыбкой и послушненько ждал, когда его отведут в его вигвам. Сидел и улыбался – и все дела. Ну, и как вы считаете, хорошее наказание?
Тут старый Хирам отрицательно качал головой. И ожидал, естественно, что его ученые химики сделают то же самое.
– Преступники выглядели такими счастливыми, что моему отцу захотелось попробовать этого зелья. Но старый знахарь запретил ему. Он сказал, что это страшнейшее на свете проклятие. А теперь скажите на милость, как такое бесконечное счастье может оказаться проклятием?
Ученые химики были людьми достаточно искушенными, чтобы принять крайне удивленный вид.
– Так как же, мистер Брисбейн? – обычно спрашивал кто-нибудь.
– Знахарь не дал ответа на этот вопрос. Но он испытывал благодарность к моему отцу за то, что тот по первому требованию предоставлял ему эликсир или, по крайней мере, опиум, и преподнес ему пузырек. Предупредив при этом, чтобы он и не пытался испробовать снадобье на живой душе. И мой отец дал чайную ложку этого зелья ниггеру. Ниггер проглотил эту гадость и тут же стал вести себя просто неприлично. Он перестал говорить “сэр” или “мэм”, а просто стоял и скалился. Не дрался. Не выл. Ни на что не был годен до конца своей жизни, но зато никогда больше не страдал от головной боли. Так-то вот – головные боли ниггера канули в вечность.
Мой отец повторил эксперимент на одном человеке из Уэст-Ньютона, что в штате Вайоминг. Звали того человека Злодей Нейтан Круэт. С виду это был самый настоящий злодей, хотя этот сукин сын в жизни никого не обидел. Он просто постоянно бормотал что-то себе под нос. Бормотал утром. Бормотал вечером. Наконец отец не выдержал и поинтересовался, что это он все бормочет да бормочет. И старина Круэт ответил, что у него болит голова – болит с того самого дня, как он себя помнит.
Отец сказал ему, что от этого есть лекарство и предупредил, что оно помогает только в микроскопических дозах. Злодей Нейтан Круэт лизнул лекарство кончиком языка, и его лицо расплылось в улыбке. В большой светлой улыбке.
На этой фразе голос Хирама наполнялся добрыми нотками, и он изображал у себя на лице широченную – от уха до уха – улыбку.
– И мой отец спросил: “Нейтан, как у тебя голова – боль прошла?” И Злодей Нейтан Круэт, страдавший от головной боли с незапамятных времен, ответил голосом чистым, как звон колокольчика: “Какая боль?”
Господа, я понятия не имею, чему вас учат в ваших мудреных колледжах, но не требуется никакой науки, чтобы понять, что перед нами средство от головной боли. Сейчас мы продаем лекарство от головной боли на хвойном настое. На чистом настое хвои. Но если выяснить, что входит в то индейское снадобье, то “Брисбейн” станет самой гигантской фармацевтической компанией в мире. Мы назовем лекарство “регенератор мозга”, как называл его мой папочка – упокой, Господи, его душу?
Затем, в присутствии первого поколения химиков компании, старик приказал открыть большой сейф, стоящий в углу его кабинета. И впервые на свет был извлечен заткнутый деревянной пробкой пузырек. Один из химиков попытался произвести анализ содержимого. Говорят, он его просто попробовал. Другие утверждают, что он изрядно отхлебнул снадобья. Как бы то ни было, он покинул лабораторию и никогда больше в нее не возвращался, а его мозги прочистились до такой степени, что он не узнавал никого, даже жену.
Старший химик компании “Брисбейн” пришел к выводу, что “регенератор мозга” – такое же проклятое и богопротивное изобретение, как и теория Дарвина. Но в пятидесятые годы, когда ученые больше не верили в проклятия и миром правил разум, еще один химик решил заняться зельем. Это было время расщепления атома, спектрометров, абсолютной веры в то, что все на свете есть материя и что человек способен познать эту материю. И вера эта была столь непоколебимой, что ей мог позавидовать сам Папа.
Химик громогласно объявил, что ему достаточно одного грамма зелья, чтобы определить все ингредиенты “проклятого регенератора мозга”.
С улыбкой на лице он откупорил пузырек. Все так же улыбаясь, он спросил, сколько сейчас времени. Три тридцать, ответили ему.
– О! – На лице его отразилось полное понимание. – Это значит, что маленькая стрелка на цифре три, а большая – на шести. Этот кружочек с ручкой – это шесть, правильно?
В прогрессивные пятидесятые сумасшедших не оставляли без внимания. Напротив, им стремились помочь. Вот и химику помогли – сначала надеть смирительную рубашку, а потом – добраться до тихой больницы. Через несколько дней он был в полном порядке. Но он никак не мог вспомнить, что с ним было не так. Последнее, что он помнил, – это то, что он пролил каплю и попытался вытереть ее.
Когда десятилетие спустя Уилбур Смот переступил порог компании “Брисбейн Фармацевтикалз”, она была в первых рядах среди компаний этого профиля. Дети низкооплачиваемых сотрудниц были обеспечены присмотром, пока их матери работали. Благодаря программе “Просвещение”, “черные” вошли как в лексикон служащих, так и в штатное расписание. На работу была принята необходимая квота всевозможных меньшинств, и эта квота встречала у входа все официальные правительственные делегации и водила их по лабораториям. В действительности “просвещенные” работодатели знали, что в лабораториях работает не больше черных, чем во времена старика Хирама, но зато теперь каждый из них помнил, что не надо называть их тем обидным словом, которым их называли прежде. Знали они и еще кое-что – что-то о “регенераторе мозга”. А именно, что он может попадать в организм через кожу.
Поэтому, когда Уилбур Смот вошел в лабораторию, его не удивило, что старший химик работает в резиновых перчатках и резиновой маске. Он знал, что тот пытается выяснить химическую формулу “дегенератора мозга”, как в шутку назвали зелье химики.
Уилбур на цыпочках подошел к старшему химику. Он должен заставить его понять, что истинная сила разума может быть раскрепощена только путем отказа от сопротивления силам природы.
– Получилось! – воскликнул старший химик, наблюдая за происходящей в колбе реакцией. – В самом деле получилось! Вы знаете, что это такое?
– Нет, – ответил Уилбур Смот.
Он понимал, что старший химик выявил составной компонент, вступивший в реакцию с веществом в колбе – обычный химический опыт. Но он не имел ни малейшего понятия, в какую великую тайну только что проник старший химик.
– Эта проклятая формула вовсе не регенерирует мозг. Она уникальна – в этом не может быть сомнений. Но она не заставляет мозг работать лучше, хотя кое-кто в это и верит.
– Что это?
– Это пентотал натрия наоборот. В жизни не видел ничего подобного.
– Вещество, заставляющее человека говорить правду?
– Нет. Пентотал, примененный в малых дозах, стимулирует память, высвобождает ее. Достигается не постижение истины, а лишь улучшение памяти. А этот “регенератор мозга” укрепляет мозговые артерии, и при этом уничтожает функций мозга, а не высвобождает их. Все это напоминает внезапную потерю памяти.
– Так вот почему тот химик пятидесятых годов забыл, как по часам узнавать время? – спросил Уилбур.
Каждый химик компании “Брисбейн” знал про старый индейский секрет и что основатель компании озадачил своих ученых разгадкой этого секрета, и что в течение многих лет все попытки оканчивались неудачей.
– Точно, – подтвердил старший химик. – Но к нему память вернулась. Пятьюдесятью годами раньше ему бы преспокойно позволили покинуть город, как тому, первому. Возможно, первый химик принял слишком большую дозу. Мощное средство.
– А черный, – догадался Уилбур, – забыл про вежливость. Он забыл благоприобретенные навыки.
– И тогда он стал абсолютно нормальным, и его стали считать хамом.
– Индейцы давали преступникам большие дозы с тем, чтобы на смену отрицательному поведению, свойственному взрослым, пришло поведение ребенка, – заявил Уилбур.
Будучи приверженцем “Братства Сильных”, он немало знал об отрицательных мыслях и отрицательных поступках. Но тогда непонятно, почему индейцы называли зелье “проклятым”.
– Ну, подумайте сами, Уилбур, – сказал старший химик. – Если вы все Забыли, то вы забыли и то, кто вы есть. Вы забыли тех, кого любите, и тех, кто любит вас. Вы забыли свое происхождение. А для индейца, предать забвению свои традиции – значит, умереть при жизни.
– Это ужасно, – согласился Уилбур.
– Да... Мы сможем продавать это снадобье психиатрическим клиникам.
Старший химик встряхнул колбу, чтобы получше рассмотреть, как происходит реакция. Довольный собой, он глубоко вздохнул.
– Но раз оно такое сильнодействующее, то почему бы не принести с его помощью пользу всему человечеству?
– С помощью чего? – спросил старший химик.
– С помощью вашего открытия.
– Какого открытия?
– Оно не может принести вред людям, – настаивал Уилбур.
– Вот это? – старший химик поднял колбу.
– Да, – кивнул Уилбур.
– А что это?
– “Регенератор мозга”. Вы открыли, что оно подавляюще действует на память. Вы разгадали секрет проклятия. Вы обнаружили, что оно вызывает амнезию.
– Что вызывает амнезию? – спросил старший химик.
– Вот это, – Уилбур показал на колбу.
– Да. А что это?
– Вещество, подавляющее память.
– Нет, благодарю вас. Черт побери, я совсем забыл, чем я сегодня должен был заниматься.
И в этот самый момент Уилбур понял, что его старший коллега вдохнул пары зелья. Он тут же сообразил, что оно слишком бесценно, чтобы оставлять его в руках невежественного коммерсанта. Его необходимо забрать у этих людей, которые настолько преисполнены отрицательной сущности, что готовы в своих корыстных целях заразить ею и всех окружающих.
Отныне дар человечеству или его проклятие будет находиться в руках тех, кто искренне заботится о людях – в руках достигших просветления адептов “Братства Сильных”. А это последнее не есть культ, не есть религия, но, как Уилбур Смот чувствовал каждой клеточкой своей души, есть абсолютная истина.
Уилбур проводил коллегу в его кабинет, а затем очень осторожно, чтобы, не дай Бог, не вдохнуть или не прикоснуться к коричневатой смеси, смешал все препараты в колбах и пробирках. Потом собрал все описания опытов, проделанных брисбейнскими химиками за многие годы, и сунул их в карманы. Он отнесет и пузырек, и эти записи в единственное в мире место, где им будет найдено должное применение. Он отнесет это людям, которым доверяет, доверяет настолько, что позволяет им забирать треть его зарплаты.
Это было старое здание из коричневого кирпича, купающееся в ярком свете солнечного зимнего дня. Крыша покрыта толстым слоем снега, на входной двери большой плакат, предлагающий произвести бесплатный анализ характера. Уилбур прошел такой тест, когда, одинокий и напуганный, прямо из колледжа пришел на работу в “Брисбейн Фармацевтикалз”.
Первый этап теста показал, что он страдает комплексами, из-за которых, как выразилась привлекательная экзаменаторша, не чувствует уверенности в себе.
Первой его мыслью было, что к такому выводу – раз уж он стал тестироваться – пришел бы кто угодно. Уилбур был далеко не дурак. Но последующие вопросы обнаружили в его душе такие зоны страха и гнева, о которых он раньше и не подозревал. Экзаменаторша порекомендовала ему простое умственное упражнение, которое следовало выполнять в группе с другими людьми. Страх исчез. И он поступил на первый уровень. Он сделал это безо всяких сомнений – тем более, что со следующей недели плата за обучение должна была повыситься.
Первый уровень дал ему осознание великой жизненной цели, а также средств, с помощью которых этой цели можно достигнуть. Второй уровень дал ему силу и умиротворенность. Третий уровень, гораздо более дорогой, привел к решению о необходимости сбросить с себя узы, опутывающее все, что не является частью “Братства Сильных”.
Он знал, что четвертый уровень будет стоить мною дороже. А сколько еще уровней надо пройти, чтобы достичь абсолютного освобождения? Но он знал, что обрел истину. Те, кто поносил это удивительное, дарующее свободу, обогащающее человечество движение, были настоящими страдальцами: они по самые глаза погрязли в трясине отрицательной энергии.
У Истины всегда хватало врагов.
Доктор Рубин Доломо, открывший величайший секрет освобождения человечества, был, возможно, подобно всем великим пророкам, самым преследуемым человеком своего времени. И все почему?
Люди боятся истины. Для всех – начиная с правителей и кончая секретаршами с шикарными бюстами и ямочками на щеках – истина таит в себе опасность. А почему? Потому что, если они познают истину, им придется выйти из рабского подчинения бессмысленной отрицательности жизни.
Доктор Рубин Доломо не ненавидел этих людей. Он жалел их. Значит, то же требуется и от Уилбура. Они бредут в темноте и не могут сами отвечать за свои поступки.
Это, разумеется, не означает, что группа избранных не должна защищать себя. Напротив. Ребенок за рулем тяжелого грузовика не ответствен за все возможные последствия, учитывая его возраст, но грузовик нанесет ужасный ущерб окружающим. Представьте, что он въезжает в толпу. Представьте, сколько людей он убьет.
Разве не будет правильно в такой ситуации убрать ребенка? Если это спасет многих, можно ли считать это преступлением?
Когда Уилбур смотрел на вещи с этой точки зрения, тот факт, что восьмифутовый аллигатор был запущен в плавательный бассейн газетчика, сочиняющего клеветнические статьи о “Братстве Сильных”, не казался чем-то ужасным. “Братство Сильных” не имеет намерения убивать людей; единственное его желание – образумить их. Доктор Рубин Доломо сам не совершал подобных действий. Но его преданные сторонники, полные желания освободить душу журналиста, решались на действия, которые, по мнению большинства, заходили слишком далеко.
– Ты хочешь сказать, что ты последователь человека, который запихивает людям в бассейн крокодилов только потому, что они о нем плохо отзываются? – спросила мать Уилбура.
– Мама, ты не понимаешь. Доктор Рубин Доломо может избавить тебя от боли, несовершенства и одиночества. Я надеюсь, что когда-нибудь ты изменишь свое мнение о нем.
– Я уже изменила его. Раньше я считала его суетливым мошенником. Теперь я считаю его порочным суетливым мошенником. Брось их, Уилбур.
– Мама, ты должна избавиться от своей отрицательной энергии. Прежде чем она разрушит тебя.
– Я помолюсь за тебя, Уилбур.
– Я избавлюсь от своей отрицательной энергии ради тебя, мама.
Уилбур вспомнил этот печальный разговор, когда склонился в земном поклоне перед портретом доктора Рубина Доломо, основателя “Братства Сильных”, висящим на втором этаже здания. Сюда было дозволено подниматься лишь тем, кто прошел первый уровень. Прохожие с улицы, заходящие для того, чтобы бесплатно выяснить, что у них за характеры, сидели внизу, в тесных каморках, подальше от портретов доктора Доломо, подальше от любого намека на “Братство Сильных”. И в этом не было никакого обмана.
Обманом была вся та грязь, которую лили на “Братство Сильных”. Скрыть тот факт, что за анализом характера стояло “Братство”, – значило дать истине шанс, потому что человек, пройдя через тест и осознав, что именно ему предлагают, получает возможность судить обо всем по справедливости. Иначе, оглушенная газетной пропагандой, изначально невинная личность может быть насильно подведена к заключению, что все это есть лишь первый шаг к ее облапошиванию, что вся деятельность анализаторов характера и тех, кто стоит за ними, направлена лишь на то, чтобы отобрать у жертвы деньги и собственное “я”.
Вот почему портрет доктора Рубина Доломо висел лишь на втором этаже, и только получившему право подняться на второй этаж было позволено отдавать почтение этому портрету и размышлять в уединенной, чистой обстановке о том, что “Братство Сильных” – это религия и что Рубин Доломо был послан на землю во имя спасения человечества.
Только увидев портрет, молодой химик позволил себе подумать о религии. Он прижимал к себе пузырек и записи, вынесенные из лаборатории. Он сказал кому-то из служащих, что принес срочное послание.
Руководитель третьего уровня оказался вне досягаемости, так что к Уилбуру вышел руководитель четвертого уровня, внешний вид которого порождал сомнения в том, что он полностью свободен от отрицательных мыслей.
– Я открыл невероятно сильнодействующее лекарство, которое способно начисто стереть память человека. Оно настолько опасно, что только нам следует обладать им.
– Фантастика! Как оно действует?
Уилбур объяснил, и руководитель четвертого уровня решил, что недостаточно компетентен для принятия решения, и направил Уилбура наверх, к руководителю пятого уровня. Услышав, что с помощью какого-то химического вещества можно блокировать память, руководитель пятого уровня присвистнул и спровадил Уилбура еще выше. Руководитель шестого уровня считал что-то на калькуляторе и при этом курил сигарету. От пристрастия к курению, согласно учению “Братства Сильных”, следовало избавляться.
Руководитель шестого уровня вовсе не выглядел так, будто пребывал в гармонии с положительными силами. Напротив, он казался преисполненным отрицательных начал.
– О’кей, что у тебя?
Уилбур объяснил.
– О’кей, сколько ты хочешь?
– Я хочу, чтобы это было использовано во благо положительной энергии человечества.
– Брось. Ты пришел по делу или собираешься морочить мне голову? Сколько тебе надо? Ты продаешь формулу, или что? Сколько у тебя вещества? Пинта? Кварта?
– Я ничего не продаю. Я хочу выразить свою благодарность за полученное благословение.
– Откуда ты взялся?
– Пришел снизу.
– На каком ты уровне?
– С помощью добрых руководителей я сумел подняться сюда с третьего уровня.
– А-а-а-а-а, – понимающе протянул руководитель шестого уровня. – Понимаю. Значит, ты бизнесом не занимаешься. Славно, малыш. Ты хочешь отдать то, что принес, просто так? Правильно? Объясни-ка мне все еще раз.
И Уилбур попытался объяснить, что он принес.
– Послушай, малыш. Мы не можем принять решение здесь, в Толедо, – дело слишком важное. Тебе лучше отправиться прямо в центр, к доктору Доломо.
– Я увижу самого доктора?
– Да. Это дело общенационального масштаба. Но скажи ему, что Толедо хочет получить свою долю. О’кей? Он поймет, о чем ты говоришь. И не забудь сказать ему, что сам ты находишься на третьем уровне. Хорошо?
И руководитель шестого уровня легонько потрепал Уилбура по щеке.
– Я всего-навсего на третьем уровне. И не знаю, достаточно ли я подготовлен, чтобы говорить с доктором.
– Подготовлен, малыш, подготовлен. Это прекрасно. Ты славный мальчик. Просто скажешь ему все то же самое, что сказал мне.
– Может мне пройти ускоренный курс трансценденции духа, прежде чем предстать перед ним? Я слышал, что этот курс очень помогает возвышению духа.
– Это что, тот курс, который предлагается в нашем храме в Чилликоте за тысячу девятьсот девяносто восемь баксов и девяносто девять центов и преподается по субботам и воскресеньям?
– Нет, насколько я слышал, пожертвования на это курс составляют девятьсот долларов, и это однодневный курс интенсивной подготовки в храме в Колумбусе.
– Просто заплати сам за билет на самолет. И это будет твоим очистительным обрядом, о’кей, малыш. Что-нибудь еще?
– Да. Мне казалось, что те, кто поднялись выше третьего уровня, должны бросить курить.
Уилбур кивком головы указал на дымящуюся сигарету.
– Правильно. Иди вниз – там сидят люди, которым платят за то, чтобы они отвечали на подобные вопросы. А теперь топай, малыш, и не забудь сказать Доломо, что это находка толедского отделения. Он поймет тебя.
Уилбур сразу же поехал в аэропорт, не удосужившись даже уведомить “Брисбейн Фармацевтикалз”, что берет отгул. Его по-прежнему беспокоило, что человек, стоящий на такой высокой ступени, курит. Но затем он вспомнил, что говорили ему на втором уровне, когда он заплатил пятьсот долларов за подробный обзор разных уровней.
– Не надейтесь, что вы избавитесь от ложных мыслей только потому, что купили несколько книг. На это потребуются годы. Упорные занятия. И самое главное – деньги. Но если вас не оставляет тревога, если вам хочется курить, глотнуть виски или бездумно растратить свои деньги, это вовсе не значит, что вы не достигли никакого прогресса. Отдельные отрицательные мысли иногда посещают даже самых просветленных.
Это объясняло, почему человек, находящийся на таком высоком уровне, курит. И все же Уилбура не отпускало беспокойство, хотя оно сменилось восторгом, когда такси подвезло его к прославленному “Замку Братства Сильных”. Доктор Доломо жил в своем поместье в Калифорнии, на берегу Тихого океана. Газонов и лужаек здесь было больше, чем в крупном национальном парке. Уилбур читал об этом в книжках, издаваемых “Братством Сильных”.
Доктор Доломо, достигший высшего уровня, не нуждался в сне и двадцать четыре часа в сутки работал ради блага человечества. И все свои великие труды он создал именно здесь. Уилбур вытащил из кармана руководство “Шаг за шагом”, но был слишком взволнован, чтобы изучать его. Через несколько секунд он окажется лицом к лицу с молодым человеком с невероятно голубыми глазами, смотрящим на него с обложки учебника. Эта книга была предназначена для второго уровня. Ходили слухи, что даже если просто класть ее под подушку, то одно это обеспечит приток положительной энергии. Уилбур подкладывал ее под себя, когда вел машину.
У ворот стояли охранники, но те, кто был за оградой, бродили как и куда хотели. Никаких запретов не существовало. Уилбур Смот попытался настроиться на положительные вибрации, которые непременно должны исходить из этого святого места. Он ощущал солнце и траву, по которой ступал, и знал, что все вокруг хорошо.
Секретарша провела его во внутренние покои, где мужчина, представившийся как директор Среднезападного регионального управления, смотрел записанный на видео футбольный матч и ел шоколад.
– Он к доктору Доломо. Он из Толедо.
– Наверх, – буркнул директор.
– Вам не кажется, что вы должны пойти с ним? Он новичок и плохо ориентируется.
– Нет. Оставь меня в покое. Тебе что, трудно подняться по лестнице? Идите отсюда!
Уилбур посмотрел на секретаршу. Вот вам яркий пример отрицательного поведения.
Секретарша улыбнулась.
– Все в порядке. Просто поднимитесь по лестнице. На втором этаже навстречу Уилбуру попались несколько обезумевших горничных. Потом донеслись крики миссис Доломо. И кричала она что-то совсем не благочестивое. Миссис Доломо не хотела общаться ни с ним, ни с каким другим кретином из Толедо, штат Огайо. Миссис Доломо требовался ее бежевый купальник, а если он не знает, где он, то пусть катится к чертовой бабушке и не путается под ногами.
Уилбур Смот застал доктора Доломо спящим. Его круглый животик вздымался при каждом вздохе. В пепельнице догорала огромная сигара.
– Доктор Доломо? – обратился к спящему Уилбур, от всей души надеясь, что перед ним вовсе не основатель религии, избавившей Уилбура от стольких страданий.
– Кто тут? – закричал в панике толстый человечек. Он рывком сел, дотянулся до своих бифокальных очков и попытался сфокусировать взгляд. – Дайте мне таблетки. Вон те.
Уилбур увидел розовую пластмассовую упаковку на столике в трех шагах от дивана, на котором сидел толстяк, и передал ему таблетки. Толстяк трясущимися пальцами запихал несколько таблеток себе в рот.
Уилбуру было жарко в зимней одежде. Он обливался потом. Лучи восхитительного калифорнийского солнца заливали комнату, легкий ветерок с Тихого океана играл занавеской, и каждый вздох Уилбура был песней счастья. Толстяк откашлялся.
– Ты желаешь моей смерти? Ты врываешься в комнату и будишь меня? Что все это значит? Я тебя не знаю! Может, ты из ФБР и хочешь упечь меня за решетку. А может, рассвирепевший родитель – хочешь забрать назад свое чадо и заодно прикончить меня.
– Это все – отрицательные мысли, и вы сами себе их надумываете. Вам следует время от времени разговаривать с доктором Доломо, и вы поймете, что свои дурные мысли вы сами привносите в свое существование. Вы и никто иной.
– Только этого мне не хватало в такую рань.
– Уже перевалило за полдень.
– Какая разница! Тебя Беатрис подослала ко мне со всем этим бредом?
– Беатрис?
– Миссис Доломо. Ее возмущает любое мыслящее существо. А я мыслю. Следовательно, я ее возмущаю.
– Мне жаль вас, погрязшего в страданиях, навлекаемых на вас вашей собственной отрицательной энергией. Но я здесь по делу. Я прибыл из Толедо, чтобы встретиться с доктором Доломо.
– Ладно, чего тебе надо?
Уилбур увидел глаза – бледно-голубые глаза. Белые волосы – толстяка, по всей вероятности, когда-то можно было назвать блондином. Обрюзгшее лицо когда-то было молодым. Перед ним был тот же самый человек, что и на портрете в храме в Толедо, тот же самый, что улыбался с обложки книги для второго уровня. Доктор Рубин Доломо.
– Нет, – сказал Уилбур. – Я совершил страшную ошибку.
– Ты уже разбудил меня, так что давай, выкладывай.
– Я ничего вам не дам.
– Я ничего у тебя не просил, но раз уж ты испортил мне день, то я просто жажду узнать, какого черта ты сюда заявился.
– Я никогда вам это не отдам.
– Ты – слушатель первого уровня, и вдруг понял, что мы тут не ангелы.
– Я на третьем уровне.
– Ну ладно. Мы вернем тебе твои деньги. Нам ни к чему лишние неприятности. Но посуди сам, ты не смог бы оказаться здесь без разрешения. Значит, у тебя что-то для меня есть. Так?
Уилбур промолчал. Он думал, сможет ли он добежать до ворот, оставив позади все газоны и лужайки. Сможет ли перелезть через ворота. Он знал, что не имеет права рассказывать, с чем он пришел сюда.
– Меня послали сюда из Толедо с сообщением из храма. Они собираются переслать вам гораздо большую, чем обычно, сумму.
– Послушай, – в голосе доктора Рубина Доломо звучало бессилие. – Я знаю, что ты здесь по какой-то другой причине. Но что ещё хуже для нас обоих, это то, что и Беатрис узнает, что у тебя к нам какое-то другое дело. Да, узнает. И очень быстро все выяснит. Что касается меня, то я бы с удовольствием сел в самолет и улетел отсюда к чертовой матери, и провались оно все пропадом. А ты еще не имел удовольствия познакомиться с миссис Доломо? И поверь мне, лучше тебе этого удовольствия никогда не иметь. Ну, так в чем дело?
– Не скажу.
– Тогда я ее позову.
– Нет!
– И прежде чем я ее позову, я хочу, чтобы ты усвоил, сынок, что лично против тебя я ничего не имею. Кстати, ее зовут Беатрис, и не вздумай назвать ее Бетти. Никогда и ни за что. А то у нее глаза из орбит вылезут вместе с носом. – Я ухожу.
– Беатрис! – взвизгнул доктор Рубин Доломо, и в комнату вошла женщина, некоторое время тому назад ругавшаяся в коридоре, а теперь продолжавшая сыпать отборными ругательствами по поводу того, что ее побеспокоили.
– Я знаю, что рано или поздно ты все выяснишь. Из Толедо к нам прибыли неплохие новости. Вот этот малыш – преданный Брат, и он не хочет поделиться с нами этими новостями.
– Я ухожу, – повторил Уилбур.
Уилбур обнаружил, что миссис Доломо не верит в доводы разума. А верит она в нагревательные приборы. Двое дюжих подручных стальными лапами сграбастали Уилбура и привязали его к отопительной батарее. Хотя день был жаркий, отопление в доме работало – надо было нагреть воды.
Уилбур понимал, что если снадобье попадет в дурные руки, то случится непоправимое, и держался до тех пор, пока не зарыдал от боли. И тогда, мысленно вымаливая себе прощение, он рассказал супругам Доломо о препарате, уничтожающем память.
Но он предупредил их, что это очень опасное средство. Он умолял их не пускать его в ход, хотя доктор Доломо и принялся рассуждать о том, что снадобье можно продавать небольшими дозами слушателям второго уровня, используя их как подопытных кроликов. Или, еще лучше, применять его как вспомогательное средство обучения на первом уровне. Возможности здесь воистину безграничные: можно опоить снадобьем весь второй уровень, а когда его действие прекратится, то объявить, что “Братство Сильных” вернуло им память. Разумеется, Толедо получит свою долю. А еще лучше – часть снадобья. И тогда они забудут про свою долю.
– Его можно подмешивать в пищу тем, кто собирается дать показания против нас, – задумчиво произнес доктор Доломо, закуривая сигару.
– Против тебя, Рубин, – поправила супруга Беатрис Доломо.
– Я – твой муж.
– Умоляю! – вскричал Уилбур.
– Что будем с ним делать? – спросил Рубин.
– Мне не нужен придурок, бегающий по улицам с готовым обвинением против меня, – в ярости прошипела Беатрис.
– Я тебя предупреждал, малыш, – пожал плечами доктор Доломо.
– Умоляю, – всхлипнул Уилбур. – Умоляю, отпустите меня.
Беатрис кивком головы приказала развязать его.
– Мы не будем убивать его, – сказал Рубин. – Он рассказал нам, как действует это средство. Пусть отхлебнет его, как это было принято у индейцев. И обо всем забудет.
– Нет! – крикнул Уилбур.
– Молодой человек, вам известно, как обедают аллигаторы? – обратилась к нему Беатрис Доломо. – Значит так: либо ты глотаешь лекарство, либо изучаешь строение челюстей американского аллигатора. Знаешь, они предпочитают раздирать свой обед на части, а не пережевывать его. Не такой уж богатый выбор у тебя, как ты полагаешь?
Уилбур посмотрел на коричневую жидкость. Он попытался представить себе, каково ему будет, когда он забудет обо всем – забудет, кто он, кто его родители, как он прожил жизнь... И в этот последний момент своей сознательной жизни он понял, почему индейцы именно так наказывали своих преступников. Он сделал глоток и попрощался с самим собой.
Жидкость оказалась на удивление сладкой и приятной. Уилбур думал, что он успеет отметить про себя, когда она начнет действовать и что мелькнет в его памяти в последние секунды.
Эта мысль недолго продержалась у него в голове. Он стоял посреди комнаты, на него смотрели какие-то люди, а во рту было сладко. Он не знал, плохие это люди или хорошие. Он не знал, что он в Калифорнии. Он знал, что светит солнце и какой-то милый человек говорит, что сейчас ему смажут чем-то спину и тогда спина, которую он чем-то обжег, перестанет бо-бо. Но Уилбур Смот толком не понял и этого. Он не знал, что значит обжег. Он даже не знал, что такое бо-бо.
Он лежал на полу, потому что еще не умел ходить.