Потерянное прошлое

Глава четырнадцатая

Проснувшись, Беатрис Доломо увидела, что над восточным побережьем кружит самолет, а американские патрульные суда бороздят море, поднимая белые буруны и направив свои пушки на остров и на нее лично.

Это уже было чересчур. Особенно после того, как международные террористы осмелились взять на себя ответственность за уничтожение Байонна, Нью-Джерси.

– Нас окружили, изолировали и предали забвению. Рубин, я приняла решение, – сказала Беатрис, ожидая состоящего из жареных моллюсков и бананов завтрака в главном здании курортного городка.

Рубин кашлял, прочищая легкие от дыма первой за день сигареты. Был уже полдень. Он только что проснулся и вынул вату из ушей. Вата ему была необходима, потому что теперь на острове было полно Братьев и Сестер, и один из способов, которыми они стремились показать, что превозмогли собственную отрицательность, было утреннее приветствие солнцу. Поскольку многие из них заплатили за курс, объясняющий, как избавиться от “синдрома телесной лености”, никто не желал показывать, что находится во власти этой отрицательной силы.

Для Рубина это означало, что ему предстояло оказаться лицом к лицу с толпой жизнерадостных психов.

Вынув вату из ушей и ощущая тяжесть в груди от накопившейся в легких мокроты. Рубин внимал тому, что говорила Беатрис:

– Рубин, я приняла решение. Мы больше не будем с этим мириться.

Рубин кивнул. Мокрота накатила приливной волной. Беатрис с отвращением отвернулась.

– Хватит изображать из себя хороших парней. Наша единственная проблема состоит в том, что мы были слишком мягкими.

– Драгоценнейшая моя голубка, – сказал Рубин. – Я гарантирую, что, начиная с сегодняшнего дня, на нас будут обращать должное внимание.

– Хватить играть в поддавки.

– Ты будешь довольна, дорогая.

– Можешь себе представить – целый город исчез с лица земли, а никто не сказал ни слова о преследовании за веру, о бедной Кэти Боуэн, о нас, обо мне. Обо мне. Рубин. Ни слова обо мне!

– К завтрашнему дню во всей Америке не останется ни одной семьи, которая не знала бы, как плохо с тобой обошлись.

– Телевидение?

– Обещаю.

– И есть шанс опозорить этого ублюдка президента, который не хочет пойти на компромисс?

– Тебе помогут.

– А может, ты просто играешь на моих надеждах?

– Воители Зора готовы.

– А я – королева.

– Верно, – подтвердил Рубин.

– Но ты от этого королем не становишься.

– Верно, дорогая.

– Не подведи меня, Рубин, – сказала Беатрис. – Окажись достойным нашего брака.

– Ты сказала, что хочешь, чтобы нас услышали. Ты ничего не говорила про секс, дорогая, – встревожился Рубин.

Он взглянул на часы. Наступало время исполнения плана. Он вышел на Розовый Берег со своими лейтенантами, один из которых, по счастью, оказался инженером.

Берег был окрашен в розоватый цвет, потому что песок здесь был смешан с мелкой коралловой крошкой. Это было особенно заметно тогда, когда со стороны Европы восходило утреннее солнце, и лазурь Карибского моря превращалась в нежное пастельное зеркало.

На берегу стояло несколько домиков местных жителей. Они были тут же призваны на военную службу, и командирами над ними были поставлены члены “Братства”. Распространился слух о том, что дряхлый пожилой человек, кашляющий характерным кашлем курильщика, есть не кто иной, как сам Рубин Доломо, и кое у кого из тех, кто купил курс “Будь свободен от никотина”, возникли на этот счет кое-какие сомнения. Но сомнения были в корне пресечены осведомителями, сообщившими о них начальству.

Как правило, наставники “Братства Сильных” направляли свое внимание на то, чтобы искоренить отрицательные чувства, но теперь в их распоряжении был способа более простой, чем отслеживание прошлых жизней с целью обнаружить истоки отрицательности. Несколько сильных мужчин просто запирали тех, кто нуждался в дополнительном обучении, в тесной хижине с решетками и избивали их там до тех пор, пока они не просили прощения за то, что им в голову пришли такие мысли.

В хижине было жарко, и под ярким карибским солнцем пахло горечью. Даже если бы их и не били. Братья и Сестры, усомнившиеся в человеке с кашлем курильщика, все равно раскаялись бы в своих бунтарских мыслях.

Рубин спросил инженера, может ли на Розовом Берегу приземлиться самолет.

– Все будет зависеть от скорости. Это вполне возможно. Но что скажут они?

Инженер кивнул в сторону патрульных судов, бороздящих океан у берегов Харбор-Айленда. Над судами кружились самолеты военно-морской авиации, всем своим видом давая понять населению острова, что могут нанести бомбовый удар в любой момент, но что пока момент для этого не наступил.

Маленький остров находился у ВМС США как на ладони, и островитянам об этом постоянно напоминали. Рубин срочно провел несколько занятий по тренировке сознания и напомнил Братьям и Сестрам, что самолет есть лишь иллюзия силы. Настоящая сила в них, они сами – сила. Занятии пришлось провести немало, потому что самолеты ВМС США преодолевали звуковой барьер каждые двадцать минут, и убедить слушателей в том, что они иллюзия, было нелегко.

– Пусть вас не беспокоят ни самолеты, ни корабли, ни пушки. Все это не имеет никакого значения.

– Надеюсь, вы правы, – сказал инженер, страдавший головными болями до вступления в “Братство”, а после вступления узнавший, что для того, чтобы избавиться от боли, достаточно закрыть глаза на полчаса в день и сконцентрировать свое внимание на источнике внутренней силы.

Его лечащий врач сказал, что это вполне обычный способ избавиться от незначительных болей. Но после вступления в “Братство” инженер преисполнился лучших чувств относительно всего окружающего, особенно когда наставники внимательно его выслушивали, помогали ему отыскать источник проблемы и утверждали, что он, такой как есть, хорош сам по себе.

Как преданный Брат он отказывался слушать тех, кто говорил, что это всего лишь терапевтическое дилетантство и способ контроля над сознанием через коллективное внушение.

“Братство Сильных” было тем единственным, что представлялось ему свободным от всего, свободным от всех проблем, и забот, и стрессов обыденной жизни. Но сейчас, когда он смотрел на двухмильную полоску пляжа и на военно-морские силы в море вокруг острова, в душу ему закрались сомнения, что человек, сделавший его Воителем Зора, сможет из всего этого выкрутиться. Даже этот человек, этот великий ум в дряхлом теле, выкашливающем последствия четырех пачек сигарет без фильтра в день, не мог расширить берег или заставить военно-морские суда США исчезнуть.

– Не волнуйтесь, – сказал Рубин. – Все сработает как надо. Сработает так, как срабатывало раньше. Все всегда срабатывает как надо. Проблема не в этом.

– Если проблема не в этом, то в чем она?

– В том, что мне делать, если это не сработает.

Инженер исполнился священного трепета. Пусть Доломо дряхл и хрупок на вид, но в вопросах стратегии ему нет равных. Приходит ли к нему это искусство от мыслей планетарного масштаба и от общения с иными мирами, – этого инженер не знал. Но Доломо прекрасно разбирался в том, что знали великие полководцы о необходимости правильно распределить силы и о факторе внезапности. Что немного смущало инженера, так это то, что Рубина Доломо, похоже, не смущало ничто с тех самых пор, как он вышел из-за ширмы и сообщил инженеру и другим Воителям Зора, что настала пора им узнать, кто он такой на самом деле.

Он говорил себе, что его страх – это отрицательный голос из прошлого. Он видел, что и его партнер тоже пытается вступить в контакт со своей положительной сущностью.

Роберт Кранц особенно сильно нервничал сегодня. Может быть, потому что он был историком, специализирующимся по античности. Афины, Греция когда-то были центром западной философской мысли. Но это было две с половиной тысячи лет тому назад.

Теперь же город был колыбелью множества революционных группировок, и в нем был аэропорт, столь же притягательный для угонщиков самолетов, как приглашение на званый обед для гурманов.

Роберт Кранц и его товарищ по оружию в борьбе за правое дело “Братства Сильных” стояли перед выбором. Они могли либо сами пронести оружие на борт самолета либо купить его прямо за открытыми воротами аэропорта у одной из многих палестинских группировок, которые перехватили концессию на торговлю оружием в Афинах у Революционных Красных Бригад.

Араб-торговец заверил Кранца и его компаньона, что в аэропорту”Афин было совершено больше угонов, чем в любом другом аэропорту мира.

– И на это есть свои веские причины. Во-первых, им на это наплевать, а во-вторых, тут у власти стоит много людей, которые ненавидят Америку. А кто угоняет самолеты? Англичане? Израильтяне? Французы? Нет. Так с какой стати они тут будут хоть что-нибудь менять? Мой друг, вы прибыли именно туда, куда вам надо.

– Не знаю, – неуверенно заметил Роберт Кранц. – Я не мог привезти оружие с собой на борту самолета американской компании, поэтому мне пришлось покупать его тут, в Афинах. Я только не уверен, что должен платить так много.

Араб притянул к себе Кранца поближе, чтобы шум реактивных моторов не заглушил то, что он собирался сказать. Они стояли рядом с внешней оградой аэропорта, откуда начиналась цепочка пропускных пунктов с невнимательными стражами, через которые легко было пройти к самолету.

– Друг, – сказал араб. – На вид ты парень неглупый. Ты бы не приехал сюда, если бы не знал, что ты затеял. Так?

– По правде говоря, нас сюда прислали, – сказал Роберт.

Глаза его партнера были по-прежнему закрыты – он все еще боролся с чувством страха.

– Мудрые люди. Они знают дело. Если ты хочешь делать дело, то Афины – самое подходящее для этого место. Итак, вы можете положить свои бомбы и пистолеты в чемодан, упаковать их в фибергласс и прямиком идти через магнитную рамку металлоискателя. Вы можете сделать так, что оружие будет неотличимо от прочих вещей.

– Мы думали об этом, – заметил Роберт.

– Или вы можете дать задание вашему другу пройти через ворота, дать сто долларов кому-нибудь из служащих аэропорта, и оружие для вас оставят в том месте, которое вы назовете. А может, и не оставят. Может, служащий возьмет деньги, а оружие заберет себе, чтобы потом перепродать.

– Это возможно, – согласился Роберт.

– Но имея дело со мной, вы имеете полную гарантию того, что оружие будет там, где надо. Я принимаю в оплату кредитные карточки. Если вы не найдете оружие на месте, вы отмените оплату.

Роберт на мгновение задумался. Но он помнил, что говорил ему мистер Доломо:

– При проведении операции, подобной этой, важно иметь в виду, что чем больше людей знает о ней, тем больше шансов, что операция закончится провалом. Купите пистолеты и гранаты прямо на месте, но испытайте их. Испытайте их там, где вас не арестуют, но испытайте обязательно. На борту самолета есть удобные места, где их можно до поры до времени спрятать. Вот чертеж, составленный нашим инженером.

Роберт посмотрел на чертеж. Потом он посмотрел на араба-торговца. И принял решение не поручать арабу проносить оружие на борт самолета.

– Я заплачу наличными, но мне нужно исправное оружие.

– По правде говоря, это совсем не обязательно. Важно, чтобы пилот думал, что оно исправное.

Так вот почему мистер Доломо объяснил ему, куда стрелять, находясь в самолете, чтобы не повредить самому самолету, подумал Роберт. Он не должен был никого убивать, но должен был заставить экипаж поверить, что он способен на убийство.

– Мне нужно оружие самое настоящее и находящееся в прекрасном состоянии.

– Это будет стоить дороже. Только не сходите с ума и не покупайте настоящие гранаты. Эти штуки могут взорваться и разворотить весь самолет. Вам на самом деле нужна подделка. Я могу дать вам американскую учебную гранату, копию очень популярной русской модели. Мне лично русские гранаты не нравятся – там как только выдернешь чеку, так она тут же и взрывается и дело с концом. Таков уж у них национальный характер. А в американской гранате можно вставить чеку обратно. Я бы на вашем месте взял американскую, – посоветовал араб.

– Американскую гранату, но без пороха, – согласился Роберт.

Его всего выворачивало наизнанку от страха, но он пытался перебороть это ощущение и найти центр положительной энергии в своем организме, чтобы подчинить все тело контролю своей воли. Не срабатывало. Но у великолепного мистера Доломо был ответ и на это. В своей безграничной мудрости и прозорливости он сказал:

– Не беспокойся обо всей этой фигне, Роберт. Просто загружайся на борт самолета и бери с собой оружие. Все будет прекрасно. А если почувствуешь страх, то просто наплюй на него.

У торговца-араба оказался прекрасный ассортимент пистолетов и винтовок.

– Ничто не сравнится с автоматом Калашникова. У него только один недостаток – ствол немного длинноват и в узком проходе может зацепиться за кресла. И кто-нибудь из пассажиров может за него схватиться. Хотя, должен сказать, что когда имеешь дело с американцами, они очень часто готовы помочь. Недавно мы чудненько угнали самолет в Бейрут, а один из американских пассажиров даже напомнил одному из наших, что мы забыли пистолет в туалете. В том, что касается помощи и сотрудничества, американцы не имеют себе равных.

– Давайте вернемся к оружию, – сказал Роберт.

– Да, да, конечно, – с готовностью согласился араб. – И позвольте порекомендовать вам оружие с тяжелым прикладом. Когда угоняешь самолет, мало толку от такого оружия, у которого приклад только для того, чтобы за него держаться. Нужен тяжелый приклад, чтобы можно было бить им пассажиров по голове. Только так можно заставить толпу вам повиноваться.

– Мы это знаем.

– Так, значит, вы и раньше этим занимались?

– Нет. Это будет впервые.

– Тогда, знаете, вам будет нужно иметь по меньшей мере по два пистолета каждому – один в руках, один за поясом. А еще можно взять в обе руки по пистолету. Вам надо выглядеть немного истеричными, чтобы команда подумала, что вы готовы пойти на самые безумные крайности, даже если это и вам самому будет стоить жизни.

– Но, видите ли, мы так и поступим, если придется, – сказал Роберт, уплатил сногсшибательную сумму за пистолеты и ненастоящие гранаты, а потом предложил торговцу стереть маленькое пятнышко грязи с его руки ватным тампоном, который сам он держал рукой, облаченной в резиновую перчатку.

У араба-торговца был необычайно счастливый вид, когда Роберт Кранц забирал назад только что уплаченные деньги. Доктор Доломо объяснил ему, что идет война и что в этой войне деньги играют наиважнейшую роль.

Как ему и было предписано, Роберт откинул тампон подальше от себя и осторожно снял резиновую перчатку. Затем вооружившись четырьмя пистолетами и взяв каждый по гранате, Роберт и другой Брат, все еще работавший над собственным страхом, направились в здание аэропорта и купили билеты на рейс, которым огромное количество американцев возвращалось домой. Согласно плану, они оба снова вернулись к внешней ограде аэропорта и проникли на территорию через брешь в заборе.

Самая большая опасность заключалась в том, что их мог задавить какой-нибудь взлетающий самолет. Однако когда они нашли свой самолет, к ним приблизились сотрудники охраны афинского аэропорта. Как известно, журналисты всего мира неоднократно критиковали именно афинскую охрану за ее нерасторопность.

Дюжие охранники окружили Роберта и его спутника.

– Вы, двое! Вы прошли через ограду?

– Нет, – ответил Роберт.

– У вас есть оружие?

– Нет, – ответил Роберт.

– О’кей. Вы хорошие парни. Идите.

Отделавшись таким образом от афинских охранников, Роберт Кранц и второй Брат поднялись в самолет.

На высоте пяти миль над Атлантическим океаном, как и было предписано, они истерически завизжали, что совершают угон самолета, и стали бегать взад-вперед по проходам, колошматя пассажиров рукоятками пистолетов по голове, а потом сообщили командиру, что либо они все приземлятся на Харбор-Айленде, либо все погибнут. Настоящий выстрел в настоящее кресло с настоящим человеческим бедром между дулом пистолета и креслом убедил командира экипажа, что все они умрут, если не исполнят приказания Роберта Кранца.

– Но на Харбор-Айленде нет аэропорта, – сказал командир, взглянув на карту. – Нам придется приземлиться в Нассау. Это единственный аэропорт, достаточно большой, чтобы принять нас.

– Посмотрите-ка на карту. Вы приземлитесь вот здесь, – Роберт ткнул в восточный берег Харбор-Айленда.

– Но там просто песчаный пляж. Как, черт побери, мы потом взлетим?

– Этого я не знаю. Делайте что вам говорят, и никто не пострадает. Мы не хотим, чтобы кто-нибудь пострадал. Никто и не пострадает, если вы будете повиноваться.

При подлете к Харбор-Айленду навстречу пассажирскому самолету вылетел самолет военно-морской авиации и приказал уклониться в сторону от этого района, потому что объявлена блокада Харбор-Айленда.

– Не могу. Какой-то псих приставил мне к виску пистолет, и я могу погубить всех пассажиров.

– Улетайте прочь.

– Извините, нет, – ответил пилот. Его главной обязанностью было обеспечение безопасности пассажиров.

– Прочь, – снова поступил приказ с военного самолета.

– Нет, – ответил пилот.

Внизу, на Харбор-Айленде, инженер наблюдал, как военные самолеты расступились, чтобы дать дорогу пассажирскому.

– Они отступили! – воскликнул он.

– А как же иначе, – заметил Рубин. Он хорошо знал мир военно-морского флота. Им было никуда не деться. Он точно рассчитал, почему угоны самолетов с американцами на борту всегда проходят так успешно. Дело не в том, кто угонщики, а в том, кто такие американцы. Это люди, уделяющие достаточно внимания сохранению человеческой жизни. И благодаря этому в реальном мире они становились очень уязвимыми.

Можете себе представить, чтобы кто-нибудь угнал русский самолет?

Рубин Доломо наблюдал за тем, как огромный “Боинг-707” садится на Розовом Берегу. Это было великолепное зрелище. С хирургической точностью пилот опустился брюхом на плотный песок у самой кромки воды – с одной стороны пальмы, с другой – открытое пространство океана. Самолет сел на песок мягко, как мыльный пузырь.

Над Харбор-Айлендом занималось яркое утро, когда Братья-охранники подошли к самолету и встретили Роберта Кранца и его трясущегося компаньона. Экипаж был оставлен на борту самолета, а пассажиров отвели в заранее приготовленные для этого помещения по всей территории острова – если кому-нибудь придет в голову мысль разбомбить остров, то куда бы ни попала бомба, погибнуть пассажиры самолета. Как выразился Рубин, “это наши живые мешки с песком”.

Лишь после полудня на остров прибыли представители средств массовой информации, которых доставили катером с острова Эльютера. Журналистам, чтобы прорвать блокаду острова, пришлось прибегнуть к политическому шантажу. Как только стало известно, что военно-морской флот установил блокаду Харбор-Айленда, практически каждый комментатор стал обвинять ВМС в нарушении свободы слова. Означает ли все происходящее, что Америка ведет войну против Багамских островов? Если так, то почему война не объявлена?

Американское правительство не имело права подавлять свободу слова, и потому военно-морским судам было приказано пропустить на остров толпу репортеров с камерами и блокнотами.

Рубин был готов к встрече. Он разместил телевизионщиков в загонах для крупного рогатого скота, газетчиков на пастбищах для овец, а фотографов в загонах для коз. Каждый, кто отклонялся от предписанного маршрута, знакомился с кнутами в руках преданных Братьев.

Один репортер, пытаясь взывать к гуманизму “Братства Сильных” был избит так жестоко, что потерял сознание. Один из Братьев плеснул ему в лицо воды, привел его в чувство, и эта история моментально была занесена в летопись освободительной борьбы как свидетельство того, что Братья и Сестры оказывают медицинскую помощь пострадавшим.

Когда все было готово. Рубин позвал Беатрис.

– Дело за тобой, моя драгоценная голубка, – сказал он. – Весь мир у твоих ног.

В Белом Доме президент и Смит смотрели и слушали, как Беатрис Доломо в прямом эфире обращается к американскому народу. Почти все телевизионные компании прервали свои передачи, чтобы пустить в эфир прямой репортаж об угоне американского самолета на Харбор-Айленд.

– Добрый народ Америки, – начала свою речь Беатрис Доломо. На лице ее было даже больше грима, чем обычно – все-таки телевидение. – Я никогда не питала никаких враждебных чувств по отношению к американскому народу. Правду сказать, я сама американка. Я не желаю причинить вред невинным пассажирам, потому что они нам нравятся. Чего я хочу добиться, и чего мы все хотим добиться – так только свободы вероисповедания. Сегодня в американских тюрьмах томятся люди, чья вина состоит лишь в том, что они предпочли быть положительными и не быть отрицательными. Я говорю о человеке, близком нашим сердцам. Наша дорогая Кэти Боуэн, ведущая программы “Чудеса Человечества”. В чем состоит ее преступление? В чем наше преступление? Мы хотим только мира и довольствия для всех нас.

Беатрис зачитала заранее заготовленное выступление, улыбнулась особенно широко симпатичному репортеру, а потом кивком головы показала Рубину, что настала его очередь.

Рубин заверил всех, что пассажиры находятся в безопасности и чувствуют себя лучше, чем когда-либо раньше, потому что уже прослушали несколько вводных занятий “Братства Сильных”.

– Изумительное новое искусство отыскания древних истоков нашей истинной силы уже помогло миллионам, решило проблему бессонницы, излечило глазные болезни, помогло обратить неудачу в успех и дало людям новый смысл в жизни. Чтобы бесплатно произвести анализ характера, который подскажет вам, кто вы есть и как вы можете навсегда освободиться от стрессов, все что вам надо сделать – это обратиться в ближайший к вашему месту жительства храм “Братства Сильных”.

Президент отвернулся от телевизора.

– Они убийцы и мошенники, и я собираюсь прямо объявить это народу, – сказал он. – Черт побери, они бесплатно заняли под рекламу эфирного времени на многие миллионы. А мы ничего не можем поделать. Меня больше беспокоит их снадобье, чем даже судьба несчастных пассажиров. Все это еще больше усложняет дело.

На этот раз, когда королева Аларкина позвонила президенту, госдепартамент не стал заставлять ее ждать полчаса, а немедленно соединил с президентом.

Ее требования были просты. Снять все обвинения в мошенничестве, заговоре с целью убийства, недонесении о заговоре с целью убийства, вымогательстве, растрате – и тогда президент будет восславлен как миротворец В противном случае его имя будет смешано с грязью перед лицом всей страны.

– Дорогая моя, – ответил на это президент. – Меня избирали не для того, чтобы я шел на сделки с мелкими мошенниками. Валяйте, мешайте меня с грязью. Компромиссов не будет. Америка не продается.

К вечеру стало казаться, что практически каждая телевизионная компания вставила в свою программу передачу о религиозной нетерпимости в Америке. Преследования католиков, иудеев, мормонов, квакеров были представлены в этих передачах как прелюдия к последним событиям в этой области.

Профессор Уолдо Ханникут опять вещал в эфире. Именно он после убийства президента Садата обвинил в этом Америку, а не исламских фундаменталистов, которые стреляли в Садата. Он обвинял Америку в массовых убийствах, совершенных Красными Кхмерами, с которыми Америка вела войну. А теперь он обвинял Америку и в угоне самолета.

– Я еще не видел президента Америки, который бы в самом деле понимал, что такое свобода вероисповедания.

Когда на следующий день он попытался повторить этот же трюк в Конгрессе, два конгрессмена резко оборвали его, заявив, что он – лишь очередной псих, готовый валить на Америку вину за любое преступление.

Но средства массовой информации не интересовались прошлым профессора. Их вниманием завладела красавица Кэти Боуэн, томящаяся в тюрьме. Она давала интервью профессионально-чарующим голосом, смотрела на репортеров глазами еще более невинными, чем были у нее, когда она исполняла роль святой в пасхальной телепередаче.

– Я знаю, что я нахожусь в тюрьме, потому что верю в то, что люди добры. Я не желаю зла ни одной невинной живой душе. Но невиновен ли президент, объявивший блокаду народу Аларкина только за то, что эта страна заявила, что верит в людское добро? Невиновен ли президент, если военные самолеты кружат над крохотным островом, а суда с ядерным оружием на борту патрулируют его берега? Кто такой президент, если он думает, что может раздавить добро в человеке злою силой ядерного оружия?

Никто из комментаторов не упомянул о том, что Кэти Боуэн сидит в тюрьме по обвинению в заговоре с целью убийства, что всего неделю назад она сама разоблачила себя тем, что заявила о крушении президентского самолета раньше, чем это крушение случилось, и что все это вне всякого сомнения доказывало, что она замешана в убийстве полковника ВВС США и всех, кто находился на борту.

А аллигаторы в бассейне вовсе были сочтены историей давно минувших дней, и не стоило об этом упоминать, дабы не дать правительству новое средство подавления свободы вероисповедания.

Одна телекомпания совместно с одной газетой провела опрос общественного мнения.

Вопрос был поставлен так: должно ли ядерное оружие США служить делу религиозной нетерпимости?

Когда на вопрос был получен отрицательный ответ, все средства массовой информации объявили, что рейтинг президента упал.

Один из пассажиров угнанного самолета, избранный официальным представителем заложников, объявил американскому народу в программах, которые большинство телезрителей смотрит за завтраком и за ужином, что многие пассажиры “прониклись глубокой симпатией к “Братству Сильных” и его доктрине”.

Президент созвал пресс-конференцию, на которой обрисовал все крупные и мелкие преступления, совершенные супругами Доломо, в частности, как “Братство Сильных” мошенническим путем вытягивало деньги из адептов.

Сразу за пресс-конференцией последовал комментарий, и комментаторы объяснили народу, что навешивание ярлыков еще никогда никому не помогало. Президент был назван безрассудным и безответственным, особенно когда он заявил, что супругам Доломо не удастся уйти от правосудия.

– Я бы очень не желал, чтобы он вел переговоры от моего имени, – сказал один комментатор, недавно отпущенный из загона для крупного рогатого скота на Харбор-Айленде, ныне именуемом Королевством Аларкин.

Именно этот комментатор подал пример своим товарищам, обращаясь к Беатрис Доломо не иначе как “Ваше Величество”. И он же сказал, что Америке еще предстоит переступить через свое высокомерие и перестать считать, будто она может диктовать людям, как им следует жить.

– Лично я считаю, что “Братство Сильных” дает такое чувство духовного и эмоционального подъема, какое вы не найдете в христианстве.

Было взято множество интервью в храмах “Братства Сильных”, и зрители смогли убедиться, как страдают преданные Братья и Сестры от преследований их духовных лидеров.

– Лично я не выступаю за угоны самолетов. Я выступаю за свободу вероисповедания, – сказал руководитель одного из отделений и, улыбнувшись, добавил, что Америка должна быть готова к новым угонам и катастрофам типа той, что произошла в Байонне, если не прекратит практику преследования религиозных меньшинств.

– Да, я твердо убежден, что катастрофа в Байонне, равно как и угон самолета, есть результат преследования за религиозные убеждения.

В Овальном кабинете президент отдал Смиту один-единственный приказ:

– Мне нужны оба ваши специалиста. Мне наплевать, как вы их найдете. Найдите, их!

– Наши системы слежения обнаружили их в Ньюарке, сэр. Но теперь я не знаю, где они могут быть. Я полагаю, что они оказались там из-за Римо, но на него нам больше рассчитывать не приходится.

– Почему, черт побери?

– Потому что я не уверен, знает ли он, что по-прежнему работает на нас.

Римо решил, что это здорово, что он наконец-то повстречался со своим видением.

– Я хотел только одного, папочка, – вернуться домой, но я не знал, куда мне податься. А теперь я знаю. Синанджу, правильно?

– Самое совершенное место на земле – родина твоих предков, – заметил Чиун.

Они находились в здании аэропорта, и Чиун просунул свои длинные пальцы с острыми ногтями Римо под рубашку и нажал ему на солнечное сплетение, чуть пониже грудной кости, чтобы восстановить гармонию дыхания, чтобы легкие и поры его кожи работали в унисон и чтобы кровообращение обратило вспять процесс поглощения чужеродных веществ и отторгло их.

Но Чиун не думал об этом в таких выражениях. Он воспринимал человеческое тело как поэму – именно этому он научился у предыдущего Мастера, а тот в свою очередь – у предыдущего, и так до самого начала, когда Мастера Синанджу познали истинную силу человеческого тела и деревня Синанджу стала солнечным истоком всех боевых искусств, которому все прочие лишь подражали на протяжении многих веков.

Римо почувствовал ногти у себя на груди и попытался сосредоточиться, но позвякивание разменных автоматов и запах духов отвлекали его. И только когда он понял, что разменные автоматы находятся на другом конце аэропорта, то осознал, что к нему возвращается слух. Запах духов был еле уловим, а это означало, что к нему возвращается обоняние.

Память, однако, возвращалась небольшими порциями. Он вспомнил, как смотрел на звезду, а потом он понял, что именно в этот момент во Вселенной было принято решение о том, чем ему предстоит стать, и сознание вспомнило об этом, хотя он сам этого и не знал.

Он вспомнил Чиуна. Он вспомнил их совместные занятия. Он вспомнил, как его много раз посещали мысли о смерти. Он вспомнил, как он ненавидел Чиуна и как научился его уважать, а потом узнал его лучше и полюбил, как родного отца, которого никогда не знал.

Он вспомнил Синанджу, грязный маленький городок, родину величайшего в истории человечества Дома Ассасинов. Он вспомнил, как надо дышать. Во рту у него стоял луково-чесночный привкус жидкости, к которой он прикоснулся в Калифорнии. Он вспомнил, как лазил в ванну, чтобы не дать утонуть взрослому мужчине, который вел себя как ребенок. Он вспомнил, как потерял контроль над своей кожей.

Он был не в лучшей своей форме. А случившееся отбросило его еще немного дальше.

Некоторые вещи он до сих пор понимал весьма смутно. Он знал, что Синанджу – это маленький городок или даже деревня, но его родиной он был не сам по себе, а потому что оттуда исходило учение. Он был воспитан в сиротском приюте в Ньюарке. Это он, оказывается, помнил правильно.

– Да, ты – Синанджу, Римо, – сказал Чиун.

Он перестал быть видением. И Римо знал, почему он продолжал его видеть даже тогда, когда забыл все остальное. Он видел его, потому что Чиун находился внутри него самого, как всякий хороший учитель. А Римо считал Чиуна самым величайшим из всех учителей, которых мир когда-либо знал.

– Я вспомнил! Я вовсе не кореец! – воскликнул Римо. Пальцы Чиуна замерли.

– Не заходи так далеко. Ты кореец. Твой отец был корейцем.

– Правда? Я об этом не знал. А ты откуда знаешь?

– Я объясню тебе позже, но ты увидишь хроники Синанджу, наши хроники, и сам поймешь, как ты оказался способным познать так много.

– Это потому что ты – великий учитель, папочка. Я думаю, ты величайший учитель из всех, которых мир когда-либо знал, – сказал Римо.

– И это тоже, – согласился Чиун.

– Эй, я совсем забыл. Мне надо позвонить. Мои подопечные скрылись.

– В Америке все куда-то зачем-то скрываются. Наше место не здесь.

– Мое – здесь, папочка. В этом-то вся проблема, – заявил Римо, все еще помнивший номер контактного телефона Смита.