На следующий день, во время тихого часа, Костя и Яшка самовольно побежали купаться на речку. Кто-то из жителей хутора увидал ребят и позвонил в лагерь. Назад их притащил суровый физрук Юра и поволок в Штаб. Побагровевший от злости Валентин Петрович орал на ребят благим матом, его грозный голос доносился даже до нашего корпуса.
Развлекательные конкурсы и вечернюю дискотеку сегодня отменили.
Перед ужином у Штаба построили весь пионерлагерь. Валентин Петрович, стоя на ступеньках, нахмурился и вытер платочком испарину со лба:
— Ребята, сегодня во время тихого часа случилось страшное событие. Два пионера из первого отряда самовольно покинули расположение лагеря… Давайте не будем забывать, что мы находимся не на курорте, и прежде всего должны думать о дисциплине и порядке. Наш общий враг не дремлет и расслабляться нам сейчас никак нельзя… — начальник лагеря расстегнул верхнюю пуговицу на сорочке. — Ребята, помните одно, что вы — пионеры. А у пионеров какой главный девиз? Один за всех, и все за одного. Виновные в этом серьезном проступке будут строго наказаны, вместе со своим отрядом.
Весь следующий день, с самого утра мы работали по уборке и благоустройству территории: пололи траву, сгребали в кучу сосновые шишки и белили бордюры. Костя и Яшка, как самые провинившиеся, выкорчевывали два пня возле Штаба. Суровый Валентин Петрович грозно посматривал на них из окна кабинета.
Вечером ко мне подошел Степан Мосол:
— Володя, я сваливаю домой завтра ночью, бежишь со мной?
— Нет. А чем тебе, Степка, здесь плохо? Мало ли что в пути может случится…
— Подожди, ты же говорил, что тоже по дому скучаешь? — удивился Степа.
— Уже не скучаю. Привык. Хотя поначалу немного скучал… да и зачем бежать, если родители в выходные приедут навестить?
— Ну смотри, Сокол, у тебя есть время подумать. Я раздобыл в библиотеке карту местности и перечертил на бумагу. Если по трассе — до Зареченска двадцать восемь километров. Но по прямой — через речку и лес пересекаем поле — а там уже и окраина Зареченска. Всего-то нужно пройти двадцать километров. А там уже на автобус и домой…
— Да не куда я не побегу, Степа. И тебе не советую.
Я вспомнил о жарких объятиях Леночки и ее сладких поцелуях…
— Не сдашь меня? — нахмурился Мосол.
— Ты дурачок, что ли? За кого меня принимаешь?
Степа похлопал меня по плечу и медленно побрел в свой корпус…
После отбоя нам не спалось, мы молча ворочались на кроватях. Вдруг Андрей нарушил тишину и тихо сказал:
— Пацаны, я вам хочу страшную тайну открыть…
Он вдруг замолчал, будто раздумывая стоит говорить или нет.
— Ну… говори давай… — нетерпеливо пробурчал Яшка, — раз уж начал…
— Помните металлолом, который мы со склада в грузовик грузили?
— А что?
— Оказывается, все отвезли на дачу Петровичу.
— Откуда ты знаешь?
— Михей рассказал. Антон, водитель самосвала — это его родной дядя. Оказывается, наш начальник лагеря, Валентин Петрович — хапуга и расхититель народного хозяйства. Он строит себе дачу на государственные средства, и даже из пионерского лагеря крадет. А старый металлолом ему понадобился для фундамента.
— Подонок… — тихо сказал я.
— Предлагаю написать заявление в райком партии, — тихо сказал Андрей, — все наши ребята подпишутся. Пусть этот полдец отвечает за свои поступки…
— Обязательно напишем, — я сжал кулаки от гнева.
— Пацаны, заявление завтра напишем. А сегодня ночью я предлагаю ему отомстить за подлый обман, — предложил Яшка.
— А как?
Яшка привстал и достал из тумбочки пакет с сахаром.
— Жалко, конечно, добро переводить… ну да ладно… Мы ему в бензобак сахар насыплем, и этот ворюга где-нибудь заглохнет на своем «Москвиче». Способ проверенный.
— Погодите… — задумался Андрюха, — как мы насыплем? У него же машина стоит возле старого медпункта, под самым фонарем. Нас сразу заметят.
— Да не заметят… — отмахнулся Яшка, — сегодня день рождения у пионервожатой Татьяны из второго отряда, все после отбоя в клубе водку будут пить. Борис уже обход сделал и тоже туда направился…
— Тогда погнали, чего мы ждем! — я решительно встал с кровати и натянул шорты.
Мы тихонечко вышли из корпуса. На улице стояла ночная тишина, только вдалеке, из окон клуба, слышалась музыка, голоса и женский смех. Желтый «Москвич» Петровича стоял на асфальтовом пятачке, за старым медпунктом, под тусклым фонарем, который облепили ночные бабочки и комары.
Пацаны быстро направились к машине, а я стоял на шухере, поглядывая, что бы никто случайно не вышел из клуба. Вдруг я заметил, что в одном из окон старого медпункта тускло горит свет.
Странно, там же идет ремонт, кто там может сейчас быть?
— Сокол, уходим, — тихо окликнул меня Яшка, — мы все сделали…
Я махнул ему рукой, а сам подошел к медпункту и забрался на деревянные козлы, чтобы заглянуть в окно.
В углу комнаты, на кушетке, лежала почти обнаженная Лена, в белых трусиках и пионерском галстуке, чуть прикрывавшем ее большую упругую грудь… а над ней… склонился, со своим огромным пузом, лысый Петрович, он нагло мял волосатыми руками ее белую грудь, целовал шею, а она только молча улыбалась, растянувшись на кушетке и блаженно растягивала губы в похотливой улыбке…
Я встряхнул головой, подумав сначала, что это наваждение. Но все происходило наяву, на моих глазах. Горячая волна ударила мне в голову, и сразу стало мерзко и противно, и почему-то стыдно. Я спрыгнул с козлов, и шатаясь, медленно побрел на негнущихся ногах к корпусу.
Как она могла так поступить… Да еще со старым Петровичем…
Еще недавно я любил ее всеми клеточками своего тела, а теперь ненавижу…какой подлый и низкий поступок. Я понял, что просто не могу больше ее видеть. Никогда в жизни. И выход здесь был только один.
Когда пацаны в комнате уснули, я тихо встал и направился в корпус второго отряда. Постучав в окошко, разбудил Степу:
— Пойдем на улицу, нужно срочно поговорить.
Он вышел на крыльцо, протирая заспанные после сна глаза.
— Сокол! Ты что, лунатик?
— Степан, давай убежим из лагеря прямо сегодня ночью.
— Знаешь, Володя… я долго думал сегодня вечером… пожалуй, не могу… — он виновато опустил голову, — я не побегу.
— Как! Ты же сам меня уговаривал! Степа, ты чего это заднюю включил? — я был совершенно ошарашен.
— Я решил остаться. Да ты пойми, Вовка, если что случится — у меня бабуля не выдержит. Я в прошлом году в лесу заблудился, меня тогда пол деревни всю ночь искали, так бабушка потом на две недели от нервного потрясения в больницу слегла. Мамка и батя так не переживают, как бабуля… Нет, теперь я точно не побегу. Никогда себе не прощу, если из-за меня она опять в больницу сляжет…
— Все с тобой ясно…
Степа достал из кармана смятый листок и протянул мне:
— Вот карта местности. Вовка, у тебя точно все получится…
Он шмыгнул носом, развернулся, и ушел назад в свой корпус. Я стоял ошеломленный, со смятым листком в руке, и понимал, что обратного пути у меня уже не было…