Потеряшка

7. Невероятно, но факт

Когда я добрался до хутора и подошел к ближайшему дому, то увидел впереди милицейскую машину. Она ехала по грунтовке прямо ко мне.

Вот у милиционеров и спрошу про пионерлагерь…

Машина остановилась, из нее вылез высокий милиционер в странной черной форме и маленький лысый мужичок в обычном сером костюме.

— Гражданин, предъявите, пожалуйста, ваши документы, — обратился ко мне милиционер.

— У меня нет документов, — добродушно улыбнулся я.

— А откуда вы следуете? — поинтересовался пижон в костюме.

— Я… из лагеря сбежал.

Они странно переглянулись.

— Васильевич, по ориентировке точно не сходится. Беглецу двадцать семь, а этот уже в возрасте… — пожал плечами высокий милиционер, показав на меня.

Что значит в возрасте?

Лысый неторопливо закурил, покосившись на меня:

— Странный он все же какой-то. Может, наркоман… Пакуй его, Лавров, в отделении разберемся…

Милиционер подошел и быстро нацепил на мои руки наручники. Меня посадили на заднее сидение машины, и рослый страж порядка сел рядом:

— А кто это вас ударил?

— На берегу избили. У одного паренька руки сильно чесались.

— Это, наверное, молодежь на «девятке», — пробормотал белобрысый водитель, — мы их видели, когда в поселок въезжали.

— Вы заявление на нападавших будете писать? — спросил лысый мужик.

— Не буду. Пусть живут пока.

Через несколько минут машина выехала на асфальт. По шоссе милицейский автомобиль несся с довольно приличной скоростью.

У мужика на переднем сидении в кармане пиджака заиграла музыка.

Он достал черный приборчик и приложил к уху:

— Кузнецов слушает… Да вы что? Поймали уже? Молодцы… Мы как раз тоже в район едем… Не с пустыми руками…

Мужик повернулся ко мне и шмыгнул носом.

«Что-то типа рации, — подумал я, — классная штука и довольно компактная…»

— Васильевич, на нарика он вроде не похож. И руки у него чистые. Я имею в виду вены… — пробубнил милиционер.

— Вы где проживаете, гражданин? — поинтересовался лысый.

— В Ленинске, — пожал я плечами.

— А здесь чем занимаетесь?

— Я же вам говорил. В пионерский лагерь приехал, на первую смену.

— Не староват ли ты для пионера, мужик? — хмыкнул лысый, и обернулся к сержанту, — Лавров, ты на внешность не смотри. Руки могут быть и чистые, эти торчки сейчас внутрь всякой гадости наглотаются, а потом зеленых человечков видят и с пнями в лесу разговаривают…

— Какого вы года рождения? — строго спросил милиционер.

— Тысяча девятьсот семьдесят шестого.

— Ну примерно так оно и есть. Так какого хрена вам в пионерлагере в сорок лет делать?

— Вы шутите со мной. Мне тринадцать только весной исполнилось…

Лысый открыл бардачок, достал из него круглое зеркальце и протянул мне.

Я посмотрел в него и застыл от изумления. На меня из зеркала смотрел мужик с короткими темными волосами, сединой на висках, и небритой щетиной. Только глаза были точно мои, темно-карие, но немного уставшие.

Это наверняка фокус такой. Волшебное зеркало. Слышал я про такие штучки… Эх, зря я все-таки из пионерлагеря сбежал. Теперь меня точно поставят на учет в детскую комнату милиции. Только бы из рядов пионерской организации не исключили…

И тут я нервно вздрогнул. И как я сразу не обратил внимание на свои большие темные ладони, огромные ботинки, наверняка сорок третьего размера, да и высокий милиционер оказался на самом деле чуть выше меня, а лысый пижон даже ниже… Что-то здесь явно не так. Не мог же я за ночь так подрасти…

Я отвернулся к окну. Удивительно, сколько сегодня на дороге иномарок попадается! Милицейская машина въехала в Зареченск. Что-то я не помню, что мы проезжали этот район с новыми высотками, когда ехали в пионерлагерь. На третьем перекрестке машина повернула и остановилась у двухэтажного желтого здания с большими синими буквами над дверью: «Полиция».

Не пойму, я что, в Америку попал? Какая еще полиция?

— Васильевич, так его куда, на медицинское освидетельствование? — спросил высокий милиционер.

— Лавров, ты его сначала по базе пробей. Пальчики откатай. Очень подозрительный тип… — хмыкнул лысый, достал из бардачка небольшую кожаную папку и направился вверх, по ступенькам.

— Скажите… это действительно Зареченск? — упавшим голосом спросил я милиционера.

— Конечно.

— А почему полиция в городе?

— Слушай, мужик, ты меня забодал уже. Пойдем узнаем, что ты за тип такой…

Когда меня привели внутрь здания, из комнаты с решетчатым окном вышел худощавый майор. Увидев меня, он тут же застыл на месте. Мне показалось, что у него даже челюсть отвисла до груди.

— Соколов!..

Я смотрел на него, и мне вдруг показалось, что я тоже где-то видел раньше этого милиционера, но никак не мог вспомнить где…

— Товарищ майор, вы его знаете? — спросил мой сопровождающий.

— Знаю. Это Володя Соколов. Мы в пионерском лагере вместе отдыхали в восемьдесят девятом. У меня же фотографическая память.

Что он несет? И тут я понял, что мужик похож на нашего футболиста из пионерлагеря, Костю Трофимова. Такие же глаза-щелки, хитрый прищур, и большой породистый нос… только куда девались его жесткие светлые волосы, откуда эти огромные, как океаны на школьном глобусе, залысины?

— Костя? — робко спросил я.

— Ну а кто еще? — он взял меня за плечо, — пойдем ко мне в кабинет. Лавров, а ты можешь быть свободен…

Мы поднялись на второй этаж, в небольшой накуренный кабинет. Повзрослевший Костя придвинул мне стул:

— Кто тебе фингал набил?

Я махнул рукой:

— Да так… хулиганы на речке…

— Ну рассказывай, Володя, что тебя привело в наши края? Тридцать лет прошло, а я до сих пор помню, какой шорох ты навел в день своего побега… Тебя же тогда сотни человек искали по всей округе. Кроме милиции, даже соседние воинские части подняли… Помнишь такой детский стишок? Ищут пожарные, ищет милиция… К нам в лагерь женщина-следователь потом приезжала. Всех ребят с первого отряда опрашивала… думала, что обидели тебя…

Что он несет? Какие еще тридцать лет прошло?

— Ну ты чего молчишь, как рыба об лед? — усмехнулся милиционер, — расскажи, куда ты тогда пропал? Мы когда домой разъезжались, ходили слухи, что тебя до сих пор еще не нашли…

Я осмотрел странный плоский монитор компьютера на столе, черный футлярчик для переговоров, и перекидной календарь. И тут застыл от ужаса. В горле сразу пересохло от волнения. На календаре я прочитал: «шестое июня две тысячи девятнадцатого года».

Что за чушь?

Я привстал и подошел к зеркалу за дверью: на меня смотрел угрюмый мужик, которого я уже видел в круглом зеркале в машине.

— Костя, тебе сколько сейчас лет?

— Сорок три, как и тебе… — он задумчиво уткнулся в экран компьютера, нажимая на клавиши клавиатуры, — не пойму, что за хрень… Володя, ты же до сих пор числишься пропавшим без вести… с шестого июня тысяча девятьсот восемьдесят девятого. Охренеть можно! Ты где так долго был?

— Так сейчас действительно две тысячи девятнадцатый год? — к горлу подступил комок.

— А ты не веришь?

— Офигеть можно… слушай… а коммунизм уже построили?

Костя громко рассмеялся, а потом вдруг резко замолчал и внимательно посмотрел на меня:

— Скорее, у нас в стране сейчас дикий капитализм. Соколов, у меня все же в голове не укладывается, где ты был целых тридцать лет.

Он нажал круглую кнопку на столе:

— Круглов, зайди ко мне.

Через минуту в комнату вошел нескладный парень в очках и светлой сорочке, с копной соломенных волос на голове.

— Саша, у нас человек пропавший без вести нашелся. Потеряшка. Зовут Владимир Соколов. Пробей по картотеке, узнай о родственниках и сообщи им немедленно.

Очкарик понятливо кивнул и вышел из кабинета.

— А почему капитализм… — пробормотал я, — а как же коммунистическая партия… что вообще происходит…

— Володя, у меня такое ощущение, что ты в психушке все это время провел… Какая еще, на хрен, коммунистическая партия, ты знаешь вообще, что сейчас в стране творится?

Я недоуменно пожал плечами:

— До сих не могу поверить, что со мной это произошло. Как я так сразу стал взрослым… Да не просто взрослым, а практически дедушкой…

— Что ты вообще помнишь?

— А что я помню?! Я сегодня рано утром из пионерлагеря убежал. Заплутал в лесу, потом в овраг упал. Вышел назад к лагерю — а там турбаза какая-то.

— Правильно, пионерлагерь закрыли еще в две тысячи восьмом. Там сейчас располагается турбаза «Сосновый бор».

— Потом я этих отморозков на реке встретил, которые меня побили, странного рыбака, а в селе — милиционеров. Они меня и привезли сюда.

— Хрень какая-то… Просто сказка.

В комнату заглянул очкарик:

— Товарищ майор. Родственникам Соколова сообщили. Его сестра уже выехала за ним.

— Маринка?!

— Марина Сергеевна Остапенко. Тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года рождения.

— А… родители мои как?

— Все нормально. Живы-здоровы. Давно на пенсии.

Очкарик уже собирался выходить из кабинета, когда неожиданно развернулся:

— Товарищ майор, вы не забыли, что у начальника через десять минут совещание?

Костя покосился на часы на стене.

— Сейчас иду.

Он задумчиво потер подбородок:

— Я отлучусь на часок на совещание. Ты меня обязательно дождись. Все равно твоя сестра раньше, чем через два часа не приедет. Погуляй пока по городу, только недалеко. Сейчас, Володя, я тебе пропуск выпишу.

Костя достал из стола бумагу, что-то написал, и поставил печать.

— Все, пока гуляй. Если вернешься и кабинет будет закрыт, подожди немного в коридоре, на стульчике. У тебя же нет мобилы?

— А что такое мобила?

Костя взял со стола черный футлярчик с кнопками:

— Телефон мобильный. Довольно удобная штука.

— Беспроводный телефон, вроде рации? Сейчас такие в милиции выдают?

— Сейчас почти у каждого первоклассника есть. И запомни. Не милиция, а полиция. Переименовали давно. Ладно, я побегу, а то полковник Нечаев ждать не любит…

Мы вышли из кабинета одновременно. Я показал внизу дежурному пропуск и вышел на улицу, в жаркий июньский день две тысячи девятнадцатого года…

Все это пока не укладывалось в моей голове.

И как же я сразу не догадался, что нахожусь в будущем! Хотя бы по огромному количеству иномарок, интересной архитектуре зданий и яркой одежде прохожих…

Я присел на скамейку, неподалеку от отделения полиции, и обхватил голову руками. Что же со мной произошло? Кто теперь вернет мои тридцать лет жизни, которые пронеслись мимо в одно мгновение? Что я буду теперь делать, практически, еще мальчик в теле взрослого мужчины? И конечно, меня настораживало время, в которое я попал: полиция, капитализм, иномарки, все так совсем не похоже на Советский Союз конца восьмидесятых. Чем живут сейчас люди? Что ими движет, какие идеи?

Привстав со скамейки, я решил немного пройтись по улице. Из стеклянного огромного магазина приоткрылась дверь и носатый охранник, в черной униформе, вытолкнул на улицу чернявого мальчишку:

— Пошел отсюда, урод! Еще раз увижу — в полицию отведу.

Мальчишка что-то пробурчал под нос и перешел на другую сторону улицы.

Я заинтересовался и направился прямо к нему:

— За что он тебя так?

— Хотел шоколадку стырить, — недовольно сморщился мальчишка.

— Воровать совсем нехорошо. Что, денег нет купить?

— Нас у мамки четверо. Она медсестрой в поликлинике работает. Зарплаты едва на простые продукты хватает. Мы конфеты только на Новый год и видим… а хочется иногда сладенького, — мальчишка шмыгнул носом. — И сестренок хотел угостить…

— А отец твой где?

— Батя сидит. Работал в лесничестве, они с мужиками несколько прицепов дров налево пихнули — по два года дали… Другие, вон, миллиардами воруют и все им с рук сходит…

— Кто это миллиардами ворует?

— Дядя, а вы что, из полиции? Чего это вы меня допрашиваете?

— Да нет. Я, если честно, почти твой ровесник. Ты лучше скажи, как сейчас пионерия поживает?

— Тоже скажете… ровесник. А пионеров уже давно отменили. Вы что, с Луны свалились?

— Как отменили? А кто же тогда есть? Комсомольцы хоть остались?

— Дядя, ты откуда вообще приехал? Нет давно ни пионеров, ни комсомольцев…

— И коммунистов тоже нет… — сзади раздался глухой скрипучий голос, — по крайней мере настоящих коммунистов, а не этих брехунов…

Сзади стоял старик с красным лицом, в строгой серой сорочке.

— Мужчина, а вы почему к мальчику пристали? Вы не педофил, часом? А то отделение полиции тут совсем рядом…

Мальчишка хмыкнул и быстро зашагал в сторону городского парка.

— Меня… в стране долгое время не было. Послушайте… а почему отменили пионеров и комсомольцев?

Старик подозрительно посмотрел на меня:

— А вы что, тридцать лет спали?

— Можно и так сказать.

— Ну тогда иди и дальше спи. Придурок.

Старик пожал плечами и направился в сторону магазина.

Я немного постоял, и тоже решил зайти поглазеть в этот огромный магазин.

Носатый охранник возле входа подозрительно покосился на меня.

Магазин и вправду оказался довольно забавный. Длинные полки были под завязку забиты различным товаром. Люди ходили между рядов прямо с металлическими тележками на колесиках и бросали в них упаковки с продуктами. Я случайно наткнулся на длинную полку со спиртными напитками, на которой стояло не менее сотни различных сортов вина.

Молоденькая продавщица, со смешным хвостиком, меняла ценники под бутылками.

— А что, сухой закон уже отменили? — осторожно поинтересовался я.

— Конечно… — улыбнулась она.

— Неужели и днем спиртное продают?

— Продажа спиртных напитков разрешена с восьми до двадцати двух ноль ноль, — сухо сказала девушка и отвернулась.

Я вспомнил, что отец перед майскими праздниками почти два часа простоял в очереди, чтобы купить бутылку водки. А мама, однажды, перед Новым годом, с пяти утра и до обеда простояла, чтобы купить конфет и колбасы на праздник.

Здесь же прилавки ломились от изобилия колбасы, сыров и морской рыбы. Сортов конфет оказалось просто невероятно много, даже глаза разбежались. Я вспомнил, что с раннего утра у меня маковой росинки во рту не было, и решил немедленно выйти из магазина, чтобы не соблазниться, как тот мальчишка, и не положить незаметно шоколадку в карман…

Конечно, это несомненный плюс, что в будущем такое изобилие продуктов и не надо стоять в многочасовых очередях…

День сегодня выдался довольно жарким. Молодежь толпилась в городском парке на скамейках, прячась в тени деревьев. Один карапуз, лет пяти, бегал по круглому высокому бордюру вокруг фонтана, подставляя руки под рассеивающие брызги.

— Коля, немедленно спустись! — крикнула молодая женщина с коляской.

Но малыш, будто назло матери, разогнался еще сильнее, не удержался на повороте и плюхнулся прямо в воду.

— Коля! — истерично заорала женщина.

Мальчишка бултыхался в воде, неуклюже пытаясь выплыть. Парень с девушкой, которые обнимались на скамейке, одновременно вытащили свои маленькие телефончики.

— Анька, снимай, у тебя камера лучше… во умора, пацан в фонтане барахтается… — хмыкнул парнишка.

Никто даже не торопился на помощь пацаненку.

— Да помогите кто-нибудь! — истошно заорала женщина с коляской, — люди, помогите!

Я подбежал и тут же прыгнул в фонтан. Глубина в нем оказалась довольно приличная. Мне выше пояса, а мальчишке до подбородка, он уже успел нахлебаться воды и откашливался. Оказалось, пацанчик зацепился штаниной за круглую трубу, и потому сразу не смог выбраться. Я отцепил его, взял на руки и вытащил на бордюр.

— Спасибо вам огромное! — поблагодарила женщина, крепко вцепившись в руку пацану, — Коля, немедленно пойдем домой, больше тебе никакого парка не будет!

— Ну ма-ам… — заканючил малыш, шагая в мокрой одежде по разноцветной брусчатке парка.

— Коля, одежу сними и выжми… — крикнул я вслед.

Меня поразило, что никто из молодежи не побежал спасать мальчишку. Что, у них совсем нет совести и человеческого сострадания? Я зашел за ближайшие кусты, выжал брюки, и развесив их на дереве, задумчиво присел на траву.

Небритый пожилой мужик, в рваной рубашке, медленно подошел и уставился на меня:

— Ты чего тут делаешь?

— Брюки сушу.

— Охренеть можно…

Он присел неподалеку:

— Слушай, мужик, двадцатки не будет? Хлеба хочу купить.

— Нет у меня денег. С самого утра тоже ничего не ел.

— Что, баба из дома выгнала?

— Да нет… Долго объяснять…

Мужичок снял старые выцветшие штиблеты и вытянул ноги.

— Ты не подумай, что я какой-то бомжара конченный. Два года назад была у меня и работа, и жена, и квартира. — мужик достал из кармана сигарету и закурил. — Сам же все и просрал. Я же запойный раньше был. Пить мог по две недели подряд. Сначала жена ушла, потом с работы поперли, по коммуналке долгов накопил почти на сто тысяч… Потом этот лис хитрый, риэлтор, предложил обменять квартиру в Зареченске, на дом в селе… Две недели меня поил, документы быстренько обстряпал, и привезли меня однажды, пьяного, в глухую деревню, в маленькую халупу… а когда я в себя пришел после запоя — волком завыл, да поздно уже было… Мало того, деревушка та числилась под снос, там федеральную трассу собирались строить, а домик мой вообще считался бесхозным и давно снят с учета… Я кинулся жаловаться в полицию, в администрацию — везде от ворот поворот… Вот так я оказался Никто и звать меня Никем… ни хрена никому и ничего так и не доказал…

— Да не может такого быть, чтобы человека просто так выгнали на улицу…

— В нашей стране все может быть. Поверь мне, мужик… Вот так теперь и бомжую. То здесь, в парке, или на стройке, а зимой в колодце теплотрассы обитаю. Но пить бросил окончательно и бесповоротно. Все мечтаю эту хитрую суку-риэлтора встретить, и в горло ему вцепится…

— Вас же посадят…

— Ну и пусть. В тюрьме, хотя бы, хавчик халявный…

Некоторое время мы сидели молча. Когда брюки подсохли, я одел их, попрощался с бомжом, и направился в сторону отделения полиции.

Сердце тревожно заколотилось, когда еще издалека я увидел возле крыльца невысокую женщину. Что-то мне подсказывало, что эта тетенька и есть моя младшая сестра Маринка…