Потому что ты моя

Глава 4

– У модисток всегда можно услышать самые свежие сплетни, – заметила миссис Флоренс, выслушав рассказ Мадлен о посещении мастерской миссис Бернард. – Сама атмосфера мастерской пропитана вестями о скандалах и интригах. Не стану скрывать, обо мне тоже часто говорили у модисток – женщины скрежетали зубами, когда я уводила у них из-под носа мужей или любовников.

– Неужели? – не удержалась от вопроса Мадлен.

– Правда, такое случилось всего несколько раз.

Мадлен улыбнулась и оглядела гостиную миссис Флоренс. На одной из стен висел в рамке легкий газовый костюм, усыпанный полудрагоценными камнями. По обе стороны от костюма, в углах комнаты, стояли резные треугольные сундуки.

– Что вы в них храните? – спросила Мадлен.

– Сувениры времен моей молодости. – Миссис Флоренс поудобнее устроилась в кресле с обивкой из расшитого узорами бархата и придвинула к себе тарелку с сандвичами. – Если хочешь, можешь в них заглянуть.

Мадлен не заставила себя упрашивать. Опустившись на колени, она повернула ключ в замке одного из сундуков. Комната наполнилась ароматом лаванды. Мадлен бережно вынула верхний из свертков.

– Этот костюм мне изготовили для роли Ипполиты в пьесе «Ни да, ни нет», – поясняла миссис Флоренс, пока Мадлен разворачивала «древние» доспехи вплоть до наколенников и шлема с плюмажем. – Мне всегда удавались роли девчонок-сорванцов – у меня были отменные ножки. Пожилая дама улыбнулась. – А вот платье, в котором я играла Офелию.

Мадлен, затаив дыхание, развернула зеленоватое полупрозрачное платье, украшенное крохотными вышивками – сотнями бутонов роз.

– Наверное, в нем вы были обворожительны!

– В одной из коробок хранится головной убор к этому наряду, – сказала миссис Флоренс.

Открыв кожаный футляр, Мадлен обнаружила изысканные украшения, перчатки из кружева, шелка и кожи, выцветшие туфельки, отделанные цветами, и целую коллекцию вееров. Миссис Флоренс рассказывала историю каждого предмета, вспоминала о своем сценическом прошлом, а Мадлен с жадностью слушала ее,

Но, увидев в руках Мадлен небольшую шкатулку зеленого лака, миссис Флоренс перестала улыбаться, и на ее лице появилось выражение беспокойства и скорби.

– Не открывай ее, детка. Это не для чужих глаз.

– О, простите…

– Не извиняйся, просто передай ее мне.

Пожилая дама обхватила шкатулку своими морщинистыми руками. Крепко стиснула побелевшими пальцами. Она долго смотрела на шкатулку, словно забыв о присутствии Мадлен.

– Мадам, может быть, я уберу все и уйду? – тихо спросила Мадлен,

Миссис Флоренс вздрогнула, будто очнувшись. Теперь ее взгляд выражал бесконечное сожаление.

– В ней хранятся несколько миниатюр, – объяснила она, поглаживая блестящую лакированную поверхность. Медленно поднеся к губам шкатулку, миссис Флоренс поцеловала ее и взглянула на Мадлен блестящими глазами. – Хочешь увидеть одну из них?

Мадлен кивнула и подошла поближе. Села на ковер у ног пожилой дамы.

Миссис Флоренс извлекла из шкатулки крохотный портрет в золотой рамке и протянула его Мадлен.

На портрете была изображена девочка лет пяти или шести с огромными голубыми глазами на ангельском личике. На голове у нее красовалась огромная шляпа, из-под которой выбивались длинные рыжеватые локоны.

– Какая прелесть! с искренним восхищением прошептала Мадлен. – Кто это?

– Моя дочь.

Мадлен как завороженная смотрела на миниатюру.

– Я не знала, что у вас…

– Об этом знали немногие. Видишь ли, она была незаконнорожденной. – Миссис Флоренс вглядывалась в лицо Мадлен, возможно, отыскивая признаки осуждения. Так и не обнаружив их, она продолжала:

– Я была немногим старше тебя, когда родилась моя дорогая Элизабет. Ее отец был замечательным человеком, обаятельным, благородным, хотя и не мог похвастать знатным происхождением. Он был готов жениться на мне, но при одном условии – если я навсегда покину сцену.

– Вы любили его?

– Разумеется! Если я испытывала когда-либо волшебные чувства, так только с ним. Но я отвергла его предложение. Мне не хотелось жертвовать своей карьерой, слишком уж много она значила для меня. Обнаружив, что я в положении, я скрыла это от своего возлюбленного. В конце концов он женился на другой и, судя по всему, жил с ней счастливо. Через общих знакомых я узнала, что он умер десять лет назад.

– Вы когда-нибудь жалели о том, что не вышли за него замуж? – спросила Мадлен.

Я не позволяю себе о чем-либо жалеть.

Какое-то время они молчали, глядя на портрет.

– Где же она теперь? – спросила Мадлен. Миссис Флоренс тихо проговорила:

– Элизабет умерла много лет назад.

– О, миссис Флоренс… – Мадлен с сочувствием взглянула на пожилую даму.

– Мне так и не удалось поближе узнать ее, – призналась миссис Флоренс, принимая из рук девушки миниатюру. – В раннем детстве Элизабет жила со мной, но едва она подросла, я отправила ее в пансион.

– Но почему?

– Жизнь в театре не для Элизабет – мне не хотелось, чтобы она видела моих знакомых мужчин… и все прочее. Я желала ей спокойной жизни, мечтала, чтобы она получила образование. И заботилась о том, чтобы у нее было все самое лучшее: вещи, книги, куклы… Иногда, во время каникул, я брала ее путешествовать. Мы никогда не обсуждали ни мое ремесло, ни жизнь, которую я вела. Я надеялась, что когда-нибудь Элизабет удачно выйдет замуж и заживет в роскошном доме в поместье, но вместо этого… – Миссис Флоренс умолкла и покачала головой.

Мадлен мысленно перебирала различные варианты дальнейшей судьбы Элизабет. На лице пожилой дамы появилось выражение печальной иронии.

– Элизабет пожелала повторить ваш путь, – с уверенностью в голосе проговорила Мадлен.

– Да. Она самовольно бросила учебу и объявила мне, что намерена стать актрисой. Я умоляла ее одуматься, но тщетно. Желание играть на сцене сильнее всего проявляется у тех людей, которым необходимо заполнить пустоту в душе. Несомненно, многие потребности Элизабет так и остались неудовлетворенными, особенно ее желание иметь отца и семью. Я сделала для нее все возможное, но, боюсь, этого было слишком мало.

– Что же с ней случилось?

– Впервые Элизабет вышла на сцену в шестнадцать

Лет. Она имела шумный успех. Ее игру отличали утонченность и убедительность, значительно превосходившие мои. Я убеждена, что Элизабет могла бы стать одной из великих актрис, добиться большего, чем Джулия. Несмотря на то что я поначалу возражала против ее выбора, я возлагала на дочь большие надежды. – Миссис Флоренс вздохнула и положила миниатюру в шкатулку. – Вскоре после того, как Элизабет минуло семнадцать лет, она познакомилась с одним мужчиной – обаятельным и умным аристократом. Она потеряла голову от любви к нему, забыла о карьере и обо всем, что ценила прежде, забыла ради единственной цели – стать его возлюбленной. Забеременев, она сияла от счастья. Я так и не узнала, как отнесся к этому известию он, но мне было ясно одно: этот человек не собирался жениться на Элизабет. Однажды… – Миссис Флоренс замолчала, ее губы задрожали. – Однажды его светлость прислал ко мне слугу с уведомлением о том, что моя дочь умерла во время родов.

– А ребенок? – спросила Мадлен после долгой паузы.

– Мне сообщили, что и ребенок не выжил.

– Кем же был…

– Не будем говорить о нем, детка. Этот человек отнял жизнь у моей дочери и причинил мне такую боль, о существовании которой я и не подозревала. Мои уста никогда не произнесут его имени.

– Понимаю, – кивнула Мадлен и ласково погладила руку миссис Флоренс. – Я признательна вам за то, что вы согласились поделиться со мной частицей своего прошлого.

Пожилая дама улыбнулась и прикрыла ладонями шкатулку.

– А у вас есть другие портреты Элизабет? – спросила Мадлен.

– Да, но видеть их для меня невыносимо. Мадлен понимающе кивнула, почувствовав, что у миссис Флоренс есть и другие секреты, которые она предпочитает хранить при себе.

На следующее утро, когда Мадлен явилась в «Столичный театр», выяснилось, что и Арлисс Барри стала жертвой болезни, от которой уже пострадали несколько членов труппы. Ее муж, главный декоратор театра, остался дома, чтобы ухаживать за ней. Герцогиня изводилась от беспокойства.

– Понадобилось приложить немало усилий, чтобы заставить Арлисс пропустить репетицию, – объяснила она Мадлен. – Я хотела навестить ее, но герцог запретил. По правде сказать, он угрожает запереть меня дома на несколько недель, пока не закончится эта эпидемия.

– Разумное решение, – заметила Мадлен. – Пожалуй, вам стоит обдумать его, ваша светлость.

Герцогиня в раздражении передернула плечами и вздохнула:

– У меня слишком много дел,.. И кроме того, вскоре мне вес равно придется сидеть дома. Поэтому я хочу пробыть в театре как можно дольше. Больна не только Арлисс, но и ее дублерша. Может быть, ты согласишься почитать на репетициях эту роль, пока кто-нибудь из них не поправится?

– О, ваша светлость, я не смогу! – воскликнула Мадлен. – Я никогда не пробовала играть. У меня нет никакого таланта и тем более желания…

– Тебе не придется играть. Просто читай реплики – ты знаешь их лучше, чем сама Арлисс, И двигайся по сцене так, как двигалась она. Не надо робеть, Мэдди. Все поймут, что ты лишь временно заняла место Арлисс, чтобы помочь остальным во время репетиции. Неужели ты не хочешь помочь актерам?

– Это не понравится мистеру Скотту, – робко возразила Мадлен.

– Предоставь его мне. И вообще ради театра Логан готов на все.

С мистером Скоттом Мадлен увиделась лишь на следующее утро, К ее огорчению, выяснилось, что на репетиции актеры будут в костюмах, Мадлен и без того чувствовала себя неловко, заняв место Арлисс; когда же ей при-94 шлось надеть платье героини – оно представляло

Собой полупрозрачные голубовато-серебристые полотнища, она еще больше смутилась. Мадлен была уже в плечах, чем Арлисс, и широкий вырез платья выглядел на ее груди еще более откровенным.

– Какая прелесть! – воскликнула миссис Литлтон, отступая на шаг и с гордостью оглядывая свое произведение. – Жаль, что мисс Барри недостает стройности. Этот наряд придает тебе нечто эфирное, неземное, в отличие от нее.

– По-моему, у мисс Барри прекрасная фигура, – поспешно возразила Мадлен.

– Она была бы прекрасной, если бы мисс Барри отказалась от привычки каждый день есть бисквитное печенье, – проворчала миссис Литлтон, повернувшись к вешалке с костюмами.

Костюмерша приветствовала входящих актеров. Мадлен же стояла в уголке, стараясь остаться незамеченной. К сожалению, нескромный костюм оказался удобным поводом для добродушных насмешек. Чарльз Хейверсли первым заметил Мадлен и восторженно присвистнул.

– О Боже, что за метаморфоза! – воскликнул он, бросаясь к девушке с распростертыми объятиями. Он без стеснения оглядел ее, задержавшись взглядом на полуобнаженной груди. – Дорогая мисс Ридли, я понятия не имел, что скрывается под вашим обычным одеянием. Признаюсь, я даже сомневался…

– Чарльз, – перебил его мистер Берджесс, актер постарше, игравший роль скорбящего отца, – ни у кого из нас, включая мисс Ридли, нет ни малейшего желания слушать твою болтовню.

Мадлен увернулась от объятий Чарльза.

– Мистер Хейверсли… – проговорила она ледяным тоном, но тут же осеклась.

К ним подошел Стивен Мейтленд, не сводивший глаз с груди Мадлен.

– Мисс Ридли, я провожу вас на сцену. За кулисами темно, вы можете споткнуться,.,

В этот момент раздался громкий голос:

Довольно, джентльмены.

Мадлен заметила, что к ним направляется мистер Скотт с пачкой бумаг в руке. Он окинул взглядом собравшихся актеров, не обратив на Мадлен ни малейшего внимания.

– Пора начинать, – объявил он. – Сначала я сделаю несколько замечаний по поводу вчерашней репетиции, а затем пусть все займут места для первой сцены.

Мистер Скотт зачитал список замечаний и изменений, который актеры внимательно выслушали. В конце своей речи он неожиданно уставился на Мадлен.

– Должно быть, всем уже известно, что мисс Ридли согласилась принять участие в репетиции только потому, что и мисс Барри, и ее дублерша больны. Благодарим вас за помощь.

Мадлен почувствовала, что краснеет, но сумела кивнуть в ответ. Мистер Скотт сразу отвел взгляд, и его лицо внезапно помрачнело.

Актеры быстро вышли из фойе. Мадлен последовала за ними. Ее героине, призраку погибшей женщины, предстояло участвовать в первой сцене. Проходя мимо мистера Скотта, стоящего в дверях, Мадлен остановилась и взглянула на него.

– Мистер Скотт, – негромко проговорила она, опасаясь, что кто-нибудь подслушает их разговор, – я помню, что вы велели мне держаться от вас подальше, но герцоги ни попросила…

– Знаю, – перебил он.

– Вы не сердитесь на меня?

Его лицо напоминало маску равнодушия.

– Ваше присутствие мне абсолютно безразлично.

– Вот и хорошо, – ответила девушка и робко улыбнулась, направившись на сцену.

Проходя мимо двери, Мадлен с удивлением заметила, что мистер Скотт побелевшими пальцами вцепился в дверной косяк. Встревожившись, она решила, что Скотт солгал: на самом деле он был недоволен. С тяжелым вздохом Мадлен прошла к кулисам, поправляя лиф платья.

Почему она выбрала мужчину, которого так трудно соблазнить? Для ее целей вполне подошел бы и Чарли Хейверсли. Но Хейверсли не пробуждал в Мадлен тех чувств, которые тотчас же дождались в ее душе, едва поблизости появлялся мистер Скотт. Мадлен мечтала лишь об объятиях мистера Скотта, стремилась именно с ним познать запретное наслаждение…

– Мэдди! – послышался из зала голос герцогини Лидс. Мадлен выглянула из-за занавеса:

– Да, ваша светлость…

Джулия сидела в первом ряду. При виде Мадлен она заулыбалась.

– Ты чудесно выглядишь в этом костюме, Мэдди. Прежде чем начнется репетиция, я хочу, чтобы ты поняла: никто не ждет от тебя безукоризненной игры. Просто постарайся помочь актерам и порадоваться репетиции.

Мадлен кивнула. Предстояла репетиция первой сцены, в которой призрак молодой женщины навещает близких: своего брата, которого играл Чарльз Хейверсли, родителей миссис Андерсон и мистера Берджесса, и, разумеется, мужа, роль которого исполнял мистер Скотт.

– Никто из них не видит и не слышит тебя, – объяснила Джулия Мадлен, – но все чувствуют, что рядом есть некто или нечто.

– Понимаю, – кивнула Мадлен, отступая за кулисы, из которых на сцену выходила Арлисс,

Репетиция шла гладко, почти не прерываясь. Спустя некоторое время Мадлен потеряла сознание, изо всех сил подражая Арлисс Барри, копируя ее жесты и позы.

– Отлично, Мэдди, – шепнула Джулия, наблюдая, как Мадлен появляется на сцене и вновь уходит.

Репетиция прервалась только один раз, когда Чарльз Хейверсли случайно взглянул на Мадлен и умолк на полуслове, а затем вдруг разразился смехом. Мадлен озадаченно посмотрела на «брата», а Джулия сухо осведомилась, в чем дело.

Хейверсли с виноватым видом покачал головой, продолжая фыркать,

– Я ничего не могу, с собой поделать, ваша светлость, – задыхаясь от смеха, пробормотал он. – Мисс Ридли смотрит на меня так, словно верит каждому моему слову. При этом у нее такие глаза… Это бесподобно! Джулия окинула его укоризненным взглядом:

– Вам незачем смотреть на нее, Чарльз. Ведь она призрак.

– Но я ничего не могу с собой поделать, – возразил актер и подмигнул Джулии. – Будь вы мужчиной, вы бы поняли меня.

– Я все прекрасно понимаю, – нахмурилась Джулия. – Чарльз, все мы будем вам очень признательны, если вы постараетесь изобразить брата, а не волокиту.

– Волокиту? – удивилась Мадлен, это слово никогда не употреблялось в пансионе миссис Олбрайт. Ее вопрос вызвал у Чарльза очередной взрыв смеха. Мадлен посмотрела в сторону кулис, где мистер Скотт ждал своего выхода. Стоявший на фоне бархатного занавеса, он выглядел особенно внушительно.

Мадлен вдруг подумала о том, что лет через сто люди будут читать о нем в книгах по истории и представлять себе, каким он был на сцене. Никакими словами невозможно передать его глубокий, будоражащий душу голос и поразительную широту его таланта. Казалось, мистер Скотт сочетает в себе двух разных людей: сдержанного и строгого мужчину вне сиены и актера, в душе которого кипят страсти, то и дело вырываясь наружу. Миссис Флоренс оказалась права: застать мистера Скотта врасплох можно только на сцене.

Логан наблюдал за репетицией из-за кулис; он все больше раздражался. Черт бы побрал Джулию! Как ее угораздило предложить Мадлен занять место Арлисс? Будь проклята болезнь, жертвой которой стали Арлисс и ее дублерша, но самое главное – будь проклят он сам: глядя на Мадлен, Логан начисто забыл свои реплики – все до единой. Разве он мог винить Чарльза Хейверсли в несобранности? Логан сомневался, что сумеет сосредоточиться на роли, видя перед собой Мадлен в столь откровенном костюме, в костюме, который вызывал у него желание рухнуть на колени 98 и уткнуться лицом в ее грудь. Мадлен выглядела

Юной и свежей, ее кожа напоминала кремовый шелк. Но миловидность Мадлен вызывала не только острое влечение: вместе с ним возникало беспокойное желание закутать ее во что-нибудь, укрыть от чужих восхищенных взглядов, не делить ее ни с кем.

Каким-то непостижимым образом Мадлен ворвалась в жизнь Логана, заставила заметить ее и отрезала все пути к отступлению. Теперь, когда он уже отверг ее, она стала для него вожделенной мечтой. Логану казалось, что каждой женщине, о которой он вспоминал, чего-нибудь недостает, и теперь его сводила с ума мысль о том, что он подсознательно ищет в новых знакомых сходство с Мадлен. Он постоянно представлял себе, каково было бы насладиться ее молодостью и свежестью. Мадлен вызывала у него желание играть, вести себя по-мальчишески, чего с Логаном прежде не случалось, и он понимал, что теперь только видит ее своей любовницей.

Логан был возбужден и раздосадован, ему хотелось разнести в щепки всю сцену вместе с декорациями. Услышав сигнальную реплику, он взял у реквизитора бутылку и вышел на сцену, держа горлышко между пальцами. Остальные актеры удалились – остались только Логан и Мадлен.

Как скорбящему вдовцу, ему полагалось находиться во хмелю. Правдоподобно изобразить опьянение было нелегко: большинство актеров в подобных случаях переигрывали или, что еще хуже, не доигрывали. Это был один из многочисленных нюансов сценического мастерства: требовалось совершенное владение техникой, благодаря чему достигалась естественность. Заставляя себя сосредоточиться на роли, Логан подражал неловким порывистым жестам и шаткой походке давно пьющего человека.

Он упал в огромное дубовое кресло перед декорацией, изображающей стену библиотеки. Отмахнувшись от посторонних мыслей, Логан начал длинный монолог, передавая отчаяние своего героя. И где-то посередине монолога вдруг почувствовал, что Мадлен встала у него за спиной и положила руки на спинку кресла. Как требовалось в пьесе, она склонилась над ним и в паузах произ

Носила свои реплики. Логан, чувствовавший теплое дыхание Мадлен, остро ощущал близость ее тела, ее запах. Лоб его покрылся испариной. Длинный золотистый локон Мадлен упал ему на плечо, коснулся шеи… Логан ощутил тягучую тяжесть в чреслах; все его существо пылало страстью.

В конце концов он не вытерпел, умолк на полуслове, как Чарльз, однако не рассмеялся.

В зале воцарилась тишина. Логан пытался собраться, понимая, что за ним сейчас во все глаза следят актеры и рабочие сцены. Должно быть, они решили, что он забыл слова, хотя прежде ничего подобного с ним не случалось. Логан молил Бога лишь об одном: чтобы никто не заподозрил истину, а истина заключалась в том, что его пленила наивная девушка. Стиснув зубы, он сделал несколько ровных и глубоких вздохов.

– Мистер Скотт, – послышался робкий голос Мадлен, – если хотите, я подскажу вам слова…

– Я знаю их, черт возьми, – проворчал Логан, расправив плечи. Он опасался, что, оглянувшись на Мадлен, окончательно утратит власть над собой.

Из зала донесся голос Джулии:

– В чем дело, мистер Скотт?

Логан ответил ей убийственным взглядом; в этот момент он с удовольствием задушил бы совладелицу театра за то, что та поставила его в столь неловкое положение. Джулия была явно озадачена; она следила за Логаном, нахмурив брови. Несколько раз герцогиня переводила взгляд с Логана на Мадлен, по-прежнему стоявшую у него за спиной; наконец, похоже, все поняла. Джулия и Логан были давними друзьями, и она слишком хорошо знала его.

– Может быть, прервемся на несколько минут? – как бы невзначай спросила герцогиня.

– Нет, – отрезал Логан, – сначала закончим эту чертову сцену, – Он вытер рукавом лоб и продолжил монолог, начав откуда-то с середины.

Мадлен вставляла свои реплики с дрожью в голосе.

Не обращая внимания на технику, создание образа и тонкости игры, Логан кое-как добрался

До конца сцены. Джулия слушала его молча, но смутные догадки заставляли ее постоянно хмурить брови.

Едва сцена завершилась, Джулия объявила перерыв на двадцать минут. Актеры сразу разошлись: одни отправились в фойе перекусить, другие скрылись в своих гримерных. Логан остался сидеть в кресле на сцене. Он решился сменить позу лишь тогда, когда почувствовал, что Мадлен ушла.

Герцогиня медленно подошла к краю сцены, держась одной рукой за поясницу.

– Логан, – тихо проговорила она, – у меня нет ни малейшего желания вмешиваться…

– Вот и не вмешивайся. – Он подошел к рампе и остановился в нескольких шагах от Джулии, глядя на нее сверху вниз.

Герцогиня окинула взглядом сцену, желая убедиться, что поблизости никого нет. Затем, тщательно подбирая слова, снова заговорил:

– Я подозревала, что между тобой и Мэдди что-то возникло, но такие девушки, как она, прежде никогда не привлекали тебя, и я даже подумать не могла, что…

– Куда вы клоните, ваша светлость? По-видимому, резкость Логана уязвила Джулию.

– Дело в том, что я привязалась к Мэдди. Я надеюсь, ты не станешь пользоваться своим преимуществом. Нам обоим известно, что романа и разрыва с тобой она ни за что не переживет. Она еще не успела ожесточиться.

Лицо Логана словно окаменело.

– Как обойтись с ней – мое дело.

– А мое дело – заботиться о благополучии Мэдди. Я хорошо помню твое непременное правило: никогда не сближаться ни с кем из членов труппы…

– Она служит тебе, а не мне. Я не нанимал ее и, следовательно, вправе поступить с ней так, как считаю нужным.

– Логан! – в тревоге воскликнула Джулия, глядя, как он удаляется широкими шагами.

Мадлен бродила по фойе, отвечая на похвалы актеров робкой улыбкой.

– Что это случилось с мистером Скоттом? – раздался чей-то голос. – В последнее время он ведет себя очень странно.

– Кто знает? – последовал ответ. – Будем надеяться, 'что он не заразился. Нам только не хватало болезни мистера Скотта.

Не дослушав, Мадлен направилась к репетиционному залу, где надеялась найти укромное место и поразмыслить. Что же произошло? Ей казалось, что все идет своим чередом. Она даже почувствовала некую связь с мистером Скоттом, но затем он словно окоченел, казалось, присутствие Мадлен было для него невыносимым. На глаза девушки навернулись слезы. Ей захотелось поскорее спрятаться от посторонних взглядов.

Мадлен услышала за спиной чьи-то быстрые шаги. В следующее мгновение кто-то крепко ухватил ее за руку и повлек в ближайшую комнату. Мадлен чуть не споткнулась. Едва за ее спиной закрылась дверь, она ахнула от неожиданности.

– Мистер Скотт!

Лицо Логана находилось в тени, его силуэт смутно вырисовывался в луче света, падающем из окна. Он дышал тяжело, прерывисто. Мадлен отшатнулась, но Логан метнулся к ней и схватил обеими руками за плечи. Он попытался что-то сказать, но вдруг с глухим стоном умолк на полуслове и поцеловал ее.

Его губы были горячими, обжигающими, поцелуй – слишком уж страстным, словно он никак не мог утолить мучившую его жажду. Мадлен затрепетала в его объятиях и тем еще сильнее воспламенила Логана.

Он провел ладонью по ее спине, едва не разорвав костюм. Не удержавшись на ногах, Мадлен прижалась к нему всем телом и обвила Логана руками, ощутив под своими ладонями его твердые мускулы. Именно этого она и желала, об этом и мечтала, но реальность превзошла все ее фантазии. Его губы были нежными и чувственными, а могучее тело приникало к Мадлен, наполняя ее восхитительной, кружащей голову слабостью.

Наконец он оторвался от губ Мадлен и обжег горячим дыханием ее ухо. Затем отвел в сторону прядь золотистых волос и прижался губами к ее шее. Логан целовал Мадлен снова и снова, и из груди ее вырывались сладострастные стоны. Мадлен ощущала странную пустоту в душе: ей хотелось чего-то большего, но чего именно, она не понимала.

Взявшись за рукава ее костюма, Логан развел руки Мадлен в стороны. Шов разошелся, и грудь девушки обнажилась. Она затаила дыхание, почувствовав, как ладонь Логана подхватила нежную плоть, как пальцы коснулись соска и погладили его. Мадлен задрожала всем телом, прижимаясь к Логану.

– Милая, – прошептал он, обнимая ее, – милая, не бойся…

Поддерживая спину Мадлен крепкой рукой, Логан коснулся губами ее груди. Затем поцеловал отвердевший сосок, тотчас же превратившийся в еще более острый бугорок, – очевидно, он прекрасно знал, как возбудить женщину.

Внезапно Логан поднял голову и чуть отстранился от Мадлен. Ошеломленная этим резким движением, она посмотрела на него с беспокойством. Потом прикрыла ладонями наготу и отвернулась, пытаясь запахнуть на груди платье. Дрожащие пальцы не слушались ее. В какой-то момент она почувствовала, как руки Логана осторожно поправили рукава ее костюма и лиф.

Прикрыв грудь девушки, Скотт отошел в другой конец комнаты и с шумным вздохом взъерошил себе волосы. Прошло немало времени, прежде чем он повернулся к Мадлен и произнес:

– Мэдди, я не хотел… так поступать с тобой. Просто я… – он невесело усмехнулся, – не сумел сдержаться. Мадлен невольно сжала кулаки.

– Мистер Скотт, – с трудом выговорила она, – я не жалею о том, что вы поцеловали меня.

Услышав это, он повернулся, и его глаза полыхнули синим пламенем. Он стремительно подошел к ней и взял в ладони ее лицо.

– Мэдди… – прошептал Логан, касаясь губами ее щеки. Он отвел в сторону ее волосы, пропустив между пальцами шелковистые пряди. – Мне чертовски жаль, что я безумно хочу тебя.

Сердце Мадлен учащенно забилось.

– Мистер Скотт…

– Выслушай меня, Мэдди. – Логан отпустил ее и отстранился. – Я не намерен предаваться с тобой любви, каким бы сильным ни было мое влечение. Потом ты возненавидишь меня, а я самого себя.

– Я никогда не смогу возненавидеть вас. Он сардонически улыбнулся:

– Правда? Даже после того, как я лишу тебя невинности? Связь со мной изменит тебя, причем далеко не в лучшую сторону.

– Я готова пойти на такой риск.

– Ты ничего не понимаешь. – Его губы искривились в усмешке. – Для меня женщины – лишь источник плотского наслаждения. Как только я узнаю все, что может предложить одна партнерша, меня одолевает скука и я начинаю поиски другой. В моей спальне ты надолго не задержишься.

– Неужели вы никогда не были влюблены? – спросила Мадлен, вглядываясь в окаменевшее лицо Логана.

– Однажды был. Это ничего не изменило.

– Почему же…

– О моем прошлом тебе незачем знать, как и мне – о твоем.

Мадлен не стала спорить, признав правоту Логана. Чем больше она узнает о нем, тем труднее будет с ним расстаться. Подобно множеству других женщин, ее завораживало в Логане Скотте сочетание мужественности и таинственности. Ради своего же блага ей следовало держать сердце на замке. Внезапно Мадлен вспомнился мудрый совет миссис Флоренс: «Изображать пылкую любовь не стоит. Просто дай ему понять, что ты не будешь противиться и охотно согласишься… что ты предлагаешь ему себя и при этом ничего от него не требуешь».

– Мистер Скотт, – нерешительно проговорила девушка, – если вас влечет ко мне, не понимаю, зачем противиться этому влечению. Я хочу всего лишь провести с вами одну ночь.

Выражение его лица не изменилось, но Мадлен почувствовала, что ей удалось удивить его.

– Зачем? – спросил он своим бархатным голосом. – Зачем такой девушке, как ты, так унижаться?

В ожидании ответа он приподнял голову Мадлен, осторожно взяв ее за подбородок. Его настороженность вызвала у Мадлен чувство неловкости. Она опустила ресницы, пытаясь скрыть свои истинные намерения.

– По-моему, это доставило бы мне удовольствие, – ответила она. – Разве этого мало? Последовало тягостное молчание.

– Посмотри на меня, – сказал наконец Логан, и Мадлен повиновалась. Вглядевшись в ее глаза, он покачал головой, словно разгадал не слишком мудреную загадку. – Ты плохая актриса, Мэдди. Хотел бы я знать, чего ты добиваешься, но у меня и без того немало забот, особенно теперь, когда больна почти четверть труппы. Как только жизнь «Столичного» войдет в привычную колею, ты покинешь театр. Я подышу тебе другую работу, гораздо лучше этой.

– Я хочу остаться здесь. Логан был непреклонен:

– Поверь, так будет лучше для нас обоих.

Мадлен судорожно сглотнула. «Как же быть дальше?» – думала она. Логан отверг ее предложение. Его жестокие слова эхом звенели у нее в ушах. Сгорая от унижения и гнева, она теребила пальцами прозрачную материю платья.

Как же она глупа! Потратила уйму времени на пустые, неосуществимые фантазии. А теперь ей вдруг вспомнилось самое страшное: вскоре ее родители обнаружат, что она сбежала из пансиона.

Мадлен задумалась: стоит ли признаваться во всем мистеру Скотту? Отдаться ли на его милость? Нет, он не станет сочувствовать ей. «Выходи замуж за Клифтона и считай, что тебе повезло» – скорее всего таков будет его ответ. По правде говоря, ничего другого ей не оставалось.

Сжав кулаки, Мадлен решительно направилась к двери. Она не собиралась до конца своих дней быть собственностью лорда Клифтона.

– Ладно, – сказала она, задержавшись у двери., – я уйду из театра, когда вы пожелаете. Не трудитесь подыскивать мне работу. Я вполне способна сама позаботиться о себе. – Мадлен вышла, не дожидаясь ответа.

Логан подошел к двери и, опершись рукой о верх косяка, прижался пылающим лбом к прохладному дереву. Он испустил сдавленный стон.

«Провести с вами одну ночь…» За это он отдал бы целое состояние. Никогда еще Логан не испытывал столь острых ощущений, как в те минуты, когда держал Мадлен в объятиях, сгорая от безумного желания. Но он не мог дать волю своим чувствам. Не мог допустить, чтобы кто-нибудь завладел его израненным сердцем.

Мадлен должна покинуть театр как можно скорее – иначе не будет ему покоя.

Открыв наконец дверь, Логан направился к себе в кабинет, не обращая внимания на любопытные взгляды встречных. Уединившись у себя, он долго рылся в столе, пока не разыскал бутылку шотландского виски. Присев за стол, глотнул прямо из горлышка и почувствовал, как растекается по языку тонкий привкус дыма и торфа. Еще один глоток – и в его горле будто распустился горячий бутон. Однако обжигающий горло напиток так и не растопил ледяную глыбу в груди Логана.

Он пил не торопясь, пил, взгромоздив ноги на стол и созерцая кончики своих начищенных до блеска башмаков. Пресытившись успехом, он считал себя неуязвимым. Забавно! Какой-то девчонке удалось превратить его жизнь в кошмар!

Возможно, это произошло потому, что такие, как Мэдди, ему еще не попадались. Она казалась лишь отдаленным подобием женщин из высшего общества – те, как было известно Логану, ставили себя выше его, хотя посылали ему тайком записочки, назначая романтические свидания.

Он ненавидел этих надменных особ, породистых представительниц высших классов, единственная цель которых – выйти замуж и нарожать себе подобных. Логан не годился им в мужья. Он не мог похвастать ни знатными предками, ни титулом – ничем, кроме денег, а этого было недостаточно. Если бы он выразил желание ухаживать за одной из знатных юных леди, ее родные известили бы его, что у нее есть более подходящие партии. Одного вида девицы в белом платье – таких на балу или званом ужине сопровождали компаньонки – было достаточно, чтобы вспомнить: как ни велики его, Логана, достижения, существует то, что навсегда останется для него недоступным. Его никогда не примут в обществе как равного. Нигде, кроме театра, ему нет места.

Мадлен Ридли казалась существом из иного мира. Она была слишком откровенной и естественной, чтобы принадлежать к числу светских девиц, но и слишком наивной, чтобы быть куртизанкой. Ей, конечно же, суждено стать чьей-нибудь женой, но Логан не мог представить себе мужчину, достойного ее. Она нуждалась в спутнике жизни, который не пытался бы сломить ее дух, нуждалась в мужчине, который сумел бы полюбить ее и целиком отдаться своей любви.

Логан не отвечал всем этим требованиям. Он был плохо подготовлен к подобным взаимоотношениям: еще в раннем детстве он научился презирать слова «дом» и «семья» и выжил только потому, что стал таким же грубым и бессердечным, как человек, приходящийся ему отцом.

Годы побоев и издевательств ожесточили его и сделали редкостным лицемером. Отец Логана, Пол Дженнингс, избивал своих домочадцев, впадая в ярость, вызванную пьянством, а потом не желал отвечать за свои поступки. От Логана требовалось делать вид, будто все забыто, поддерживать иллюзию, что все в доме Дженнингсов счастливы и веселы. Одной слезинки, гримасы боли или недовольного взгляда было достаточно, чтобы подвергнуться еще более жестокому избиению. Отец стал для Логана превосходным учителем сценического мастерства.

Однажды, после особенно беспощадных побоев, Логан три дня проходил со сломанной рукой, никому не признаваясь в том, что ему очень больно. В конце концов Эндрю силой потащил его к себе в особняк и позаботился о том, чтобы на сломанную руку наложили лубки и повязку.

– Как это случилось? – спросил у мальчика хозяин дома, проницательным взглядом впиваясь в его избитое лицо. Логан отказался отвечать, потому что знал: если он хотя бы заикнется о том, что произошло, отец наверняка убьет его.

Много лет спустя Логан не раз задавал себе вопрос: почему мать ни разу не попыталась утешить его, смягчить материнскими поцелуями боль и обиду? Наконец он пришел к выводу, что его мать всеми силами стремилась сохранить мир в доме и потому не могла уделять сыну слишком много внимания. Логан давно перестал искать в женщинах нежность, он не нуждался в утешениях и заботе. Женщины предназначены для того, чтобы развлекаться, а затем о них следует забывать.

Теперь, когда с Мадлен все решено, ему оставалось только одно – не замечать ее, пока не поправится Арлисс. Несомненно, Джулия будет возмущена, узнав, что он уволил девушку, но с этим он как-нибудь примирится. И кроме того, вскоре Джулия будет поглощена заботой о новорожденном малыше, а мысли о Мадлен Ридли отступят для нее на задний план, Вскоре все забудут о Мадлен, словно ее никогда и не существовало.

Логан почувствовал, как хмельное тепло растекается по его телу, вызывая привычное и приятное оцепенение. Именно этого он и добивался. Логан осторожно положил бутылку в ящик стола и тщательно запер его.