Глава 15. Дорога в начало пути

Любка присвистнула, рассматривая в бинокль, взятый напрокат у охранника, который их встретил на станции, вершины горной гряды, покрытой снежными шапками. Рядом бурная река, склоны, поросшие соснами, елями и кедром. С того места, где остановились, коттеджный поселок был как на ладони — три корпуса чуть в стороне и порядка пятидесяти уютных, словно игрушечных домика из дерева и кирпича в три улицы. Недалеко, километрах в пяти вниз по реке, среди обширных полей, еще один поселок с фермами и работающей техникой. По полю ползали несколько тракторов, скирдуя сено. Любка не сразу сообразила, что ее насторожило в этой мирной панораме…

Над сметанными стогами кружили вертолеты… Порядка пяти. Поднимали в воздух и переправляли куда-то в горы…

— Это… куда?! — заинтересовалась она.

— На зимний подкорм, — ответил охранник, открывая багажник. — Там у нас скотина… Завезли два года назад.

— А я что говорил! — воскликнул Игорь с восхищением, он снимал приезд в гости к другу на камеру.

— Старик! — навстречу из ограды быстрым шагом вышел высокий накачанный мужчина, по сравнению с которым Игорь выглядел сухостойной жердью.

— Славка! — Игорь бросился ему навстречу.

Вячеслав легко поднял Игоря, крепко прижав к себе.

— Ой, ой, ой, не сломай его! — испугалась Любка, отвлекаясь от созерцания пейзажа.

— Мадам! — мужчина галантно откланялся, приглашая в дом.

Водитель и сопровождающий их охранник уже достали из багажника вещи и клетку с Кошаком, перенося в дом, отвели Лошарика в вольер. Игорь взял ее под руку, провожая по плиточной дорожке, с разбитыми по обе стороны клумбами и ровно подстриженным газоном.

— Ну, Игореха, ты даешь! Читал, читал! — мужчина похлопал Игоря по спине, отчего тот споткнулся и полетел вперед. Вячеслав едва успел подхватить его и удержать от падения.

— Слышь, ты… богатырь русский, силы прибереги! — сдержано усмехнулся Игорь. — Я сюда приехал здоровья набраться, а не быть убитым от твоей руки!

— Что ж ты, дурак хохляндский, сразу-то не прикатил? — упрекнул его хозяин. — Мы б тебя в два счета на ноги поставили! У нас, О! — Вячеслав широко развел руками, шумно вздохнул полной грудью и выдохнул. — Красотень какая, сосны, кедры, озон, вода, а воздух, воздух! Я вам баньку приготовил…

— Я бы отдохнула с дороги, — скромно попросила Любка. — Сколько мы ехали, часа три? И пять на поезде… далековато забрались.

— От станции? Ну да, — Игорь взглянул на часы. — Кстати, знакомьтесь, моя… жена, Любовь Николаевна…

— Можно без отчества, просто Люба, — вставила Любка. — И не жена пока.

— Очень приятно! — снова слегка наклонил голову их спутник, протягивая богатырскую руку. — Вячеслав. Без штампа в паспорте жен не бывает?

Вложить свою руку в его руку Любка не решилась, слегка пожала пальцами его большой палец.

У порога их встретила миловидная девушка с длинной русой косой в униформе домработницы.

— Маша, по быстрому собери на стол, люди устали с дороги, — приказал хозяин.

— Да, Вячеслав Семенович, уже собрали. Во дворе у террасы… Горячее когда подавать?

— Ну, давай сразу, как за стол сядем, надо поднять людей с устатку… — он оглянулся на Любку, заметив, что она озирается по сторонам, попросил: — Ты, Маша, покажи Любови Николаевне дом, ну там… сама понимаешь…

— Мне бы руки с дороги помыть… умыться… — подала голос Любка.

— Да, пожалуйста, прошу вас, — девушка с приятным голосом повела ее на второй этаж по лестнице с витыми перилами.

Комната была небольшая, но уютная, с туалетом, с ванной, с камином, с широкой кроватью и ковром на полу. Возле кровати разостланная шкура какого-то животного. Плазменная панель, на рабочем столе оставленные провода для подключения к Интернету, телефон…

Она умылась, переоделась в легкий сарафан и сланцы, с удовольствием избавляясь от кроссовок. На улице стояла тридцатиградусная жара. Заметив в ванной стиральную машину, бросила пропахшие потом брюки в стирку.

Прилегла на кровать, дожидаясь Игоря, и заснула…

— Так в баньку! В баньку! Там специалист наш дожидается!

Проснулась Любка от того, что кто-то трясет ее за плечо. Вячеслав с Игорем тоже поднялись.

— В баньку, так в баньку… Куда идти? — спросила Любка, отбросив скромность, поднимаясь с кровати. Двадцати минут дремотного состояния восстановить силы ей хватило.

— Э-э, мужики что ли? — возмутился Игорь. — Без меня?! Не ходи! А то, блин, насмотришься на красавцев… — он недовольно смерил Вячеслава завистливым взглядом. — Да примеришься… Где я себе такие бицепсы возьму?!

— Мы накачаем! — пообещал Вячеслав. — Надолго приехали?

— Пройти полный курс молодого бойца… С боевыми патронами, с полным снаряжением, в боевых условиях…

— Что, воевать собрался? — вытянулось лицо у Вячеслава, который даже не отвернулся, когда Игорь снял брюки и натянул шорты. — Или для книги? Решил на боевики перейти? Одобряю!

— Нет, для дела… — озабочено вставила Любка, вспомнив, что сказали волшебники. Как-то в голове не укладывалось, что Вячеслав начнет проситься в экспедицию. Или начнет рассматривать тонкие миры… И у нее бы язык не повернулся оторвать его от столь успешного бизнеса.

— Года хватит?! — с сомнением покачал головой Игорь, засмотревшись на себя и на Любку через зеркало. — А то я в армии-то не ходил… — признался он, смутившись.

— Год?! — присвистнул Вячеслав, обрадовавшись. — Да я за год из тебя такого бойца сделаю, Чунгачгук удавится от зависти! Так, пошли, пошли…

Он бесцеремонно подтолкнул Любку к двери.

Прошли коридор, спустились в большую гостиную и вышли на задний двор на террасу.

До реки было метров сто. С одной стороны в ряд теплицы и небольшой огород, с другой, ближе к берегу, шикарная баня. Над костром молодой парень обдувал газетой наколотую на вертел здоровую тушу, еще один готовил на мангале шашлык. Нарытый стол дожидался в крытой беседке.

— Ну, давай, за встречу! — Вячеслав разлил в три стопки водку. — Из бани выйдите, как раз кабанчик сготовится. Чем богаты, тем и рады!

— У вас тут еще что-то бегает? — усмехнулась Любка, оглядывая стол, уставленный деликатесами. Икра, копченая рыба, рябчики, салаты, овощи и фрукты. — Это свое, разводим… Лосей, кабанов, олени, фазаны есть, осетр, карп. Хотел яков разводить, оказывается, нету их уже, вымерли, — Вячеслав с обидой вздохнул. — Бизонов завезли, ламу, горного козла… Все, как у цивилизованных людей. У нас тут больше-то иностранцы отдыхают, но и своих много. Молодежь берем на перевоспитание. Нынче лагерь в три смены.

— Круто! — согласилась Любка, сожалея, что с этой стороны дома обзор был не такой обширный.

— Значит, курс молодого бойца? — оглядев Игоря, протянул Вячеслав. — Одобряю! А поподробнее можно узнать? Проблемы? Кто-то наехал? — лицо у него стало озабоченным. — Ты давай, начистоту все выкладывай. — Ты знаешь, я недомолвок не терплю.

Он вдруг стал грозным, нахмурившись.

Игорь и Любка оба покраснели под его взглядом, переглянувшись.

— Ну… в общем… Ты умрешь, но не поверишь! — расстроился Игорь.

Вячеслав хмыкнул, уставившись перед собой.

— Я всему поверю, если ты мне скажешь, — пообещал Вячеслав.

— Понимаешь, книгу-то прочитал? — смутился Игорь еще больше. — Так вот… Не все там выдумка. Есть факты, против которых не попрешь.

— Это про меня книга! Частично… — пришла Любка на помощь. — Меня сюда притащили и бросили умирать. Я выжила, и решила вернуться, чтобы забрать назад желание… И чуть не убила его я.

Любка прочертила пальцем в воздухе, в воздухе загорелась плазменная змейка, проползая между блюдами и покрутившись у лица Вячеслава.

— Я, в общем-то, могу все тут спалить… Ну, или заморозить… — над столом зависла глыба льда. — Или время остановить… Ходить сквозь стены, первую помощь оказать, мысли прочитать… Много чего. А этот хохляндский дурак меня не отпускает, решил умереть вместе со мной. Я надеюсь, хоть ты его образумишь. Там маги нечета мне, они и вызвать из праха мертвеца могут, и зверушек из Бездны, и… Это мир колдунов, их там тысячи, миллионы… Любой может оказаться колдуном — и такой силы, что все колдуны, о которых слышали, в подметки им не годятся. Согласна, форма мне не помешает, но он — останется!

— Ага! Как бы ни так! — проскрипел Игорь сквозь зубы.

— Вы, ребята, разыгрываете меня?! — просевшим голосом, не отрывая взгляда от куска льда, прохрипел Вячеслав.

— Это похоже на розыгрыш? — Игорь ткнул в лед пальцем.

— Ну-у… Я с вами… — не меняя выражения, кивнул Вячеслав. — Е-мое, не увидел бы, не поверил…

— Куда с нами?! Эй! — Игорь помахал у друга перед глазами рукой.

Вячеслав отмахнулся от руки Игоря в ответ, промахнувшись.

— О, Игорь, привет! — в беседку от дома подошли пятеро таких же крепких ребят, как Вячеслав, в военной камуфляжной форме при оружии.

— А это че?! — кивнул один из них на глыбу льда над столом, застыв на полдороге.

— А это, мужики, я вам скажу… — Вячеслав уважительно покачал головой. — Судьба моя!

— Какая судьба?! Ты чего несешь?! — сдурели все пятеро, пытаясь поднять льдину и отодвинуть в сторону. — Сейчас на стол грохнется…

— А вот! — он, как-то уж слишком елейно, взглянул на Любку, которая усмехнулась, произнеся заклинание. Льдина исчезла. — Или смерть приму, или вернусь…

Двое из пятерых не смешно захихикали. Двое поздоровались за руку с Игорем, кивнув Любке, скептически взглянув в сторону Вячеслава.

— Травку покурили? — накладывая себе салатов, один из них махнул рукой тому, который готовил шашлык. Тот подхватил огромное блюдо с шашлыком и водрузил на стол.

— Ну что, как там у вас дела? — спросил Игорь, накладывая себе мяса.

— Нормально! Нынче на лето шесть отрядов уже набрали, на зиму думаем наркоманов взять… На пробу… Зимой у нас спортсмены тренируются. Подъемник на гору дотянем, будет как на Швейцарских курортах… Пока на вертолетах доставляем. Охотхозяйство выручает. А у вас-то как там в городе?

Игорь пожал плечами.

— По-старому…

Любка тихонько вышла из-за стола, чтобы не мешать мужским сплетням, предупредила, что направляется в баню, прошлась мимо теплиц, заглянув внутрь. В двух вызревали помидоры, в одной огурцы, в остальных перец, баклажаны и лук. Зашла в предбанник, немного смутившись, когда заметила китайца, перебиравшего веники. Он растянул улыбку от уха до уха, приглашая рукой внутрь…

— Плосим! Плосим! — открыл дверь в парную, подхватил тазик с вениками…

Когда на Любку дохнул жар, раздумывала она недолго — сбросила сарафан, оставшись в купальнике, растянувшись на пологе, накрытом мягкой простыней. И сразу отключилась, доверив тело профессионалу…

Занятия начались лишь через неделю. Не абы как, продумывали каждую мелочь. Выживание в лесу, ловушки, сплав по реке, подъем в гору и спуск, бег на короткие и длинные дистанции, владение посохами, зачем-то даже включили управление вертолетом. Подъем в полседьмого, пробежка, утренняя разминка, завтрак, час на отдых, поход в горную лесистую местность с ориентированием и преодолением препятствий, на обед, что сумеют добыть, возвращение к ужину в пять, снова час на отдых, изучение приемов боя, еще час отдыха перед отбоем…

Любка в жизни так не уставала, сваливаясь без сил в любом месте, куда могла присесть, да и Игорь умника из себя не строил. Шестеро ребят, которые с ними занимались, Вячеслав, Виктор, Иван, Эдуард, Антон и Аркаша только посмеивались, открывая в них какое-то второе дыхание. Все изменилось, когда Любка начала применять магию, обнаружить которую смог только Вячеслав, вдруг перепугав всех досмерти, когда посох у него пальнул огнем. Да и сам он стал бледный, как смерть, и могучею скалою стоял на уступе минут десять, не пошевелившись и даже ни разу не моргнув.

— Черт! Славик, ты же колдун! — взвизгнув, изумилась Любка.

Славик почесал озадачено затылок, рассматривая со скалы поселок, в котором лениво протекала жизнь.

— Вот верите, нет, — он повернулся к ребятам, которые стояли с открытыми ртами, — помните, летели на задание? — он перевел взгляд на Любку. — Там дальше, с той стороны гор золотые прииски, напали на бригаду, золото унесли… В общем, кровавая бойня… И нас на вертолете туда… — он задумался. — И вот, летим над этим местом — и вижу поселок, красивый. Стада пасутся, как в африканской саване. А точно знаю, что ничего не должно быть, сколько раз были… Смотрю на карту, нету ни хрена, вниз — есть!

— А, помню! — оживился Аркадий. — Он меня толкает вбок, смотри, говорит, что там за хрень… Я думал у него крыша поехала…

— А сам-то я, думаешь, не напугался?! — усмехнулся Славик. — Когда вниз глянул, а и правда, нет ничего… А потом прилетели сюда на рыбалку, посидел, посмотрел — и как током в башку вдарило…

— А как опасность чувствуешь?! — напомнили ему Антон и Эдик. — Нет никого, все тихо. Он: стоять, ложись! Минут пять лежим, а потом что-нибудь обязательно вылезет. Один раз ни сном, ни духом, залегли — боевики мимо с гор спускаются. Пропустили, своим передали, а сами их сзади накрыли огнем.

— Ты, Славик, пророк, как Мессинг или Нострадамус, — прищурилась Любка, проверяя его на силу. Сила в нем была и не маленькая, но какая-то размытая. — Тебе учиться надо.

— Ну! — согласился Вячеслав, повертев в руке посох старого мага. — А как этой хренью управляют?

Обучение Вячеслава началось с медитаций и чистки информационного поля, чтобы он мог легко считывать информацию пространства. Считывать информацию у него получалось даже лучше, чем у Любки. Через месяц, когда горы стояли желтые и красные, окрашенные во все оттенки багряных окрасов, он вдруг остановился и повернул группу назад.

— Хай, мужики, кажется у нас проблема… Поднимай остальных, пусть приготовят вертолеты и вылетают в район разлома… Там чей-то вертолет навернулся… Кажись, губернатор наш с чиновниками из Москвы… Бизонов наших решили пострелять.

— Грохнуть их? По-тихому… — предложил кто-то.

— Сдурели?! — образумил всех Виктор. — Мне еще пожить охота… В первую очередь начнут подозревать.

— Я думаю, надо их к нам… Вроде все живы. Нам реклама на халяву не помешает, — одумался Вячеслав. — Думаю, телевидение слетится… Это надо как-то все обставить… Мол спасли мужики с шикарного курорта… И горы, и реку… Да полегче там! Пусть тащат в лагерь, умоем, накормим, попросим в следующий раз не баловать на территории… Черт, семенное поголовье, одного завалили…

— Да? А я не чувствую… — засомневалась Любка.

Она просканировала окрестность, но аварии не обнаружила, кроме вертолета, искренне пожелав ему упасть камнем. Она целилась в стадо из двенадцати животных, которое паслось в низовье реки.

И вдруг самолет тряхнуло…

— Да? Теперь чувствую… — выдавила она из себя, подозревая, что стала причиной аварии, попытавшись замедлить падение и взрыв топливного бака, с удивлением взглянув на Вячеслава, который предугадывал события, в том числе причиной которых был маг.

Выходит, не зря его рекомендовали волшебники — избавилась Любка от сомнений.

Через три месяца, когда началась настоящая зима, Любка себя не узнала. Она прекрасно владела посохом Оливарна, бегала и прыгала, как кошка, уже не так уставала, с гордостью рассматривая перед зеркалом свой плоский живот и подтянутые мышцы бедер. Да и Игорь преобразился. Был он все так же худ, но замечательно таскал ее по лестнице на второй этаж, чтобы исполнить супружеский долг. Бицепсы стали твердые, как камень. Собой он гордился не меньше ее. На тренировки теперь уходило еще больше времени, поднимались в горы и спускались, не пользуясь ни подъемниками, ни вертолетами, часто оставаясь ночевать в снегу в спальниках. Перепробовали все магические ловушки, какие она смогла придумать. Иной раз ложились на дороге, пытаясь выведать «военные секреты» у прохожих, которые топали прямо по тому месту, где они сидели и грелись у костра.

К слову сказать, освоив начальные азы магии, Славик оказался много изобретательнее. Сама магия давалась ему сложнее, чем провидение, которое приходило от силы. Но он не сдавался, преобразуя ее потихоньку в нечто управляемое. Кроме того, начали изучать ализиранский язык, как Любка сумела восстановить его в памяти. Язык для ребят оказался сложный, пришлось применить заклятие, ей же, наоборот, давался легко, словно бы она его знала. Может, так оно и было, те знания, которые приходили к ней от души, передавались на этом языке. Она и чувствовала его, и порой думала на нем.

С приходом ализиранского языка, выявился еще один могучий маг, тихий и незаметный Иван, который обычно замыкал колонну.

Он вдруг на ализиранском пожелал себе соленого огурчика на закусь — и все исполнилось по слову его… Трехлитровая банка материализовалась из воздуха и грохнулась на снег, заставив всех содрогнуться… Банка оказалась надписанная рукой его жены, потом в подвале ее не досчитались.

Тот факт, что он смог телепортировать ее, заставил всех крепко задуматься.

— Ничего удивительного, — рассудила Любка. — Магов у нас не меньше, чем у них, просто у нас магии как бы нет. Может страх, может отсутствие знаний, ну еще то, что убивали колдунов… Но умного колдуна голыми руками не схватишь. Плюс Голлем, который внедряется в человека и ворует силу. Конечно, Голлем не так силен, как если бы его направили на человека и дали ему его имя, но по существу, все калеки или генетические мутации его мрака дело. Он как-то с генетикой связан. А дряни этой на планете много ползает.

— Может быть, — задумался Антон, который окончил медицинский институт и работал в лагере врачом, когда были пациенты. Но болели здесь редко, то ли воздух, то ли место чистое, тренировки он пропускал редко. — Ты, Иван, от страха избавился… Захотел, наверное, дар в себе открыть, он и раскрылся.

— А как ты это сделал?! — пристали к Ивану с расспросами, наворачивая огурцы.

Иван втянул голову в плечи, засмущавшись.

— Да что-то как-то… представил… там, тут… Хрясь, упала…

— Полезная способность, — согласились все.

— У меня там бутылка коньяка недопитая стоит, давай ее сюда! — попросил Эдик. — Щас согреемся! Думай!

— А где она у тебя стоит?

— На баре… такая… — Эдуард выдал руками фигуру. — Темная, широкая…

Иван напрягся, нахмурив брови и лоб.

— Не получается, — пожаловался он.

— Попробуй что-нибудь свое, — предложил Игорь. — Может у тебя какая-то связь со своими вещами?

Рядом с Иваном упал рубанок.

— Отправляй назад, — махнул рукой Вячеслав. — Это нам ни к чему. Заодно проверим, как обратная связь работает.

— Не получается… — пожаловался Иван. — Нет, ну, правда… Как будто что-то отключилось и не включается.

— Да-а, банк тебе не взять, — засмеялся Игорь. — Кстати, ты вернула в магазин халат? — вспомнил он. — Ну тот, розовый?

— Я деньги заплатила… Купила, потом вернула…

— Не понял! — заинтересовался Славик.

— Ну… там маги легко умеют взять то, что хотят, — рассудила Любка. — Поэтому они защищают свои дома, их нанимают для охраны…

— Значит, не пропадем! — обрадовался Вячеслав.

— Защиту поставить, в общем-то, несложно, это под силу и магу первого уровня. Стащив что-то, мы можем наследить, — разочаровала она его, — нас сразу вычислят.

С этого дня Ивану стали доверять посохи. К дополнительным тренировкам он подошел ответственно, но его способности развивались медленно, заклятия ему почти не давались. Телепортация у Ивана получалась только в одну сторону, на себя — и только свое. Даже одолженные вещи или те вещи, которые побывали в чьих-то местах, или передвинуты, для телепортации оставались недоступны. Но с тем, что он считал своим, у него была какая-то сверхъестественная связь.

Зима пролетела незаметно. Снег сошел быстро, за неделю оголив каменистую землю и покрываясь молодой зеленью. В свободное время Любка наслаждалась прогулками на лошади, необыкновенной природой дикого края, или придумывала новые заклятия, проверяя их вдали от жилищ. Ребята занялись подготовкой лагеря к летнему сезону, к походу, улаживая свои дела и решая, на кого оставить бизнес. Охотхозяйство взял на себя Олег, а базу Александр. Идти решили всей группой, или те, кто смогут. Любка сразу предупредила, что всем вряд ли удастся нащупать дорогу. Началось самое сложное — увидеть духов оказались готовы не все.

— Надо научиться слушать пространство! Смотрим на стену и пытаемся почувствовать эмоциональность… Определяем плохое, хорошее, нейтральное… Не торопимся, — Любка потеряла всякую надежду. Пока духов не видели даже Славик и Иван, в то время как на Ализире их видели и не маги. — Сморим и не торопимся. На стену, но, не достигая взглядом стены. В пространство.

— Тяжесть какая-то появилась, — наконец, первым признался Антон. — Смотрю и вижу нечто нерадостное… На рожу не похоже, но как будто гвоздь торчит…

— Вот! Это дух — толкает мысль… — обрадовалась она. — Наши мысли зачастую ответная реакция, своих мыслей у людей бывает мало, и обычно они по делу. А все остальное…

— Это, наверное, не всем дано, способности надо иметь, — засомневался Аркаша.

— Все могут! Раньше этому всех учили, — Любка не позволила ему заразить пессимистическим настроем группу. — Духов и видели, и отгоняли, и задабривали, и приманивали, и понимали… Черти, водяные, русалки, лешие, домовые… Их и простые люди видели. Например: «Черт и век не пьет, а людей искушает». Они не едят и не пьют, но, кажется, что едят и пьют, если на них смотришь. Мы все их подсознательно видим — и страдаем обжорством за компанию. «Держи черта за рога: и то находка». Увидеть духа, найти свою слабость, его вроде бы нет, но польза, оттого что поймал, какая-то есть. «Надулся, как кикимора, слова не скажет». Кикиморы реже к человеку приходят и изображают его самого во время болезни или какого-то промаха. «Что ты какой-то кикиморой вырядился?» Хать как человек выгляди, во время позора он во всем чувствует себя идиотом.

— А домовые? — усмехнулся Аркадий.

— Напоминают или глаза отводят по дому. Могут показать черта, которые посланниками от людей приходят.

— Сейчас люди вон как хорошо живут, не верят же в духов.

— Хорошо жить можно на могилу, а можно ради жизни. Возьми наш крепостной строй. Миллионы людей умирали безграмотными, бесправными, нищими. Их продавали, убивали, их унижали. И каждый помещик мог сказать о себе то же, что ты сказал только что.

— Но сейчас же нет крепостного права!

— Нет, но есть. Вон, деревня, там люди и скоты живут?

— Люди…

— Первое, кто из них сможет выучить свое отпрыска, устроить его в городе, обеспечить каким-то жильем? Я понимаю, что вы себе напридумывали, приходи, поможем, научим… А если человек хочет не как вы? Если художником, инженером ракетной установки, астрономом, как Кусто, изучать подводные глубины? Если родители хоть как-то не обеспечены, для него даже училище закрыто с обыкновенной профессией сварщика, строителя, водителя… О высшем образовании речь уже не идет. И все — человеку не к чему стремиться. А если в деревне родился, жизнь для тебя закончилась. И никому нет до этого дела. Ни государству, ни вам, ни мне, мы с вами бессильны что либо изменить, а государству в голову не придет думать о тех, кто ему не нужен. Они не платят налоги, не кусают за ноги — и мы вымираем, ибо это наше будущее, наша кровь и стволовые клетки. А духи говорят: да-да, молодцы, помнить надо только о себе! И убивают людей, чтобы не оставить нам шанса одуматься. Двадцать лет село не родит детей, половина школ закрылась, кто-то уже и в школу не отправляет, потому что не может одеть, обуть, накормить. И когда молимся на царя-батюшку, никто не вспоминает, что Россия была отсталая, а подняли ее те самые бывшие крепостные, которые накопили в себе столько ненависти, что могли убить и отца, и брата.

Смотрела как-то сюжет по телевизору… Восстанавливают церковь. И молодой монах показывает на колокол с нехорошими словами и говорит: ищем потомка человека, чтобы показать, какое позорное пятно их предок, чтобы им стало стыдно, за то, что он сделал…

Это после того, как человека насильно крестили, живьем закапывая в землю, после того как они тысячу лет помогали помещику и царю-батюшке держать народ в повиновении, тысячу лет приучали его к смирению и молитвам к тому, кто не мог сделать человека ни помещиком, ни царем, тысячу лет приучал народ ненавидеть честного человека, для которого собственные честь и достоинство — священный долг и дорога к Богу.

— Ну… мы так дойдем… Нам на Иуду надо было молиться?!

— А чем тебе Иуда не угодил? — Любка засмеялась. — Начнем с того, что группа молодых людей творит нечто противозаконное. Она творит тайно, не явно. На все свои лечения, на все тайное Иисус брал одних и тех же людей, своего брата Симона, которого обозвал камнем, и двух племянников Иоанна и Иакова. Иоанну в это время было не больше тринадцати лет. Спустя шестьдесят лет после казни, когда ему было чуть больше семидесяти и меньше восьмидесяти, он пишет второе Евангелие и перевоплощается в ангела… Симон младший брат Иисуса, он был первым, и при этом был сыном дяди первосвященника, который щедро делился всеми церковными секретами.

На что они были способны. Находим в бытие: первосвященники наложили руки на Симона (Петра) и тот обнаружил себя в темнице. Наложение рук — это какое-то мощное оружие, которым можно и поднять, и убить, и оно как бы под запретом, и оно применяется против преступников. Крайняя мера, само по себе это преступление. После наложения Петра больше нет, он вышел из этого состояния, но от него свои отказались.

И вот группа молодых людей объявляет себя спасителями и используя наложение рук кому-то дает жизнь, а кого-то низводить в пропасть и убивает, как Сапфиру и Анания. Или ты нам все отдашь и будешь нас славить, или ты умрешь. Все кто не с нами, тот против нас.

А между ними ходит Иуда, который сам по себе человек образованный, способный наблюдать и делать какие-то выводы. И он вдруг понимает, что каждое такое наложение ведет к изменению личности. Наши наркоманы, проститутки, бомжи — отключилось сознание, не анализирует, не думает о будущем, не помнит о прошлом… Конечно, как всех прочих, того же Матфея, с собой Иисус Иуду не берет, но он не дурак.

И он, мучаясь угрызениями совести, приходит к властям и признается в преступлениях, называя Иисуса главным виновником, который организовал эту преступную группировку. С Иуду, как с человека покаявшегося, снимается всякая ответственность, а кроме того за раскрытие преступления он получает вознаграждение.

Никакой войны в то время в стране не было, это развитое государство, безопасное — эфиопский вельможа, казначей, едет в повозке без охраны в окрестностях Иерусалима и садит к себе первого встречного, оборванного и нищего, которого увидел на дороге! Государство, в котором не было сирот, вдовы имели помощь, образованное, богатое — люди впускали в дом философов, которых видели в первый раз, кормили их, поили, чтобы послушать и поучиться, в храмах постоянно шли дискуссии и выступления, это не те церкви, которые у нас, куда ты со своими мыслями не придешь, тебя выставят. Управляемое первое — советом старейшин — это народ, второе, советом первосвященников, которые в первую очередь были не священниками, как сейчас у нас, а хранителями знаний, людьми, которые учились по двадцать и тридцать лет видеть и слышать Бога, изучали духов, магию… Каста колдунов и магов. И независимый арбитр, третья сторона, которая представляла собой Гаагский суд. Цивилизованное общество за пределами государства Израиля.

Удивляться, что они часто приговаривали людей к смерти, смешно — это третейский суд, который разбирал самые опасные и жестокие преступления, бытовухой они не занимались. Бытовуха была там… в любом храме, у знающего законы судьи. Они разбирали дела об убийствах, изнасилованиях, в том числе — массовое зомбирование.

Раскаяние Иуды было столь велико, что он посчитал правильным отказаться от вознаграждения. Он не покаялся перед сообщниками, он не сказал, что вменяет себе в вину донос на сообщников, иначе, он бы просто отказался от своих показаний или выступил перед народом в защиту, и не сказал, что невинная кровь — это кровь Иисуса. Невинная кровь — это кровь жертв Иисуса, которую проливал и он, Иуда, являясь сообщником преступной группировки. Сомневаюсь, что его не убили, и в наше время любая преступная группировка убирает свидетелей, пытаясь извратить их показания, но если он сам лишил себя жизни, это лишь показывает глубину и тяжесть преступления, которую Иуда не смог нести на своих плечах. И первосвященники, понимая, сколькие люди повесятся, будучи жертвами Иисуса, вскроют вены, разорятся, покупают на вознаграждение Иуды землю, чтобы хоронить их, как Иуда зная, к чему приведет это преступление!

И где здесь предательство? Иуда чист, он раскаялся в совершенных с Иисусом преступлениях, в то время, как Иисус опирался до последнего.

А сколькие показания были не приняты, как доказательство его вины! Не один Иуда свидетельствовал против Иисуса, люди, исполняя гражданский долг, свободно приходили на суд и давали показания. И сообщники сидели во дворе, прятались, прятали лица, и ни один не пришел в суд и не заступился. Разве им кто-то мешал?

А потом они начинают лгать, придумывать, оправдывать себя…

Если бы у нас было нечто подобное, у нас давно не было бы ни коррупции, ни преступлений, ни людей, которые искали бы поживиться… И как можно требовать от людей, чтобы они славили преступника, но поступали как Иуда?! Человек встал после тысячелетнего рабства, зомбирования, плюнул в мучителя, и этот мучитель на всю страну с благословения государства тычет в человека пальцем и клеймит его, за то, что он дал возможность своим потомкам подняться с коленей.

— Подожди, подожди… Иисус учил любви!

— Да? Он учил смирению! Кто из отцов святой церкви сказал крепостному, ты свободен, встань, строй дом, учи детей, ты человек?! Они выявляли неугодных, избавляясь от них. Иначе крепостничество не продержалось бы и одно поколение. Человек смел и самодержавие, и церковь, как только смог подняться с коленей и посмотреть вокруг себя. Шестьдесят лет — одно поколение непрозомбированных людей.

— Ну, пусть встанут, чего они тогда в деревне своей сидят и плюют на себя?!

— А кто сказал, что людей не зомбируют? Через радио, телевидение, средства массовой информации, тем же наложением рук, это никуда не ушло. И как можно наладить жизнь, если поставил над собой преступника и молишься на него? У нас люди отдают квартиры, детей, память по сто тысяч человек в год теряют — никто современных спасителей не преследует, люди не отдают врагу, они отдают спасителям. Кто на престоле славы в голове сел, тому и отдают. А у нас даже понятия такого нет «зомбирование», не то чтобы уголовной ответственности. Никто не будет слушать человека, никто не примет заявления, никто не будет разбираться, почему он решил стать бомжом. Для последователей Иисуса не жизнь, а малина — и колдуны, которые могли прочистить информационное поле, все эти знания взяты у них, им не нужны…

Ребята молчали. По лицам Любка внезапно поняла, что многим сама мысль поменять взгляды оказалась не по силам. Их привлекло приключение, которое обещало что-то неизведанное. Опасность, адреналин, новые возможности…

— Мне очень жаль, но вам не войти в мир, в котором правят свои законы, устанавливает их не человек, — она пожала плечами, избавляясь от надежды и планов, которые строила на ребят. Даже Игорь заметно нервничал, недовольный ее словами. — А тот мир правит миром в целом, и какие бы законы мы не принимали, мы будем битыми. Конечно, можно думать о себе, выйти в люди, занять свою нишу, но организм в целом от этого не станет здоровее. Мы прокляты с рождения, и что бы мы ни делали, нам не войти в сад, который духи охраняют. Наши предки знали, как они выглядят, что собой представляют, что примерно лепечут… И ловили! Они убивают людей и за мертвую голову получают его самого. Это как насмешка, как копытом в лоб, как война между мирами. Богом у духов не человек, и человеку они не рады. Но их можно и нужно заставить уважать себя.

— Ну а что делать? — встряхнулся Вячеслав. — Я духов вижу. Ума у них не много, но страху нагнали.

— Это на первый взгляд, мне поначалу тоже так казалось, — Любка мельком взглянула на Вячеслава, стараясь скрыть, что здорово обрадовалась его твердой позиции. — Войти в легкое состояние транса, найти в пространстве объект, который поднимает болезнь, избавиться от болезни — рассмотреть тень духа. Если он печальный, задать банальный вопрос: отчего не весел, буйну голову повесил… — он дух, грустить ему не о чем. Он злобная тварь, которая ищет крови… Веселый — облаять: всем плохо, а он веселится. Они отодвигаются, тогда можно увидеть — тут прошмыгнул, там к кому-то пристроился, тут нагадил, там выставил дураком…

— Глюки что ли ловить? — засмеялся Виктор. — Травку покурим, увидим.

— Глюки — это то, что они вытаскивают, когда ум человека остается фактически без сознания, — досадливо поморщилась Любка. — Частично отключилось от бытия, не контролирует поступающую информацию. А легкий транс — это когда сознание контролирует бытие, пространство бытия и состояние своего пространства.

— Это же страшно, когда ужас больной перед глазами мельтешит! — ужаснулся Антон.

Обстановка как будто разрядилась. О том, что она сказала, ребята старались не думать. Разве что Игорь еще помнил, кусая губу. Но иначе она не могла. И если он не сможет пройти тропой духов, так тому и быть. Здесь оставить его — безопаснее.

— Нет, не страшно. Первое, ты их не замечаешь, когда не думаешь и не стараешься увидеть. Второе, просматривается граница. То же самое, что смотреть в воду и видеть, как на дне ее существует жизнь — быстро привыкаешь. Третье — это помощь, они помнят о пространстве все, кто был, что делал, колдовал или валял дурака. А уметь повернуть на свою сторону — начальная школа магии. Четвертое, если не научитесь видеть и отгонять, первый встреченный нами человек — и о нас будет знать весь мир, как об идиотах, которые сунулись в чужой монастырь со своим уставом. В том мире язычество… не люблю это слово, язычник — это то, что духи вытаскивают и заставляют обращаться к сознанию день и ночь, — единственная религия, единственная идеология, которая признана истинным знанием.

— Нормально! А я вижу, хрень какая-то висит передо мной! — офигел Иван, тупо уставившись в пространство перед собой. — Я через нее вижу… Но ее как будто нет! И точно, на него из башки мура какая-то вылазит…

— У вас со Славкой шаманов в роду не было?! — заинтересовался Игорь. — Вы меня удивляете! Я просто привык думать, что Бог один — и метелит меня почем зря…

— Нет, как будто… Кто его знает! Какая баба признается, кто чей и откуда… Пять минут удовольствия… Делов-то!

— Бог один, а духи — его мысли, информационное поле. Его мысли — больше чем мысли. Мудрее, умнее, самостоятельно независимые. Существует закон, и ни один дух никогда его не нарушит. Его пальцы…

— А у меня нет никого, дыра какая-то, — сообщил Виктор, исследуя пространство перед собой.

— Правильно, в зеркало смотришь, — помогла ему Любка, заметив знакомую картину. — У тебя мечта какая-то есть? Не столько в мыслях, сколько состояние, словно уже там и чувствуешь себя, будто все это происходит здесь и сейчас.

— Ну да… Есть. Верка моя замуж вышла. Теща не отпустила ее. Убил бы! Чувствую, как душу ее руками!

— И? Ну, убил. А Верка твоя посадила тебя лет на десять. Если бы хотела, приехала бы. Может быть, она матерью прикрывается? Ты здесь, она там, не звонит, не пишет…

— Не, ну я ей денег высылаю, — оправдался Виктор.

— Дети есть? — осведомилась Любка.

— Дочка… Конечно, им лучше там, я понимаю. Школа и все такое, — Виктор тяжело вздохнул.

— Ты их бросил?

— Нет, не держала, надо, говорит, езжай. Деньги нужны были. А потом письмо пришло.

— А теща тут при чем? — скептически хмыкнула Любка. — Не планировала разве?

— Так она настраивала! — нахмурился Виктор.

— А если просто знала о чувствах дочери и поддерживала ее? — Любка вспомнила, чем закончилось лечение матери, и решила, что лучше Виктору не мешать любоваться в зеркало. Но попробовать все же стоило. — Если просто понимала, что ты им чужой человек? Ты в зеркало-то смотри, смотри, там ищи ответ… — ехидно посоветовала она, заметив, что Виктор как-то не по-доброму прищуривается. — Я с твоими мечтами не спорю, но не поддерживаю… Я тут, от меня твоя теща и Верка далеко, где-то там. А ты и тут, но там. И можешь посмотреть вокруг, но как бы со своею правдой на голове.

— Есть что-то такое, не отпускает, — удивился Виктор. — Правда! Там какая-то слизь, приятная на ощупь. Прямо душу вытягивает!

— И вот с этим ляпом каждый день по жизни! Верка уже замужем давно, теща блины новому зятю готовит, дочка папой называет. Вспоминают о тебе, когда на почту за деньгами идут, и проклинают, что мало высылаешь — на отдых на Кипре не хватит… Девки молодые уж и не пытаются в постель к тебе залезть, ибо мало любви и много слез. Вспоминаешь про ту, с кем вчера переспал, когда запнулся. А кто-то от счастливого раздвоения пьет беспробудно. Смотри-смотри, когда разглядишь, голова станет ясной и чистой, — Любка перевела каменный взгляд на других ребят. — Дорога, которой мы пойдем, находится в мире духов. Там столько непонятных и, на первый взгляд, абсурдных вещей, но все они законны.

— Мы умрем?! — испугался Аркаша, поежившись.

— Нет, просто уйдем… Надо полагать, если мое тело при мне осталось, просто исчезнем. Тело старого мага — еще одно доказательство. И посохи. Телепортируемся. Конечно, те маги ходят по-другому, но оба мира закрыты и с той, и с другой стороны, осталась только эта дорога.

Наконец духов узрели все. На тренировки видеть их ушло еще два месяца. Не столько увидели — кроме Любки их ясно видел лишь Вячеслав, даже Иван почему-то сначала отказывался признавать их существование, сколько чувствовали. С обретением третьего глаза обострилась интуиция. А Игорь перешел на другой уровень. Он здорово всех озадачил и напугал, когда против правил сел и начал спиритировать при всех, открыв в себе какие-то новые способности — и увидел почти сразу, выманивая духов на себя. Злобные твари навалились на него, а он разбивал их, как ореховую скорлупу, придавая им новую полярность. Они словно бы выворачивались наизнанку — и снова нападали, наваливаясь толпой, а Игорь, не двигаясь, отбрасывал их.

— М-да… — задумчиво промычал Вячеслав, наблюдая за битвой. — Займись лучше снаряжением, им нельзя перерезать горло, они не умирают.

— Да нет, — задумчиво предположила Любка, — они что-то из него достают… Покойника какого-нибудь, которого он, похоже, безусловный авторитет приберег…

Началась еще одна осень. Выпал первый снег, заметая все дороги.

Больше года прошло с тех пор, как Любка и Игорь приехали в лагерь. Наверное, пора было отправляться в путь. Морально готовы идти были все, лишние мысли повывели, чтобы их не вычислили с первого взгляда. Вячеслав даже где-то достал детектор лжи — тренировались думать в нужном направлении, перевели на ализиранский по паре книг, чтобы усвоить язык так глубоко, как жители Ализиры, поставили все мыслимые и немыслимые прививки и подкрепили здоровье заклятиями. Собрали вещмешки, уложив в них самое необходимое — продукты, спальники, снаряжение. Руководство по лагерю и охотхозяйству оставили на Саню, Вениамина и Рудольфа. Они весь год трудились, не покладая рук, докладывая по вечерам о том, что происходило в лагере, пока они лазили по горам, осваивая все виды спуска и подъема, спали в болотах и снова бились на посохах и врукопашную.

Но сама по себе мысль вдруг всем показалась дикой.

Напрасно они колесили каждый день, углубляясь по каждой дороге и тропинке, которые не были на карте. Верили, найдут, но вера таяла с каждым днем. И войти в мир духов пока ни у кого, кроме Любки не получилось.

— Это, наверное, потому что моя матричная память расположена так же, как у них. У меня половина там, за кордоном. Странно, если у нас получится, то я буду как вы, а вы, как я.

— А ты дружков своих вызывала? — приятно расположившись на софе, Вячеслав пялился в телевизор, переключая канала один за другим.

— Вызывала… — Любка понятия не имела, как вызвать волшебников, они всегда являлись в нужный момент, но без зова.

— Ну, зато весело провели время! — успокоил всех Антон, расхохотавшись. — Мы, собственно, ничего не потеряли. Хоть щас в строй! Игореху-то не узнать… Мы худели, а он поправлялся…

— Он сухари тайно от всех лопал…

— Ну, вообще, с вами было весело, — призналась Любка. — Может, мне моделью стать?

— Ладно, я пошел книгу писать о наших приключениях…

И вдруг тишину нарушили сразу несколько выстрелов и шум.

Все вскочили, прислушиваясь. Спустя секунд десять, Вячеслав бросился к рации.

— Прием, Макс, что там случилось?!

— Не поверишь, волки! Откуда они взялись?!

— Не стрелять! Не стрелять! — Любка дрожащими руками выхватила рацию из рук. — Передай… успокоится и не стрелять! Ребята… Быстро! Собираемся, уходим! Игорь!

— Ты с дуба рухнула?! Там бешенные животные…

— Нет! Я вам все объясню по дороге… Бегом!

Любка уже одевалась. Игорь лениво спустился по лестнице.

— Как скажешь, начальник…

Ребята встрепенулись и поторопились, одеваясь в защитного цвета зимние бушлаты и набрасывая сваленные в углу вещмешки.

— Так, идем след в след, по сторонам не глазеем, не выпускайте меня из виду!

Любка выбежала в темноту, осматриваясь, и сразу заметила тень, которая мелькнула и отпрыгнула в сторону, и пере

— С волками, командир, что делать? — спросил Макс по рации.

— Отставить, по домам… — приказал Вячеслав.

— Рацию оставь! — приказала Любка, не отводя взгляды от тени. — И уберите оружие, идиоты! Вы же магией защищены… и не пытайся колдовать, пока рвать не начнут…

— Ой, что-то я и правда… — спохватился Вячеслав, который сто раз подходил к бизонам и чесал им лобик между рогов. — Я замыкаю колону, вы идите вперед… И не оглядывайтесь!

Ребята расслабились, решив, что лучше двигаться молча и быстро.

Часа через три дорога слегка засветилась, теперь она была заметной. На небе появился желтый лунный диск, дождем разбрасывая серебристый свет. Серые волки с хищными оскалами сопровождали их на небольшом расстоянии, окружив плотным кольцом. Сердце Любки внезапно радостно екнуло, когда она заметила впереди одного серого и белого, и прибавила шаг, крикнув: «Забудьте о волках!»

Наверное, время остановилось. Они бежали уже шестой час, понимая, что мимо проносятся или годы, или миры, или пули… Ребята уже хрипели, у кого-то шла кровь. Или это только казалось.

— Все, я не могу, хоть минуту отдыха! — взмолился Антон.

— Нельзя! — испугано выкрикнула Любка, взглянув на него лишь краем глаза. — Нам нужно пересечь границу, иначе нас отбросит назад… Ни спать, ни отдыхать, ни думать о доме… Топайте, топайте!

— Я им силы прибавлю, можно? — попросил Вячеслав.

— Нет! Здесь колдовать нельзя…

Тьма сгустилась, теперь они видели только серебристую нить следов, которые вели их все дальше и дальше. Любка зажгла огонь посоха, то же сделал Вячеслав. Идти стало тяжело, будто погрузились в тягучую среду мрака, которая противостояла им, словно пытались порвать резиновую стену. Из тьмы то и дело щерились разная нечисть, названия которой, наверное не придумали, ударяясь о свет и пятилась. Любка на ходу развернула мешок, доставая страховочную веревку, обвязалась и бросила конец ребятам, теперь шли цепью. Волки все еще сопровождали их, еще плотнее сомкнувшись. Теперь, наверное, на них уповали, больше пугаясь того, кто охотился из темноты…

— Еханый бабай! — воскликнул Антон, когда зубы неведомого существа склацали, разорвав рукав бушлата.

Сплотились. Уже все понимали, что приблизились к пограничной полосе и куда отправляются грешники после Суда. Брошенная вслух мысль могла бы насмешить, но лица у всех были бледными и напуганными, никому и в голову не пришло пошутить в ответ, силы были на исходе.

И вдруг Любка облегченно вздохнула. Два волшебника стояли рядом, поддерживая ее. Ребята их тоже заметили, изменившись в лице.

— Теперь ты должна произнести заклинание Оливарна и порвать завесу с помощью его посоха, — сказал волшебник, вытянув руку и заслоняя ее от чудовищ и от навалившейся тяжести. — Он оставил тебе его… он знал, догадывался.

И вдруг Любка вспомнила… Горячие сухие губы у самого лица. И голос, который шептал и шептал одно слово…

Любка направила посох и произнесла заклинание.

Огонь посоха словно бы выжигал дыру в густой плотной тьме, идти стало легче. Ночь сгустилась еще плотнее, но теперь сами существа начали светиться, оставляя следы. И парни в ужасе сжались, клацая зубами. Страшные ужасы никому не приходили в голову.

— Соберись, это еще не все… Мы на границе миров… Здесь нет ни времени, ни пространства…

— Вы больше, чем Боги! — подбодрила всех усмехнувшаяся волшебница.

— Это че, Тартар? — пискнул Игорь упавшим голосом.

— Хуже… мы идем по краю Бездны! — порадовала всех волшебница с гордостью. — Там Боги людей, которые примерно так объяснили духов. Мы жизнь, мы закон, мы природа, мы земля, а там… Там все, кто хотел нами править!

Загрузка...