Повседневная жизнь России под звон колоколов

Московский колокололитейный завод П. Н. Финляндского

Известный русский историк М. Пыляев пишет: «Иван Великий служит колокольней для всех больших кремлевских соборов. На нем всех колоколов тридцать четыре, из которых самых больших четыре. Замечательный из них "Праздничный", или "Успенский", весу в нем 4000 пудов. В этот колокол звонят в большие праздники и ударяют три раза по смерти государей. Этот колокол дает начало торжественному звону всех московских церквей в великую ночь перед Пасхой».

Отливали колокол на заводе Финляндского в 1819 году. Колокол получился на редкость удачным и по звону, и по оформлению.

Завод был не очень старым, он возник в конце XVIII века, когда литейные заводы на Сретенке и Пушкарях оказались в центре городской застройки и их пришлось перенести на пустыри за Сухаревой башней. Эта пригородная территория была очень удобна, с плавными перепадами (здесь когда-то рубили лес для строительства Москвы); в центре ее пересекал заросший кустарником и редкими деревьями овраг — балка, которая заканчивалась прудом с живописным названием Балкан (о нем сегодня напоминают Балканские переулки).

Свободные земли, своеобразный ландшафт, вода, полное отсутствие застройки, но рядом с городом — все это создавало благоприятные условия для основания здесь новых литейных заводов.

Исторический Государственный Пушечный двор тоже просуществовал недолго. Он перестал удовлетворять возросшим требованиям, а развиваться ему было некуда — вокруг кольцо домов. В 1802 году его закрыли, а строительный материал после разборки его сооружений (кирпич, камень, металл) пошли на постройку Яузского Каменного моста.

М. И. Пыляев в очерке «Исторические колокола» (журнал «Исторический вестник», 1890, октябрь) пишет: «…Московские заводы на Балкане славятся около трех столетий; самые древние из них Самгина и Богданова. Последний замечателен тем, что большая часть больших московских колоколов отлиты на нем. Древний Царь-колокол отлит там же мастером Моториным, от которого завод перешел к Слизову, от него к Калинину, а от последнего в 1813 году — к М. Г. Богданову, который и отливал, и поднимал сам на Ивановскую колокольню нынешний московский большой колокол в четыре тысячи пудов».

Но если мы возьмем старинную рекламу завода Финляндского, то там прочитаем: «Завод отливает колокола, первые по величине в России. (Основан в 1774 г.)». Последний из династии Моториных, Михаил Иванович, умер в 1750 году, оставив вечную память о себе — Царь-колокол, отлитый по чертежам и технологии, разработанной его отцом, Иваном Федоровичем Моториным.

Первый в России частный литейный завод Моториных остался без опытного руководителя. Преемника-лидера не нашли, и на его базе возникло несколько небольших литейных предприятий-кузниц: С. Можжухина, Ясона, а после него Петра Струговщиковых, Никифора Вердонина. Но они не выдержали конкуренции, не смогли приспособиться к специфике руководства промышленными предприятиями в новых условиях.

За Сухаревой башней, неподалеку друг от друга, и возникли заводы Самгина, Астраханцевой и Финляндского.

Мастера-литейщики и их ученики, посвятившие всю свою жизнь колокольному делу и владеющие наукой и опытом этого почетного ремесла, были так редки и в них так нуждались, что конечно же они не могли остаться невостребованными и работали на вновь открывающихся заводах. Самые лучшие из них, видимо, попали на завод К. М. Слизова, но он управлял им недолго. Новым хозяином стал сначала заводчик Калинин, а в начале XIX века его приобрел М. Г. Богданов. Когда он скончался, некоторое время заводом управляла его вдова Е. Богданова, а затем, в 1859 году, хозяином стал его внук Н. Д. Финляндский. Но особую славу завод приобрел при правнуке М. Г. Богданова — П. Н. Финляндском, почетном гражданине Москвы, известном своей благотворительностью и попечительством о бедных.

На заводе Богданова в 1819 году родился колокол, который был перелит «с прибавкой 620 пудов меди» из Успенского кремлевского (его отлил во времена правления императрицы Елизаветы Петровны колокольный мастер К. Слизов). «Из четырех больших колоколов, взлетевших в 1812 году октября 12 на воздух, разбился только один в 3555 пудов Успенский, — пишет А. Ф. Малиновский в «Обозрении Москвы», — а Реут, Лебедь и Воскресный упали без вреда». Интересно, что руководил отливкой 90-летний мастер Яков Завьялов, он еще совсем молодым помогал К Слизову в отливке первого колокола. Удивительные были традиции, и как бережно относились к мастерам своего дела!

27 августа 1819 года тысячи москвичей собрались в Кремле и около него, чтобы присутствовать при подъеме на звонницу Успенского собора возрожденного колокола весом 4 тысячи пудов. Освящение провел митрополит Серафим. А после этого томительные минуты ожидания и волнения: оторвется ли от земли? А когда колокол медленно, но уверенно стал уходить в высь, все облегченно вздохнули, но успокоились только после того, когда он занял отведенное ему место.

Хозяину завода М. Богданову была вручена Большая золотая медаль на Аннинской ленте за великолепную отливку колокола-гиганта.

И в наш просвещенный век испытываешь то же волнение в такую минуту. Для того чтобы почувствовать это, надо просто присутствовать и быть рядом, сопереживать и ждать, беспокоиться и радоваться, когда колокол поднимут и он зазвучит, как это было в Троице-Сергиевой Лавре на Троицу 30 мая 2004 года.

С каждым годом росла известность завода Финляндского из-за очень высокого качества выпускаемой продукции. В конце XIX века завод изготовил 12 колоколов для храма в память погибших в войне с турками 1877–1878 годов. Храм находится в Болгарии, близ знаменитой Шипки. Когда возникла проблема со средствами на металл и отливку этих колоколов, то по распоряжению императора Николая II с артиллерийских складов Москвы выделили стреляные латунные гильзы (2500 пудов). Им нашли достойное применение — благодаря им колокола звонят и сегодня, напоминая о доблести и братстве русских и болгарских воинов.

Колокола на заводе П. Н. Финляндского отливались по заказу для Парижа, Канн, Сан-Франциско, Токио, Афона, Иерусалима и многих других зарубежных городов.

Но больше всего их отливали для православных храмов России: в Санкт-Петербург и Москву, Кронштадт и Смоленск, Житомир и Полтаву. Колокола с завода Финляндского звучали не только в крупных городах, но и в селах: в Кимрах под Тверью, в Озерах близ Коломны, в Константинове под Рязанью и конечно же во многих монастырях и скитах. Среди них Николаевская Бирлюковская пустынь, Николо-Успенская обитель и т. д.

В конце XIX века очень большой заказ был размещен на заводе Министерством путей сообщения. Вызвано это было стремительным ростом количества паровозов и участившимися случаями столкновения локомотивов с домашними животными. Приказ по министерству требовал, чтобы каждый паровоз имел сигнальный колокол весом 38 фунтов «для предупреждения несчастных случаев и испуга лошадей».

В начале XX века колокололитейный завод Финляндского — лучшая торговая марка. То, что он шел правильным путем на протяжении всех лет своего существования, свидетельствуют чудные звоны сохранившихся колоколов. А о тех, что не дожили до нашего времени, сложены легенды. Официальным признанием отличного качества продукции завода Финляндского являются высшие награды — право изображать герб Российской империи на своих изделиях. Оно было получено трижды — в 1873, 1882, 1896 годах на Всероссийских выставках. Это было признание достижений владельца П. Н. Финляндского, его мастеров и помощников, всех, кто был сопричастен созданию прекрасных и неповторимых колоколов.

Москвичи высоко ценили деятельность Финляндского, с большим интересом участвовали в своеобразном театрализованном шоу, которое каждый раз проходило накануне отливки на заводе большого колокола.

Когда форма была готова, П. Н. Финляндский шел в торговые ряды на Сухаревку и покупал несколько кусков бронзы или серебра. Это был знак — завтра отливка. И каждый горожанин, узнав хозяина колокололитейного завода, распускал по городу какой-нибудь самый невероятный слух, и через несколько часов смеялась уже вся столица. Чем больше смеха, тем звонче будет звучать новый колокол. Об этом хорошо написал В. А. Гиляровский в книге «Москва и москвичи».

При заключении договора на отливку колокола завод Финляндского давал гарантии заказчику, что колокол будет нарядным, хорошо украшенным и, самое главное, с красивым голосом, который обязательно должен соответствовать его весу. В истории завода известны случаи, когда колокола переливались без дополнительной оплаты, чтобы получить необходимый звон и выполнить договорные условия.

Голос колокола во многом определяет его язык, а он зависит от формы, веса, состава металла и технологии его производства. На заводе Финляндского использовали кованые железные языки, изготовленные в Нижегородском селе Городцы.

Завод выдавал на каждый колокол гарантию, но при условии безукоснительного соблюдения разработанных правил эксплуатации колокола. В них, в частности, запрещалось: заменять язык, прилагаемый заводом к конкретному колоколу; изменять вес языка (наращивать или сокращать); менять форму языка. Завод особо оговаривал условие: звонить в колокол мог только человек, обученный искусству колокольного звона.

В 1877 году, когда вновь потребовалось отлить уникальный, третий по весу колокол в Москве (1654 пуда), обратились именно туда. Заказ был очень почетным — для Храма Христа Спасителя, построенного на пожертвования в память победы в Отечественной войне 1812 года. Всего для Храма отлили 14 колоколов. В трех колокольнях разместили по одному, а в четвертой — одиннадцать небольших; самый маленький весил двадцать четыре фунта.

Главный колокол украшали шесть изображений: Спасителя, Божией Матери, Иоанна Предтечи, в средней части — портреты почивших императоров Александра I, Николая I и правящего Александра II. В самом низу — надпись, в которой были и такие слова: «…вылит сей колокол для Храма во имя Христа Спасителя в Москве в возблагодарение за явленные свыше благодать и милость Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, при нашествии на Россию галлов и с ними двунадесяти языков в 1812 году. Лил мастер Ксенофонт Веревкин. Весу 1654 пуд. 20 фун.; в языку 54 пуд. 28 фун.».

В годы наивысшего расцвета завода старшим мастером-литейщиком был Ксенофонт Веревкин из известной династии Веревкиных. Еще его отец был формовщиком при переливке 4000-пудового колокола, сброшенного французами с колокольни и разбитого в 1812 году.

Позже Ксенофонта Веревкина сменил сын Иван, и его подписи остались на колоколах, отлитых на заводе Финляндского. Став известным мастером, он сам открыл колокололитейное производство в Рязани.

В конкурсе проектов Храма Христа Спасителя принимали участие выдающиеся архитекторы — Дж. Кваренги, А. Воронихин, А. Витберг, К. Тон.

Строительство Храма осуществлялось с 1839 по 1882 год по проекту архитектора К. Тона. Украшали собор лучшие скульпторы, среди них Клодт, Логановский, лучшие живописцы — Бруни, Семирадский, Маковский, Верещагин, Суриков, Крамской и др. Со всей страны были собраны лучшие мастера — каменщики, гранитчики, чеканщики, кузнецы, плотники… А работали они с самыми лучшими строительными материалами: гранит, мрамор, известняк, бронза, полудрагоценные и драгоценные камни.

В плане собор имеет форму равноконечного креста (греческого). В 1858 году был окончен первый этап строительства, разобраны леса, и он предстал во всем своем величии, как Храм Храмов.

Горельефы Храма Христа Спасителя были выполнены А. Логановским в высоком рельефе, композиции представляют собой почти круглую скульптуру. Их отличают динамичность и тщательность обработки деталей, реалистическая точность изображения событий, облика и одежды.

Храм-памятник выполнял религиозно-нравственные функции и был культурно-просветительским центром. В нем проходили самые главные юбилеи и торжества государства. Здесь отмечали 500-летие со дня преставления Сергия Радонежского. В Храме звучала музыка П. Чайковского, пел Ф. Шаляпин.

Написав эти строки, невольно вернулся в детство и вспомнил историю со «святыми» камешками. Впрочем, я ее никогда и не забывал, настолько она была яркая, неправдоподобная, счастливая и печальная. А когда восстановили Храм Христа Спасителя — совсем по-новому звучащая.

Закончилась война, мы вернулись в Москву. Мне не было и семи, и я мечтал о школе.

Наша семья жила в… Библиотеке имени Ленина. Да-да, в самой знаменитой и большой библиотеке. Папа — военный строитель, восстанавливал здания в центре Москвы, и библиотеку в том числе. Время было трудное, жить ни солдатам, ни офицеру с семьей было негде, и нас временно разместили на самом «объекте». Солдат — в пустом книгохранилище, ставшем казармой, нас — в маленькой скромной комнатке рядом с роскошным, с позолотой залом (современный зал редкой книги).

Я всех терроризировал, выделывая на велосипеде (который только-только появился у меня) невероятные кренделя, уходил в глубокие виражи, развивал космическую скорость, со свистом резко тормозил и вновь включал немыслимую, по моим меркам, скорость, и все комментировалось звуками — от паровозного «туф-туф» до свободолюбивого индейского «ийя», от актуального «хонде хох» до отрезвляющего «бум». Последнее означало, что я на что-нибудь или, в худшем случае, на кого-нибудь налетел. Хорошо, если это оказывалась мама, иначе же я неумолимо получал честно заработанный подзатыльник от старшей сестры или, еще весомее, — от брата.

В конце концов, на семейном совете по настоянию ненамного старших самых близких родственников (доказавших влияние моего поведения на их отметки в дневниках), я был «отправлен на родину», на «поселение в Сибирь» (ведь я родился на Дальнем Востоке) — в огромный пустой зал. Из вещей мне доверили кроватку, табуретку и, слава Богу, оставили транспорт. Все это на всякий случай я разместил рядом с дверью, ведущей к родителям. Сестра съязвила: ночью ему будет так страшно, что необходимо иметь под рукой горшок; и мое имущество увеличилось еще на один предмет. А все вышло, как в сказке. Я был счастлив. Ночью я смотрел на огни Москвы, бегущие лучи фар автомобилей, звезды были совсем рядом, и ближе всех кремлевские — рубиновые. Меня обуревала фантазия, и уже с утра я ждал наступления темноты. Но утро начиналось с балкона в зале, я пускал голубей-самолетики или кричал, прислушиваясь к своему гулкому, взрослому, как мне казалось, эху, а затем на велосипеде отправлялся в путешествие по стране книг — пустым пока коридорам, пахнущим краской.

Вот так однажды я въехал в незнакомый зал, привлеченный странными звуками. Несколько мужчин разбирали картины, набранные из камешков. Я смотрел, видимо, совершенно ошарашенными глазами, наткнувшись в своей вотчине на нечто непонятное мне: во-первых, почему у нас? А во-вторых, зачем надо выбивать камешки, когда так красиво — эти лица и солнечное сияние вокруг их голов. Казалось, от него струится свет в полутемный зал, где, как я узнал позже, совершалось кощунство над святынями.

А один незнакомый дядя с грустными глазами спросил: «Тебе нравится? Тебе жалко?» Я что-то промычал, а он сам себе ответил: «Мне тоже», взял несколько камешков и положил мне в ладошку, сказав: «На память». Подсознательно, инстинктивно испугавшись чего-то страшного, я умчался под защиту «родных» стен — к маме.

Позже я узнал, что разбиралось все, что сохранилось от внутреннего оформления Храма Христа Спасителя, а камешки были — смальта — цветное непрозрачное стекло, и подарил мне их Павел Корин — великий русский художник. И сегодня каждый может увидеть те «камешки» на станции метро «Комсомольская»-кольцевая, это его талантливыми руками созданы из них картины побед русского оружия.

Уже постранствовав по миру, я по одному Богу известным стечениям обстоятельств осел в Москве, на Большой Пироговской, в доме, во дворе которого находилась мастерская П. Корина. Сейчас там филиал Третьяковки, а тогда просто жила семья Кориных. Познакомившись с вдовой художника Прасковьей Тихоновной, я поведал свою историю. Уже за чашкой чая узнал, как тяжело переживал православный человек уничтожение православных реликвий главного Храма России и свою роль в этой грязной акции. Долго сомневался, но другого материала не давали, а решив взять намоленную тысячами верующих смальту для оформления станции метро, только повторял: «Надо делать достойные полотна». И сделал их.

В тот день я услышал удивительную историю жизни замечательного художника, его православной веры, убежденности, одухотворенности. Узнал, как произошла его встреча с будущей женой. А состоялась она в Марфо-Мариинской обители милосердия, где он расписывал соборный храм и работал рядом с великими создателями — архитектором А. Щусевым, скульптором С. Коненковым и своим учителем художником М. Нестеровым. Здесь он и познакомился с воспитанницей обители Прасковьей; впоследствии вместе они прожили счастливую жизнь. Я был одним из немногих, кто не только видел, но и держал в руках бесценные иконы из его уникальной коллекции, видел фрагменты и наброски к его несбывшейся мечте — картине «Уходящая Русь» — и даже непроизвольно прикоснулся к рукам слепых, настолько они были притягательными и зрячими. А черные складки одежды священников! Они казались настоящими, мягкими и объемными. Я видел — как самый большой укор всем — натянутый огромный холст, за который всю жизнь боролся художник, но когда получил его, силы покинули гения и холст остался пустым.

Но другие произведения говорят о величии таланта Павла Корина. Я обещал Прасковье Тихоновне написать об этом эпизоде — встрече маленького мальчика с прославленным художником и о «святых камешках» из Храма Христа Спасителя. Вот и представился случай.

Колокола Самгиных

В 1783 году купец 1-й гильдии Афанасий Никитич Самгин оставляет свое дело и средства сыну Николаю, который был увлечен промышленными нововведениями и в них видел свое будущее. Николай Афанасьевич основывает в Москве небольшой колокололитейный завод. В 1813 году на заводе работали 55 мастеров и рабочих, действовали две плавильные печи. Заказов поступало очень много. Москва была разграблена и сожжена. Первое, за что взялись москвичи, было восстановление храмов и монастырей, а они оживают только под колокольный звон.

Начинали с отливки малых и средних колоколов, а когда пришли мастерство и известность, взялись и за большие. Первым был колокол для знаменитого Новоспасского монастыря, в котором находится усыпальница Романовых. Все закончилось удачно. Этот гигант весом более восьмисот пудов издавал удивительно мелодичный звук.

Архимандрит Филарет, будущий митрополит Московский, благодарил владельца завода:

«Милостивый Государь Николай Афанасьевич! Получив из вверенного мне Новоспасского монастыря уведомление о благополучном перелитии тамошнего большого колокола и предписав удовлетворить Вашего поверенного по предоставленному им счету, долгом справедливости поставляю именем обители возблагодарить Вас, государь мой, как вообще за дело искусства, так и в особенности за дело христианского благорасположения, с которым Вы, дабы изгладить память прежнего перелития, коего плод был недолговременным, свободно приняли на себя наибольшую часть издержек нового перелития. Обитель и каждый истинно ей принадлежащий с признательностью будут воспоминать Ваше усердие и, воспоминая, молить Господа о ниспослании свыше на Вас и дом Ваш и дела Ваши благословления временного и вечного.

Для меня особенно утешительно, что имею случай изъяснить Вам сии чувствования.

Ваш покорнейший слуга и богомолец Новоспасский архимандрит Филарет.

Апреля 26-го дня 1817 года».

А на самом колоколе были отлиты следующие слова:

«На сие служение Триипостасному Богу посвящен сей колокол в Новоспасский монастырь в 1652 году Государем Царем Алексеем Михайловичем. Потом по повреждению онаго в 1707 году по повелению Государя Императора Петра Первого перелит с уменьшением веса. В 1812 году при нашествии Наполеона, императора французов, с двадесятью союзными с ними племенами, от запаления сими злобными врагами всего монастыря и колокольни, с места своего упал и разбился. В 1816 году, в благочестивое царствование Государя Императора Александра Первого по благословению Святейшего Синода попечением того монастыря настоятеля Архимандрита Филарета, наместника иеромонаха Никодима, казначея иеромонаха Паисия и на иждивение того же монастыря бывшего казначея иеромонаха Поликарпа и доброхотных дателей, усердием и трудами колокольного заводчика московского первой гильдии купца Николая Афанасьевича Самгина паки перелит и на прежнее служение свое поставлен октября 30 дня 1816 года. Весу в нем 827 пудов. Лил мастер Григорий Астраханцев».

В этой надписи — вся история колокола со дня его рождения.

Когда заканчивался XIX век, завод Самгина выпустил рекламный проспект с рассказом о заводе и его достижениях. К тому времени только в Москве почти в семидесяти монастырях и церквях звонили колокола, отлитые на этом заводе. И по всей России звучали колокола Самгиных — и в маленьких деревенских церквях, и в соборах монастырей, и в городских храмах.

Завод Самгиных в 1827 году отлил для Юрьева монастыря под Новгородом целый набор из двадцати колоколов. Все они (от 22 фунтов до 532 пудов) были подобраны по звучанию и представляли собой единый гармоничный ансамбль. Настоятель монастыря архимандрит Фотий дал им собственные имена в честь прославленных людей, сыгравших историческую роль в судьбе обители, а также в честь ее небесных покровителей. И зазвонили на древней новгородской земле «Великий князь Ярослав», «Великий князь Всеволод», «Святой Феоктист архиепископ», «Игумен Кириак».

Когда строили храм во имя Христа Спасителя по проекту архитектора Р. Р. Марфельда в русско-византийском стиле и часовню на месте крушения царского поезда под Харьковом (в 1888 году), вновь обратились к Самгиным.

А история эта была удивительна. В серьезной железнодорожной катастрофе никто из членов царской семьи не пострадал.

Поезд шел из Ялты в Москву. Комиссия с участием известного юриста А. Ф. Кони, расследовавшая происшествие, пришла к выводу, что вагоны прицепили к двум сцепленным мощным паровозам, рассчитанным тянуть тяжелейшие товарные составы. Пассажирские вагоны для них оказались слишком легкими, и они, развив запредельную (разрешенную на этом участке) скорость, раскачались, выбили рельс из-под колес и утянули пятнадцать вагонов под откос. Под обломками состава тогда погибли двадцать один человек, ранены были пятьдесят восемь. В поезде находился и наследник престола цесаревич Николай. Поистине, только Промыслом Божиим, явленным Им чудом можно было объяснить спасение царской фамилии.

Вскоре у места крушения был устроен скит, названный Спасо-Святогорским. Позже недалеко от насыпи построен величественный Храм Христа Спасителя Преславного Преображения, а на том месте, где из-под обломков вагона вышла невредимая императорская семья, создали пещерную часовню. И торжественно зазвонили прекрасные «самгинские» колокола.

Заказы поступали со всего света. В Австрии, Болгарии, Германии, Турции, в православных храмах Европы, на Ближнем Востоке, в Малой Азии, Африке и Америке — всюду, где ценили чистый звук и мелодичность, можно было услышать колокола завода Самгиных.

В перечне заслуженных наград завода Самгиных есть самые престижные: золотые — Всероссийской промышленной художественной выставки и выставки в Париже; серебряные — в Лондоне и Неаполе; бронзовая — в Чикаго.

Колокололитейный завод Оловянишниковых в Ярославле

В XVIII веке получили широкую известность колокола, отливаемые в Ярославской губернии. Общепризнано, что первым был основан колокололитейный завод Д. М. Затрапезнова, сына известного фабриканта, купца Гостиной гильдии, владельца «Ярославской мануфактуры Максима Затрапезнова». Литейное производство было налажено в 1736 году; об этом мы узнаём из «Перечня фабрик и заводов» (СПб., 1897), но неизвестно, когда и почему оно прекратило свое существование. А вот колокола сохранились, и на них можно прочитать послания.

На колоколе из Соборной колокольни:

«1754 году ноября в 5 день вылит сей колокол в граде Ярославле к соборной церкви Успения Пресвятыя Богородицы при державе благочестивейшия и самодержавнейшия великия государыни нашея императрицы Елизаветы Петровны всея России и при наследнике Ея внуке Петра Перваго благоверном государе великом князе Петре Феодоровиче и при супруге его благоверной государыне великой княгине Екатерине Алексеевне и благоверном государе великом князе Павле Петровиче благословением С. П. С. Ч. преосвященнаго Арсения митрополита Ростовскаго и Ярославскаго тщанием Ярославской мануфактуры содержателя Дмитрия Максимовича и сына его Ивана Затрапезновых. Весу в нем 700 пудов. Лил мастер московский первой гильдии купец Константин Слизов».

И второй колокол — для церкви Николы Мокрого — был отлит в тот же день:

«1754 году ноября в 5 день вылит сей колокол в граде Ярославле на фабрике Ярославской полотняной и других мануфактур содержателя Дмитрия Затрапезнова. Весу в нем 40 пудов. Лил мастер Константин Михайлович Слизов».

Эти сведения приведены в книге Н. И. Оловянишникова «История колоколов и колокололитейное искусство» (М., 1912). То, что в один день были отлиты два колокола, позволяет сделать вывод, что производство было хорошо налажено, здесь могли отливать колокола такого огромного веса (700 пудов); а то, что они способны были служить более ста пятидесяти лет, говорит об их отменном качестве.

Первый колокол на Ярославском колокололитейном заводе Григория Оловянишникова был отлит 15 июня 1766 года (во время правления императрицы Екатерины II) для Спасо-Яковлевского монастыря в Ростове Великом. Вес его — 163 пуда. Это время и принято считать началом завода. Однако едва ли столь крупный колокол был самым первым изделием — колокололитейное дело весьма сложное, и по всей видимости, сначала «тренировались», налаживая производство, на более «скромных» колоколах.

Завод возвели около Спасского монастыря, но уже скоро он так разросся, что ему перестало хватать территории. Да и центр города страдал от шума, дыма его печей, поэтому производство перевели на городскую окраину к Оборонительному городскому валу. Но и там завод не задержался — городское строительство шло такими темпами, что и оттуда его попросили, предоставив недалеко пустырь, на котором он вполне мог развернуть свою деятельность. Плавильных печей теперь было построено четыре, возведен целый комплекс производственных цехов, складских помещений. Завод резко увеличил ассортимент, количество и улучшил качество своей продукции. На этом месте он просуществовал до закрытия — до 1917 года.

Завод Товарищества Оловянишниковых славился по всей России. Его колокола звонили в храмах и монастырях губернских городов, в городах, селах, деревнях центра, юга, севера и Дальнего Востока.

Завод всегда отвечал за качество своей продукции и очень внимательно относился к заказчику, предоставляя ему дополнительные услуги по поднятию колоколов на колокольни. Вот что говорится в заводской рекламе:

«Колокололитейный завод товарищества "П. И. Оловянишникова с сыновьями" в Ярославле принимает заказы на отливку колоколов до 2000 пудов включительно. Для подъема на колокольню купленных или заказанных колоколов от 100-пудового веса и выше завод посылает мастера, канаты и блоки бесплатно. Для поднятия колоколов менее 100-пудового веса мастер посылается с платой 3 руб. в сутки. Срок исполнения заказов со дня получения 6–8 недель. Провоз за счет заказчиков, упаковка за счет магазина».

Их полюбили за благозвучность и мелодичность. Особо знамениты были оловянишниковские Большие колокола — они издают мощные, стройные, громкие и одновременно необычайно чистые звуки, а еще они удивительно красиво украшались. Внешние колокольные поверхности были с богатым орнаментом, рисунки разнообразны и привлекательны, это тоже нравилось заказчикам, ведь каждый колокол представлял собой единственное в своем роде произведение колокололитейного искусства.

Владеть колоколами Оловянишникова стало престижно, особенно когда пошли заказы на них для придворных церквей, и не только в России, но и из зарубежья.

Из книги Н. И. Оловянишникова узнаём: «Высочайшие особы, прибывая в Ярославль, всегда посещали колокололитейный завод Товарищества Оловянишникова. Так, в 1823 году 24 августа завод посетил император Александр Павлович; в 1831 г. 13 ноября — принц Петр Георгиевич Ольденбургский; в 1834 г. 7 октября и 1841 году 11 мая — император Николай Павлович; в 1837 г. 10 мая — государь цесаревич, великий князь Александр Николаевич; в 1850 г. 7 августа — великие князья Николай Николаевич и Михаил Николаевич; в 1858 г. 15 января — император Александр II, а в 1868 г. 14 мая — великий князь Алексей Александрович».

Самое удивительное — завод всегда был доступен для посещения любому желающему, а ярославские путеводители настойчиво рекомендовали приезжим заранее поинтересоваться временем плавки, чтобы не пропустить столь захватывающего зрелища.

Со второй половины XIX столетия продукция завода активно выставляется на Всероссийских и Международных выставках. В 1889 году сразу две международные награды — серебряная медаль в Новом Орлеане и золотая — в Париже. В 1893 году колокола завода удостоены серебряной медали на промышленной выставке в Чикаго. С 1886 года литое изображение Государственного герба России украшает все колокола завода — это высшая награда страны получена на Московской Всероссийской выставке и подтверждена через десять лет на Нижегородской Всероссийской выставке 1896 года.

В начале 80-х годов XIX века завод стал поставлять свою продукцию и в виде наборов колоколов определенного тона; по камертону подбирались целые ансамбли из двадцати-тридцати колоколов. Настоящую сенсацию произвели на Всемирной выставке в Париже в 1889 году двадцать два колокола завода, звон которых составил две октавы. Но особо привлекало посетителей выставки то, что каждый владеющий нотной грамотой мог свободно «поиграть» на русских колоколах с помощью специально устроенных клавишей.

Предприятие постоянно расширялось, и об этом ярче всего говорят сухие цифры. В 1861 году на заводе было 20 рабочих, сумма выработки продукции — 47 600 рублей; в 1912-м — 50 рабочих, сумма выработки — 258 тысяч рублей; в 1915-м —50 рабочих, сумма выработки — 320 тысяч рублей.

В 1913 году Оловянишниковы получают особо почетный заказ. В Северной столице возводился храм-памятник 300-летию царствующего Дома Романовых. В Ярославль поступил заказ сделать ансамбль колоколов для храма. Точное количество изготовленных колоколов неизвестно, но установлено, что каждый колокол был посвящен одному из членов царской династии. На колоколах — литые барельефы в виде медальона с портретом. С противоположной стороны — изображение герба Дома Романовых. На всех колоколах — единый декоративный орнамент на оплечье и по краю юбки.

В конце XIX — начале XX века завод достиг наивысшего расцвета благодаря высочайшей квалификации и таланту своих колокололитейщиков и всех, кто принимал участие в подготовке форм, разработке рисунков оформления и их воплощении в натуре. С 1868 года главным мастером на заводе был Игнатий Веревкин, который передал в 1905 году весь свой опыт и профессиональные тайны сыну Ивану Веревкину.

И все же прежде всего надо отметить огромный вклад нескольких поколений семьи Оловянишниковых в становление и организацию колокололитейного производства в Ярославле, да и вообще в России. Своеобразным «обобщением опыта» династии явилась книга Николая Ивановича Оловянишникова «История колоколов и колокололитейное искусство», выпущенная в 1906 году и переизданная с дополнениями в 1912 году.

Н. И. Оловянишников родился 12 октября 1875 года в семье Ивана Порфирьевича Оловянишникова — ярославского 1-й гильдии купеческого сына, владельца одного из лучших колокололитейных заводов России. По окончании императорского Высшего инженерно-технического училища (в настоящее время имени Н. Э. Баумана) он получил звание инженера-технолога и продолжил образование в Германии. Еще студентом он увлекся изучением особенностей технологии литья из бронзы и технологиями литья больших колоколов. Одновременно он собирал материалы по истории колоколов (отечественных и зарубежных), их месте в мифологии и фольклоре, в русской культуре.

Все собранные материалы и стали основой для написания энциклопедии «История колоколов и колокололитейное искусство».

С 1901 года семнадцать лет (за исключением службы в армии во время Русско-японской войны) работал Николай Иванович в семейной фирме, и большую часть директором. При нем завод окреп, отстроился, стал применять новейшие технологии в производстве.

Н. И. Оловянишников увлекался также архитектурой и искусством. В его доме была прекрасная коллекция гравюр, живописи и огромная библиотека. Пользуясь своими связями в мире литературы и искусства, он приглашал в Ярославль на концерты и встречи известных артистов, певцов, писателей.

Еще одна сфера его деятельности — благотворительность: он щедро помогал нуждающимся учащимся ярославских учебных заведений. Впрочем, это тоже продолжение семейных традиций: щедрые вклады от семьи Оловянишниковых постоянно поступали на благоустройство города и в ярославские храмы. В 1866 году «заботливостью и коштом» Порфирия Ивановича Оловянишникова возведена трехпролетная звонница при церкви Святого Власия, а для нее отлит ансамбль колоколов, в котором басовый колокол превосходил по весу любой из ярославских колоколов — 1008 пудов.

Судьба Николая Ивановича сложилась трагично, и о последнем периоде его жизни практически ничего не известно. Вот что написал в биографическом очерке его внук Н. Е. Прянишников, ставший хранителем истории и традиций замечательной ярославской семьи Оловянишниковых.

«Ссылаясь на воспоминания И. К. Хохлова, в книге по истории Волкушинского завода приводятся сведения о смерти Николая Ивановича при переходе границы. Из семейных преданий известно, что после разгрома Ярославского восстания, когда начались жестокие репрессии в городе и расстреливали офицеров и состоятельных горожан (а Николай Иванович относился и к тем, и к другим, да к тому же был гласным городской Думы), он сумел вернуться в Москву, откуда был послан дирекцией фирмы в харьковский филиал (Харьков в то время находился в составе независимой Украины, однако о границе можно говорить с известной натяжкой, скорее, это была линия фронта). Впрочем, подробные обстоятельства смерти Николая Ивановича так и не выяснены. Известно только, что это был 1918 год».

Сестра Николая Ивановича, Мария Ивановна, была замужем за известным поэтом Юрисом Балтрушайтисом. Строки его стихотворения звучат как реквием делу колокольной династии Оловянишниковых: