Повседневная жизнь в замках Луары в эпоху Возрождения

Роман замков

Эпоха Возрождения… Эти слова рождают в нас массу понятий и ассоциаций. Неминуемо представляешь себе, как после долгого сна Средневековья человечество внезапно проснулось и, подняв из мрака забвения наследие античности, обрело новую, высокую культуру, плодами которой мы пользуемся и поныне. В нашем представлении Возрождение навсегда слилось с феноменом Италии XIV–XVI веков, где от великого Джотто до гения Леонардо, Рафаэля и Микеланджело благотворный взрыв обновления получил свои наиболее совершенные и законченные формы. Но вот что кажется странным: в России (да и не только в России) всегда бытовала и бытует не итальянская форма понятия Возрождения — «Ринашименто», а ее французский эквивалент — «Ренессанс». Впрочем, если вдуматься, объяснить это несложно. Начавшись в Италии, процесс обновления культуры и искусства охватил затем регионы, расположенные к северу, и это так называемое Северное Возрождение именно во Франции обрело ту яркую и своеобразную форму, с которой позднее познакомились и страны Восточной Европы. Как бы то ни было, французское Возрождение, которому в значительной мере посвящена предлагаемая книга, представляет уникальное явление, всегда вызывавшее интерес у специалистов — литераторов, искусствоведов, архитекторов, художников, а равно и у рядовых читателей и зрителей. Между тем нельзя не заметить, что в отличие от классического, итальянского Возрождения термин «Северное Возрождение» (под который подпадает и французская культура конца XV–XVI века) носит несколько условный характер. Если в Италии новые культура и искусство создавались в значительной мере на основе «возрождения» интереса к традициям античности, то в таких странах Западной Европы, как Нидерланды, Германия или Франция, подобных традиций, а равно и памятников античности не было или почти не было, и, следовательно, «возрождаться» вроде бы было и нечему. Тем не менее процесс этот в своей основе все же оставался единым, ибо под «возрождением» в широком смысле слова принято понимать прежде всего полное обновление западно-европейской культуры в эпоху гуманизма за счет преодоления феодально-готического мышления и создания новых форм, отвечающих новым тенденциям в развитии общества.

Впрочем, французское Возрождение, хотя и входит в общую категорию Северного Возрождения, имеет ряд характерных, только ему присущих особенностей, не установив которые, невозможно выяснить его суть.

Прежде всего, хотя французский Ренессанс имел собственную основу, явным возбудителем и двигателем его оказалось влияние именно Италии. И это видно уже из персоналий отцов французского Возрождения, которыми сплошь оказались иноземные мастера, в первую очередь — Леонардо, Челлини, Россо, Приматиччо. Не случайно знаменитая «Первая школа Фонтенбло» была представлена почти исключительно итальянскими живописцами, а первые чисто французские художники Ренессанса оказались сплошь их подражателями, и лишь к концу века появился великий национальный портретист — Франсуа Клуэ. Для сравнения заметим, что в Нидерландах или Германии XVI века ничего подобного не было: там, хотя и просматривается итальянское влияние, в целом тон задавали национальные мастера — братья Ван Эйки, Рогир, Мемлинг, Брейгель, Дюрер, Кранах, Гольбейн.

Второе, не менее ощутимое отличие французского Возрождения состоит в его более поверхностном, а зачастую и чисто внешнем проявлении ренессансных черт. Во французском искусстве XVI века никогда не было той эмоциональной напряженности, которая характерна для творчества Босха, Брейгеля, Тильмана Рименшнейдера или Нитарда. Это, впрочем, и понятно, поскольку во Франции в силу сложившихся условий Возрождение (в отличие от Нидерландов или Германии) обслуживало в первую очередь двор абсолютного монарха и вышло не из толщи народных эмоций, а явилось воплощением прихотей короля и его фаворитов.

И наконец, еще одна особенность, которая в какой-то мере объясняет некоторую ущербность французского Возрождения по сравнению с его северо-восточными соседями. Если в Нидерландах и Германии (как, впрочем, и в Италии) Возрождение достигло высшего блеска в сфере живописи, то для Франции главной ареной деятельности мастеров новой формации неизменно оставалась архитектура. Именно здесь в наибольшей степени проявили себя самобытность французского искусства, его связь с национальными традициями и немеркнущее великолепие. И в этом тоже нет ничего удивительного, поскольку именно архитектура была той ветвью искусства, которая оформляла величие абсолютной монархии и ради этого могла пользоваться теми колоссальными средствами, которые щедро отпускал король для своих повседневных удовольствий, а равно и для своего прославления в глазах подданных и среди зарубежных соперников.

Именно архитектура Франции конца XV–XVI века дает полную возможность проследить развитие ренессансного искусства и его особенности в этой стране.

Готическую архитектуру недаром называют «французским искусством»: Франция показала блестящие образцы готики XII–XIII веков, а ее готический храм и готический замок стали объектами подражания для остальной средневековой Европы.

…Когда проезжаешь вдоль средней Луары по земле, которая и сегодня величается «страной замков», временами кажется, будто попал в сказку времен своего детства: именно в детской книжке ты некогда с таким восхищением рассматривал башни и башенки с высокими остроконечными кровлями и машикулями, причудливые зубчатые стены, окна-бойницы, ворота с подъемными мостами… Не слишком мудрствующий турист наверняка с восторгом бы воскликнул: «Вот он, средневековый замок-крепость, настоящий рыцарский замок!» В действительности же большинство этих замков никакого отношения к феодальному замку-крепости не имеет, а их причудливая фортификация носит чисто декоративный характер. Когда эпоха Возрождения начиналась, когда ушли в прошлое феодальные войны, прежние феодалы стали превращаться в богатых вельмож. Старым тесным замкам-крепостям они предпочли обширные дворцы, отделанные лучшими мастерами и художниками. Зато в своем декоре дворцы эти должны были сохранить воспоминание о славном прошлом — отсюда их феодальные излишества. В результате появился замок-дворец, сменивший замок-крепость. Но… для ясного понимания картины нам придется совершить небольшой экскурс в другую страну.

Казалось бы, именно на родине Возрождения, в Северной и Средней Италии должен был появиться наиболее типичный ренессансный замок. Но Италия не знала готики, да и феодалы в этом регионе были иными, а во Флоренции — цитадели Возрождения — они давно превратились в изгоев: там господствовали не рыцари, а богатейшие купцы и банкиры. И дома они строили на свой лад: особой роскошью отличался интерьер, зато снаружи любой дворец, будь то палаццо Медичи-Риккарди, Строцци или Ручелаи, был очень простым (далеко не сказочным!) зданием, прямоугольным, составленным из рустованного камня, почти лишенным украшений; прообразом такой архитектуры служил грубоватый дворец Барджелло, административный центр старой Флоренции. В этом проявилась специфика социальной жизни города: там кипела внутренняя борьба, и если в других государствах Запада область боролась с областью, то во Флоренции — улица с улицей, и дворцы богачей, возглавлявших враждующие партии, должны были ограждать себя кажущейся невзрачностью, а также мощными стенами, крохотными окнами-бойницами и массивными приземистыми входными дверьми.

Другое дело — Франция. Она прошла период блестящей готики («французского стиля»), и Ренессанс в ней мог наслоиться только на эту основу — отсюда «сказочность» французских ренессансных замков. Поэтому-то влияние Возрождения здесь преломилось на свой лад, дав самобытные и уникальные результаты. Но — все по порядку.

В конце XV века феодализм уступает место централизации, объединение Франции, прерванное Столетней войной и династическими неурядицами, наконец завершается. Сокрушив с помощью хитрых интриг своего главного соперника, герцога Бургундского Карла Смелого, Людовик XI, этот, по выражению современников, «всемирный паук», расправился с другими крупными феодалами и заложил фундамент абсолютной монархии. Несмотря на то, что в руках его сконцентрировались колоссальные ресурсы, сам он жил скромно, не «бросая денег на ветер», и его прославленный Плесси-ле-Тур, где Людовик провел последние годы жизни, это не только не дворец, но и не «сказочный» замок, а скорее добротный двухэтажный дом с витой башенной лестницей и высокой готической кровлей, укрепленный наружными стенами и рвом. Однако при ближайших преемниках этого короля положение резко меняется. В 1494 году начались затянувшиеся более чем на полстолетия Итальянские войны, в которых участвовали один за другим четыре французских короля — Карл VIII, Людовик XII, Франциск I и Генрих II — и которые, не дав этим королям больших политических выгод, свелись в основном к разграблению Северной и Средней Италии. Но не только потоки золота и драгоценностей хлынули в королевскую казну Франции. Войны привели к близкому знакомству с высокой культурой итальянского Возрождения, и культура эта внешними своими формами пленила французских монархов, одновременно придав своеобразную окраску начавшемуся в это же время подъему национальной французской литературы и искусства. К богатому французскому двору потянулись художники, ваятели, архитекторы из Италии, отменно принимаемые и щедро вознаграждаемые. И разумеется, в этих условиях феодальный замок быстро стал терять свои привычные формы, приобретая совершенно новые черты. Прежде всего это коснулось главных королевских резиденций — замков Блуа, Фонтенбло и Шамбора; о них мы и расскажем, ибо произошедшие с ними изменения наиболее показательны.

Замок Блуа своей древнейшей историей восходит к VIII–X векам, когда в нем обитали непокорные феодалы, графы Блуа и Шампани. Естественно, от той далекой поры в конструкции замка ничего не сохранилось; его наиболее архаичная, типично готическая часть, которую сберегло время, относится к середине XII века. Но свой характерный облик замок стал принимать с начала Итальянских войн, когда в 1498–1503 годах было построено «крыло Людовика XII». Этот первый этап в создании нового комплекса имел еще много характерных черт, идущих от феодальной эпохи: асимметрию плана, плоскостность фасада, высокую готическую кровлю. Но в нем уже явно обозначились и новые, ренессансные признаки, такие, как большая пропорциональность форм, отказ от «вертикализма» всей постройки, значительное число скульптурных украшений реалистического характера. Количество этих признаков значительно умножилось в «корпусе Франциска I» (построен в 1515–1524 годах), наружный фасад которого своими лоджиями, нишами и арками вполне отчетливо выражает идеи французского Возрождения.

Примерно такой же путь проделал и королевский замок-дворец Фонтенбло, мимо которого по вполне понятной причине (это не замок Луары!) прошел автор предлагаемой книги. В XII веке маленький охотничий павильон королей Людовика VI и Людовика VII, Фонтенбло принял вид феодального замка с тех пор, как Людовик Святой в середине XIII века отстроил в нем массивный донжон. В дальнейшем замок стал местом жительства многих королей из династий Капетингов и Валуа: в нем родился и умер Филипп Красивый, в нем подолгу проживали Иоанн Добрый и Карл VI. Но подлинным создателем дворца Фонтенбло стал Франциск I, который в 1528 году начал его радикальную перестройку. Стремясь сделать дворец красивым и престижным, этот король не жалел средств и для декорирования Фонтенбло пригласил таких мастеров, как Приматиччо и Россо, прекрасно справившихся с поставленной задачей и создавших один из очаровательнейших ансамблей XVI века. Начиная с этого времени Фонтенбло постепенно утрачивает остатки феодальных черт и превращается в яркий памятник французского Возрождения. Работы, начатые Франциском I, были продолжены при Генрихе II, Екатерине Медичи и Карле IX, но не остановились и позднее, и замок-дворец расширялся и модернизировался на протяжении столетий.

Но, пожалуй, особый интерес в этом отношении представляет другая ренессансная резиденция французских монархов, замок Шамбор, расположенный в 16 километрах от Блуа. В отличие от Блуа или Фонтенбло, Шамбор не имел древней основы и строился от начала до конца в эпоху Возрождения[1]. Тем более интересно, что, начав строительство в 1519 году, когда в Блуа было уже отстроено «крыло Людовика XII», несущее в себе явные ренессансные черты, Франциск I начал с типичной феодальной основы. Действительно, план замка (хотя и существует версия, что подсказал его итальянец Доменико да Кортона[2]), был вполне традиционен и напоминал план Венсена, построенного в XIV веке. Композиционной основой Шамбора стал гигантский квадратный донжон с круглыми башнями по углам. Хотя замок и не был предназначен для обороны, вокруг донжона был вырыт глубокий ров, через который перебрасывался подъемный мост (это в постройке XVI века!). Типичным для Средневековья было и прямоугольное ограждение стен, с двумя башнями у входа в замок. Впрочем, на этом сходство с минувшей эпохой и кончалось. Далее шло богатое и пышное Возрождение. Три этажа донжона были причудливо декорированы на итальянский манер. Большие вытянутые окна рассекали поверхность стен. Архитекторы отказались от таких элементов Средневековья, как дозорная галерея, машикули, бойницы. Совершенно новым для французской архитектуры был принцип соединения донжона с угловыми башнями посредством перемычек на мощных аркадах. Особую нарядность замку придавала терраса, завершавшая композицию донжона: бесчисленные шпили, каминные трубы, башенки, изысканно украшенные фронтоны образовывали как бы игрушечный городок на крыше. Все это было щедро приправлено лепкой: изображения сирен, саламандр, львов, сатиров, драконов пестрели повсюду. Замок производил настолько необычное впечатление, что в годы Великой французской революции вышел указ о необходимости разрушения этой «ненормальной груды камней» ради постройки «домов для санкюлотов». К счастью, решение не было выполнено.

Мы сочли возможным остановиться на этих трех постройках, каждая из которых типична и в то же время своеобразна, а все вместе они наглядно иллюстрируют мысль, высказанную выше. Можно было бы еще много рассказать о французских замках и сочетании в них феодально-готических и ренессансных элементов. Но предоставим слово автору книги, глубокому знатоку и блестящему рассказчику.

Имя Ивана Клуласа широко известно во Франции. Доктор исторических наук, архивист-палеограф, главный хранитель Национальных архивов, член Французской школы в Риме и Дома Веласкеса в Мадриде, лауреат Большой парижской премии 1982 года, И. Клулас — автор многих исследований, публикаций, научных и научно-популярных трудов по проблемам эпохи Возрождения, среди которых особенно читаемы художественные биографии Лоренцо Великолепного и Екатерины Медичи.

Книга о замках Луары занимает особое место в творчестве писателя. Это историческое (лучше даже сказать, историко-бытовое) повествование, написанное в необычном ракурсе: автор повествует об истории Франции (точнее, истории восьми ее королей) эпохи Возрождения через историю их резиденций, замков Луары. Впрочем, конструкцию можно перевернуть, и это будет тоже верно: Клулас посвящает читателя в историю замков Луары через коллизии их державных хозяев — французских монархов конца XV–XVI веков. Собрав и сгруппировав обширнейший и разнообразный материал, связанный с повседневной жизнью обитателей замков, И. Клулас показал их привычные занятия, нравы, обычаи, взаимоотношения, праздники и обряды. При этом любознательный читатель найдет в книге такие подробности и детали, каких не разыскать ни в одной энциклопедии. Он узнает, например, сколько «мохнатых» ковров было в Амбуазском замке, какие туалеты носил герцог Анжуйский, каковы были доходы Дианы де Пуатье, как праздновали в Шенонсо прибытие Франциска II и что за блюда подавали Екатерине Медичи в Страстную пятницу 9 апреля 1563 года. Все эти частности, однако, не заслоняют главного: логики повествования и заложенной в нем идеи. И. Клулас очень точно и обоснованно разбивает свой труд на три части, первая из которых — заря ренессансных замков, вторая — пышный расцвет и третья — неизбежный упадок и угасание, совпадающие с угасанием их властителей, последних представителей выродившейся династии Валуа. Бытовое и эпическое повествование в книге удачно чередуется с ярко описанными драматическими ситуациями, такими, как Амбуазский заговор или убийство герцога Гиза. В результате перед нашим взором проходит внушительная и замечательная по своей цельности эпопея: подлинная история, которая читается как роман, или роман, в котором нет ни капли вымысла. Когда-то К. Керам назвал свою книгу о древностях «Роман археологии»; думается, книгу И. Клуласа с неменьшим основанием можно назвать «Роман замков».

Русское издание книги снабжено иллюстрациями, представляющими облик главных описанных автором замков и их владетелей. Учитывая сложность авторского текста, читатель найдет в книге обширные комментарии, сделанные в основном Л. Кайсаровой и относящиеся в первую очередь к элементам архитектуры и костюма.

А. Левандовский