Райннон просидел на веранде до полуночи. Его угнетала низкая крыша над головой и внезапное осознание незначительности той жизни, которую он вел. Он боялся необходимости вернуться в маленькую, темную, жаркую комнату, где он спал. Отсюда, с веранды, ему хоть открывалось небо, усыпанное далекими и холодными звездами. Там, на Маунт-Лорел, они казались совсем близкими и светили как лица друзей.
Он не слишком жалел эту девушку. Несмотря на все переживания, она все-таки жила. Он тоже жил – раньше. Его душа и руки были заняты. Теперь руки тоже заняты, но не душа.
Там, на далекой горе, роскошно выписанной на фоне божественных огоньков… да, там он мог, так сказать, коснуться орлов руками. Здесь он потерял себя в земле. Он стал растением, которое сажают в определенное место, и оно растет, не имея возможности сдвинуться с этого места. Как унизительна такая жизнь – словно у растения или животного за оградой.
Мысли Райннона яростно метались, но постоянно наталкивались на препятствие – так тигр ходит по клетке, не в силах пробиться через металлические прутья. Утром приедет шериф. Райннон вернет ему ферму и уедет обратно в горы!
Приняв решение, он почувствовал себя легче, лег и сладко проспал, пока его не разбудила пила Ричардса, вгрызавшаяся в твердое дерево за домом. Райннон встал, оделся и приготовил завтрак на двоих. Они едва закончили есть, когда, задумчиво насвистывая, появился Каредек и прислонился к косяку задней двери.
– Ты был чем-то занят, Оуэн? – спросил Райннон.
– Был и нашел себе человека, Джон Гвинн, – ответил шериф.
Ричардс встал и вышел через заднее крыльцо. Он задержался там, наверное, чтобы скрутить сигарету. Но шериф ткнул большим пальцем за плечо и кивнул в сторону Ричардса.
Затем продолжил:
– Я нашел себе очень дорогого человека, сынок.
– Для фермы? Мне не нужен еще один, – сказал Райннон. – Если только…