Поющие револьверы

Глава 7

Больше всего на свете Райннон любил благородную голову, широкую грудь и вытянутые мускулистые руки Маунт-Лорел. Но когда он уставал, то вспоминал длинные зимние ночи, ветер и лед, который покрывал скалы, превращая их в стекло. До рассвета он работал при свете лампы; солнцем пользовался словно драгоценной свечой; а вечерами опять зажигал лампу.

Каждый вечер пламя в наковальне отбрасывало розоватые отблески в сгущающуюся темноту. Каждую ночь в доме или амбаре звенел молот.

Вот так порванная упряжь превратилась в крепкую, пригодную к использованию сбрую; жало плуга после ковки и перековки стало острым; изгородь с достоинством выпрямилась; полуразвалившаяся коляска встала на рессоры и заблестела новой краской; высокая, спутанная трава в саду упала под косой. А потом по земле прошлась борона и превратила комья в мягкую, густую, влажную почву. Серп подровнял траву во дворе. Землю напитал влагой разлив, и начал подниматься урожай.

Позади заднего двора грудились развалины ветряной мельницы. Райннон ее отремонтировал. Починил и установил колесо. Теперь с уверенным постукиванием оно вращалось днем и ночью.

За домом земля слегка поднималась. На вершине подъема лежала естественная выемка. Вокруг нее Райннон возвел крепкую стену, внутреннюю сторону которой укрепил глиной, а внешнюю завалил землей. Ограждение росло фут за футом, пока не достигло высоты фута в четыре. В этот резервуар он подвел избыток воды, которую качала ветряная мельница, а от него провел слив на восточное пастбище, предварительно выровняв его. Эннен залил водой пастбище как раз вовремя, чтобы посеять кормовые травы.

Работа шла быстро. В руках Райннона жила сила двух крепких мужчин. Сердце его горело нетерпением, которое приходит, когда человек теряет много времени. Маленькую ферму захлестывала его жажда деятельности, накопленная за семь лет. К тому же он постоянно подгонял себя.

Шериф наезжал раз или два в неделю и помогал укладывать самые тяжелые бревна. Однажды он приехал разгоряченный и злой, но перед ним бежали три коровы.

– Вместо того чтобы продать траву, я скормлю ее коровам, – неделей раньше обронил Райннон.

Так он добавил к своим обязанностям доение и кормление коров, а также приготовление масла, которое Каредек забирал в город и продавал.

У Эннена появились первые заработанные деньги. Небольшие деньги, но для Райннона они были дороже алмазов.

Он выровнял второе пастбище – все, кроме узкой полосы, – и залил его водой, чтобы на следующий год распахать и засеять под зерно.

И вот маленькая ферма зазеленела, став похожей, даже на этой плодородной земле, на прекрасный изумруд в обрамлении зеленого стеклянного бисера. Он работал с жаром и ожесточением, предвкушая будущее, когда его превосходное поместье станет еще великолепней.

Он позволял себе отдыхать два раза в день. Первый раз – после ужина, когда он сидел, остывая от горячки работы и выкуривая одну сигарету за другой, и смотрел, как сгущаются сумерки; во второй раз он валился на постель и засыпал, как матрос после тяжелой вахты.

У него оставалось только полчаса отрады и ничегонеделания после ужина, в течение которых, позволив себе отвлечься от насущных дел, он сидел на веранде, расслабив усталые мышцы. В это время Райннон любил смотреть на Маунт-Лорел, поскольку даже в полутьме ясно ее видел, и, когда на равнины опускались сумерки, гора все еще неясно светилась. Он так хорошо ее знал, что мог описать каждый гранитный выступ, каждую затененную трещину. То, что с этого расстояния казалось небольшой впадиной, на самом деле было ложбиной с зазубренными стенами, заросшими могучими деревьями, а глубокая царапина на склоне гиганта – огромным ущельем, продуваемым могучими ветрами. И когда он сидел в тишине веранды и смотрел на древнюю громаду горы, он чувствовал спокойствие и некую расслабленность, а потому испытывал удовольствие от своего труда!

Теперь он знал боль изнурительной, монотонной работы, боль постоянных усилий. Там, в горах, властвовала зима, которая пожирала силы, как голодный волк. Но он имел свободу, как у волка, – дикую, приносившую радость. И все же он смог отвернуться от того сурового и великолепного существования и открыть для себя прелесть вьющихся цветов, которые свешивались перед ним с карниза, шепота легкого ветра и покачивавшихся верхушек фигового дерева, вместо визжащего урагана, бушевавшего сейчас на Маунт-Лорел. Стоит только взглянуть на рвущиеся к югу, сползавшие с вершины облака!

Оторвавшись от созерцания гигантской горы и спустившись на землю, Райннон взглянул в сторону холмов и увидел рысящего по дороге всадника. Он подъехал поближе, помедлил, потом повернул к воротам и приветственно помахал рукой.

В вечерней тишине его голос прозвучал тихо и отчетливо:

– Добрый вечер, незнакомец.

– Вечер добрый, – сказал Райннон.

Он продолжал сворачивать сигарету, смутно удивляясь, зачем оказался тут странник – молодой, аккуратный мужчина.

– Надеюсь, что меня пригласят? – осведомился гость.

– А? Ну конечно. Спешивайтесь и заходите, – предложил Райннон.

Он нахмурился. Время отдыха кончалось, а в кузнице ждал его – и огня – бесформенный кусок металла, который вначале раскалится до белизны, а потом будет вытягиваться длиннее и длиннее под страшными ударами молота, зажатого в руке Райннона.

Незнакомец пошел по дорожке и остановился под фиговым деревом. Плоды уже созрели, и, нагнув ветку, он сорвал несколько штук.

– Хорошие сочные фиги, – похвалил он. – За пять лет впервые вижу, чтобы такое дерево прижилось на этой земле. Оно, наверное, благодарит вас за воду!

Он подошел к веранде.

– Меня зовут Чарли Ди, – представился он. – Я с ранчо Ди. Хозяин – мой отец. Посмотрите за холмы. Видите верх крыши большого амбара? Нет, ее сейчас не видно.

– Я видел ее днем, – подтвердил Райннон.

– А как вас зовут?

– Джон Гвинн.

– Привет, Джон Гвинн. Рад с вами познакомиться. Могу я присесть? Спасибо. Мне очень хотелось поглядеть на вас. Мы, конечно, видели, как вы потрудились над этим местом. Раньше оно принадлежало моему отцу. Раньше почти вся земля здесь была его!

Он показался пустым юнцом. Его присутствие заставляло Райннона чувствовать себя старше, чем он чувствовал себя во время тяжкого труда.

– Курите? – спросил Эннен.

– Спасибо, не откажусь. У меня кончилась бумага. Вам здесь нравится, Гвинн?

– Здесь хорошо.

– Купили землю у шерифа Каредека?

– Я просто на него работаю, – смущенно рассмеялся Райннон. – Как я могу купить такое место?

– Шериф говорит, что это ваша земля, – бодро заявил сосед.

Он походил на птицу, сидевшую на ветке, бессмысленно щебетавшую и собиравшую семена информации.

– Да, говорит. Он хочет доставить мне удовольствие, – объяснил Райннон.

– Потому что вы так много здесь сделали? Но интересно, – заметил Чарли Ди, – даже не предполагал, что Каредек может спокойно говорить, что дарит кому-то землю. По-моему, он скуповат. Нет?

Райннон не ответил. Ему не нравился разговор и не нравился гость. В кузнице его ждала работа. Он провозится там до полуночи!

– У вас есть прикурить?

С растущим раздражением Эннен чиркнул спичкой. Его собеседник наклонился и несколько раз затянулся, прежде чем сигарета зажглась, потом резко отдернул голову, словно боялся, что пламя обожжет ему нос. А Райннон пожалел, что этого не случилось.

– Сколько у вас здесь акров? – спросил молодой человек.

– Шестьдесят три.

– Похоже, вы все как следует промерили, а? – Райннон опять промолчал. – Тяжелая работа, – посочувствовал Чарли Ди. – Надо разбираться в геометрии и все такое, чтобы мерить землю. У меня нелады с математикой. Ничего не понимаю. Алгебра меня доконала!

Он громко засмеялся, как смеются молодые люди над своими бессмысленными замечаниями.

– Я слишком занят, – сказал Райннон. – Мне надо работать.

– Работать? – воскликнул Чарли Ди. – Ночью? Как вам это удается?

– Когда строишь себе дом, надо много вкалывать, – объяснил Райннон, поднимаясь на ноги.

Он ждал, что гость уйдет, но тот, однако, не встал, а спросил с изматывающим любопытством:

– Что вы делаете так поздно?

– Работаю в кузнице, – коротко ответил Райннон. – Мне надо идти.

– Пойду с вами и посмотрю, что это вы делаете, – решил Чарли Ди. – Всегда любил кузницы.

– Там дымно. Может, вам лучше вернуться домой? Уже поздно, – мягко настаивал Райннон.

– У нас в доме на это не обращают внимания. Если опоздал на ужин, всегда найдется чего перекусить. К тому же не хочу возвращаться так быстро. Старик велел, чтобы я с вами увиделся и поговорил. Он хочет подружиться со всеми новыми поселенцами. Он дружелюбный мужик, мой отец, не гордый. Знаете, как некоторые. Они делают деньги и смотрят на всех свысока.

Пока они шли к кузнице, парень продолжал без умолку болтать.

– Он просто садится на коня и ездит по окрестностям, как все остальные. Корова только отелится, а мы уже знаем. Весной ни одна травинка не вырастет без его ведома. Он все видит. Сказал, чтобы я поехал и познакомился с вами.

Райннон улыбнулся про себя. Но он решил держаться. Может, это просто болтливость, свойственная юности, а может, у Чарли Ди не в порядке голова. В любом случае, он должен привыкнуть, что на ранчо будут наведываться незнакомые люди. На Западе нельзя жить отшельником и процветать. Вес общественного мнения иногда требует сноса даже самых потайных стен.

Семья Ди, похоже, когда-то владела большей частью этого района и все еще рассматривала себя как своего рода повелителей. И хотя это отношение достаточно раздражало, все же для беглого преступника лучше не иметь никаких врагов, даже самых смиренных, не говоря уж о хозяевах земли.

Поэтому он волей-неволей стал смотреть на Чарли Ди благодушнее и повел за собой в темный сарай.

Он не долго оставался темным. Первый легкий дымок от клочка бумаги скоро превратился в облако, выплывающее из двери или завивающееся на стропилах, а из горна, пульсируя, била яростная струя пламени. Ее закрыли. Поднялся едкий угольный дым, но мощное дыхание мехов разожгло огонь. Он стал шире, он стал глубже, он мрачно загудел, и скоро Райннон смог положить в него кусок железа.

– Постойте там и отдохните, – сказал Чарли Ди. – Я поработаю на мехах. И, если хотите, подержу поковку. Я умею держать и поворачивать. Мне часто приходилось это делать. Мне нравится.

Райннон ничего не ответил, но отошел к наковальне. Он не мог понять, чего хочет. Он привык и держать заготовку, и работать двенадцатифунтовым молотом. Ему нужно было занять обе руки. Эннен взял шестнадцатифунтовый молот, к которому прибавил два или три фунта свинца, и несколько раз махнул им, стараясь привыкнуть к балансировке. Потом переставил лампу, чтобы лучше осветить наковальню.

Тем временем он не спускал глаз с Чарли Ди и заметил, что тот раздувает пламя правильно и сноровисто подбрасывает уголь. Пламя жарко горело, и через некоторое время Чарли соскреб верхний слой угля и позвал:

– Она готова, как хорошо прожаренный кусок мяса, приятель. Вынимать?

Тот кивнул, и Чарли Ди крепкими щипцами поднял тяжелую, добела раскаленную, шипящую массу металла, похожую на подсвеченный изнутри бриллиант.

Райннон закатал рукава до локтей, поплевал на ладони и покрепче встал. Затем начал работать. Беспрерывно падающие тяжелые удары большого молота расплющили кусок железа и вытянули его. И с каждым ударом в стороны и вниз брызгали фонтаны искр. С каждым ударом казалось, что на секунду зажигается яркий свет. Стали видны нижние края стропил, черные от грязи и осевшей на них сажи.

Удары все еще гремели, и искры стали красными. Кусок металла потемнел.

– Пусть поработает огонь, – решил Чарли Ди. – Огонь дешевле, чем людской труд. – Он положил поковку в горн и отряхнул руки. – Очень приятно было побывать тут и помочь вам, – объявил он. – Но, между прочим, мне когда-то надо возвращаться домой.

Он остановился у двери, поднял молот, с кряхтением махнул им и тяжело поставил. Потом тихо присвистнул.

– До свидания, – откланялся визитер.

– До свидания и спасибо, – ответил Райннон.

Он даже подошел к двери и подождал, пока его веселый гость не исчез в темноте. Посмотрел со вздохом на звезды – еще одни искры, танцующие в небе. Затем пошел работать.